Сплошной обман

Глава шестнадцатая

Уотт протестовал исключительно для вида. Он уже давно утратил власть над компанией. Констебль вызвал помощника, несшего вахту у лестницы, и велел ему сопровождать Шанталь, пока она станет искать кристалл. Страш незаметно скользнул к окну и задернул шторы, преграждая путь солнечному свету.

Ко мне подошла Мод Крампет, за ее руку цеплялся Берти. Круглые глаза мальчика блестели от возбуждения.

— Бедная мисс Трамвелл, — вздохнула Мод, и я спросила себя, которую из них она имеет в виду. — Как это все ужасно! Хорошо, что Шанталь решила вмешаться. Надо чем–то отвлечь всех от этого томительного ожидания.

— Вряд ли Шанталь что–то увидит.

— Не знаю, не знаю. — Мод посмотрела на Гиацинту с Примулой. Сестры застыли словно парковые статуи. — Однажды Шанталь нагадала мне нечто такое… Признаюсь, я была потрясена.

— А это сбылось? — вмешался Берти.

— Возможно… — задумчиво ответила Мод.

А вот и Шанталь. Мы поспешили присоединиться ко всем остальным, суетившимся вокруг карточного стола. Мальчик потянул меня за руку и едва слышно прошептал:

— Мисс, я должен вам что–то сказать. Что–то нехорошее.

— Чуть позже, Берти, ладно?

Сестры Трамвелл устремились к противоположным концам стола, а констебль Уотт взял на себя роль регулировщика:

— Не толкайтесь! Не толпитесь! Уступите дорогу!

Но отступить толпу заставила лишь Шанталь, которая взмахнула покрывалом из красного бархата.

Миссис Гранди придвинулась ко мне и прошипела в ухо:

— Мы обязательно должны уговорить ее подготовить небольшое представление к летней ярмарке!

Мистер Дизли, в походке которого явно сквозило смущение, пододвинул цыганке стул. Остальные продолжали стоять. Шанталь словно воды в рот набрала. Она что, так и будет молчать? Я завороженно смотрела на изящные руки, плавно двигавшиеся над стеклянным шаром. Это были не руки, это были птицы, которые кружились над столом, все снижаясь и снижаясь.

— Карты, — пробормотала наконец Шанталь. — Карты падают на стол, и сдающему — смерть!

Несмотря на банальность этих слов, я вздрогнула. Перед глазами встала картина: Энгус раздает карты. Шанталь была слишком умна, чтобы сказать это без причины. Или она и в самом деле увидела в кристалле истину? В напряженной тишине отчетливо слышалось тяжелое дыхание констебля Уотта. Шанталь провела над шаром ладонью, словно смахивала паутину.

— Это не покер и не вист. Это пасьянс.

— А ставки? — В голосе Примулы звучало такое напряжение, что я едва не подскочила.

— Высокие, очень высокие. Я вижу два туза. — Речь Шанталь перешла на скороговорку: — Я вижу мальчика Берти; его надо поместить в безопасное место и смотреть за ним, но опасность ему не грозит. Она грозит другому. Тому, кто видел… тому, кто знает…

Дрожащим голосом, в котором, однако, сквозило едва прикрытое удовольствие, миссис Гранди воскликнула:

— Какой ужас! Ведь в момент убийства я находилась рядом с тропой. Он или она может подумать… и Годди! Дорогой мой мальчик, ты должен обещать ни на шаг не отходить от меня!

Шанталь вновь накрыла шар бархатным покрывалом.

— Всякий раз, когда кто–то начинает говорить, пламя истины гаснет.

Снова одни банальности; но голос Шанталь был безжизненным и лишенным какого–либо драматизма. Я догадалась, что она сама напугана.

К цыганке протиснулся констебль Уотт.

— Ну, раз вы занялись своими фокусами, то не могли бы взглянуть, какое место займет в субботу на скачках в Фоксхилле лошадь по кличке Скаллаваг?

Шанталь покачала головой и отошла от стола. На пороге появился Гарри и сообщил, что инспектор приглашает Гиацинту. Спустя полчаса ее сменила Примула.

Утро плавно перешло в день. В комнате воцарилась скучная тишина, изредка нарушаемая лишь скрипом открывающейся и закрывающейся двери да музыкальным перезвоном часов по всему дому.

Пропавшие часы Энгуса… В них должен таиться ключ к разгадке. Я обводила взглядом комнату, задерживаясь то на одном лице, то на другом. Но на самом деле слышала и видела лишь Энгуса.

Теперь Годфри вышел из комнаты. Гарри читал книгу. С того места, где я сидела, название казалось написанным кириллицей. Я мрачно улыбнулась — Гарри держал книгу вверх ногами.

А вот и еще один любитель литературы. Годфри вернулся из библиотеки с увесистым томом "Искусства на протяжении веков" — размером с надгробный камень.

— Он у меня такой эстет! — Его матушка похлопала меня по коленке. — Я всегда считала, это образцовой чертой в мужчине. Верный признак чувствительной натуры. А из чувствительных мужчин получаются отличные мужья, вы не согласны, милочка?

Я рассеянно кивнула, наблюдая за враждебным выражением, застывшим на лице Гиацинты. Минерва прикорнула у нее на коленях, и старушка ласково поглаживала собаку по голове, ясно показывая, что никому не даст ее в обиду. При этом Гиацинта не сводила глаз с Примулы, которая склонилась над вязанием. Дамский угодник, мистер Дизли, сидел рядом с Гарри, созерцая свои башмаки. Берти устроился на подстилке Минни. Что за "нехорошую вещь" он хотел мне сказать?

Часы на каминной полке остановились, и это произвело эффект, сравнимый разве что со взрывом бомбы на Пиккадилли в час пик. Примула завела часы, маятник принялся мерно отсчитывать секунды, и мы вновь погрузились в тягостное молчание. После того как инспектор вызвал Шанталь, я задремала. Кто–то укрыл меня пледом. Кто–то, пахший лосьоном после бритья и дождем.

Мне снился сон.

…Сквозь пятнистую тень Тропы Аббатов навстречу шел Энгус. Он был далеко, и я не могла разглядеть его лицо, но хорошо видела руки. Они сжимали обрывки бумаги. Налетел ветер, и бумажные клочки, на каждом из которых была написана буква, взмыли к верхушкам вязов. Я знала, что буквы складывались в имя, но мне было страшно поднимать голову. Потому что я знала кое–что еще: на одном из старых вязов кто–то висит…

Очнувшись с судорожным всхлипом, я обнаружила, что пальцы мои впились в плед. В библиотеку тем временем отправился Страш. Гиацинта и Примула даже не предприняли попытки перекинуться словом или хотя бы обменяться взглядами, но на лицах их была написана тревога, граничащая с паникой.

Прошло еще полчаса. Часы показывали четверть третьего. Наконец дверь отворилась, но на пороге стоял вовсе не Страш. В гостиную вошел тот самый полицейский с лицом воскового истукана из коллекции мадам Тюссо. Не окажем ли мы инспектору любезность и не согласимся ли на личный обыск? Дам осмотрит женщина–полицейский, которая прибыла из Уорика.

Никто не возражал. Да и кто бы посмел, не опасаясь навлечь на себя подозрения? А голос миссис Гранди и вовсе был полон нескрываемой радости:

— Непременно напишу в "Таймс"!

Я не простила Гарри. Я никогда его не прощу, но от жалобного взгляда в его сторону удержаться не удалось. Эти неприятные женщины в форме, с короткой стрижкой и руками–обрубками… я видела по телевизору, как они раздевают и обыскивают. Но в действительности все оказалось не так уж и ужасно. Меня препроводили в соседнюю комнату, где вполне симпатичная блондинка охлопала меня с ног до головы, попросила вывернуть карманы и весело объявила:

— Все, спасибо, дорогуша!

После обыска нам наконец предоставили свободу. Поначалу мы стремились по–прежнему держаться стадом, но когда Гиацинта предложила всем перекусить, атмосфера почти разрядилась. Шанталь отправилась на кухню, и я, не знаю уж почему, поплелась следом.

— Пришла помочь? — едко поинтересовалась Шанталь. — Или проследить, чтобы я не дала деру? Прости. — Она невесело рассмеялась. — Сама же предложила перемирие, и сама же начинаю по новой.

— Ты ведь испугалась, когда смотрела в свой магический кристалл? — Я развернула пачку масла.

— Не уверена, действительно ли я что–то видела. Возможно, это была просто, реакция на чувство вины.

— Чувство вины? Что ты имеешь в виду? Не хочешь же сказать, что…

Шанталь нарезала хлеб.

— Что я убила твоего друга Энгуса Гранта, чтобы сделать тебе гадость?

— Нет, я совсем о другом. Чувство вины… Это я во всем виновата. Не будь меня здесь, может быть, Энгус не стал бы ни во что вмешиваться…

Губы мои задрожали.

— Наверное, я тоже сыграла свою роль… — Шанталь отложила нож и грустно посмотрела на меня.

— Какую? Полагаешь, убийца мог счесть тебя отличным козлом отпущения из–за Тессаила и старого проклятия?

— Я думала над этим, но нет… я чувствую свою вину потому, что сестры Трамвелл так чудесно относятся ко мне, а…

— Чепуха! Ты ведь столько работаешь.

— И получаю при этом целую кучу побочных выгод. По–моему, я уже говорила тебе, что интересуюсь историей, но про свой диплом не упомянула. Я пишу дипломную работу как раз по истории монашества, а для таких исследований нет места лучше, чем "Кельи", тем более что я очень восприимчива к окружающей обстановке. — Ее ресницы отбрасывали на скулы ажурные тени. — Ты знаешь, я начала подмечать, что от научных изысканий при свете цыганского костра портится зрение, а от вареной крольчатины так и вовсе воротит. Эта работа была для меня просто находкой. Сестры Трамвелл каждый вечер с готовностью ели лишь спагетти с тостами, так что заниматься я могла, но я так и не смогла избавиться от чувства, что они находятся в стане врага.

— И что теперь делать? Что нам обеим делать? Стоять и ломать руки? — Я вовсе не была уверена, что Шанталь стала мне больше нравиться, но между нами явно возникло подобие близости. Я поскребла ножом масло и принялась намазывать его на хлеб. — Мой отец говорит, что чувство вины — плохое оправдание, чтобы сидеть сложа руки. Если мы с тобой хотим отплатить сестрам за их доброту, то должны отыскать убийцу. И тогда их жизнь вернется в нормальную колею. Если только ты не считаешь, что это сделала одна из них.

— Нет, не считаю. А ты?

— Нет.

Шанталь чуть улыбнулась.

— Возможно, мои опасения вовсе не беспочвенны.

Спросить, что она имеет в виду, я побоялась — вдруг прозвучит имя Гарри.

— Полиция вечно оказывается в невыгодном положении, поскольку появляется лишь в последней сцене, тогда как мы присутствовали на всем представлении.

— Да, но только если причина убийства находится здесь, во Флаксби—Мид.

— Тесса, ты же хорошо знала Энгуса Гранта. Существует какая–то иная возможность?

— Не думаю. — Раскладывая поверх хлеба нарезанную солонину, я рассказала о причине визита Энгуса в "Кельи". В глазах Шанталь мелькнуло облегчение. — Да, я не верю в виновность Примулы или Гиацинты. Но уверена, что карты имеют какое–то отношение к смерти Энгуса.

" — Годфри, этот ничтожный зануда…. Он способен почти на все, если кто–то пригрозит отнять у него любимую игрушку.

— А его мать без колебаний убьет кого угодно, чтобы только драгоценный сынуля не огорчался.

— Кто еще был в Чейнвинд–холле?

— Некий мистер Уитби—Браун, неприятный субъект по имени Фриц Вортер и какой–то священник.

Нож соскользнул, на пальце Шанталь набухла капелька крови. Пока она промывала порез холодной водой, я спросила:

— Сказав, что видишь в кристалле карточную игру, ты пыталась отвлечь внимание от Примулы и мистера Дизли?

— Нет. — Шанталь закрыла кран. — "Пасьянс означает "терпение". Я почувствовала, как что–то затаилось и ждет. Терпеливо ждет.

Да, и у меня в саду возникло схожее чувство. Кто–то скрывался в кустах, выжидая подходящий момент. И это было еще до того, как Энгус появился в Кельях .

— Терпение — это то, без чего цыгане не могут обойтись. Слишком часто перед нашим носом захлопывают дверь.

— А ты собираешься ходить по домам и торговать искусственными цветами? — Голос мой звучал раздраженно.

— Я имела в виду другие двери. Интересно, сумеет ли проницательный инспектор Луджек сообразить, что за изощренный ум ему противостоит? Или же решит, что преступление было случайным? И совершено под влиянием минуты…

Мы выложили сандвичи на тарелку.

— Завзятые игроки, — задумчиво сказала я, — зачастую люди, склонные действовать под влиянием минуты.

Шанталь подняла глаза на часы.

— Сейчас меня больше беспокоят Страш и сестры. Слишком долго его держат. Я предупредила Страша, чтобы он откровенно рассказал обо всех своих действиях этой ночью, и о туфлях тоже, но он считает, что рассказ выставит прошлое в неприглядном свете…

— Его прошлое?

— Сестер Трамвелл. Поскольку они предстанут парой чудаковатых старух. Страш всем сердцем предан им. Знаешь, что они сделали, застукав его за ограблением? Выговорили ему, что курит на работе и оставил после себя грязную чашку. Думаю, Страш готов за них умереть.

— По крайней мере у Примулы есть алиби. Я разложила нарезанные огурцы и помидоры

на стеклянном блюде, с дрожью припомнив, каким убийственным взглядом Гиацинта прожгла мистера Дизли. При нормальных обстоятельствах я и сама была бы потрясена до глубины души. Мы с Шанталь разом ухватились за блюдо и чуть не вывалили все сандвичи на пол.

— Давай отнесем тарелки, а потом я вернусь за чаем, — сказала Шанталь, водружая блюдо на поднос. — Но сначала хочу сказать тебе кое–что по поводу Гарри. — Ее совершенный профиль по–прежнему меня раздражал. — Легко понять, как ты была потрясена, когда узнала о нем правду, но заблуждался он или нет, все равно…

— Не желаю ничего слышать о Гарри.

И давно это у меня болит голова? Череп сдавливало с такой силой, что лоб, должно быть, походил на гофрированную бумагу.

— Тесса, ты когда–нибудь слушаешь Гарри? Или ты слишком занята тем, что рыдаешь и выкладываешь свои печали? — Губы Шанталь сложились в горькую усмешку. — А я слушаю… как он говорит о тебе. Я его люблю. Давно люблю; по–моему, я уже говорила, что цыгане славятся терпением. Поэтому предупреждаю — если ты его прогонишь, его буду ждать я.

— У него в постели? О, прости, я все время забываю о нашем перемирии.

Борозды у меня на лбу стали настолько глубокими, что в них можно было бросать семена, как сказала бы Ферджи. Если бы только я могла увидеться с ней или с папой! Но больше всего мне хотелось увидеться с моей милой мамой, прижаться к ней и рассказать о Гарри.

— А вот я не забываю о нашем перемирии, — вздохнула Шанталь. — Еще неделю назад я бы не поверила, что такое возможно, но теперь ты мне почти нравишься, и я хочу быть честной с тобой.

Смахнув в раковину крошки, она вручила мне один поднос, сама подхватила другой, и мы двинулись в холл.

Навстречу нам шел Гарри собственной персоной. Он выглядел усталым. Отобрав поднос у Шанталь, Гарри пристроился рядом со мной.

— Ничего не говори! — Я пронзила его гневным взглядом. — А то как бы язык у тебя не свернулся трубочкой от вранья!

— Знаешь что, Тесса, я слишком долго тебя любил, и, по–моему, мне наконец наскучило это глупое занятие.

Губы мои с трудом раздвинулись в саркастической улыбке.

— Меня это устраивает.

— Замечательно. Но если вдруг передумаешь, то теперь тебе придется побегать за мной с кольцом в бархатной коробочке. Договорились, милая?

Никогда! Никогда я не стану пресмыкаться. Тем более перед человеком, который мне совершенно до лампочки. И нечего стоять тут героем–любовником и тыкать в меня своим надменным носом! Жизнь моя пуста и бессмысленна без вот этих маленьких синих глазок? Ха–ха! У меня есть папа, у меня есть Ферджи, и у меня будет мать. Я поговорю с Мод, и она скажет мне правду. Но что, если… что, если я не нужна своей матери? Захочет ли она, чтобы в ее мир ворвалась незнакомка? Подарив мне жизнь, не заслужила ли она право на свою собственную?

— По–моему, мы настоящие чудовища. Устраиваем дрязги среди убийств и суматохи.

— Ты уж точно чудовище… — буркнула я. Гиацинта, Примула и прочие свидетели собрались в столовой. Уютной царящую там атмосферу назвать было нельзя. Страш все еще не вышел из заточения в библиотеке; по крайней мере, мы так считали. Но едва публика принялась разбирать сандвичи, как в гостиную вразвалочку вошел инспектор Луджек, следом за ним семенил констебль Уотт.

Мое сознание упорно пыталось сосредоточиться на всякой ерунде. У Мод слегка помято платье, а нос мистера Дизли покраснел еще больше. Серьги Гиацинты напоминают маленькие виселицы, Годфри никак не расстанется с томом по искусству, миссис Гранди анатомирует сандвич, Берти… Берти. Что он хотел мне сказать?

— Мистер Джонс согласился проехать с нами в участок, чтобы прояснить некоторые оставшиеся вопросы.

Джонс! Я удивилась не тому, что Страша забирают, а тому, что у него такая банальная фамилия — Джонс.

— Зачем так спешить? Неужели вам у нас плохо? — вяло пискнула Примула. — Библиотека в полном вашем распоряжении столько времени, сколько вы пожелаете, инспектор. Что касается Страша, я не очень понимаю, какую он может принести пользу вашему расследованию.

— Знаете, инспектор, мисс Трамвелл права! — объявила миссис Гранди, ногтем поддевая огурец. — Я уверена, что в участке вы из этого человека слова не вытянете. У него сведет челюсти, когда он снова увидит решетки. Вот это женщина!

— Мы просто выполняем нашу работу, — обиженно пророкотал Уотт, выглядывая из–за спины инспектора.

Официальные лица удалились, и нам ничего не оставалось, как заняться едой. После трапезы все гуськом потянулись в холл, поскольку в доме, где царит траур, даже неофициальным лицам не полагается выходить где попало. Гиацинта и Примула посерели от переутомления. Не глядя друг на друга, сестры попрощались с гостями и поднялись к себе в комнаты. Гарри оживленно трепался с еще одним весельчаком, мистером Дизли. Годфри отправился звонить по телефону, а его мамаша копалась в сумочке, разыскивая мелочь, чтобы заплатить за звонок.

Ко мне подошла Мод.

— Хорошо, что сестры решили отдохнуть. Слишком много волнений в их–то возрасте. Ужасно! Они, наверное, вспомнили о смерти Лилии. Тогда в доме тоже была полиция и такое же отвратительное дознание! Они никогда об этом не упоминают, но… — Берти бочком подошел к нам, вцепился в руку Мод и что–то прошептал. — Тсс, — прошептала она в ответ. — Я знаю, что ты хочешь поговорить с мисс Филдс, но только когда будет поменьше народу. Мне тоже нужно поговорить с Тессой.

О чем? О том, что нехорошо прикидываться больной? В голове у меня запульсировало. Мод спрашивала Берти, не напоминаю ли я ему кого–то. Она имела в виду женщину или мужчину?

— А что говорят о смерти Лилии?

— Сейчас уже почти ничего. Слухи давно утихли. — Она поправила прядь волос, упавшую мне на лоб. — Тебе самой нужно отдохнуть, ты лучшее лекарство для Примулы и Гиацинты.

— Мод, вам надо позаботиться о Берти. Вам есть с кем его оставить?

— Сейчас я возьму малыша с собой, а вечером мы вернемся в "Кельи". Сестры Трамвелл предложили переночевать здесь. Очень любезно с их стороны.

— Да, очень, — с готовностью согласилась я, а Берти радостно вскрикнул:

— Мы что, правда можем здесь остаться? Казалось, недавние страхи начисто выветрились из его головы. Да и какой мальчишка станет бояться убийцу, когда вокруг столько интересного?! Но на месте Мод я глаз бы не сомкнула, прежде чем дело не раскроется. Убийца не будет знать покоя, ведь в любую минуту второе "я" мальчика по имени Фред может вдруг ожить и поведать, что произошло на тропе.

Мистер Дизли был единственным, кто перед уходом проявил признаки тревоги. Шагая по лужайке, он продолжал бросать в сторону второго этажа страдальческие взгляды, которые придавали ему сходство с бассетом, мучающимся несварением желудка. Неделю назад ни за что бы не поверила, будто такой старик способен умирать от страсти, но с тех пор я сильно повзрослела. Мне вспомнилась новость про папу и Руту, тетушку Гарри. Будем надеяться, что Ферджи окажется начеку. И в то же время я хотела, чтобы папа нашел свое счастье. Его чувства к маме останутся неизменными, но ее давно уже нет с нами…

Гарри мимоходом попрощался со мной, на секунду оторвавшись от разговора с Шанталь — он предлагал подбросить ее до деревни в катафалке сестер. Мотоцикл на время вышел из строя, и я почти смягчилась, когда услышала, что прошлой ночью он добирался на попутках. Но почему сейчас уезжает? На ум пришла единственная веская причина — лошади, которых нужно кормить. Я очень понадеялась, что при встрече они на радостях как следует покусают Гарри.

Как папа отнесется к тому, если я стану монахиней? Представив, какой болезненно–бледной, но соблазнительной буду в монашеском одеянии, я немного развеселилась. А свою праведную жизнь начну с того, что вымою посуду. Весьма безответственно со стороны Шанталь свалить все на меня, но так уж и быть, если страдать, то по полной программе. Должно быть, Шанталь вообще не занималась грязной посудой: у раковины я неизменно заставала только Страша… Что с ним сейчас? Может, Шанталь спешит в полицейский участок, чтобы увидеться с ним?

Кто–то должен был приготовить обед. В холодильнике обнаружилась свинина, я нарезала мясо, репчатый лук, лук–порей, картофель и поставила в духовку. Когда же появится Страш? Настенные часы мрачно известили, что уже пятый час. Доставая из шкафчика посуду, я наткнулась взглядом на прислоненную к стене стремянку. Может, Страш влез на нее вчера утром, приложил ухо к люку и подслушал, о чем говорил Энгус? Впрочем, подслушать могла и Шанталь. Прокралась через сад в гостиную и приникла к замочной скважине. Не сглупила ли я, доверившись ей?

В дверь поскреблись, и я впустила на кухню Минерву.

— Если бы ты, дорогуша, не была такой молчуньей, то многое могла бы нам поведать. — Я раскрошила остатки сандвичей и высыпала в китайскую миску. — Совершенно непостижимый дом…

Сестры пускаются во все тяжкие, чтобы хватало на жизнь, а ты, несносная псина, трескаешь из сосуда, который другие держали бы под стеклом.

Старинная миска напомнила мне, что я так и не закончила чтение занимательного труда под названием "Род Трамвеллов". Книгу я нашла на том самом месте, где ее оставила, и погрузилась в чтение. Точнее, попыталась. Голова по–прежнему раскалывалась. Отыскав статью о Синклере, я с удивлением обнаружила, как мало он соответствует представлениям о пирате–головорезе, который спрыгивает с люстры, чтобы украсть огромный рубин из тюрбана магараджи. Какое там! Пират Синклер посадил двадцать вязов, произвел семь детей и охотно жертвовал деньги церкви, хотя и не отличался чрезмерной набожностью. Я зевнула. Во время своих путешествий Синклер пытался привить дикарям радости английской цивилизации. Еще один зевок — и книга с шелестом захлопнулась.

Только не спать, Тесса! Свинина может пережариться. Вновь открыв книгу, я нашла ту строчку, где остановилась. "Умел глубоко ценить искусство древних династий…" Они бы с Энгусом нашли общий язык, бродя по галерее и обсуждая достоинства ранней династии Мин.

В голове моей щелкнуло.

Мин! Династия Мин…

Ведь Энгус перед смертью успел прошептать это слово. А также упомянуть собаку… И мы решили, что он говорит о Минни. Так оно и было, вот только Мин — это вовсе не собачье имя… Китайская миска! Подумать только, всего несколько минут назад я трепалась с этой испорченной собакой о ее китайской посудине! Энгус вовсе не хотел сказать, что Минерва видела преступника или утащила нож, нет, он пытался сказать: "Собачья миска эпохи Мин!"

Не в силах сидеть спокойно, я соскочила с кровати и взгромоздилась на качели. Плавные движения вверх–вниз помогали думать. Энгуса погубили его знания. Его порывистость и пылкость. Он сообщил кому–то о своем открытии, точнее, подозрении, ибо, если Энгус был бы уверен, он первым делом поспешил бы оповестить сестер. Должно быть, он сказал, что съездит в Лондон проконсультироваться, а затем, если его догадка верна, немедленно возвратится во Флаксби—Мид. А человек, которому он признался, наверное, кивал, улыбался и говорил, как это было бы чудесно для сестер, а сам втайне думал: "Как будет чудесно для меня, если я смогу навсегда заткнуть тебе рот".

Наиболее вероятным кандидатом на роль наперсника был мистер Дизли. Он занимался антиквариатом, а когда такое сокровище падает прямо в руки… Но сестры безраздельно доверяют ему. Похоже, они часто продавали мистеру Дизли вещи, так что он мог запросто выкупить миску или, что еще лучше, подменить ее. А еще проще — взять под мышку и скрыться. Я вспомнила о пропавших часах Энгуса… Жаль, конечно, что у мистера Дизли имеется алиби… но Примула могла заснуть. Нет, риск, что она проснется и обнаружит его отсутствие — это гораздо опаснее, чем вообще не иметь алиби.

С кем же еще мог поговорить Энгус, прежде чем сесть на лондонский поезд? Я бы услышала грохот катафалка, если бы Шанталь отправилась вслед за Энгусом и мистером Дизли. Значит, единственный для нее способ догнать их — поймать попутку и таким же путем вернуться. А ведь Шанталь подавала обед… Впрочем, тут нет ничего невозможного. Но ведь Энгус был отнюдь не глуп. Он бы очень удивился, если бы Шанталь вдруг появилась на платформе. Как бы она ему объяснила? Позвольте вам погадать, сэр?

Часы… Наверное, они были серебряными. Все часы Энгуса были серебряными. Тот, кто их взял, либо очень хотел завладеть ими, либо испугался. Страш… Если Шанталь могла погнаться за машиной мистера Дизли, он мог сделать то же самое. Ну хорошо, а дальше что?

Остаются Мод и Гранди. Я изо всех сил пыталась представить, как Мод жмет на педали, чтобы успеть встретиться с Энгусом, но не смогла. У меня не хватило воображения, чтобы поверить, будто медсестру может интересовать, принадлежит ли миска эпохе Мин или куплена в ближайшем магазине. Качели взмыли вверх, и вместе с ними мои мысли перескочили на Гранди.

Мать и сын. Годфри… Энгус должен был презирать сквайра больше, чем сестер. Вдруг Энгус позвонил Годфри или даже встретился с ним и сказал: "Можете распрощаться с картишками. Эти две старушки сидят на золотой жиле, точнее, спотыкаются о нее". Хотя Чейнвинд–холл так и сочился роскошью, поместье наверняка по самую крышу заложено и перезаложено.

Про Этерельду Гранди можно забыть. При всей ее ненормальности сынок Годфри куда более подходящая кандидатура. Сквайр уже показал свою хитрость, заманив картежников в "Кельи", значит, был способен заманить Энгуса и на Тропу Аббатов. Шанталь говорила о терпении, а всякий, кто живет под одной крышей с Этерельдой Гранди, волей–неволей должен был научиться терпению.

Головная боль прошла. Если я права относительно китайской миски, у Гиацинты с Примулой будут все основания благословить тот день, когда в "Кельях" появился Энгус. Качели остановились. Сестрицы окажутся вне подозрений только в том случае, если Энгус намекнул им о своей догадке. Но я почти не сомневалась, что это не так. Гиацинта после его ухода выглядела как обычно, а вот Примула казалась смущенной. Более чем смущенной… встревоженной.

Какая ужасная ирония, если одна из них… Нет, не буду об этом думать! Я все еще была готова встретить истину, какой бы страшной она ни оказалась. Я до нее докопаюсь. Но сестры приютили меня у себя. Я их полюбила. Неужели я поступила необдуманно? Да уж, размышлениями я себя не утруждала. Но ведь и мама с папой думали не больше пяти секунд, прежде чем взяли меня к себе.

Я соскочила с качелей. Пора было взглянуть на китайскую миску и убедиться, что причиной всему чья–то алчность. В доме, погруженном в тревожный сумрак, было очень тихо, но на кухне я столкнулась с Шанталь.

— Приятно провела время? — спросила я доброжелательно.

Черт! Минерва сидела на страже у своей миски. Я протянула руку, собираясь погладить собачку, и тут же отдернула. Хорошо декларировать, что ради дела готов на любой риск, но рисковать тремя своими любимыми пальцами я вовсе не собиралась. Меня выручил кот. Он появился из–под стола, грозно зашипел, и Минни тотчас испарилась.

Я схватила добычу и прижала к груди. Шанталь сняла свою черную кофту и аккуратно повесила на спинку стула. Я небрежно выбросила остатки еды в мусорное ведро и перевернула миску.

— Спасибо за возню с обедом.

— А ты чем занималась? — машинально спросила я.

На дне миски красовался чернильный штамп: "Сделано в Тайване". Моя блестящая теория обратилась в прах. При ближайшем рассмотрении миска выглядела настоящей халтурой, грубой подделкой под старину. Какая жалость! Если бы миска принадлежала эпохе Мин, это помогло бы не только раскрыть убийство Энгуса, но и решило бы денежные затруднения сестер.

Шанталь открыла духовку и ткнула свинину вилкой.

— Заходила в местную школу поговорить с директором. Он предупредит детей, чтобы были осторожнее. А еще спросила, нет ли среди школьников кого–нибудь по имени Фред.

— Мне казалось, ты знаешь, что друг Берти существует лишь в его воображении.

Если Шанталь только что вернулась, то после школы она побывала где–то еще.

Из холла донеслось назойливое дребезжание телефона. Шанталь выронила прихватку и выскочила из кухни.

— Страш, это, наверное, Страш!

Они друзья, уныло подумала я, а не просто приятели поневоле.

Лучше заняться каким–нибудь полезным делом, например полить жиром свинину. Шанталь вернулась, едва я закрыла дверцу духовки.

— Это Страш?

Она покачала головой.

— Годфри Гранди. Спрашивал тебя. Хочет, чтобы ты приехала в Чейнвинд–холл обсудить какой–то крайне важный вопрос. Должно быть, мучается, не зная, какой джемпер надеть в знак траура: черный или розовый. Надо быть совсем чокнутой, чтобы пойти туда.

— Это ты чокнутая. Сама посуди! Если бы наш малыш Годди хотел меня прикончить, разве стал бы он названивать сюда, да еще выкладывать все тебе? Единственная неприятность состоит в том, что придется идти пешком, поскольку Гарри забрал машину.

— Тесса, лучше бы ты не ходила. — Шанталь проводила меня до задней двери. — Меня беспокоит не только Годфри. Уже темнеет, и если ты встретишь кого–нибудь по дороге…

— Ей–богу, бабуля! — Я на мгновение коснулась ее руки. — Не стану я ни с кем заговаривать…

— Возьми хотя бы велосипед. Он в сарае. Правда, это допотопный драндулет с огромными колесами, но еще на ходу.

— Прости. Я дала зарок до конца жизни не садиться больше на велосипед.

Так получилось, что по дороге в Чейнвинд–холл мне никто не встретился. Я с удивлением обнаружила, что, вырвавшись из "Келий", почувствовала себя гораздо лучше. Наверное, в доме не хватало свежего воздуха. Небо окрасилось в пастельные пурпурные тона, а воздух был напоен густым и резким ароматом приближающейся осени. Так пахнут свежие имбирные пряники. Я уже предвкушала, как уютно устроюсь с книжкой у камина в прохладные золотистые дни. У чьего камина? Конечно, дом в Девоне будет моим домом столько, сколько я пожелаю, но если папа и тетушка Гарри… Разве они не имеют права некоторое время провести наедине? Это я по глупости своей думала, что жизнь всегда будет идти по заведенной колее.

Предположим, папа женится на Руте. Тогда нам с Гарри придется встречаться на общесемейных сборищах, он со своей прекрасной женой, а я… Так, ничего этого не будет! Из головы вылетело, что собираюсь стать монахиней.

За этими размышлениями я не заметила, как свернула на подъездную дорожку к Чейнвинд–холлу. И тут в меня словно всадили целую коробку булавок, по телу пробежал озноб. Что понадобилось от меня Годфри? Надо было послушаться Шанталь…

Можно, конечно, уйти, но тогда я не узнаю, что собирался сказать Годфри. Я решительно нажала на звонок. Вслед за хором миниатюрных церковных колоколов вверху раздался скрежет открываемого окна и на мою голову обрушился водопад.

— Ой, простите, дорогуша! — проблеяла миссис Гранди. Что она там делает? Поливает сорняки? — Извините меня, милочка. Я побоялась крикнуть, Годфри мог услышать. Понимаете, я его пленница.

— Пленница?

Боже мой, надо сбегать за помощью! Миссис Гранди довольно фыркнула.

— В каком–то смысле. Мой дорогой мальчик попросил меня на время вашего визита оставаться в своей комнате, чтобы вы могли пообщаться наедине. Желаю удачи, моя дорогая, очень надеюсь, что я не очень вас напугала.

Окно захлопнулось.

Церковные колокола продолжали трезвонить, и Годфри наконец отворил дверь. Если все–таки хочу сбежать, то это надо делать сейчас, потом будет поздно. Но вместо этого я, вздернув подбородок, проследовала в холл. Там царила мертвящая мраморная прохлада. Под приветливый щебет хозяина мы прошли в гостиную.

— Я ненадолго, — сообщила я спине Годфри. Мои пальцы сплелись в такие узлы, что было сомнительно, удастся ли когда–нибудь их расплести. — После случившегося в "Кельях" все пошло наперекосяк.

— Еще бы! — Годфри мерзко захихикал. — Убийство и интриги. Убийство и интриги! Дорогуша Примула, краснея, распускает свои лепестки и ждет, когда трудолюбивая пчелка по имени Дизли запустит хоботок в ее тычинку. Но не бойся, моя милочка, я долго тебя не задержу. У твоего покорного слуги назначено свиданьице, которое нельзя откладывать.

Я присела на краешек кресла и отказалась от бокала хереса.

— Девушка, которая предпочитает не терять головы. Замечательно! — Снова мерзкое хихиканье. Годфри уселся напротив, изящно ухватив двумя пальцами бокал из розового стекла, остальные пальцы оттопырились жирными белыми личинками. — Разве не чудесно оказаться наедине? Мамуля отчаянно хотела присутствовать при этом интимном моменте — она такая назойливая муха!

— Мне кажется, миссис Гранди очень вам предана.

И почему я отказалась от бокала хереса, было бы чем запустить в эту дряблую физиономию…

— Безраздельно предана. Особенно, — Годфри хмыкнул, — принимая во внимание, что она распоряжается моими денежками. Твоя наивность, дорогуша, очаровательна, но неужели ты и в самом деле полагаешь, будто я остался бы хоть на час под одной крышей с этой вульгарной толстухой, не заграбастай она мои деньги? Эта скотина, папаша то есть, решил, что мне нельзя доверять деньги, пока не достигну разумного возраста, а именно пятидесяти лет. И единственная возможность обойти это условие — вступить в блаженный брак. Если бы не поразительно выгодное знакомство с сестрицами Трамвелл, я был бы совсем нищим.

— Небольшое преувеличение, разумеется? Глаза мои против воли обежали роскошное убранство комнаты.

— Все девицы непроходимо тупы! — Годфри отставил бокал. — Я говорю о деньгах! Они у меня в кармане. — Его голос снизился до шепота: — Сообрази своей восхитительной маленькой головкой. Моя мать — что за тошнотворное слово! — не увеличивала мои карманные деньги с тех пор, как мне исполнилось десять лет. Я по–прежнему получаю фунт в неделю — купить сласти в местной лавке, как какой–то сопливый мальчишка местного торговца. Ох! — Он потер жирные ручки. — Сколько раз я мог бы ее убить, но этот способ куда лучше!

— Рада была повидать вас, мистер Гранди, но я должна идти.

Это была чистая правда. Отправлюсь в полицейский участок и сообщу инспектору Луджеку, что Годфри Гранди — опасный маньяк. Тогда они отпустят Страша.

— Идти? Ты не сможешь уйти, милочка моя. Я тебя не пущу. Разве трудно понять, очаровательная идиотка, что ты — решение всех моих проблем? Единственный способ освободиться от мамули и запихнуть ее в какой–нибудь приют — это женитьба! А ты не только выйдешь замуж, но и обретешь счастье.

— Большое спасибо, сэр, но я совершенно не гожусь для той чести, которую вы мне оказываете. — Пусть только дотронется до меня — съезжу ему кочергой… если успею ее вовремя схватить.

— Как восхитительно! Малютка Тесса решила позабавиться со мной! Жизнь с такой отчаянной дурочкой, как ты, будет постоянным удовольствием! — Его курчавые волосы сияли дьявольским нимбом. — Это прямо как во сне, мамуля совсем не подозревает, что я собираюсь от нее избавиться. Восторг! Она столько лет пыталась меня женить. Доказать всем и каждому, что ее малыш Годди настоящий мужчина! Честно говоря, это мамуля первая тебя заприметила. Когда Энгус Грант отправился в "Кельи", она пришла в ужас. Вбила себе в голову, что он собирается сделать предложение.

Я судорожно сглотнула.

— Но как она узнала, что Энгус направляется в "Кельи"?

Годфри раздраженно взмахнул рукой.

— Надо что–то сделать с твоими родимыми пятнами, выдающими средний класс. Слуги! Они сообщают мамуле каждую мелочь о скрытой от глаз жизни Флаксби—Мид. И вот что, мой драгоценный цветочек, я попросил бы больше не перебивать. На чем я остановился? Ах да, мамуля в тебя влюбилась. По идее, я тут же должен был преисполниться к тебе отвращения, но ты такая… такая живописная. Знаешь, люди считают меня гомиком. Не беспокойся, мой бриллиантик, я уже долгие годы жажду радостей брака, равно как и связанной с ним свободы. Кстати, наша с мамулей вчерашняя ссора вышла из–за тебя. Эта старая дура совершенно серьезно настаивала на том, чтобы заявиться в "Кельи" и униженно попросить твоей руки. Брак, объявила мамуля, — это такая тема, которую женщине лучше обсуждать с женщиной. Ты не можешь представить моего ужаса, когда я узнал, что она вырвалась из когтей Мод Крампет и собирается напасть на тебя еще до завтрака. С ней уже случались такие заскоки, когда она цеплялась к дамочкам, которых только в цирке за деньги показывать. Эта идиотка думает, что я тревожусь за ее сердце. Да я с удовольствием остановил бы этот проклятый моторчик, если бы это было в моих силах!

Любопытство одержало верх над отвращением.

— А что заставляет вас думать, будто я соглашусь…

— Принять мое предложение, когда я встану перед тобой на колени?

И Годфри тотчас воплотил сказанное: брякнулся на пол. Его глаза, почти лишенные ресниц, оказались на одном уровне с моими. О, с каким бы удовольствием ткнула в них вилкой…

— Ты согласна, моя возлюбленная? Видишь ли, я делаю тебе предложение, от которого ты не можешь отказаться.

Годфри вскочил, быстро отошел к стенному шкафчику и достал небольшой сверток.

Тихий, но жуткий шелест. Я не в силах была отвести глаза, заранее зная, что увижу…

Орудие убийства.

Но к бурым пятнам, покрывавшим лезвие, я оказалась не готова. Как и к тому, что это окажется нож для разделки рыбы. Тот самый, что лежал на кухне в "Кельях".

Только сейчас до меня дошел весь ужас происходящего. Это был шантаж. Шантаж, который не мог привидеться мне и в страшном сне.