СССР: вернуться в детство 6

12. ПОЛЕТЫ МЫСЛЕЙ

МУКИ ТВОРЧЕСТВА

1 — 3 октября

ИВВАИУ

Вовка

Маяк бился над маршем авиаторов два дня и в конце концов признался, что ничего путного, кроме как заменить «нам разум дал стальные руки-крылья» на «стальные руки-крюки», придумать не смог.

— Ну чё, мужики, давайте вместе думать, — призвал роту к сотворчеству комод третьего отделения, Костян.

И все начали думать. И напридумывали такого, что интеллигентный Лёва выступил с решительными возражениями:

— Вы послушайте, что получается! Это выходит, мы дебилы какие-то, что ли? А как мы тогда конкурс прошли? Тридцать два человека на место?

Здесь я удивлённо присвистнул про себя. Тридцать два! Хотя, чего удивляться? Иркутское инженерное училище держало очень высокую планку, и поступать сюда приехали не только с нашей области, но и из других регионов — хоть того же Зиму взять. С дальних регионов парней было не сильно много, но я думаю, это потому что набор первый. Через год-два расчухают, тут иркутян едва ли треть останется.

— Согласен! — Батон веско упёрся кулаком в колено. — Давай, предложи такое начало, чтоб мы лохами не выглядели.

Лёва слегка покраснел:

— Ну, хотя бы так: «Мы рождены нести мечту на крыльях!»

Давно придумал, наверное.

— Во! — обрадовался Лёха. — А чё молчал? Маяк, давай новый лист — пиши!

И мы сочинили новый текст. Чем-то похожий на старый, но более… современный, что ли? Мы умудрились втиснуть в него похвастушки про все четыре факультета, и в целом все остались довольны.

Вечером пятницы часть нашей роты пришла в некоторое уныние.

— В воскресенье «Чёрную стрелу»* будут показывать, — угрюмо пожаловался в пространство Батон, — а у нас телик не работает…

*Довольно новый приключенческий фильм

по рыцарским романам Вальтера Скотта.

— А дежурит в воскресенье кто?

— Пиченков…

В кубрике повисла выразительная тишина.

На выходные кто-то из офицеров (или приравненный к ним в этом отношении прапорщик Васин) оставался на сутки, дежурить с парнями, приехавшими издалека и, соответственно, не имеющими возможности уйти в еженедельное увольнение. Таковых учащихся в роте было семь человек. И если прапор Васин был не против прогуляться с мальчишками до какого-нибудь кинотеатра, то старлей Пиченков, мечтающий поступить в Военную академию Генштаба (в просторечии — «Ворошиловку»), всё относительно свободное время будет «учиться, учиться и ещё раз учиться»*.

*В точности как завещал товарищ Ленин.

Все «дальнобойщики» ещё немного пострадали над своей несчастливой участью. Через некоторое время Третьяк предложил Нафане:

— Пошли, сапоги почистим!

Однако мне со своего места было видно, что хотя и направились они в сторону сапожной, юркнули в класс и двери за собой неслышно прикрыли. Ну что, теперь главное, чтоб никто туда не вломился. Через пять минут Третьяк выскочил из класса, отряхивая руки и чуть не направился в кубрик, но был развёрнут в сторону сапожной Нафаней. Сапоги-то!

Умельцы, едрид-мадрид. Надо их к разработке малой беспилотной авиации привлекать, пока их за фокусы из части не выперли.

Не успели пацаны скрыться в сапожной, дверь отделения распахнулась и появился Гробовченко в сопровождении РЭОшника-второкурсника.

— Точно соображаешь? — требовательно спрашивал ротный.

— Так точно, тащ капитан.

— Ну, смотри! Починишь — увольнительную гарантирую.

— Постараюсь, тащ капитан.

Курсант исчез в классе и… через некоторое время оттуда донеслись знакомые позывные! По-любому два этих шкета, Нафаня с Третьяком, какую-нибудь деталюху сняли, а потом её на место поставили. РЭОшнику осталось только включить телевизор.

Никогда ещё увольнительная не доставалась курсанту так легко!

Гробовченко тоже услышал дивные звуки и радостно вышел из офицерской:

— Рота, на просмотр программы «Время» проследовать в класс!

Но всё-таки Гробовченко был не дурак, и после просмотра новостей провёл нам краткую воспитательную беседу, в которой доходчиво разъяснил: если телевизор сломается ещё раз, шагать нам по плацу не перешагать…

В субботу случилось событие, над которым сперва ржали, а потом некоторые начали бегать, как ошпаренные. После утренних занятий и построения роты, когда все живущие неподалёку уже были наряжены в парадку, чтоб ехать по домам, выяснилось, что за Костяном, комодом третьего отделения, приехала мама. И не просто приехала, а пришла прямо в располагу.

Костяна, конечно, сразу же начали подкалывать, но… тут выяснилось, что мама-таки приехала не просто так, а пишет заявление, чтобы на выходные с Костяном отпускали Витьку-очкарика, с которым тот успел задружиться. Под её ответственность. И Витьку отпустили! Ротный пошёл в штаб, печать поставить, а Витьке велел переодеваться в парадку и приводить себя в идеальный вид, чтоб не посрамить, так сказать.

Вот когда остальные дальнобойщики забегали! Третьяк с Нафаней полчаса оббивали порог офицерской, но Гробовченко был непреклонен: никаких «пожалуйста» и прочих уговоров! Только через заявление от родителей! Заявление — печать — увольнение. Других вариантов нет.

Так что Третьяк уныло потащился домой, а Нафаня ещё более уныло остался в располаге, надеясь, что к следующим выходным Третьяку удастся уговорить родителей.

Вообще, наш взвод в этом отношении оказался самым «удачливым» — из шестнадцати человек пятеро было «дальнобоев». Хорошо, хоть телик починили, кино пацаны посмотрят.

КРОЛИКОВОДЫ

3 октября, «Шаманка»

Оля

Вечером субботы у нас традиционно собирался расширенный родственный ужин. Бабушка подкладывала всем тушёной крольчатины с картошкой, а дед Али, посмеиваясь, делился с нами «гражданскими» пенсионерскими увлечениями своих приятелей:

— Володька-то Петров, твой, Вова, тёзка да однофамилец — тоже кроликами увлёкся! Кто бы мог подумать! Никогда я за ним страсти к сельской жизни не замечал, а тут — сарайку поставили, Люда каких-то куриц завела…

— А где они кроликов взяли? — удивилась я. — Что-то я не припомню, чтобы за последний месяц были продажи молодняка. Или мимо меня проскочило?

— Да они на рынке купили, парочку. Сидят пока. Крольчиха, вроде, с пузом уже.

— А чего они к нам-то не пришли? — удивилась бабушка. — У нас вон какие славные, породистые! И на мясо, и на мех.

— Да что-то постеснялись. Не хотели отвлекать, говорят. У вас вон сколько дел.

— Ну, придумали, тоже! — возмутилась я. — Со всей области письма пишут, приезжают — ничего, никто побеспокоить не стесняется, а свои, понимаешь, с соседней улицы — на рынок поехали! Да ещё не пойми, что там хорошее попадётся. Кстати, нашей ветеринарше надо сказать, чтоб этих дворян провакцинировала, а то объявится новый рассадник заразы. Ты бы, Вова, сходил, с этим тёзкой поговорил, что ли? Месяц им на карантин, если всё нормально будет — пусть лучше у нас ещё возьмут. Фотки им покажи, у нас вон какие кроли красивые.

— Схожу, — согласился Вова.

— Между прочим, — ненавязчиво сказал дед Али, — генерал Петров вовсе не против поддержать легенду о ваших с ним родственных отношениях. Он мог бы стать, скажем, дядей твоего отца?

— А что, вполне, — согласился Вова. — Тем более надо отношения завязывать.

Вовка рассказывал нам про всякое из последней недели — ясно же, выбирает самое забавное. Про телевизор вот, и как его «починили», а то остающиеся пацаны совсем в грусть-тоску хотели впасть.

— А что, если разрешают на выходные в гости приглашать — так и пригласил бы своих со взвода, — предложила я.

— Так там пять человек! Даже если Третьяку предки разрешат — всё равно четверо.

— Да и пусть. Что у нас — места мало, что ли? Чем в пустой располаге сидеть, тут хоть от формы отдохнут. И поваляться спокойно можно, и поспать подольше в воскресенье. Еда, опять же, домашняя.

— Ну… Предложу, — несколько озадачился Вовка.

Но дед Али сразу взял ситуацию на заметку:

— Ты потом к особисту зайди, позвони мне по результату.

— Обязательно.

В субботу же мне, как специально, попалась на глаза «Неделька» — так обычно называли тоненькую газетку «Иркутская неделя», в которой печатались всяческие объявления в духе советской рекламы, типа: «„Торговый комплекс“ информирует о большом поступлении демисезонных пальто производства Ангарской швейной фабрики. Широкий ряд моделей, разнообразные расцветки». Там же печаталась телепрограмма на неделю (по-прежнему два канала: центральный и иркутский) и расписание сеансов в кинотеатрах и прочих культурных учреждениях. Вот свежего «Человека с бульвара Капуцинов» взгляд и выхватил! И так мне захотелось этот фильм пересмотреть, ужас.

Не успела я настроить планов, как явился Сергей Сергеич и вусмерть меня разочаровал. Говорит, посещение общественных мероприятий сложноконтролируемого характера было признано… нецелесообразным, в общем.

— Нет, вы посмотрите! — возмутилась я. — Как на картошку — так пожалста! «А как на фильму — так: „Стыдись, Белое Перо! Ты ещё не отпраздновал свою шестнадцатую весну!“»*

*Цитата из упомянутого фильма

«Человек с бульвара Капуцинов».

— Вот сейчас не понял, — честно сказал Сергей Сергеич.

Ну, ещё бы! Он же тоже этот фильм пока не смотрел.

— Вы как хотите, — надулась я, — а я хочу в кино. Что за жизнь, я вас спрашиваю⁈ А ну как не выдержит мой хрупкий детский организм⁈

— Мне нужно сделать пару звонков, — сказал Сергей Сергеич и ушел к себе — чтоб я не подслушивала, ясен пень. А через полчаса явился снова и предупредил, что завтра состоится премьера. В нашем отдельно взятом колхозе (зачеркнуть) земельном товариществе, представьте себе!

Вовсе не специально, но так уж вышло, что моё жгучее желание совпало с открытием в «Сибирском подворье» большого дома для массовых мероприятий. И зал там был — пусть не особенно огромный, но со сценой. И в воскресенье к нам приехала армейская кинопередвижка — маленькая УАЗовская будка, набитая киноаппаратурой! И мы, всем присутствующим многородственным составом пошли в кино.

Кинотехники в солдатской форме закрепили на стене переносной экран и провели нам четыре сеанса подряд. Новое кино посмотрели не только все родственники, но и все прочие обитатели нашего «Ньютона», потому что ничто человеческое не чуждо ни службистам, ни тем более их семьям.

Как мне понравилось!

Шлёпаем домой, обходя октябрьские лужи (по асфальту чего бы и не пошлёпать?), я Сергей Сергеичу и говорю:

— Как здорово было! Давайте воскресные сеансы сделаем постоянной традицией? Всем хорошо. И жёны ваши довольны будут, культурная жизнь, как-никак. Вы уж поговорите там, Сергей Сергеич, пусть эта передвижка к нам регулярно приезжает. Мы их кормить будем, как сегодня.

Бабушка наша сегодня расстаралась — борщ, котлетки, пирожки.

Тащмайор, кажется, не ожидал от меня такого напора, но куда ему было деваться…

— Кстати, Ольга Александровна, заказанная вами овощечистка в следующий вторник приедет.

— Здорово! Ваша задача, Сергей Сергеич, сообщить начальству ИВВАИУ, чтоб они эту технику встретили и приняли. И бумаги положенные на получение передать. Ну а что? — я посмотрела в его невозмутимые глаза. — Смысл нам ехать, таскаться с этими бандурами? Мы им пользу причинили? Вот! У части и транспорт есть, и солдаты, которые эту железяку утащат. Вы только не забудьте им намекнуть, от кого им такое счастье привалило. Пусть помнят мою добрость.

Вечером Вова снова начищал сапоги кислым молоком и ваксой до состояния японской лаковой миниатюры (ну, это мои личные ассоциации), а потом наводил стрелки на парадных брюках. И не просто стрелки, а идеальные! Для этой специальной миссии с прошлого раза стоял пузырёк с клеем ПВА. Для начала брюки были подглажены, потом вывернуты, и Вова принялся то-о-оненько заточенной щепочкой наносить клей по внутреннему сгибу стрелки. Параллельно он учил премудрости Наташку с Иркой, которые снова были у нас на выходных:

— Смотрите, девчонки, вдруг пригодится. Линия клея должна быть узенькая-узенькая и обязательно равномерная. Иначе что?

— Что? — хором спросили Наташка с Иркой.

— Криво-косо получится, вот что. Тут тонко, тут толсто. Зато если сделать правильно, даже если брюки потом помнёшь, стрелка держаться будет. А чуть прогладил — и снова идеально.

Мелкие следили за процедурой нанесения клея заворожённо, приоткрыв рты.

— А можно я? — не выдержала Наташка.

— Нет уж, на парадных брюках экспериментировать не дам. Оль! Выдай им по носовому платочку, пусть тренируются.

Пришлось выдавать…

НАЛАЖИВАНИЕ СВЯЗЕЙ

5 октября, понедельник

ИВВАИУ

Вовка

— Нет, ну вы гляньте! — сказал в понедельник Левитан. — Ты что, Мелкий, специально это, чтобы довлеть над нами немым укором? Ладно, сапоги особым кремом дома начистил. А стрелки? Это что за острота? Это бриться чтобы? И как я, позволь спросить, должен повторить подобное, чтоб не чувствовать себя полным лохом?

— Достигается упражнением! — важно ответил я. — Но тебя, Лёва, я, так и быть, посвящу в страшную тайну идеальных стрелок.

— Где и когда? — конспиративно спросил Лёва.

— После «Времени» в гладилке.

— Забились!

Жалко мне, что ли? Моё же отделение быстрее перестанет салагами выглядеть. И даже клеем поделюсь. Не зря ж я бутылёк с собой припёр.

В этот же день на авиамодельном кружке нас осчастливили, что пора переходить от слов к делу — к самым что ни на есть летающим моделям от чертежей. Полковник озвучил нам весь перечень моделей первого года обучения (утверждённый аж двумя министерствами: обороны и образования), и на все мои наводящие вопросы о том, что «неплохо было бы ещё вот это» ответил решительно, как человек, для которого инструкция является первым и последним упованием в жизни: программа с печатями — вот она, а все прочие фантазии — от лукавого.

Вышел я с кружка, сказал, что нужно срочно в библиотеку, книгу сдать, а сам рванул в особый отдел. На двери тридцать седьмого кабинета висела маленькая скромная табличка: «Майор Олёшин Л. П.» Неужели «Лаврентий Палыч»? Хм. Я постучал.

— Войдите, — пригласил негромкий голос.

Вошёл. И даже дверь прикрыл:

— Здравия желаю, тащ майор!

— Слушаю вас, Владимир.

— Мне необходима срочная координационная встреча с куратором. Возникли непредвиденные осложнения.

— Присаживайтесь, — майор Л. П. кивнул мне через стол на стул напротив себя и потянулся к телефону. Набрал… — Алло, Сергей Сергеич… Да, ваш. Встречи просит. М-хм… — аккуратно опустил на рычажки трубку и ручки ровненько стопочкой перед собой сложил. — Пять минут ждём.

Опа, выходит Сергеич днём где-то совсем рядом обитается?

— Так я, может, в коридоре?

— Да нет, зачем же. Лучше, как говорится, лишний раз на публике не мелькать…

— Как скажете.

Маленькая, точно выверенная пауза.

— Может быть, пока Сергей Сергеевич на подходе, вы поделитесь со мной сутью проблемы?

— Хотелось бы. Но уровень вашего допуска я не знаю, — я заметил, что товарищ майор собирается ещё что-то спросить, и успел на полсекунды раньше: — А вот скажите мне, пожалуйста: отца вашего, часом, не Павлом зовут?

Он слегка запнулся:

— Почему «Павлом»?

— Да я табличку на двери увидел. Интересно, думаю: «эЛ Пэ» — это ж практически как Берия.

Особист усмехнулся:

— Нет, папу моего зовут Панкратом. А меня — Леонтием.

— Леонтий Панкратович, значит?

— Верно.

— Редкое имя!

В дверь коротко стукнули и вошёл Сергеич:

— Что случилось?

— Скажите мне сперва, Сергей Сергеич, у Леонтия Панкратовича полный доступ и информация обо мне?

— За исключением пункта первого.

«Пункт первый» — это, собственно, инфа о моём попаданчестве. Ясно. Хотя, по-моему, нерационально. Если у него есть всё остальное, включая историю моего путешествия в Пиндосию, то дяденька начнёт факты складывать, мозаику составлять… И чего-нибудь оригинальное придумает. Лучше бы уж ему правду сказали.

Ладно, эту тему позже поднимем.

— Итак, товарищи майоры, наш прекрасный план готовится накрыться огромным медным тазом ввиду препятствия непреодолимой силы.

— Что за препятствие? — прищурился Сергеич.

— Утверждённая программа кружка авиамоделирования. С двумя печатями!