НУ, ПОНЕСЛАСЬ
Прям как в старой песне «взвилась зеленая ракета», если я ничего не путаю. И военные учения начались. Для нас это вылилось в позабавившую всех наблюдателей процедуру запуска. Мы предварительно вбили два алюминиевых (хули, мы ж авиация) кола в землю, закрепили за них здоровенную резиновую ленту, и с помощью этой гигантской рогатки отправили «изделие №3» в небо. Первый этап выполнен. Теперь набрать высоту и в режиме планера, только иногда включая двигатель, корректировать действия приданных нам солдат. Два маленьких черно-белых телевизора «Юность», запитанных каждый от трёх (на всякий военный случай) свирских аккумуляторных батарей, выдавал зернистую картинку, в которой еще нужно было уметь разбираться. С размерными шкалами наши кружковские гении решили просто — наклеив прямо на экран телевизора, по краю, синюю изоленту с нанесёнными на неё рисками. Хоть как-то можно было позиционировать аппарат.
Маяк пока занимался юстировкой: сидел напротив своих (работающих в подготовительном режиме) дронов и пялился в «привязанный» к ним телевизор, который, пока показывал его же физиономию.
Наш офицер-координатор, в неожиданно пограничной зеленой парадной форме, присел рядом со мной на раскладной стул и с интересом смотрел в экран. Ещё бы, когда такое кино в следующий раз покажут? Радист рядом с ним откровенно скучал. Не верил он в то, что сегодня понадобится. Здря, батенька, в корне здря…
— Тащ майор, дальность боевой работы минометов, приданных нашей группе?
— Ну… стодвадцатый М-120, приблизительно семь кэмэ.
— Ага, весь полигон кроют, так?
— Да.
Я присмотрелся к картинке на экране и развернулся к карте, расстеленной на раскладном столе.
— Прошу нанести удар по квадрату а-23.
— Принял. Квадрат а-23, — майор повернулся к радисту: — удар, квадрат а-23, — количество выстрелов? — Это он уже мне.
— А сколько у нас есть вообще?
— Было решено ограничить вас тридцатью выстрелами.
— Тогда пять.
— Пять выстрелов, принято.
Сторона «Синих».
Старлей-координатор третьего взвода, прижал тангенту рации к уху и, внезапно подняв флажок, негромко прокричал:
— Минометный обстрел. Номера с третьего по пятнадцатый поражение.
— Бл*, да как же так? Откуда ведется огонь, сержант, есть версии?
— Я в душе не е**… Ещё боя нет, а у нас уже потери. С-сука…
Вова
— Тащ майор, передвижение противника квадрат Д-10, Д-12.
— Для краткости, без званий: диктуй, что делать?
— Пусть наши их встретят.
— Принял, — майор, увлекшись происходящим, быстро продиктовал данные радисту.
— А второй когда?
— Вы про учащегося Ламорева?
— Да, а то смотрю, он сидит без дела.
Я оглянулся на Сашку, который смотрел ждущими глазами на меня.
— Учащийся Ламорев непременно выступит, — сказал я несколько громче, чем нужно, спецом, чтоб Маяк не нервничал, — своевременно или немножечко позже. Он так выступит, мало не покажется.
Тэкс, ещё движение!
— Удар, квадрат Г-30, пять.
— Принял, Г-30, пять.
— Удар, В-10, пять.
— Принял, В-10, пять. Не частишь?
Я немного подумал:
— Нет, потери в первые минуты деморализуют противника, они будут нервничать, медленнее двигаться, что нам только на пользу… Группа противника в квадрате г-32, до десяти человек.
— Принял, — майор продублировал данные радисту.
В таком режиме прошло пятнадцать минут. Я израсходовал 25 условных мин. Еще пяток оставил на всякий пожарный случай. Ну что, настало ваше время, «Одуваны»! Надо было их «Валерами» назвать, но, боюсь, юмор ситуации никто кроме Ольки не поймёт.
— Маяк, пора!
«ОДУВАНЫ» НАНОСЯТ ПЕРВЫЙ УДАР
Сашка воткнул в гнездо комплект батарей, и первый «Одуван» (он же «изделие №14») взлетел в воздух. Со своими шестью маленькими винтами и ножкой с двумя взрывпакетами он действительно походил на семечко одуванчика.
— Диктуй!
У нас с Маяком уже наработался примерный лексикон команд, и понимали мы друг друга с полуслова.
— На два часа, удаление 180, скорректитую.
— Принял.
«№14» взлетел, но в отличие от «Буревестника» не стал набирать высоту, а метрах на тридцати улетел вперёд, забирая вправо, к полю боя, где уже азартно перестреливались столкнувшиеся подразделения наших и противников.
— Перемещение группы противника на Ж-26.
— Принял. Ж-26.
— Маяк, добей на Г-32. Три в старом окопе.
— Вижу. Есть.
Сторона «Синих».
— Коля, бл*, это что за херня щас была?
— Э-э-э, вертолётик игрушечный?
— А взрывпакет самый, сука, настоящий был!
И лейтенант-кординатор, тут же:
— Разговоры, 34 и 21. Вы условно убиты. Молчим.
— Есть, молчим, — а что ещё сказать? Обидно, блин.
УПОРНЫЕ СИНИЕ И КРАСНАЯ РАКЕТА
Сорок минут условного боя.
«Синие» засели в последнем укрепрайоне. И не давали выкурить себя. Цепь старых окопов, заросших кустами, да два блиндажа давали приличное укрытие. И не нравилось мне то, как быстро бойцы противника меняли позицию. Они постоянно перемещались по окопам, скупо огрызаясь короткими очередями. Я тупо не успевал навести на них оставшиеся миномёты. Дважды пришлось отменять целеуказание. Потом «Одуван №14» погиб смертью героя. Его сбили… камнями! Они просто группой подстерегли четырнадцатого и закидали его камнями!
Противник учился. И очень быстро. Прям очково воевать против таких мастеров. Мы-то пока просто играемся, а они воюют. Маяк так разозлился на смерть «№14», что несколько раз сбросил взрывпакеты с «№18» пролетая на предельной скорости прямо по окопу.
Вокруг наших телевизоров столпилось несколько офицеров. Гомон стоял такой, что майор-пограничник уже несколько раз просил: «Заткнуться по-хорошему! Это вам бл… не футбол!» Подходил и генерал. Молча смотрел и уходил в штабной кунг. Что-то ему не нравилось. Стоял, смотрел, катал желваки. Особенно в конце.
Подразделения «Красных» по итогу окружили противника, и я удачно забросил оставшиеся пять мин в центр окопов. Победа.
Мы за эти полтора часа так вымотались, что когда взлетела красная ракета окончания учений, вначале этого факта даже не осознали. Я передал несколько координат и недоумённо уставился на майора — почему он не передает радисту данные?
— Всё. Отбой учениям. Молодцы, отдыхайте, — координатор вздохнул и пробормотал под нос: — Кому отдых, а кому ещё докладные писать, листов на десять… — и ушёл.
Радист молча собрал рацию и тоже упылил.
— Мелкий, мы что, победили?
— Я хэ зэ. Кажись, да.
— Охренеть, — выдохнул Маяк.
— Ага!
Я вернул «Буревестник». Мы уложили наше оборудование и полчаса валялись на ящиках под тентом. Как говорится «ничего не предвещало…» Потом подошли капитан и прапорщик. Оба задумчивые, как какающая собака. Чё-то мне это не понравилось. Какой-то косяк образовался, и надо бы скорее узнать какой, чтоб отмазку грамотную придумать.
— Что-то случилось, тащ капитан?
Гробовченко посмотрел на меня тяжелым взглядом.
— Вот на хрена ты мне на голову, такой умный, сдался, а?
— Да что случилось-то, тащ капитан? — что-то мне всё сильнее очково.
— Собирайтесь, оправиться, по возможности. Генерал зовёт.
— Ну если целый генерал зовёт…
— Петров! Отставить зубоскальство!
— Есть отставить! Извините, это я от нервов…
— От нервов, — протянул задумчиво капитан, — от нервов. Ага. Пошли!
И мы пошли.
РАЗБОР ПОЛЁТОВ
Самое забавное, что Маяк, похоже, уверовал в мою счастливую звезду и с надеждой смотрел мне в глаза, выразительно поднимая брови. Сигнализировал, блин! Вот дитя невинное.
— Не ссы, Маяк, прорвёмся.
Дошли до штабного кунга. А там целый класс под открытым небом развернули. Ну, как под открытым? Натянули здоровенный тент, поставили кучу лавок в два ряда и доску типа классной, на ней карту учений прилепили — всё как у белых людей! И даже тумбу для выступающих притащили, и проектор переносной, охренеть… Народу-у! Почти все места заняты. И все офицеры, ниже старлея вообще никого нет. И мы тут. Ага. Главные, понимаешь, докладчики.
У доски с картой стоял самый важный генерал и что-то спокойно, но тяжело втолковывал майору в пятнистой форме, стоящему рядом с ним.
— А вот и наши герои, — что-то интонации не самые лучезарные. — Подходите сюда, садитесь вот на места впереди, чувствую, к вам сегодня будет множество вопросов. Итак, первое и главное. Товарищи офицеры, вы все получите документы о секретности произошедшего. Всем внимательно ознакомиться, особенно касается пунктов о наказании за разглашение. Вас, кстати, товарищи молодые новаторы, это тоже касается.
Дальше пошёл разбор учений, причём на карту в реальном времени проецировались стрелки и пояснения. До чего техника дошла!
А теперь… Ах, вот оно что! Оказалось, что потери нашей стороны были настолько низкими, что «Синие» подали жалобу на подсуживание. И вот тут генерал вытащил к доске нас.
— Ну, рассказывайте товарищам офицерам, как вы их так ловко разбили, — главное слова весёлые, а у самого глаза холодные, злые.
— Есть рассказать!
Ну, по-любас, мне отдуваться. Маяк на публику только стихи читать может, как доклад, всё — краснеет, пыхтит, слово не выжмешь. Я встал, оправил форму и вышел к доске. И Гробовченко рядом, «для поддержать» что ли? Молодец, капитан, конечно, но я больше за тумбу для лекторов люблю держаться. Уверенности придаёт. Туда и встану, как раз экран перекрывать не буду — мало ли, вдруг опять показывать возьмутся? Я слегка оперся о скошенные бортики.
— Итак, нашим подразделением, на базе ИВВАИУ, в инициативной форме были разработаны сверхмалые беспилотные аппараты. На этих учениях применялись один «Образец №3» и два однотипных «Образец №14» и «Образец №18». «Образец №3» является беспилотником-наблюдателем, с его помощью осуществлялась корректировка минометов и передавалась информация о перемещении «Синих» нашим подразделениям. В условиях реального времени сложно переоценить своевременную и точную информацию о перемещении противника. «Синие» подобной возможности не имели. Одно это давало огромное преимущество «Красным». Надеюсь, с этим все согласны? — я подождал, но комментариев не последовало. — Далее. «Образцы№ 14 и 18», мы назвали их «Одуван», надеюсь, понятно, почему: из-за забавной формы. Эти изделия — беспилотники ударного типа. Каждый оснащен сбрасывающей системой на два заряда. Возможно использование гранат типа РГД-5 или Ф-1, возможен вариант с осколочным боеприпасом ВОГ, если поставить другой взрыватель. Ударными беспилотниками управлял учащийся Ламорев, — Маяк встал и неловко поклонился.
Я перевел дыхание. В зале под открытым небом висела осязаемая, густая тишина. Все ждали продолжения лекции.
— В заключение доклада хотелось бы добавить две мысли. Первая. Изделия, представленные на испытаниях — это опытные образцы, и они весьма далеки от совершенства. По результатам учений, надеемся на вашу помощь в дальнейшей разработке и усовершенствовании наших беспилотников. Второе. Финальный момент боя показал, что у «Синих» есть подразделения, которые даже в таких, заведомо неравных условиях умеют воевать. Мне… нам, с учащимся Ламоревым было чрезвычайно сложно эффективно помогать «Красным». Ещё одна мысль. Возможно создание беспилотников, таких как «Одуван», но сильно меньше, без взрывчатки — с одной только камерой, исключительно для скрытного проникновения и наблюдения. Учащийся Петров доклад закончил.
На самом деле эти громоздкие фразы и обороты я использовал специально. Очень они по мозгам бьют. Когда Маяк обвинял меня утром в спокойствии, я, на самом деле, заранее подбирал слова и выражения военного канцелярского языка. Предполагал, что после учений доклад писать придётся. Писать пока не требовали, но в речи заготовки встали идеально.
Минуты три в импровизированном классе висела оглушающая тишина. А потом началось… заорали почти все. От военной дисциплины не осталось ничего. «Это невозможно… Шпана делает… Одуваны? Вы издеваетесь? Замолчите…»
— Молчать! — грохнул по столу кулаком генерал. — Товарищи офицеры, прошу вести себя достойно! Мне самому невероятно обидно, что такое простое и дешёвое решение прошло мимо нас, самолётики детские — и всё! Товарищи офицеры! Завтра к 12−00 предоставить свои мысли по поводу сегодняшних учений. А сейчас прошу спокойные, взвешенные вопросы. В конце концов, среди нас дети.
Майор в пятнистой форме вытянул руку.
— Прошу.
— Майор Захаров, 24 ОБСН, у меня общий вопрос, когда мы сможем организовать выпуск подобных… э-э… изделий? Даже в текущем, сыром виде — это же бомба! Это в принципе меняет тактику воинских подразделений. В первую очередь для спецподразделений.
Генерал кивнул мне. Мне отвечать? Вы сдурели? Пришлось вновь вставать.
— Я ещё раз повторю, изделия чрезвычайно далеки от массового производства. Есть несколько направлений, над которыми думает наша авиамодельное объединение — это и продемонстрированные беспилотники наблюдатели-корректировщики, и ударные типа «Одуванов». Есть идеи сделать барражирующие боеприпасы-камикадзе. Ну, это типа небольшого дешевого самолётика с большим количеством взрывчатки, там по танкам, по бронемашинам. Их очень трудно сбить современными системами ПВО ввиду чрезвычайно малого размера и малой радиозаметности. Есть ещё идея поставить на наблюдатель возможность корректировать боеприпасы типа «Краснополь»…
Тут я замолчал. Бляха муха, опять спалился! Идей-то у меня вагон, но вот про «Краснополь» в этом варианте времени учащийся вроде меня просто не мог знать. Это ж секретная разработка!* Вроде, в конце старой Афганской войны их начали использовать. Но здесь её давно нет. И тут я, с-сука, самый умный. Вот военные, смотрю, напряглись. Щас начнется…
*«Краснополь» — крайне высокоточная и эффективная штука! Корректируемый артиллерийский боеприпас калибра 155 мм (первый вариант), был предназначен для поражения бронированных целей или других военных объектов с первого выстрела. У снаряда имелись реактивный двигатель или донный газогенератор, аэродинамические рули и всякое такое. Он мог поражать цели с закрытых позиций, аж за двадцать пять километров! Но было одно большое и жирное-прежирное «но».
Чтобы навести «Краснополь» на цель, использовалась отдельная система управления огнём — «Малахит», которая должна была подсветить цель лазерным тепловизионным целеуказателем-дальномером. И вот этот «Малахит» (к слову, довольно громоздкий) пёр специальный расчёт из трёх человек! У командира расчёта имелся пульт, через который он передавал данные на огневые позиции.
Крупные цели — ещё ничего, можно было с пятнадцати километров «подсветить», а вот для обозначения малоразмерной цели вроде танка нужно было приблизиться километров на пять, а то и на четыре. А после — ещё и скрытно уйти надо…
— А откуда…
Но тут вмешался генерал.
— Вопросы только по прошедшим учениям.
Офицеры мялись. Ясно, что вопросов был вагон и маленькая тележка, но конкретно по учениям их не было. Немного подождав и поняв, что вопросов не будет, генерал завершил разбор полётов и всех, грубо говоря, разогнал по домам.
Назад в училище ехали в молчании. Маяк, капитан и прапорщик пребывали в тихом афиге. Я сидел мрачный, пялился в окно. Ну вот всё-таки гормоны — это великая вещь! Ты можешь быть старым пердуном, но теперь, когда всякие вредные химикаты бушуют в крови, думать головой не получится. Вот нахрена я про «Краснополь» ляпнул? Генерал приедет в ИВВАИУ и будет секретку на уши ставить. А объясните — откуда учащийся, у которого ещё, кстати, допуска нет, имеет секретные сведения? А кто виноват? И что делать со всем этим? И прочие неприятные вопросы. Надо сразу по приезду к особисту бежать, Сергееча и деда Али вызывать. Пусть они там сами порешают. У лошади голова большая, пусть она и думает. А я — маленький.
ТОВАРИЩ БЕРИЯ, ПРОИЗОШЛА ЧУДОВИЩНАЯ ОШИБКА!
— Тащ капитан, тут это… — Гробовченко вскинулся.
— Чего тебе, Петров?
— Как приедем в Иркутск, надо к особисту сразу. Ну чтоб вас прикрыть.
Он помолчал.
— К особисту, значит. А зачем тебе к особисту, ты мне не скажешь, да? Вот откуда ты такой Петров взялся, а?
— Так Иркутские мы, вы же знаете…
— Не паясничай! Если надо, значит по прибытии Васин тебя отведёт. Главное, чтоб там кто-нибудь на месте был, поздновато уже.
— Если там никого не будет, мне нужно будет позвонить.
— Ага, прям позвонить! Ты сразу в штаб армии звони!
— Так я практически туда и позвоню.
Капитан осёкся и, развернувшись на сидении, смерил меня взглядом.
— Ты вообще кто такой, Петров?
— Так ирку…
— Прекратить балаган!
— Есть прекратить! — я помолчал, но потом добавил: — Тащ капитан, я подписку давал. Не обижайтесь, не имею права рассказать вам всё. Оно вам надо?
К чести капитана он ответил сразу:
— Во вверенном мне подразделении, у учащихся от меня секретов быть не должно. Это банальная безопасность вверенных мне ребят. Так что, давай-ка вместе к особистам пойдем, а то мне эти игры…
— Как скажете.
В училище приехали в полвосьмого. Капитан сразу позвонил по внутренней связи в особый отдел. И мы пошли, а вернее — почти побежали в штабное здание. Больше всего мне было жаль Маяка и Васина — опять ящики таскать остались. С другой стороны, Васин щас свистнет — пара взводов сразу на помощь выбежит, затащат наше барахлишко махом, как муравьи рассыпанный сахар.
В тридцать седьмом кабинете нас уже ждали. Тот же майор, похожий на Берию, и незнакомый мне старлей.
Я представился и сходу предложил:
— Тащ майор, не в обиду будет сказано, но если у товарища старшего лейтенанта нет спецдопуска, то содержание следующей беседы ему знать не положено. Как и товарищу капитану. Извините.
У старлея вытянулось лицо:
— Да что вы себе позволяете, товарищ учащийся? Да…
— Селиванов, выйдите. Гробовченко тоже. Подождите в коридоре.
— Есть! — Недовольно произнес старлей и вышел. Капитан смерил меня взглядом и вышел следом.
Особист набулькал себе в стакан из графина воды и предложил:
— Ну, а теперь рассказывай!
— Можно я сяду? Весь день на нервах, ноги не держат! — и, не дожидаясь разрешения, сел на стул у стены. — Короче, сегодня на учениях, на которых была комиссия из генштаба, — майор кивнул, — большое начальство очень нами заинтересовалось, но не это главное, на брифинге… м-м-м… на совещании по завершению учений, я сказал то, что учащийся моего возраста и допуска знать не может. Это мой косяк, я осознаю. Это нужно решать вам с моим куратором из… — я ткнул пальцем вверх.
— О как.
— Ага, — эхом откликнулся я.
— Как хоть учения-то прошли? Без подробностей — успешно или нет?
— Очень успешно. Теперь главное, чтоб успех этот нам спину не сломал.
— Ну, мы постараемся вас прикрыть. Не сломают.
— Тащ майор, я внутренней конкуренции между армией и спецслужбами боюсь. Одно дело делаете, родине служите, а взгляды и методы разные.
— Я понял вас, товарищ учащайся. Ещё вопросы?
— Капитану Гробовченко нужно что-то про меня сказать. Не вдаваясь в особые, — я выделил голосом последнее слово, — подробности. Но он многое имеет право знать, всё-таки мой командир.
— Буду думать.
— Спасибо.
— Подожди в коридоре, мне нужно поговорить с товарищем капитаном, скажи, чтоб зашёл.
— Есть!
Я вышел. В коридоре мялись капитан и тот старлей. Увидев меня, капитан вопросительно дернул головой, а старлей скорчил неприязненное лицо.
— Тащ капитан, вас.
И мы остались в коридоре со старшим лейтенантом вдвоём. Стояли молчали, пока старлей не выдержал:
— Ну и зачем малолетку вызвали в особый отдел?
— Во-первых, не вызвали, а сам пришел. А во-вторых, это не ваше, вот будь вы моего возраста, сказал бы, собачье дело, но из уважения к звёздам, — тут я посмотрел на его погоны, — скажу, что всю информацию, касающуюся вас, до вас доведут в положенное время, в положенном месте. Или не доведут, тут уж как…
— Наглый, — с некоторым уважением протянул старлей.
— Так с вами поведёшься…
Он помолчал.
— А верно… — он ещё помолчал. — Слушай, что ты забыл в ИВВАИУ, тебе с такими наклонностями, — он сделал неопределённое движение пальцами, — прямая дорога к нам, если протекция нужна, обратись. Без издёвок и подколов… Ты родине будешь нужнее…
Я перебил его:
— Тащ старший лейтенант, я ОБЯЗАТЕЛЬНО доведу до своего куратора, что вы очень, очень хорошо провели весь разговор, ваше исключительно умелое ведение вышеупомянутой беседы,…в наше время так не умели… — старлей поморщился, а меня несло. — Люди! Сограждане! Общество! Вон, какой бред! Возлюбите друг дружку! Вон, куда заносит! — старлей с ужасом смотрел на моё вдохновенное лицо*. — Можем ли мы победить агрессора-капиталиста? Можем! Но не сейчас! И не мы! Многие так думают, и они заблуждаются! — я помолчал, поморщился и уже спокойно продолжил: — Мне дальше фигню нести или мы молча постоим?
*Ещё бы! Марк Захаров
свой фильм «Убить дракона»
по пьесе Евгения Шварца
пока не снял.
— Молча, — по моему старшему лейтенанту хватило.