СССР: вернуться в детство 6

04. ПРИТИРКА

КАК ТУТ ВСЁ…

Итак, с последней парты я переместилась к Катьке, за третью, в первом ряду. Она у окна, я у прохода, нормально. Литераторов в подгруппе осталось всего девять человек, и все как одна — девчонки. Вот такая статистика.

Перемена всё не заканчивалась — пятнадцать минут, поди. И я решила заняться полезным делом.

— Кать, дай расписание переписать.

Она подвинула мне дневник:

— На. Смотри только, седьмой-восьмой не переписывай. Это до́пы. Вдруг у тебя по-другому будет.

— Ага.

Дневник Катерины оказался заполнен весьма занятным образом. Четыре из шести строчек, предназначавшихся на каждый день, были разделены по горизонтали на две каждая — всего ежедневно с понедельника по пятницу получилось по десять уроков! Не хилари клинтон!

А-а! Четвёртый и восьмой везде были стабильно помечены как «столовая». Значит, реально уроков восемь.

Тоже, я вам скажу, немало.

Что порадовало — с первого же взгляда я поняла, что непрофильными дисциплинами изводить нас не собираются. Из шести уроков математики, положенных по общей программе, литераторам-историкам оставили два, причём раз в две недели по пятницам вместо алгебры полагалась геометрия. При таких раскладах хорошо, если мы за два года учебник восьмого класса одолеем.

Также до минимума (раз в неделю) были сокращены физика, химия и география.

Зато профильных — четыре урока русского языка, шесть — литературы отечественной, да четыре — зарубежной! Литература вся шла парами.

Ну и сверху история, биология, ин.яз, физ-ра и НВП.

НВП! Как раз сегодня шестым уроком, между прочим.

На предмет НВП я немного переживала.

Это, если вы вдруг не в курсе, «начальная военная подготовка», которая в седьмом классе у всех начинается. И в аттестате у меня, между прочим, по ней пятёрка числится… А в СССР отношение к НВП на полном серьёзе — а вдруг война? Как ты пойдёшь в армию или организуешь партизанский отряд, если в боевой и санитарной подготовке не в зуб ногой? Все учились стрелять, бросать гранаты, оказывать необходимую медицинскую помощь и всё прочее потребное.

Ну, пожалуй, гранату я ещё кину. И по медицине, в принципе…

Ладно, не буду раньше времени паниковать.

— А у тебя какие допы?

— Машинопись и оператор ЭВМ. И автодело ещё.

— Автодело? — страшно удивилась я.

— А чё, прикольно. Ромка пошёл, и я с ним заодно. А что в субботу, дома сидеть? У вожатых педпрактика. Девки вон в ИСХИ катаются, на теплицы, а мне одной скучно. Я с Ромкой пошла. Хочешь — давай с нами?

К автовождению я всегда относилась с великим предубеждением. Ну, просто, понимаете, внимательность — моё второе имя… С другой стороны, если всё равно делать нечего… А вдруг пригодится?

— А вот «библ» — это что?

— Библиотека. Нам сказали, литераторам все свободные часы можно занять. Там знаешь, какие списки для чтения! А книги многие только в читальном зале.

— Эвона как…

Но, с другой стороны — удобно.

Катя тем временем вытащила учебник… который точно не был похож на мой школьный учебник за восьмой класс. Или… Ах ты ж, блин! Реформа-то школьная состоялась совсем другая!

— И на чём вы остановились?

— Смотри. Это вот всё на прошлой неделе было, — Катерина развернула и пролистала первые страницы.

Бодро они! Успели «пройти и сдать» «Слово о полку Игореве», Ломоносова и Державина. С другой стороны, три пары — что бы и не успеть? Резвым шагом добрались до Фонвизина…

И тут я поняла, что бояться нужно было вовсе не НВП!

Новая глава начиналась со слов: «Реалистические тенденции, накапливавшиеся внутри классицизма, отчётливо проявились в творчестве Д. И. Фонвизина». И дальше разбор. И вроде бы всё не противоречит тексту, но такая риторика, мама дорогая… Это вот так вот надо научиться выражаться?

Я успела ужасно ужаснуться… И тут пришла литераторша. Я обрадовалась страшно! Потому что это она у нас в пединституте детскую литературу вела. Весёлая, эмоциональная тётка, какие мы с ней прямо на уроках разыгрывали мини-спектакли! Только тут она совсем ещё молодая, глаза горят.

— Всем здравствуйте! — заметила меня. — Вижу, нашего полку прибыло! Это здорово! Сегодня у нас замечательная комедия «Недоросль»…

Потом мы читали по ролям и разбирали характеры. В общем и целом, мне весьма понравилось. А то уж я испугалась зубодробительных конструкций.

С литературы мы пошли в столовую. У прилавка толклась приличная куча жаждущих. Катька увидела кого-то в очереди и поволокла меня за руку с энергичностью буксировочного катера.

— Тихо-тихо, без пены! — вбуровилась она в самую толпу. — Вон мой брат стоит, он на нас занимал! Бери комплексный, нормально! — посоветовала она мне в макушку, пропихивая вперёд.

Действительно, нормальный столовский обед: суп, хлеб, пюрешка с котлетой, компот, булочка. С голоду не помрёшь.

Мы с Катькой и её братцем уселись с одного края длинного общепитовского стола и тогда уж начали знакомиться.

— Это хорошо, что биохим с нами в одну смену кормится! — довольно резюмировала Катерина. — Благодаря Ромке мы всегда в первых рядах!

— А разве не все сразу на обед идут? — удивилась я.

— Нет, конечно! Тут бы такая демонстрация была! Есть график третий и седьмой час. А есть второй и шестой. У них в первый перерыв наоборот — типа завтрака, а во второй уже обед.

— Надо же.

— А! Мы в первые дни быстро разобрались, и тебе объясним, не переживай.

Нисколько не сомневаюсь.

Мы основательно подкрепились, и Катерина скомандовала:

— Ромка, пошли с нами в библиотеку! Книги тащить поможешь!

Безапелляционно. И Ромка пошёл, привык видать, что ей возражать — себе дороже.

Библиотека оказалась вполне себе обычной библиотекой. Книг мне выдали целую стопу, да ещё из срочного списка на прочтение — вторую стопу.

— Как же ты потащишься? — запереживала Катя. — Может, проводить тебя?

— Да за мной заедут.

— Ну, смотри. Скажи, если что.

С этими вязанками книг мы поволоклись в аудиторию, в которой почему-то уже сидела целая толпа пацанов.

— Не поняла.

— А, это биохим. У нас с ними история общая, а у историков в это время литература, сокращённый курс.

— А-а-а…

— Ромка! Мы с Олей сядем, ты иди к мальчишкам.

— Так у меня учебника нет! — возмутился Ромка.

— На, наш возьми! Мы с Олей по её позанимаемся, да, Оль?

Ну, шебутные они, конечно.

История меня мало чем удивила. Вполне идеологический советский подход, спасибо, что без фанатизма.

Следом по расписанию стояла математика. Обилие исписанных формулами стендов вызывали лёгкую оторопь. Нет, в нежной юности математику я любила страстно. Не могу сказать, что пронесла эти тёплые чувства через всю жизнь. Как-то… ну, не пригодилась мне она, кроме разве что примитивных начал геометрии. Да и сколько времени-то прошло…

Ладно! Я достала тетрадку в клетку. Живы будем, не помрём.

А вот дальше шло НВП. Катька по дороге на нулевой этаж, где кабинет военки и тир были, спорила с братом: пистолет у военрука Василь Макарыча в кобуре или, как их мама говорила, огурец?

Я склонялась ко мнению, что у него там муляж, но держала это соображение при себе.

Едва зайдя в кабинет, я увидела разложенные на специальных столах автоматы Калашникова. Три штуки. И развешанные плакаты с надписями и подробными инструкциями. Сборка-разборка. Вот мы и приплыли! Это Вова у нас может на спор калаш с завязанными глазами разобрать-собрать, а я… Я когда училась, в половине Иркутских школ уже решили, что в модной программе с «самоопределением» НВП лучше заменить на ту идиотскую информатику, на которую я уже один раз жаловалась — с пересчётом чисел из десятеричной системы в двоичную…

Дядька НВПшник, большой и громкий, в кителе с орденскими планками и майорскими погонами, тем временем бодро заявил, что сейчас состоится входной контроль наших практических умений. Становись, в общем, в три колонны. Или в колонну по три?

Я пристроилась в хвост одной из трёх очередей, пытаясь на ходу осознать суть процесса.

Нет, не могу я так. Мне надо спокойно, неторопливо, из рук в руки…

Что соврать?

Из задумчивости меня вывел голос:

— Ну, что ж ты, Шаманова? Разбирай!

— Извините, товарищ майор…

— Слушаю! — дядька смотрел на меня, сама суровость.

— Я не умею разбирать автомат.

— Это как так? — пришёл в искреннее недоумение НВПшник.

— Я в отдельной группе училась, у нас только пистолеты были. «Макарова» могу…

— Да? — непонятно было, поверил он мне или нет. — А ну-ка… — и тут он извлёк из кобуры никакой не огурец, а самый что ни на есть настоящий ПМ! — Разбирай!

— Ух ты! — я обрадовалась, слов нет. И разобрала. И собрала, естественно.

— А я уж думал — врешь! — Василь Макарыч слегка хлопнул меня по плечу. — Ну, смотри, показываю неполную сборку-разборку автомата.

И я научилась калаш разбирать! И собирать! Бляха муха, я почти что Терминатор!!!

После НВП мы с Катькой сходили в столовку, по компоту с булкой съели. Катька щедро поделилась со мной своими наблюдениями касательно учителей: кто зверствует, кто нормальный, а с кем у неё пока впечатления не сложилось. Потом она пошла на машинопись, а я — в библиотеку, решив, что хватит с меня на сегодня подвигов. Раз уж решила стать дипломированным литератором… нет, литературоведом! — надо освежить тексты в памяти.

Домой я приехала, уставши с непривычки — ни тятя, ни мама… Сил хватило только чтобы погладить скучающего у крыльца Роба, что-то съесть и упасть. Не иначе, затея с этим комбинатом входила в чей-то коварный план, задуманный, чтобы у меня не хватило энергии на продуцирование глупостей…

РАЗНОС

8 сентября, ИВВАИУ

Вова

Полночи малолетняя рота не могла успокоиться. Батона со вторым пацаном отправили в травму. Медичка затребовала предъявить всех фигурантов «несчастного случая», как упорно называли драку некоторые её участники (на что надеялись?). Поцыкала языком, смазала наши боевые ранения перекисью водорода, больше не нашла никаких серьёзных повреждений и отправила обратно в расположение роты. Хмурый дежурный, успевший зашить свой рукав, стоял на тумбочке:

— Идите в класс. Там дежурный по части ждёт, капитан Базилевский.

Офер выглядел лощёным, словно персонаж из фильма про блестящих офицеров русской армии девятнадцатого века. Выстроил нас перед доской в классной комнате.

— Внимательно, — говорит, — слушаю ваши объяснения, товарищи учащиеся.

Учащиеся, как положено, смотрели в пол и молчали, как рыба об лёд. Кроме меня. Я, конечно, тоже молчал, но таращился прямо перед собой, разглядывая нечто в необозримом далеке.

— Петров?

— Я, товарищ капитан!

— Ваша версия событий?

Версию я составил максимально идиотскую, но вывернутую так, что мне, якобы, в любом случае пришлось бы нарушить распорядок. Главное — что? Изложить её максимально бодро, чётко, уверенно! К чему я незамедлительно и приступил:

— Я, не вполне освоившись с новым для меня распорядком дня, не успел перед сном вымыть ноги. И поэтому, руководствуясь необходимостью исполнения уставных требований в части соблюдения к… — чуть не сказал «курсантами»! — учащимися правил личной гигиены, вынужден был посетить помывочную после команды «отбой». Стоя босыми ногами на кафеле, поскользнулся и ударился о край раковины, получив лёгкие повреждения мягких тканей. Впредь постараюсь неукоснительно соблюдать распорядок дня и не допускать со своей стороны подобных нарушений. Что произошло с другими учащимися, я не видел.

Смотрел я по-прежнему строго перед собой, но загривком чувствовал — капитана Базилевского подобный накал пафосной казёнщины даже впечатлил.

— Хорошо, Петров. Возвращайтесь в кубрик и ложитесь спать. Ваши объяснения случившегося? — это уже к оставшимся четверым.

Закрывая дверь, я услышал, что они начали невнятно мямлить про то, что тоже упали… Да, ребята, это вы ещё с политруком не беседовали. Впрочем, я тоже подобной беседы не избегну. Удовольствие ниже среднего.

Сплю я чутко, и поэтому просыпался за ночь раз двадцать. Базилевский мурыжил оставшихся четверых драчунов, выгоняя их в коридор и вызывая в класс по одному. Развлечение себе на дежурство нашёл.

Потом привезли Батона и того, с рукой. Их тоже водили вместе и по отдельности.

Перед самым рассветом меня разбудил шёпот. Один, кажись, дежурный по роте (Лёха его, что ли, зовут), второй — не понял, кто.

— Ну чё?

— Чё… Отчислят, говорит, всех. Драка с тяжкими телесными. Идите, говорит, по кубрикам, можете вещи собирать.

Вот жук Базилевский! На психику давит, прохиндей.

— Чё, прямо щас? — удивился Лёха.

— Сказал, сперва утром в Особый отдел, потом документы чего-то там…

— А Батона с Кипой куда повели?

— Вроде, в санчасть.

— Вот вы уроды…

Обычно я просыпаюсь за две-три минуты до будильника, но тут, из-за этих бесконечных ночных хождений, что ли, вырубился наглухо. Разбудил меня голос дежурного Лёхи:

— Рота, подъём! Форма на утреннюю зарядку номер два!

Номер два — брюки, сапоги и майка. Майку напоследок, главное — брюки, и портянки на ноги нормально намотать. Подорвался на построение, ещё и рефлекс старый, опять же, сработал — ноги сами принесли меня на место сержанта второго взвода, каким оно было при курсантском построении в одну шеренгу.

— Э, ты куда? — удивлённо спросил Лёха.

— Фубля… Спасибо!

Лёха кивнул и громко скомандовал:

— Рота, на утреннюю физическую зарядку — становись!

Я встал на нужное место. Строй постепенно заполнялся. Да, сорока пятью секундами тут и не пахло. Минуты две, в лучшем случае. Впрочем, это дело тренировки.

Из офицерской комнаты доносилась цветистая ругань. Голосов было три — подозреваю, явились командиры взводов.*

*Для людей, страшно далёких

от военных училищ,

нужно, наверное, пояснить:

в ИВАТУ учебная рота АВ

(авиационного вооружения)

составляла

около шестидесяти человек.

Рота делилась на два взвода,

у каждого — свой командир

(взводный,

обычно на эту должность

назначали старлеев —

старших лейтенантов).

Заместитель командира взвода

из числа курсантов

(или, как в нашем случае —

учащихся) — замок.

Каждый взвод

делился на два отделения,

со своими командирами

(опять же,

из числа курсантов —

комодами).

Наконец из недр офицерской появился налитый дурной кровью капитан Гробовченко. Остановился напротив нас.

Лёха с явным опасением доложил:

— Товарищ капитан, личный состав роты на утреннюю физическую зарядку построен, дежурный по роте учащийся Артемьев.

Капитан свирепо молчал, искажаясь лицом и раздувая ноздри, заставляя ряды мальчишек съёживаться. Нет, Гробовченко я могу понять — он сейчас пытается хоть одно приличное слово подобрать, наверняка же ему сказали, что несовершеннолетних матом крыть нельзя. И не может. Мдэ.

— Ну, я вам покажу кузькину мать! — страшным свистящим шёпотом выдал он вдруг. — Командиры отделений, проверить наличие личного состава, доложить!

Пошли доклады, наглым образом подчеркнувшие отсутствие двоих воспитанников по причине нахождения их в санчасти.

Гробовченко усилием воли привёл лицо в относительный человеческий вид:

— РОТА — НАПРА-ВО! Через туалет, на выход, ШАГОМ — МАРШ!

Дальше мы бежали. Для начала — три километра. И с нами бежал какой-то неизвестный мне старлей — командир одного из взводов, должно быть. Бежал и чмырил нас, задохликов. Было немного обидно. Нет, я последние три года исправно бегал минимум трёху, но как суставы начали болеть, ощущения от движения сделались… терпимыми, но малоприятными, так скажем. Поэтому бежал я бережно, не стараясь выдать чемпионский результат. Так, в серединочке.

Потом — комплекс утренней гимнастики — и в казарму. Мыльно-рыльные процедуры, заправка кроватей. Лейтенанты лютовали, требуя идеальной отбивки одеял и квадратно уложенных подушек…