Становление Человека

Глава двадцать пятая. Становление Человека

За долгую жизнь вполне можно понять хотя бы себя. За тысячу, две, три и далее — всё больше и больше встречающихся на пути людей сливаются в одно единое серое месиво. Потому что они так похожи: предсказуемы, просты в манипуляции, порой легчайшим образом поддаются сиюминутным эмоциям, что уж говорить о чувствах. Более того, они совсем не умеют быть благодарны. Я стоял живой стеной на защите целого мира, можете мне поверить. Если даже к высшему существу, наделённому самой планетой полномочиями и силой для охраны человечества, это самое человечество плюёт в лицо, то как можно вообще говорить о целесообразности деятельности Хранителей? Фреска Вопросов показала, сколь идиотичны были мои суждения. Дёготь… Один сплошной дёготь.

Я разочарован.

Ведь люди оказались одинаковы везде. Что на Гео, что на Земле, что на иных мирах. Противно мелочны, подвержены так называемому греху. Не воспринимайте последнее так, как то трактуют священные книги на Земле. Порок — более подходящий термин. Подсидеть начальника, своровать деньги, послать в далёкое пешее близкого… И это только вершина айсберга. Люди не умеют ценить чувства как таковые. На любовь они отвечают презрением, на искреннее желание помочь — недоверием и даже ненавистью. Вспомните Ману, много тысячелетий поддерживавшую своих верующих. Вспомните всех тех, кто погиб в битве с Судьями — скажите, хоть кто-нибудь непричастный к тем событиям сожалел о той потере? Нет. Всё, что заботило человечество, это как жить дальше. Они думали только о своих жалких душонках, с которыми теперь непонятно что будет.

Войны. Смута. Возмущение. Тёмные времена прошли для Гео относительно спокойно лишь благодаря кучке искренне веривших в светлое будущее. Кристиан и Лифа, дети Армагеддона и Богини. Тсу, бывшая убийца на службе церкви. Розалия, пламевласая рыцарь-маг. Орфан, мир его праху. Немезида, лучшая среди людей… Во всём. И всё равно, им пришлось прикладывать титанические усилия, чтобы преодолеть весь негатив в их сторону. Человечество… Не стоит того, чтобы убиваться ради него, чтобы жить ради него. И никакими прекрасными идеями его мерзость не перебить. Я знаю, я пожил достаточно. Боги, так долго быть глупцом — надо постараться.

Мне больно осознавать, что я положил столько лет ради тех, кто не способен даже оценить по достоинству то, что я сделал, чем и кем пожертвовал, лишь бы их сон был спокойным. Нет слов, дабы описать моё разочарование. Когда-то давным-давно, ещё до того, как стать Хранителем, я был простым пареньком с желанием отомстить. Тогда Анна признала, что во мне идеальный баланс добра и зла, хорошего и плохого. Поэтому я оказался достоин звания, что получил. Но какое, к чёрту, добро и зло? Людям вообще нет дела до таких понятий. Они как муравьи, но даже у тех есть желание работать и изменяться для выживания.

За что погиб Ю? Зачем он бросился на клинок, предназначавшийся мне? Чтобы вот эти жили тихо и мирно дальше? Нет. Не будь я Палачом, непредвзятым судьёй и исполнителем, то вырезал бы к чёрту всю вселенную. Потому что существа, подобные людям, просто недостойны дара жизни. Божество, что сотворило их, поступило крайне глупо. Конечно, умный слушатель вопросит, мол, ведь есть же свет, в конце-концов. Конечно. Но его не хватает, чтобы перекрыть бесконечную тьму миллионов, нет, миллиардов душ. В них просто слишком мало всего этого… Искренности, сострадания, чувства долга, желания помочь ближнему…

Любви.

— Ты постарел.

— А ты всё та же.

Немезида — тёмные волосы вьются на ветру с лёгким шорохом, вторя шороху серого песка. Родные фиолетовые глаза смотрят яркими фонарями, будто в первый раз. В руках она держала смятую, но всё ещё узнаваемую остроугольную шляпу с широкими полями. Конечно, архимаг всегда были ниже меня, но сейчас она словно бы глядела сверху вниз. Странное ощущение… Будто удар ниже пояса.

Рука в одеянии цвета сажи Палача скользнула в сторону, вынимая из пространственного кармана коробочку с сигарами. Толстая сосиска выпрыгнула в ладонь, щелчок пальцами высек огонёк, от которого я прикурил. Затянулся, глубоко, затем выпустил плотный дым вперёд и вверх, к чёрному солнцу.

— Всё ещё хранишь её.

— Ага. Последняя память о старой привычке.

— Спасибо.

— За что?

Немезида не ответила, только фиолетовые фонари вспыхнули ещё ярче. Я не знал, что ещё сказать. Что сделать, как оторвать от себя последнюю частичку такого далёкого прошлого. Но в голове появилось чёткое осознание того, что если у меня всё же выйдет, то…

Я наконец перестану быть человеком.

Почему? Всё по вашим, люди, книгам. Любовь… Вы знали, что почти все песни на Земле, да и на Гео, впрочем, тоже, написаны про любовь? Самое сильное, самое яркое чувство. Не зря его ассоциируют с пламенем, с надеждой и со светом. Оно рождает всё остальное, оно является альфой и омегой, началом всего сущего. Создатель, или бог Жизни, если угодно, любил своего брата. Оглянитесь! Всё вокруг вас было сотворено из тех его чувств. Не зря говорят, пусть и редко, что бог есть любовь. Но даже его, даже этот свет люди умудрились, если угодно, засрать.

Из-за любви начинаются войны. Самые страшные предательства, кровавые резни, самые горькие слёзы — всё от того чувства. Конечно, это натура людей. Естество. Только я не то существо, которое будет мириться с тем, как всё обстоит. Мне противно быть человеком. Душа, чем бы она не являлась, медленно убивает каждого с минимумом мозгов. Видеть всё это, жить с этим — невыносимая тоска. Отчасти я теперь понимаю Ренегатов. Зачем иметь в себе нечто, что причиняет одну лишь боль? Правильно, причины нет.

И ведь это лишь я. Один. А сколько таких, осознавших хотя бы частичку того, что я вам тут рассказал? Пишущих песни, книги, стихи, картины. Буквально вскрикивающих от боли, терзающей изнутри. Кому на них плевать? Правильно, обществу. Но общество строится по кирпичикам, из людей, в него входящих. Так что максималистично обвинять во всём общественность — глупо. Люди. Все вместе и каждый по отдельности. Боги, насколько же они безжалостны по отношению друг к другу, к ближнему. Думать о чувствах других? Сострадать попавшему в беду? Пытаться хотя бы понять человека рядом? Сборище заключённых в бесконечный цикл эгоистов, тьфу. Ни Рай, ни Ад не исправят их.

— Когда на пенсию?

— Скоро. Осталось одно незаконченное дело.

— Ты… Вернёшься на Гео?

— Не знаю. Делать там всё равно нечего.

— Тебе всегда будут рады.

— Это неважно.

Пауза. Долгая затяжка и лёгкий вздох. Каждый думал о чём-то своём, каждый прокручивал в голове слова, которые хотел сказать, и чувства, что хотел выплеснуть. Вот так решаются судьбы, уважаемые. Не на поле битвы, среди взрывов высших заклинаний и звона клинков, не за столом переговоров, в красивых одеждах и с кучей бумаг. Простой разговор. Сердце сжимает невыносимой болью, стоит мне его вспомнить.

— Всё, выходит… Разберёшься с богом Жизни, отчалишь в самый тёмный угол вселенной, зароешься в самую глубокую дыру…

— Подальше от людей.

— И от нас.

— И от вас.

— А с кем я, кстати, говорю? С Джоном или Палачом?

— Человека с этим именем уже нет. Всё, что осталось…

— Расскажи мне что-то, что я ещё не слышала.

В голосе девушки с глазами цвета сирени прорезалась сталь. Знакомая, до боли знакомая — моя собственная.

— Я Палач, архимаг.

— И возвращать Джона ты не собираешься?

— Его больше нет.

— Не ври.

— Это правда.

— Он не мог просто исчезнуть, — а теперь сталь сменилась отчаяньем. — Он обещал, он поклялся мне, что вернётся, когда всё закончится!

— Мне жаль, человек.

Вновь пауза, нарушаемая лишь шорохом под ногами да короткими затяжками, сопровождающимися выпуском плотного серого дыма. Немезида сжала кулаки, на мгновение зажмурившись. Так и продолжила, будто борясь с чем-то внутри неё. Шляпа в её руках обратилась в одну сплошную мятую ткань.

— Скажи мне, Палач… Почему?

— Что?

— Почему ты забрал его у меня?

— Он сам выбрал этот путь. Дабы обрести силу, нужно было отдать душу артефакту. Джон не стал Ренегатом только потому, что в нём был я.

— Но ведь ты — его часть. Половина… Не целое.

— Теперь — да. Почти. Последнее, что осталось…

Рука, сжимавшая косу, двинулась, разворачивая инструмент вынесения приговора в сторону архимага.

— Выжечь всё до конца.

— Вот как…

Из-под плотно прикрытых век потекли слёзы. Горькие, истинные слёзы печали. Если бы здесь был Джон, он бы тяжело вздохнул. Я же лишь отставил ногу назад для одного отточенного удара. Время покончить с прошлым. Сжечь последний мост. Без Немезиды я окончательно стану Палачом. Конечно, так и должно было произойти, хотя я не ожидал от архимага простого боя.

— Хорошо, Палач. Если Джона, которого я люблю, больше нет, то и мне больше незачем жить. Он был моим светом в конце тоннеля. Справедливым, дурашливым, порой занудным. Поддерживающим и излишне тактичным. Но — моим. Руби. Приводи в исполнение приговор, Палач. Ведь вся жизнь моя — тоска… Без него…

Что это? Мученическое самопожертвование? Обманный манёвр?

— Он улыбался в самые тёмные времена…

Втянуть в себя горький дым. В последний раз.

— И ругался в самые светлые…

Бросить сигару под ноги, взять косу в обе руки.

— Всегда был там, где нужен…

Развернуть оружие, готовясь к осторожному, почти хирургическому, срезу.

— Даже тогда, когда никто не просил…

В момент, когда мышцы дёрнулись в попытке двинуться, неведомая сила заставила ладони замереть.

— Он знал меня, как никто другой… И всё равно любил…

Я напрягся, понимая, что что-то здесь не так. Не просто физически, больше всё-таки морально. В голове закружился ураган, сметая выставленные приоритеты и даже догмы, нерушимые принципы Палача.

— Знал, какой наивной я бываю, какой хрупкой, какой дотошной…

Да что такое?! Я не свет, и я — не тьма. Нет силы, способной противостоять бездушному инструменту, голой справедливости, судье и палачу. Нет существа, достойного хотя бы дать отпор!

— Он жертвовал всем, что у него было… Из раза в раз, из раза в раз… Скажи мне, Палач…

Коса рванула вперёд, словно стрела с тетивы. Сколь быстро она рассекла пространство, разделявшее нас с Немезидой, сколь элегантно она направилась к горлу, готовясь окончить одну неважную для этой вселенной жизнь. И как же глупо она остановилась, не дойдя до плоти всего пару сантиметров.

— Почему?

— Потому что был слаб.

— Нет. Потому что любил. Мир, в котором родился. Мир, в котором жил. Людей… На всех планетах. Своих друзей, близких и далёких. И меня.

— Он глупец.

— Нет, он просто идиот, Палач. Глупец здесь — ты.

— Ты мешаешь мне, архимаг.

Лезвие косы задрожало, пододвигаясь к бледной коже ближе. Я вложил в это движение всё, что имел, но всё равно не смог довести его до конца. Пока что… Не смог, но лишь пока.

— Он видел надежду в людях. Не в тех, кто поливал грязью Ману, не тех, кто кричал на площадях в торговом союзе, не тех, кто вёл войну ради наживы. В тех, кто был рядом. Кто шёл по тому же пути, что и Джон. Он прекрасно понимал всё то, что понимаешь ты. Но у него был стимул двигаться, невзирая на это. Сражаться, жертвовать, страдать… Ради близких. Друзей. Любимой…

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Он отдал свою душу, чтобы вновь всех спасти. Он был лучшим Хранителем, лучшим Героем, что видел Гео… И лучшим среди всех людей, что я знала. И я уверена, что даже твои слова он предугадал заранее. Наверно, и мои тоже. Поэтому нет, Палач. Джон не ушёл. Он всё ещё здесь. Иначе ты бы здесь не стоял.

— Жалкое зрелище…

Алое пламя вспыхнуло в пустых глазницах черепа, что стал моим лицом. Я должен был сделать то, что намеревался. Иначе бог Жизни и дальше будет давать Ренегатам силу с помощью фрески Вопросов. Иначе появятся новые Судьи и новые Хранители, что разочаруются в балансе. И новые миры, новые люди и новые весы. Вселенной будет лучше, если он прекратит свою деятельность, сея чистый хаос. У меня есть сила, чтобы остановить его.

Но я не могу убить всего лишь одну жалкую девчонку. Почему?

— Даже Анна не сумела выдержать груз, что ты несёшь, — улыбнулась Немезида. — Тем не менее, она попыталась уберечь Джона от превращения в тебя. Её душа не подошла… Ведь души Хранителей слишком похожи. Спросишь, откуда я знаю, Палач? Диана рассказала, прямо перед тем, как умереть. Её последние слова, не прозвучавшие вслух. Бог Жизни знал, что Хранители, ставшие Ренегатами, могут попробовать обмануть фреску Вопросов, спрятав одно естество — в другом. Поэтому план Первой Хранительницы не сработал. Нужна другая, совершенно отличающаяся от тех двух…

— Стой. Не приближайся.

Шаг. Шаг. Ещё один. Я невольно отступил, коса же рухнула с тихим лязгом. Немезида уверенно шла вперёд, глядя прямо на меня. Фиолетовая волна по щелчку погасила пламя Палача, заставив меня… Испугаться.

— Душа простого человека, творения двух братьев — бога Жизни и бога Смерти. То, что сотворено вместе с его родичем, неподвластно божеству, создавшему Хранителей.

Когда я понял, что отступать больше некуда, я остановился, опустив голову вниз, глядя на подошедшую уже в упор Немезиду. Безумная решительность девушки победила. Если сейчас сбежать, то прошлое так и останется глубоко внутри. Сейчас или никогда.

— Ты совершаешь ошибку, архимаг.

— Я делаю то, что хочу.

— Ренегаты вновь будут появляться. Обретать силу, сравнимую с самим богом Жизни. Рано или поздно они придут в твой мир, и тогда ты заплатишь за то, что хочешь сделать сейчас.

— Мы справимся. Все вместе. Может, так и суждено… Хотя, что ты знаешь о судьбе, Палач.

— Я…

— Джон всегда всех спасал. Он был справедливейшим человеком среди всех. И вот она, грустная правда жизни. Ты спасаешь целые миры, жертвуешь последним, что имеешь. Ты отдаёшь всё, без остатка, не требуя ничего взамен. Но в конце концов… Кто же спасёт тебя?

Тёмное одеяние вестника погибели опало пеплом, и я закашлялся, пытаясь протереть глаза, в которые попал мусор. Всё тело болело, а внутри царствовало натуральное землетрясение. Казалось, что почва уходит из-под ног, и я рухнул, не в силах удержаться. Все мысли плясали под бешеное биение сердца, адреналин ударял изо всех сил, а пепел вдруг закружился, заставив едва открывшего зенки меня вновь зажмуриться. Всё барахталось и полыхало, я закричал, чтобы хоть на мгновение унять бурю в душе. В душе, которую мне подарили. Да, люди слабы. Мелочны, жестоки, грубы и бесчувственны…

Но пока среди них остаются те, кто готов отдать свою жизнь за другого, они будут достойны дара жизни. Так было, так есть, и так останется, покуда я дышу.

Серые облака сошлись, закрывая чёрное солнце.

И тогда, в миг проблеска, посмотрев вперёд, в брешь пепельного танца, чтобы увидеть там улыбающуюся Немезиду. Пара ярких фиолетовых глаз мигнула и погасла, унося в вихрь и образ архимага. В памяти болезненно отозвались самые ранние воспоминания, ещё школьные годы, когда я был простым парнишкой, со своими мечтами и надеждами. Моя первая любовь, девушка с редчайшим цветом глаз. Цвета сирени… Вот и не верь после такого в судьбу.

— Нем… Нет…

Лишь помятая остроугольная шляпа с широкими полями осталась на земле, словно глупое напоминание о ещё мгновение назад живом человеке. Видимо, люди совсем не могут без своего естества. Без него они просто умирают, оставляя после себя лишь память. В отличие от Хранителей, сосудов для души, они — это сама душа.

Интересно, почему..?

Вихрь пепла и не думал останавливаться. Я зашёлся в приступе кашля, стараясь хотя бы встать на ноги. Невольно вновь взглянул вперёд, и заметил там ещё одно знакомое лицо. Пламенная копна волос танцевала вместе с пеплом, а Розалия мягко улыбалась, смотря на меня. Я вздрогнул, опять попытавшись подняться.

— Мы так и не завели тот важный разговор…

— Почему…

— Не вини себя, Джон. Немезида сказала правильную вещь… В конце-концов, кто спасёт тебя?

— Ты… умерла?

Лёгкий смех.

— К сожалению, да. Пока-пока, «Итан». Передай моему папе, что я люблю его. И тебя тоже, кстати. До новых встреч.

И ещё раз хихикнув, Розалия испарилась, оставив слёзы на моих глазах. Боги, за что? Это уже не смешно. В один миг мне стало настолько больно, что захотелось умереть. Но боль не утихала, а всё давила, давила и давила. Не в силах унять её, я ощутил безумную… Тоску. Да, именно её. Всё случилось так, как случилось. Судьба? Да и хрен бы с ней. Столько всего перемешалось в одну единую какофонию звуков, действий, слов и мыслей… Абаддон, бездна, Судьи, Ренегаты, бог Жизни и бог Смерти. Путь, по которому я шёл столько лет, близился к своему завершению.

Всё встало на свои места, но я не был этому рад. Вся история, вся мозаика сложилась в единое целое. Но мне было так плевать, по секрету вам скажу. Я словно вернулся назад во времени — на много тысяч лет назад, на Землю, в мои юношеские годы. Простые времена для всех людей. И я страдал, я тосковал по прошлому, по тем, кого потерял, по тому, кем я был. Когда всё было так просто, так элементарно даже. Жаль, что этого не вернуть.

— Поднимайся, е-фа, — появлению нового собеседника я уже не удивился. — Ты сильный. Ты умный. Ты хороший. Ты справишься. Ты выдержишь. Я знаю.

— Ю… — в который раз закашлялся я. Пепел попал в лёгкие, и никакая магия не могла его оттуда вытеснить.

— Мой дедушка в тебя верит. И я тоже — верю. Клянусь честью, е-фа.

— Постой… — слишком поздно.

Пепел всё кружился и кружился, медленно но верно сводя едва пришедшего в себя меня с ума. Сойду. Обязательно. Но не сейчас. Остался лишь один плохой парень, главный злодей всей истории. Конечно, злодей не по натуре, а по обстоятельствам. В конце концов, именно горечь утраты родного брата привела бога Жизни к созданию сперва миров во вселенной, затем Хранителей вместе с бездной. Я обязательно разберусь с ним, а потом уж будь что будет.

Никто больше не появился в танце вокруг, только голоса прозвучали в последний раз, заставив меня вздрогнуть.

— Ты стал легендарным Героем…

— Ты стал величайшим из Хранителей…

— И ты остался человеком.

Крик отчаянья разорвал шёпот пепла. Я ударил кулаком в чёрную землю, разгоняя вихрь, обнажая руины стеклянного замка и серый песок, оставшийся на территории бездны. Вдалеке, уже демонстративно улыбаясь, стоял мужчина в строгом костюме. Тёмный пиджак, такие же брюки. Прилизанные на один бок волосы, бесцветные глаза. Официальненько.

— Джон.

— Бог Жизни.

Подняться получилось, но с трудом. На мне остался плащ Палача — он висел огромным куском ткани, поэтому теперь больше походил на балахон. Забавно.

— Теперь ты знаешь, какого это — по-настоящему терять тех, кто был тебе дорог. Только люди, мои творения, способны так чувствовать. Так может болеть только душа, Джон.

— И? Ты доволен собой? Подёргал за ниточки, сотворил весь этот фарс, сначала с бездной и Судьями, потом с Ренегатами. Смотри, всё как по заказу — все мертвы. Все, кто хоть что-то хотел поменять, ушли. Остались только ты да я.

— Да мы с тобой, — медленно кивнул мужчина. — И всё же ты не стал плясать под мою дудку до последнего.

— Я уже понял. Ты искренне хотел, чтобы я убил тебя, засранец. Окончил существование этой вселенной ради твоих эгоистичных желаний. Энди не зря рассказал мне ту легенду о вас двоих…

— Но ведь это была не только моя прихоть. Палач тоже… В определённом смысле… Желал моей смерти.

— Замечательно. А теперь-то что? Оставишь всё, как есть?

— Не только ты анализируешь и делаешь выводы, Джон, — усмехнулся бог Жизни. — Как под моим влиянием менялось всё, что я создал, так и ты, в каком-то смысле, изменил меня. Конечно, не только ты… Все вы. Люди на Гео. Богиня и Лорд Ада, их дети, вожак племени оборотней, Первая Хранительница, Немезида. Вы… Оказались особенными.

— Пошёл ты.

— Я ошибся, человек по имени Джон. Ошибся, и за эту ошибку пришлось расплачиваться тебе. Мне жаль.

— Пошёл ты…

— Твои жертвы, твои страдания, боль твоих близких… Всё было не зря, поверь мне.

— Пошёл ты!

— Я увидел, насколько глупо было оставлять баланс. Сколь плохо всё стало в мирах без Хранителей. Какими ужасными стали сироты без проблеска света в их жизнях. Мой брат бы этого не хотел.

— Думаешь, мне есть до этого хоть какое-то дело?! — зарычал я. — Ты… Ублюдок… Создатель… Бог Жизни, говоришь? Ты самый жестокий из всех, о ком я слышал.

— Извини.

— Ты не вернёшь своим «Извини» мне Немезиду… И Розалию с Ю, тоже не вернёшь. Они ушли. Погасли и остыли. Ты не вернёшь мне всё счастье, которого я лишился. Эта «жизнь» тебе неподвластна.

— Верно. Поворачивать время вспять мог только мой брат. Эту силу я передал Энди, моему первому творению в бездне, а тот — Абаддону, пришедшему к нам позже. А он отдал её тебе…

— Дело не во времени, — процедил я, и бог Жизни вздрогнул. — Дело в самом факте. Судьба, рок, фатум — вот это вот. Можно вертеть события как хочешь, менять их последовательность, их суть, их присутствие или отсутствие, вот только исход всё равно будет одинаков. Машина времени не вернёт мертвецов, потому что они уже мертвы. Факты, Создатель. И есть факт смерти кого-то… То он останется во вселенной навсегда.

— Это…

— Нет, ты послушай! — сжал я кулаки, приближаясь к нему. — Я как сейчас помню, как вот этими руками убил Армагеддона, и чуть не прикончил Анну… Даже с силой перемен перемен не будет. Нужно вырезать что-то из времени, как проделал это я. Тогда и только тогда что-то поменяется. Но какая вообще разница? Этой силы больше нет.

— Ты тоскуешь, и это правильно.

— Не тебе говорить, что верно, а что нет, — отрезал я, глядя в пустые бесцветные зенки. — Не тебе, с твоей ошибкой длиной во всю вселенную. Думаешь, что знаешь людей? Знаешь Хранителей, Ренегатов? Чёрта с два. Из-за тебя… Из-за твоего грёбанного желания совершить чужими руками суицид ты перевернул вверх дном столько миров! Те, что рухнули из-за Ренегатов. Те, что были захвачены Судьями. Те, в которые пришла бездна. И те, в которых начался хаос из-за разрушенных весов. Покалеченные судьбы, покалеченные жизни…

— Мне жаль…

— ДА ПЛЕВАТЬ!

— Всё должно было кончится не так, не здесь… Мне казалось, я всё учёл.

— Любовь ты не учёл, ублюдок, — выплюнул я. — То, что сам же породил. То, что сам же вдохнул в нас, чёрт подери!

— Нет…

— Что? — осёкся я.

— Я не давал вам любовь… — прошептал бог Жизни, и я увидел в уголках его глаз слёзы. — Вы сами породили её в себе… Наверно, поэтому даже фреска Вопросов не способна одолеть это чувство, выжечь всё дотла. Это не в моей власти.

— Но… Чёрт… — споткнулся я в речи, и сам того не заметил, как заплакал, до крови вонзая ногти в ладони. — И что тогда?

— Мне жаль… — повторил Создатель. — Я подарил вам лишь души. То, что вы делаете с ними — ваше и только ваше дело.

— Боги, о, боги… — рыдал я, не в силах даже открыть глаза. — Почему всё… Так… А?

Тоска, такая тоска. Тягучая, противная, впивающаяся в самую глубину души. Безграничное, неостановимое отчаянье. Все мы заложники обстоятельств… Если хотите мораль истории, конечно же. И люди на Гео, и мы, высшие существа, и Ренегаты, искренне верящие в возвращение бога Жизни, и Судьи вместе с землянами… И бог Жизни, создавший всё сущее. Говоря простым языком…

Так получилось.

И всё. Один мёртвый бог, один эгоистичный бог, и один живой человек. Так уж свела нас судьба вместе, в одну единую красную нить пути, по которому каждый из нас прошёл по своему. Но, как и полагается неизбежной судьбе, итог всё равно вышел один. Один мертвец, один эгоист, и один — живой. Зачем? Почему? Никаких ответов никто так и не получил. Возможно, кто-то чему-то и научился. Жаль, но этот кто-то — не я. Всё, что я чувствую сейчас, это безграничная тоска… Боль, рвущая естество на части. Она не найдёт выхода, потому что выходить ей некуда и не на кого. Она останется со мной до конца времён. Я был в этом уверен на все сто процентов.

Мой путь, в последний раз вильнув, завершился.

Вы услышали мою историю. Многое осталось «за кадром», конечно. Но я не прошу вас воспринимать её как истину в последней инстанции. Многое было приукрашено, изменено, исковеркалось, исчезло под гнётом времени. Но вы просили, чтобы я поведал вам её. И на этом я хочу закончить свой рассказ.

— Я не жалею, что был Героем… — сквозь слёзы протянул я. — Не жалею, что был Хранителем. Не жалею, что был человеком… Жалею я лишь о том, что…

Был.