Старуха 5

Глава 11

Большую часть февраля Вера «руководила», причем строго «дистанционно», запуском новой установки на Воскресенском химкомбинате, где в начале марта началось производство суперфосфата. А еще в середине января там же началось производство диаммофоса (для чего предварительно там же запустили аммиачное производство), так что в сельском хозяйстве резко получшело с фосфатными удобрениями. Один раз Вера даже на комбинат съездила (не по необходимости, а скорее из «ностальгических» соображений) и с огромным удивлением обнаружила, что в середине пятидесятых оборудование было даже хуже, чем в начале сороковых. То есть оборудование-то стояло то же самое, однако износ и неквалифицированный ремонт за пятнадцать лет превратили комбинат в филиал ада на земле, а сейчас все же комбинат выглядел достаточно пристойно. Но нахлынувшие воспоминания сыграли и резко положительную роль: Вера в мельчайших деталях вспомнила, что предлагали «тогда» два молодых инженера – и в «Химавтоматике» у инженеров внезапно возникло новое задание, причем очень подробно расписанное.

Но требующее все же очень приличного финансирования. Настолько приличного, что уже в конце февраля вопрос поднялся до уровня Иосифа Виссарионовича, и на специально собранном совещании он задал совершенно естественный вопрос:

– Сейчас в стране со свободными финансами дело обстоит более чем напряженно, и мне хотелось бы точно знать, насколько проект модернизации Воскресенского химкомбината оправдан с экономической точки зрения.

– Я не химик, – ответил ему Станислав Густавович, – поэтому выскажу мнение только относительно экономики: комбинату потребуется вливание почти тридцати миллионов рублей только в текущем году, но уже одиннадцать миллионов в год мы сэкономим только на заработной плате рабочим, причем экономить начнем, если планы «Химавтоматики» будут выполнены в срок, уже начиная с осени. Насчет прироста производства удобрений тут вопрос более сложный, ведь объемы производства ограничены добычей сырья в тамошнем карьере, а если возить сырье из Апатитов, то это стоимость удобрений увеличит весьма заметно… то есть гораздо дешевле на месте, в Апатитах, еще один комбинат выстроить. Тем более что там заодно и нефелин будет производиться… только я не знаю, что это такое и насколько он стране нужен.

– То есть комбинат окупится за три года…

– Думаю, что за два, потому что можно будет спокойно отменить всю программу жилстроительства в Воскресенске. Просто можно будет спокойно обойтись без трех тысяч новых квартир, запланированных на два следующих года.

– Этот вопрос сейчас не рассматривается… но я учту это замечание, мы его отдельно обдумаем. Последний вопрос: у нас есть уверенность, что все нужное оборудование мы успеем изготовить и запустить до осени?

– Уверенности нет, – довольно сердитым голосом сообщила Вера, – потому что всякое может случиться. Но если мы работу не начнем, то никогда и не узнаем, успеем мы все сделать или нет.

– Веский аргумент, – усмехнулся Сталин, – практически неоспоримый. Тогда, Вера Андреевна, вопрос к вам: если Совнарком сразу, я имею в виду буквально на этой неделе, финансирование утвердить не успеет, вы можете без него к работе приступить? Я имею в виду НТК.

– Про НТК я просто не знаю, а сама я точно начало работ профинансировать смогу. В крайнем случае самолет свой продам…

– А у Аэрофлота тоже свободных средств нет, так что…

– Карлу продам, он давно просит ему еще несколько самолетов поставить…

– Понятно… думаю, что ваш приятель пока обойдется без вашего самолета, а деньги, если такой крайний случай случится, мы выделим из средств партии. Вера Андреевна, запускайте программу модернизации комбината. Только я вас особо попрошу орденами для исполнителей не разбрасываться. И пусть Химуправление в кратчайшие сроки подготовит предложения по постройке комбината в Апатитах. Подготовьте и передайте их в Госплан, лично товарищу Струмилину: он вроде уже научился планы быстро корректировать под ваши новые затеи.

Станислав Густавович лишь глубоко вздохнул…

Однако довольно неоднозначная программа модернизации Воскресенского химкомбината второго марта вообще ушла на второй или даже на самый последний план, а на первый для правительства СССР вышла «международная повестка»: второго марта Гесс «посетил с кратким рабочим визитом» Лондон, а третьего Гитлер объявил о выводе германской армии из Норвегии. Причем не просто объявил, немцы к этому самому выводу приступили очень серьезно и уже третьего, на двух десятках арендованных норвежских теплоходах, они вывели всех своих солдат из Тронхейма. А четвертого утром в Тронхейм вошли корабли уже британские, и на землю Норвегии вместе с англичанами вернулся и король. Причем вернулся именно как «самодержец и полновластный правитель» – и уже шестого марта, с помпой вернувшись в Осло, первым делом практически в ультимативной форме потребовал вывести из Норвегии советские войска…

Сообщение до Москвы шло довольно долго, так как никаких советских представительств в Осло не было и требование было передано через посольство Британии, так что к соседке в гости Лаврентий Павлович, у которого возникли определенные вопросы, зашел седьмого после обеда:

– Старуха, с наступающим, цветы я тебе завтра занесу, а сейчас вот что мне скажи. Я слышал, ты на досуге Кассандрой подрабатываешь, так предскажи-ка мне, чего нам теперь ждать от северного соседа? И что вообще нам делать?

Вере было гнусно и противно, она чуть ли не с ненавистью посмотрела на гостя, но постаралась взять себя в руки и ответила относительно спокойно:

– Ничего хорошего ждать не приходится, а войска наши нужно из Норвегии вывести. На некоторое время…

– Поясни.

– Гесс, очевидно, о чем-то договорился с британцами, и теперь у Гитлера просто так освободились три дивизии. Даже чуть больше, если считать с военизированной полицией и тем норвежским сбродом, который успел в нее записаться. А теперь в Норвегии вместо немцев будут размещаться англичане, и англичан будет гораздо больше. Хокон слишком уж проникся британским духом, в Лондоне сидя, и теперь просто пляшет под их дудку. Однако ситуативно нам это на руку: Густав предложил выводить наши части из Норвегии прямиком в Швецию…

– Что-то я о таком предложении не слышал.

– Потому что он это не вам предложил, а мне.

– Когда? Как?

– Вчера вечером предложил. Зашел к товарищу Афанасьеву в торгпредство и мне позвонил. У него-то ситуёвина куда как хуже нашей: британцы буквально потребовали у него снова начать перевозку руды через Нарвик, причем еще и прекратить поставки этой руды в СССР. А когда в ближайшее время на его северной границе ожидается появление пары сотен тысяч вооруженных до зубов томми, то выбора-то у него просто не осталось. А две-три советских дивизии на северной границе заставят, по его мнению, англичан пыл-то поумерить.

– И что?

– Что-что… я сказала, что ладно. В конце-то концов, кто меня назначил генерал-полковником и командующей Северным военным округом? Подсказываю: это была не я…

– А разместить…

– Густав пообещал за свой счет подготовить временные лагеря для выводимых частей буквально за неделю, и он это сделает. Сейчас в Кируне и вокруг нее можно, правда в почти что летних бараках для сезонных рабочих, легко разместить тысяч тридцать бойцов, тысяч двенадцать можно будет временно распихать по разным деревушкам и до пяти тысяч – на выстроенных на севере авиабазах.

– Ясно. А почему временно?

– А потому что англы наверняка по СССР ударят одновременно с Гитлером, они давно на русский Север зубы точат и я уверена, что Гесс с Чемберленом о разделе СССР между Германией и Британией и договаривался. И вот когда они полезут, мы в Норвегию и вернемся, на плечах убегающих британских солдат вернемся. Причем, есть мнение, вернемся уже насовсем…

– Какая ты… боевая. То есть ты думаешь, что нам еще и с англичанами воевать придется? И с норвежцами?

– Я думаю, что нам не придется воевать лишь с Монголией и Кореей. Ну и с Тувой… хотя Туву Иосиф Виссарионович вроде уже согласился в состав СССР принять. А вот про остальных у меня уверенности вообще нет.

– То есть и с американцами тоже…

– Я же сказала: уверенности нет! Пока за океаном с Белом доме сидит этот инвалид… умственного труда, с ними мы воевать не будем.

– Почему это он инвалид умственного?

– Потому. Если бы он не начал свою политику борьбы с кризисом, кризис бы сам по себе рассосался бы еще в тридцать четвертом. Но… плевать, просто примерно с год-два американцы на войну не запишутся. Так что хоть тут полегче будет.

– Богу бы твои слова да в уши…

– Ну и кто тут у нас контра? Шучу… тошно мне. Но, надеюсь, я вам достаточно накассандрила?

– Вполне. А если чего-то такого захочешь, ты просто Нине скажи, она достанет.

– Мне и Даша все, что нужно, приносит. Да, сразу не сказала, подумала, что вы и сами сообразите, но, думаю, напомнить все же стоит: если немцы свои дивизии по миру собирают, то ждать нам осталось недолго.

– Это ты метко заметила: по миру. Есть сведения, что в вермахте уже триста тысяч французов, поляков почти столько же, а вместе с прочими бенилюксами всяких иностранцев там уже под миллион. Но ты права: я и сам сообразил. Но какой, по-твоему, я должен сделать вывод?

– У нас на западной границе пустых ангаров быть больше не должно.

– Нет уже пустых, а сейчас и новые быстро ставятся, думаю, за месяц и их… заполним.

– Ну и хорошо. А теперь… вы уж извините, но лучше вам сейчас уйти. Больно уж мне паршиво…

Обстановка накалялась очень быстро. Уже одиннадцатого марта Гитлер «принял предложение литовского правительства» и Литва официально вошла в состав Рейха, но германские войска вошли и в Латвию (формально – для помощи в защите границ), хотя пока в Латвию зашла всего одна пехотная дивизия. А в Эстонию немцы официально даже заходить не собирались, но вот уже около тридцати тысяч «репатриантов» из Германии там записались в «самооборону», а откуда для этой самообороны эстонское правительство взяло оружие, осталось покрытым мраком тайны. Мало ли по миру бродит бесхозных «Маузеров», выпущенных в сорок первом году?

И не только маузеров, у эстонцев – правда уже в официальной армии, появились в больших количествах американские автоматы и британские пулеметы, а в конце марта в Таллинском порту были выгружены два десятка трехбашенных танков Виккерс Марк I и почти полсотни «Матильда II». Товарищ Сталин поинтересовался у товарища Берии, что тот по этому поводу думает, и ответ его в целом удовлетворил:

– Я предполагаю, что с этой танковой армадой мотопехотный батальон будет разбираться минут пятнадцать. Но могу и ошибаться, вполне допускаю, что ему потребуется даже двадцать минут…

– Ты так уверен?

– Совершенно не уверен, даже больше скажу, в принципе не уверен… что эти танки вообще до батальона дойти успеют. Если верить Старухе – а не верить ей оснований нет – то всё это железо станет металлоломом непосредственно в парках или на выходе из них. Мы ведь знаем, где они размещаются, а чтобы накрыть эти парки, СБ-М потратят… то есть примерно двадцать минут и потратят. А уж если они потихоньку подойдут к нашим границам, то мы их расстреляем вообще минут за пять.

– Мне бы твою уверенность…

– Мне бы тоже. Но я предпочитаю верить в лучшее… а готовлюсь все же к худшему. Изо всех сил готовлюсь.

– И поэтому запретил поля вдоль границы засевать, так?

– Что? Про поля я вообще ничего не знаю…

Про поля кое-что знала Вера, точнее, она кое-что помнила. И предприняла определенные «превентивные меры». Довольно экзотические меры: за зиму со всех «новых территорий» Западной Белоруссии и Западной Украины вся тракторная техника была выведена в Прииртышье, причем вместе с нанятыми на «сезонную работу» крестьянами. Вместо тяжелых тракторов на поля западных областей были выведены трактора легкие, причем те, на которых еще не поменяли бензиновые моторы на дизельные. И этими тракторами половину полей засеяли травами, причем травами довольно странными: например, множество полей было засеяно люпином «для повышения плодородия», а еще очень немало полей засеяли луговыми травами с большой примесью вики. Впрочем, и традиционные культуры тоже сеялись, но все же упор в Западной Белоруссии делался на овощи и картошку, а на Украине – на свеклу. Так что претензия Сталина была несколько неверной.

Тем не менее Лаврентий Павлович вопросом Иосифа Виссарионовича обеспокоился и примчался за разъяснениями в Сельхозуправление НТК.

– Мера, можно сказать, вынужденная, – сообщили ему «профессиональные агрономы», – мы два года наблюдали заметное снижение урожайности, причем снижение это началось еще до воссоединение этих земель с Советским Союзом. Оно и понятно: капитализм, хищническая эксплуатация – в том числе и земли. Поэтому прошлой осенью было проведено картографирование всех сельхозугодий, и там, где с калием относительно неплохо, мы рекомендовали сажать свеклу и картошку, а там где даже с калием беда, посеяли культуры, которые помогают накапливать в почве хотя бы азот. Ну а раз с зерновыми тут ничего приличного ожидать не приходилось, мы просто пригласили население зерно выращивать в этом году уже в Прииртышских степях и на Дальнем Востоке.

– Пригласили, отобрав у населения трактора.

– Никто ничего не отбирал, все трактора, которые вы перевезли в степь – собственность нашего управления НТК, и мы просто направили технику туда, где она в состоянии дать положительный эффект. А населению все это объяснили, народ в целом ситуацию понял, поехал в степь с удовольствием… ну, кто все же поехал. Условия-то там вполне приличные, временных балков со строек совхозов там полтора десятка тысяч осталось, а в них люди даже зимой нормально жили, а уж летом…

– Понятно, понятно… значит, это все для повышения качества земель…

– Конечно, а зачем бы еще нам такую очень недешевую программу-то запускать? Ведь чтобы просто перевезти в Прииртышье под миллион человек уже немало очень немало денег потратить пришлось. Но урожаи с новых земель эти расходы почти наверняка окупят, а уж повышение урожайности старых… Есть надежда, что со следующего года у нас начнется производство калийных удобрений в Белоруссии, фосфорные уже с этого года неплохо так производиться стали – и с накопленным за сезон азотом поля былую продуктивность почти наверняка вернут.

Девятнадцатого апреля Лаврентий Павлович снова зашел в гости к соседке:

– У меня к тебе один вопрос: ты что, уверена, что мы фашиста на границе не остановим? И не говори мне, что твои сельские агрономы сами додумались восстанавливать плодородие исключительно на воссоединенных территориях.

– А вам какой ответ нужен? Официальную позицию НТК, мнение зампреда ГКО или мое личное?

– Все три, и давай излагай их в этой же последовательности. Не молчи, я слушаю.

– Ну, мнение Сельхозуправления НТК вы, как я понимаю, уже выслушали, добавлю лишь то, что из источников, близких к осведомленным, стало известно, что в этом году в Прииртышье урожай получится действительно очень хорошим. Просто по погодным условиям, так что смысл получить урожай существенно побольше имеется. Что же позиции ГКО…

– Я сам член ГКО!

– Ну да, конечно. Так вот, ГКО считает, что при превосходстве противника в живой силе примерно в десять раз…

– Откуда столько-то?

– У вермахта сейчас, если считать вместе с люфтваффе и резервной армией, чуть меньше восьми миллионов человек, и из них пять, а скорее шесть примут участие в нападении на нас. Сюда же следует добавить почти миллион иностранцев, которые уже зачислены в германскую армию, а так же не забыть посчитать всяких румынов, венгров и чехов. Еще, хотя и не сразу, подоспеют итальянцы, каудильо постарается своих отморозков в войне с нами утилизировать, дуче тоже в стороне не останется – но в первой волне у немцев будет миллионов шесть-семь.

– Допустим, и что?

– У нас в первой линии стоит примерно семьсот тысяч, включая пограничников…

– И во второй уже почти полтора миллиона.

– На расстоянии в сто пятьдесят – двести километров от границы. Но суть не в этом: при общем десятикратном превосходстве локальное превосходство на отдельных участках может получиться и двадцатикратное, и даже большее – и вот в этих случаях мы просто физически границу не удержим. То есть отступим на вторую линию обороны, возможно даже на третью. По дороге, конечно, вражеские войска прилично так размотаем, сами в наступление перейдем и территорию вернем. Но при этом поля, скажем, пшеничные, в местах боев попросту сгорят, а вот сжечь поле картофельное или свекольное куда как труднее. То есть мы просто не понесем серьезного ущерба по урожаю…

– Логично излагаешь. А сама как думаешь?

– У нас при таком соотношении сил главной задачей будет сохранить свои войска, даже путем некоторой утраты территорий. Территории-то мы всяко вернем, а вот убитых солдат оживить не получится. Так что если будет выбор между «стоять насмерть» и отступить, то я буду за второй вариант. Нам людей беречь надо, просто потому, что будут люди – будет, кому врага уничтожать, а погибнут они, пусть даже героически – и окажемся мы в глубокой заднице.

– Да уж, как была контрой, так и осталась. Я… я тогда приказ по войскам КГБ сегодня же выпущу… завтра, сегодня воскресенье еще… чтобы никаких «стоять насмерть» не было.

– Ответ неверен, садись, двойка. Если часть прикрывает, скажем, отход госпиталя полевого…

– Я читал уставы, которые ты составляла, можешь меня отдельно за Советскую власть не агитировать.

– А я и не агитирую. Вы спросили – я ответила. А агитировать самого верного сторонника этой власти, по моему, просто глупо.

– Ты знаешь, чем больше я с тобой общаюсь, тем сильнее убеждаюсь в том, что у нас самый весь из себя сторонник Советской власти – одна сопливая девчонка. Ну, не совсем уже сопливая… Есть какие-то соображения по поводу возможной даты?

– Ну вы и спросили! Чтобы были соображения, нужно хоть как-то соображать, а вот мне это вообще не свойственно. А если просто посчитать… Чтобы норвежские дивизии подтянуть, к фронту перевезти, довооружить, пополнить наконец – на это минимум месяц потребуется. Но максимум – полтора. Но тут уже и погодный фактор во внимание принимать нужно: до середины мая дойче зольдатенов по палаткам не распихать, они просто все простудятся. Я так прикидываю, что палаточный сезон начнется где-то числа десятого мая, потом нужно будет подвезти как-то пару миллионов человек для рассаживания по этим палаткам… так что вероятных даты две: в ночь на семнадцатое мая и в ночь на двадцать четвертое.

– А в промежутке между этими числами?

– Немцы начнут нападение в ночь на воскресенье, в бабке не ходи. Красная армия у нас по субботам чем занималась? Водку пьянствовала и безобразия нарушала, и фашист этот момент точно не упустил. Так что… таково мое единодушное и единственно верное мнение.

– Почему это оно единственно верное?

– Потому что всесильное.

– Зараза!

– И контра. У нас что на Аландах творится?

– Одиночные самолеты они научились аж над Варшавой замечать… чаше всего, а групповые вылеты – вплоть до Вены. Но только… сильно групповые. А в твоем ведомстве по этому поводу есть что сказать?

– Немножко есть, ночных ракет пока сотни полторы, к середине мая до двух сотен, надеюсь, набрать сможем. Но вот больше – точно нет. Так что вся надежда на Павла Осиповича.

– А затем – и на Владимира Михайловича. Но ты тоже хороша: заставила его сделать самолет, который метров с двухсот от СБ никто не отличит.

– Я надеюсь, что не отличит.

– И надежды твои Владимир Михайлович оправдал: есть данные… агентурные: немцы считают, что мы в западные округа поставили именно СБ с новыми пропеллерами. Мясищеву только за это Героя Соцтруда дать нужно будет.

– И Сухому!

– Я тебя знаю, твоя бы воля – так они с ног до головы орденами обвешенные ходили. Но – обломись: на Политбюро принято решение им по Звезде дать. Но ты не плачь: по Звезде за каждый новый самолет…

– Спасибо огромное!

– На тебя просто смотреть приятно, как ты за других людей радуешься! Честно скажу: только ради того, чтобы на тебя в эти минуты посмотреть, я бы людям каждый день ордена всякие выдавал бы. Но придется подождать: сама понимаешь, секретность нужно соблюдать. Так что решение принято, а постановления пока нет, а вот когда самолеты себя проявят…

– Подольше бы не проявляли… но ведь не получится…

– И все равно мы победим!

– Ага, уничтожим фашистскую гадину в его собственной берлоге. Вот только победа заключается не в том, чтобы разгромить гитлеровцев, и даже если мы Остров под воду опустим, это будет еще не победа.

– А что тогда ты считаешь победой?

– Долго рассказывать, да и не время еще.

– Насчет опускания острова должен сказать… как члену ГКО сказать должен: товарищ Хлопин уже дюжину своих изделий изготовил.

– Это он молодец…

– Что не так? Только что сияла, как начищенный пятак – и опять мрачнее тучи…

– Лаврентий Павлович! У меня настроение сейчас по десять раз на дню меняется! Само по себе меняется, безо всяких причин! И спрашивать меня почему это – смысла ни малейшего, я и сама не знаю!

– Ну уж совсем-то за дурака ты меня не держи! Извини, пойду я… но если что-то тебе захочется…

– Идите уже! Но за Звезды нашим авиатором – огромное спасибо!

Заседания, хотя и довольно непродолжительные, в ГКО стали практически ежедневными. И на вечернем заседании первого мая Лаврентий Павлович сообщил «пренеприятнейшее известие»:

– Эстонские товарищи сообщили, что Гитлер ввел в Эстонию две танковых дивизии, всего около четырехсот пятидесяти танков. Так же две дивизии размещены в Латвии и одна дивизия размещена в Литве. Но литовская нам представляется наиболее боеспособной, в ней исключительно новые немецкие танки на вооружении состоят.

– А на других возможных направлениях?

– На других у нас с товарищами плоховато. По косвенным данным можно предполагать, что танковые дивизии разворачиваются в районе Жешува и к югу от Белостока. Меры мы приняли, противотанковые силы в нужный районах разместили. Насколько эффективно они сработают, мы заранее, конечно, знать не можем, но есть веские основания предполагать…

– По срокам что-то выяснить удалось?

– Старуха убеждена, что нападение будет либо в ночь на семнадцатое, либо на двадцать четвертое. И она это вроде неплохо так обосновала…

– Ну-ка, поделись с нами ее выводами?

После того, как Берия изложение закончил, Сталин заметил:

– Надо же, а Слава пришел к тем же выводам, но совсем по другим причинам. Он все связывал со сроками посевной…

– То есть по любым основаниям мы приходим к одним и тем же выводам, – высказал свое мнение Тихонов.

– И выводы все равно могут быть неверными. Однако мы обязаны считать, что это – действительно самый вероятный вариант, и, значит, уже шестнадцатого армия должна быть в максимальной готовности.

– Будет, – поспешил заверить Лаврентий Павлович, – они уже сейчас в ней находится. То есть не РККА…

– Нужно бы и РККА подготовить, – не очень уверенно заметил Валентин Ильич.

– Не нужно, – буквально огрызнулся Лаврентий Павлович. – Пока краскомы изображают для немцев пьянь, фашисты серьезной разведкой не заморачиваются: зачем, если и так все видно?

– А протрезветь-то они успеют?

– Успеют, у РККА будет минимум неделя для протрезвления. Да и пьют-то они… причем не они, а специально подготовленные товарищи, не до поросячьего визга. И дисциплину нарушают не они – так что будем просто ждать.

– И будет для фашиста сюрприз такой!

– Валентин, будет война. Причем Старуха убеждена, что война будет страшная.

– Ну да, и чем больше мы выкосим врага в самом начале… извините, товарищи, просто второй месяц на нервах…

– Извиняем. Как проходит заполнение полевых складов?

В половине третьего ночи в Кремле раздался гудок аппарата ВЧ и взволнованный голос оператора станции на Аландах сообщил:

– Наблюдаем воздушные цели, групповые, много… очень групповые, мы их видим аж до Бухареста.

– Лаврентий, отдавай приказ!

– Уже отдан. А сколько там было самолетов – узнаем уже утром… Иосиф, нужно народу сообщить, кто займется?

– Вячеслав, выйдешь в эфир в восемь утра. Думаю, что это теперь твоя работа…