Старуха 5

Глава 26

Двадцатого ноября в Верином доме в Пирогово собралась интересная компания. То есть собралась Вера и Лаврентий Павлович, но к ним присоединился и Владимир Александрович Голицын, а место встречи выбрал все же товарищ Берия. И выбрал его потому, что в этом загородном доме была исключена любая прослушка, а Витины родители днем были на работе – так что можно было поговорить спокойно. Ну а то, что Берия к Вере в гости заехал, было вполне естественно, у них часто рабочие вопросы решались «в неофициальной обстановке», а про Голицына никто и не догадывался: он в Пирогово приехал вообще на электричке.

– Ну что, товарищи, надо это дело как-то отметить, – высказался Лаврентий Павлович, закрывая за Володей дверь, – для такого случая специально захватил кое-что, что тебе, Старуха, точно понравится: уникальное вино, которое в прошлом году сотворил массандровский волшебник лозы Егоров. Продукт, достойный отмечаемого дела, – он ловко открыл бутылку и разлил содержимое по бокалам.

– Отметить, несомненно, необходимо… – ответила Вера, взяв бокал в руки и разглядывая его содержимое. – Но я одного понять не могу: почему бахнуло сразу и так громко?

– Не очень-то и громко, – хмыкнул Лаврентий Павлович, – по тому, что удалось узнать… этот вундеркинд Холл сообщил, что бахнуло даже меньше чем на тысячу тонн. Примерно на девятьсот вроде, по крайней мере так в Вашингтоне считают.

– Но… это значит, что они еще сборку не произвели?

– Я и сам не ожидал, что эти идиоты воспользуются моей печкой. То есть не ожидал, что сразу, – задумчиво сообщил Володя. – Когда они первую партию металла забирали, спросили, в чем я его переплавляю – и я им за пять тысяч баксов наличными свою дуговую печь отдал. Хорошая печь, со стенками из двухдюймовой стали.

– А зачем такая-то?

– Я им объяснил зачем: оказывается, они и не подозревали, что металл летуч как нафталин… наверное, как раз это они проверить успели и отливку в ней и сделали первую. У них же физики грамотные, очень точно рассчитали, что критическая масса составит тринадцать с половиной фунтов для шара, но посчитали, что для полусферы семи точно не хватит. И отливку делали порциями… должны были делать порциями по семь фунтов: они ее еще и обтачивать на токарном станке собирались.

– Ты вот всё так подробно объяснил!

– Конечно, я просто не успел сказать про то, что печка, которую я им продал, внутри была покрыта слоем бериллия, мы же не зря его в Мексике и Канаде выделяли. А с бериллиевым отражателем… я думал, что просто пшикнет когда они металл в печь загрузят, но они, очевидно, его и расплавить успели – и когда металл застыл и размеры полусферы уменьшились… ну, это я так думаю. А печка из брони все же смогла удержать металл от раннего разлета.

– А тебе их не жалко? Ну, тех, кто там работал?

– Они все равно уже были мертвыми, просто этого еще не знали: металл они просто руками брали, испарением его пренебрегали. Они уже набрали его достаточно для долгой и мучительной смерти, а так они хотя бы от мучений избавились.

– Володь, извини, я про бериллий не совсем понял.

– С бериллиевым отражателем критическая масса снижается почти вдвое, – пояснила Вера. – А с двести сороковым изотопом и инициатора не требуется, он сам…

– Но если они проверят остаток металла… ты им сколько успел передать?

– Примерно сто двадцать фунтов, но не думаю, что они смогут проверить остаток: там в лаборатории вообще все испарилось. И загадило окрестности миль на двадцать вокруг, причем надолго загадило, они там грунт лет за сто очистить не смогут даже если очень захотят. Лучшее, что они могут сделать – это залить всю землю вокруг силикатным клеем, тогда ее вместе с клеем можно будет собрать и куда-то в хранилище вывезти, хотя я с трудом представляю хранилище, в которое можно поместить метровый слой земли с пары тысяч квадратных километров. Но это уже их проблемы.

– А как сам ушел? Сильно наследил?

– Вообще нисколько. Оставил на месте подходящего покойника…

– Они же сразу выяснят, что это не ты был! – взволновалась Вера. – И так сильно искать будут, что я даже не представляю, куда тебя теперь спрятать.

– Не выяснят. Сама же всегда говоришь: химия – это наука точная. Так вот наука химия говорит, что опознать пять трупов, пролежавших пару суток в кипящем растворе синильной кислоты, ни одна экспертиза не возьмется. А раньше они их не достанут, все же синильная кислота. У нас же деньги всем правят, жадность перебивает осторожность… труба подачи раствора в реактор выщелачивания была из дешевой стали с паршивой эмалью, а в реакторе-то процесс идет при ста десяти градусах! Ну а то, что вентиль с улицы открывается, там смотреть точно не станут: только идиот его закрывать будет при кипящем реакторе.

– Пять трупов?

– Ленни и Марио притащили: в Детройте и Чикаго много неопознанных, так что они просто искали там пропавшего дядюшку Джо или что-то в этом роде.

– Это кто?

Володя повернулся к Лаврентию Павловичу, но тот лишь пожал плечами:

– Какой-то мексиканец вроде бы, судя по имени, или итальянец. И какой-то канадец, так?

– Ну… наверное так.

– Старуха, не суетись, они про операцию не в курсе. Про нее кроме нас троих вообще никто не в курсе.

– Двоих, вас двоих, я вообще не понимаю, о чем вы тут шушукаетесь, – улыбнулся Володя. – Кстати, а где я в командировке-то был? А то вдруг на работе спросят…

– Я тоже не понимаю, – хмыкнул Лаврентий Павлович. – На столе такое вино, а вы тут про какую-то химию… и вообще, мы встречу старых знакомых отмечаем или что? Володя вон вернулся… с полигона…

– С ракетного полигона, – с улыбкой уточнила Вера. – Дальнего. И очень секретного…

Спать Вера ложилась с чувством довольно странным: вроде все получилось, теперь янки лет десять даже соваться в ядерные исследования не будут. Да и с деньгами у них серьезные такие проблемы возникнут… Она вспомнила, как в пятьдесят втором точно такую же финансовую систему предлагал учредить Иосиф Виссарионович: ее, как свободно говорящую на пяти языках, пригласили «поработать переводчиком» на состоявшемся в апреле международном экономическом совещании, где собрался народ из почти пяти десятков стран. И все присутствующие с учреждением такой системы согласились – но «в тот раз» большинство пожелало ее «узаконить» под эгидой ООН – но там, при огромном противодействии со стороны американцев и англичан, идею просто промурыжили почти год, а после смерти Сталина Хрущев эту идею похоронил и по сути дела помог американцам заключить Бреттон-Вудское соглашение. И у Веры даже промелькнула мысль о том, что Иосиф Виссарионович в ее «прошлой жизни» в очень нужный – для американцев – момент внезапно умер, и, возможно, при чьем-то существенном участии. Но сейчас, без ООН и без прямых угроз со стороны янки странам, набравшим у них за войну огромные кредиты, все получилось! А уж после того, как венесуэльские президент Исайас Медина Ангарита просто взял – под будущие поставки нефти – кредит в ВТБ и полностью рассчитался по кредитам с американцами, почти все страны Латинской Америки резко возжелали сменить валюту торговли.

Опять же, в Африке у колониальных держав дела пошли неважно, да и в Азии тоже – но и при таких условиях та же Франция не отозвала свою заявку на вступление в ВТБ. С колониями британскими – с ними пока еще было все не очень просто, но уже вполне предсказуемо, вопрос оставался лишь в сроках их выхода из колониальной зависимости. А сама Британия – ее, без колоний, можно будет при необходимости просто опустить ниже уровня моря… впрочем, достаточно будет ее опустить ниже плинтуса и мирно. Просто потому, что когда «весь мир против», то воевать становится грустновато – и даже британцы не смогут этого не понять. Так что всё теперь должно быть хорошо, ну почти всё.

И уже засыпая, Вера вдруг поняла, что она уже сделала всё, что могла: передала нынешним химикам все свои знания, протолкнула политические и экономические задумки товарища Сталина более успешно и лет на десять быстрее – но вот дать стране что-то «новое и прогрессивное» она уже была не в состоянии: всё, кончился ее запасец знаний и умений. Совсем кончился… хотя кое-что и осталось. Только вот уже именно что «кое-что»: она еще помнила о нескольких выдающихся (впоследствии) личностях, которые себя еще никак не проявили, помнила, кто из них чем занимался и какие на пути действительно талантливых людей ставились препятствия. И сейчас в ее силах (и в ее власти) было этим людям помочь сделать то же самое побыстрее. Но и только…

Джордж Хамфри расслаблено полусидел-полулежал в кресле, но Том Дьюи на позу своего собеседника внимания не обращал, ему было куда как интереснее то, что он говорил. А говорил он примерно то же, что думал и сам президент – просто излагал он все это исключительно аргументировано и последовательно. А разговор шел о деньгах, ведь о чем еще президенту говорить с министром финансов? А деньги Джордж считать умел очень хорошо. И деньги, которые были, и те, которых не было. А так как разговор шел не просто о деньгах, а о деньгах огромных, то и получился он предельно циничным:

– Должен признаться, что дядюшка Джо нас переиграл. Точнее, он переиграл Рузвельта, но не тогда, как тебе врут банкиры, когда ввел золотой рубль для внешней торговли, а гораздо раньше. И переиграл не в одиночку. Он полностью переиграл Рузвельта, когда за несколько месяцев одержал безоговорочную победу над Гитлером, а немцы нас переиграли, когда подписали столь же безоговорочную капитуляцию. В результате Сталин и этот, как его… немец, короче – они получили самую могучую промышленность в мире, причем промышленность, подкрепленную бескрайними русскими полями. И китайскими тоже. А этот ВТБ – всего лишь следствие русской победы и германской капитуляции, причем золото в нем вообще никакой роли не играет, что бы тебе не говорили наши банкиры!

– Ну почему же, обеспеченная золотом валюта всегда в цене.

– Ну да, и мы – прямое тому доказательство: все отправляют доллары нам и требуют за них золото. И мы это золото вынуждены отдавать – а у русских этого не происходит. Потому что, хотя валюта ВТБ и номинируется в золоте, золото там – всего лишь приманка для диких папуасов! А валюта эта обеспечена товарами, и золото в их системе торговли – всего лишь товар, причем не самый востребованный. Из всех стран-участниц только Пакистан внес свою долю в уставной капитал золотом, а остальные… Даже чтобы вступить в клуб, золото не нужно, можно внести свою долю товаром, но лишь товаром востребованным… доллары перестали быть таким товаром, потому что наши банкиры обещают за них только золото. Врут, но все же обещают – однако даже те, кто в обещания эти верит, не бегут сломя голову торговать с нами. Просто потому, что мы не предлагаем другие товары!

– Почему же, мы можем экспортировать многое…

– Можем, однако в ВТБ очень многие могут продавать то же самое, но дешевле. В том числе дешевле и по форме расчетов: любая страна всегда принимает собственные деньги – просто там суммы, имеющиеся на счетах стран, определяются объемами экспорта. И я считаю, что если мы в ближайшее время не вступим в этот клуб, то прошлый кризис покажется детской игрой в песочнице…

– Но мы в него вступить не можем, они нас отвергают…

– Рузвельт поставил на банкиров и проиграл. Но проиграл лишь потому, что банкиры делали расчет на затяжную войну в Европе, когда европейцы будут вынуждены покупать у нас все больше и больше, причем за выданные им нашими банками кредиты. Денег банкиры готовились просто напечатать сколько угодно, а потом за эти бумажки Европа нам бы годами поставляла любые товары – но, снова повторю, Сталин и эти фельдмаршалы нас переиграли. Банкиры бумажек в Европу, и в колонии Франции, Британии и прочие отправили очень много – а теперь они возвращаются обратно к нам, мы за них отдаем золото – и при этом у нас растет инфляция. Просто потому, что возвращающиеся бумажки как раз товарами-то и не обеспечены!

– У тебя есть предложения? Ты же у нас управляешь финансами страны…

– В том-то и дело, что не управляю… пока. Предложение у меня есть, но оно… потребует много сил и мужества. Банкиры-то будут сопротивляться изо всех сил, а так как именно они управляют… пока управляют нашей экономикой…

– Давай к сути.

– Держи. Сейчас у тебя есть законное право – и требуемая законодательная основа – чтобы всех руководителей ФРС арестовать и отдать под суд, причем сразу по нескольким статьям, от которых им не отвертеться. За фальшивомонетничество, за мошенничество в особо крупных масштабах, за подрыв национальной безопасности – у меня список готов, если захочешь, я тебе его сегодня же передам. Так вот, после ареста и осуждения – заметь, осуждения по закону – ФРС должна быть передана под управление правительства…

– Под твое, так?

– Под управление именно правительства, а меня ты можешь отправить в отставку хоть завтра. Но вот после этого мы получим право вступить в ВТБ – и сразу же сможем завалить всех остальных участников банка нашими товарами. Не совсем сразу, но у нас сейчас промышленность загружена менее чем на сорок процентов, так что при умеренных ценах у нас не будет отбоя от покупателей и мы сможем резко увеличить выпуск буквально всего просто перезапустив простаивающие заводы. Заодно и с безработицей проблем не будет… Ты же знаешь, я неплохо разбираюсь в проблемах черной металлургии…

– Да, продолжай.

– Сейчас в мире серьезный дефицит стали, и ВТБ кредитует строительство более десятка металлургических заводов по всему миру, но стали им все равно не хватит в ближайшие лет двадцать. Они бы и рады больше заводов понастроить, но на большее количество у них просто нет средств. Заметь, не денег, а именно средств – но я сейчас о другом. У нас сталелитейная промышленность загружена примерно на тридцать процентов всего, и если у нас получится зайти на этот рынок, то мы за полгода загрузим нашу металлургию на сто процентов и даже больше, а вот в ВТБ, где совсем не идиоты сидят, быстро сообразят, что особой нужды в финансировании зарубежной металлургии уже не будет. И мы получим деньги не только от продажи стали, но и сможем поставками чего-то другого взять часть, причем скорее всего большую часть того, что участники ВТБ сэкономят на постройке этих металлургических предприятий.

– Звучит заманчиво…

– Но банкиров изолировать нужно будет одновременно и сразу всех. Насколько я знаю, председатель Комитета начальников штабов тебя серьезно поддерживает, и если ты…

– Я понял, завтра отдельно побеседую с Эйзенхауэром. Но, думаю, тебе при этом разговоре тоже стоит присутствовать.

– А ты не так уж глуп, – довольно хохотнул Хамфри, – сам догадался. Может быть, пригласишь еще…

– Нет, будет только он. И ты, а если Эйк с тобой согласится, то он сам сообразит, кого еще в команду брать. Так что… – Том перевернул листок стоящего на столе календаря, – до завтра. Встречаемся в одиннадцать…

Утром Вера, как всегда, встала и, как всегда, еще не до конца проснувшись, собрала всем завтрак, проводила Виктора, старших детей отправила в школу – а затем, сама одевшись, отвела младших в детский сад и пошла на работу. Пришла, села за свой стол. В комнату вошла незнакомая девушка, несущая в руках наполненный водой чайник:

– Вера Андреевна, вы уже вернулись? А я – Света, секретарь кафедры. Вам чаю налить?

Вера оглянулась – и только тут поняла, что пришла она на кафедру в университет. Хмыкнула про себя, слегка удивившись случившемуся:

– Нет, я на минутку зашла, просто проведать кафедру… воздух университетский вздохнуть. А вы секретарь… расписание же вы для кафедры составляете?

– Ну да, только на следующий семестр еще не начинала его делать…

– Знаете что, Света, вы, когда его составлять будете, и меня в него включите. Лекции для первокурсников и, пожалуй, семинары для третьего курса. И оставьте мне парочку пятикурсников на преддипломную практику. Но прежде чем расписание выкладывать, вы его мне пришлите… пожалуйста.

– Хорошо, обязательно… вам его домой прислать? Я знаю, где вы живете.

– Нет, не надо, забудьте о том, о чем я вас попросила. Спасибо, я уже воздуха хватанула, пойду дальше… работать, а вы от меня просто всем привет передайте…

Следующие три месяца Вера работала как проклятая. То есть на работу уходила как обычно, да и домой чаще всего возвращалась вовремя, но почти каждый день она устраивала в себя в НТК какие-то совещания, раздавала разным людям разные поручения, согласовывала какие-то научные и производственные программы – и поэтому домой она всегда возвращалась буквально с ног валясь от усталости. Но работа во всем НТК становилась все более интенсивной: строились новые заводы или расширялись старые, создавались новые институты. Но для всего этого требовались и новые люди, и Вера тут такую бурную деятельность развела, что специально по этому поводу было созвано совещание в правительстве:

– Мне кажется, что товарищ Синицкая несколько… злоупотребляет своей властью, – высказал свою претензию товарищ Шахурин. – Я не подвергаю сомнению то, что авиационные КБ НТК создают действительно хорошие машины, но ведь и КБ и нашего наркомата отнюдь не простаивают и обеспечивают страну потребными самолетами.

– Ну да, – хмыкнул Валентин Ильич, – Ильюшин и Яковлев дают стране просто замечательные самолетики для сельской авиации…

– И неплохие военные машины тоже!

– Конечно, – не стал спорить Лаврентий Павлович, – а в ВВС сидят тупые индюки и заказывать эти самолеты не желают. Но причем тут товарищ Синицкая?

– У Туполева была прекрасная разработке по самолету-снаряду, а товарищ Синицкая просто забрала ведущего конструктора этой машины в НТК. И чем он там сейчас занимается? Ведь, насколько нам известно, она работы по самолету-снаряду прекратила.

– Нам известно, чем товарищ Синицкая занимается, – спокойно, но очень «весомо» сообщил Иосиф Виссарионович, – и для этой работы упомянутый товарищ вполне подходит. Молодой, полный идей и энтузиазма, так что… Мы эту кандидатуру не будем сегодня обсуждать.

– А зачем мы тогда здесь собрались? Наркомат авиапрома лишается кадров, а ведь за серийное производство самолетов… не всех, но большинства, отвечать приходится нам!

– Ну, мы в том числе и для этого собрались. Было предложение, от Веры Андреевны, все управление авиастроения НТК как раз в наркомат авиационной промышленности и передать. Вместе со всеми авиационными КБ.

– Тогда непонятно: она сначала забирает конструкторов, а потом хочет их нам вернуть?

– Она предлагает передать в авиапром только авиационные КБ и заводы. Но мы программы этих КБ внимательно изучили, их менять вам не придется, они продолжат делать то, что уже начали делать. Тем не менее, за последующие планы теперь придется отвечать вам, Алексей Иванович. Так что после совещания поезжайте в Управление НТК дела принимать.

– У Веры Андреевны?

– Нет, в управлении авиастроения НТК. Дело это не быстрое, но мы надеемся, что за пару недель вы с ними сработаетесь. Теперь слово дадим товарищу Тевосяну.

– А у меня к товарищу Синицкой никаких вопросов нет, они, как я понимаю, у наркомата электростанций имеются.

– У наркомата к ней особых вопросов нет, – с места ответил Глеб Максимилианович. – А не особые мы, я думаю, можем в рабочем порядке решить.

– Однако судя по вот этот пачке жалоб… – начал было товарищ Сталин, но Кржижановский непрозвучавший вопрос понял и сразу ответил:

– Мы не полностью согласны с практикой НТК по строительству многих десятков и даже сотен малых ГЭС мощностью до пяти мегаватт, а в Карелии и Саамо-Финской области НТК выстроил только станций в районе мегаватта порядка двухсот.

– А эта энергия никому не нужна?

– В летний сезон эта энергия обеспечивает работу металлургического комбината в Костомукше, и это замечательно. Но в межень большая часть этих станций работать не может, производство энергии падает с примерно четырехсот мегаватт до менее чем семидесяти – но комбинат-то останавливать нельзя, и мы вынуждены перенаправлять туда электричество уже с тепловых станций, что создает известные проблемы по части поддержки стабильности работы электросетей.

– Возражение, ваша честь! – так же с места чуть ли не прокричал товарищ Струмилин. – Такое решение позволяет проводить в летний период планово-предупредительные работы на угольных станциях, а зимой, когда требуется не только и не столько электричество, сколько тепло, они уже работают с высшим КПД, выдавая и электрическую, и тепловую энергию. И экономический эффект…

– Слава, заткнись, – незлобиво прервал его Иосиф Виссарионович, а затем поправился: – Станислав Густавович, мы вашу точку зрения выслушали и приняли к рассмотрению. Но вы, к сожалению, в диспетчеризации электросетей понимаете примерно столько же, сколько непарнокопытные животные в плодах некоторых салиндоцветных рутовых растений. Так что нам сейчас нужно будет поподробнее выслушать замечания Глеба Максимилиановича и продумать, каким образом возникающие проблемы могут быть устранены.

– Продумывать тут особо нечего, – продолжил Кржижановский, – нам просто необходимо где-то в Карелии поставить еще одну тепловую электростанции. Мощностью в районе пятисот мегаватт. Причем желательно, включающую в себя несколько блоков, чтобы было возможно отключать их на ППР поочередно.

– Для базовой генерации? – поинтересовался Лаврентий Павлович.

– Именно так.

– Тогда… у нас есть для вас специальное предложение. Вас устроят три блока по двести пятьдесят мегаватт? Ведь развитие промышленности в Карелии и в Финляндии не прекращается, и пятсот мегаватт именно базовой генерации могут оказаться совершенно не лишними.

– Нам было бы удобнее иметь четыре блока… это, конечно, зависит от типовых сроков ППР…

– Можем и четыре… наверное, я у Старухи спрошу. Не о возможности как таковой, а о сроках строительства: два блока мы можем запустить уже в сорок девятом, третий – в пятидесятом, это уже просчитано. А вот насчет четырех – мы просто такой вариант вообще пока не рассматривали.

– Вы от имени НТК говорите?

– Нет, от имени КГБ. Но, поскольку там большую часть оборудования будет НТК производить, но без нее не обойтись. У нее все предприятия работают с максимальной загрузкой и о возможных сроках изготовления чего угодно лучше нее никто не знает.

– Вы тогда это после совещания отдельно обсудите? – взглянул на собеседников Иосиф Виссарионович. – А у нас еще две отрасли на рассмотрении: судостроение и производство удобрений. Насчет судостроения… его последним рассмотрим, а вот какие проблемы выпуску удобрений создает НТК, было бы желательно понять…

Седьмого марта после обеда в кабинет Сталина вошла Вера и молча положила перед ним лист бумаги.

– Это что?

– Заявление об увольнении по собственному желанию.

– Переутомилась? – Сталин внимательно прочитал заявление и с видимым удивлением решил уточнить дату:

– С первого января пятьдесят седьмого года? Но почему?

– Я тут подумала и решила: я уже почти все, что могла, сделала. К этой дате вообще все дела закончу и займусь уже только преподавательской работой. И я должна быть уверена…

– А не рано ты тогда заявление-то принесла?

– В жизни всякое случается, а мне нужна тут именно ваша подпись. С ней они уже не посмеют…

– Что не посмеют?

– Ничего. Совсем ничего, и я должна быть в этом уверена…