На самом деле ситуация с производством отделочного и строительного камня в Советском Союзе была не настолько печальной, как это обрисовала Вера, его все же добывалось довольно много. Проблема была лишь в том, что населению его практически не продавали – а это самое население, особенно в небольших городах и селах с радостью бы его покупали. И даже там бы покупали, где это самое население его само для собственных нужд добывало, например на Кавказе или в Крыму просто потому, что пилить камень руками было гораздо менее производительно, чем могучими машинами, и камень «заводского изготовления» в итоге обходился бы гораздо дешевле. Причем даже за примерами далеко ходить не надо было: в туфовых карьерах Армении и Грузии селяне, задумавшие постройку нового дома, камень уже несколько лет – с тех самых пор, как там появились машины – уже не пилили, предпочитая заплатить определенную (и не самую маленькую) денежку рабочим с карьера. Конечно, это было откровенным воровством и за продажу камня на сторону рабочих наказывали – если их удавалось на этом поймать, но вот как раз поймать их было все же трудно: «нетрудовые доходы» весьма неравномерно распределялись между рабочими и начальством и это самое начальство меньше всего было заинтересовано в наказании «жуликов низшего звена».
Лаврентий Павлович о такой практике конечно же знал – но вот придумать действенные меры по борьбе с ней пока не смог. То есть ему просто не до таких мелочей было – а вот когда Вера его буквально носом ткнула в проблему, он все же решил действовать. Причем самым простым способом: разрешить и даже всячески стимулировать продажи готового камня населению по таким ценам, чтобы и стране это было не в убыток, и расходы потенциальных покупателей не наводили бы их на мысль целесообразности «скупки краденого». А чтобы мысли такие окончательно подавить, он решил все выявленные случаи приобретения «левой» продукции подводить исключительно под такую уголовную (и очень сурово караемую) статью.
Причем отдать все необходимые распоряжения он собирался уже в понедельник утром – в том числе и по доставке камня с Кавказа и из Крыма в среднюю полосу России. А чтобы и здесь производство налаживать – об этом пусть у НТК голова болит. Но если Валентин попросит, то помочь ему, конечно, поможем…
На состоявшемся совещании «по сельскому хозяйству» Пантелеймон Кондратьевич предложил, как Вера и предполагала, приступить к постройке калийных шахт и завода по производству удобрений. Все же как организатор товарищ Пономаренко был великим мастером и успел за очень короткое время и специалистов к работе привлечь, и даже результат получить. То есть результат в виде проекта шахты, а вот все вопросы по строительству завода он собирался возложить на химпром НТК – и очень удивился, получив даже не отказ, а запрет на такое строительство:
– Шахту вы, безусловно, построить сможете, – сообщила Вера, когда Иосиф Виссарионович дал ей слово, – но пользы от этого не будет вообще никакой. Причина первая заключается в том, что завод по очистке хлористого калия от соли мы сейчас выстроить не можем, и не сможет еще пару лет просто по экономическим причинам, а сыпать голый сильвинит в поля – я думаю, проще будет их обычной солью засыпать, результат будет тот же, но проявится немного быстрее и дешевле. Вторая причина поинтереснее: соль ведь на уголь вообще не похожа, и у нас просто нет подходящей для добычи сильвинита техники. Такую технику нужно сначала придумать, отладить, запустить в производство – а строить новую шахту ради того, чтобы проверить, как будут работать еще не придуманные агрегаты, мне кажется просто глупо. Все проверки и отладки можно и в Березниках провести, даже нужно там провести на уже действующих шахтах.
– Нам кажется, что аргументы Веры Андреевны заслуживают внимания, – заметил ведущий совещание Сталин, – поэтому мы считаем, что тратить средства на строительство шахты сейчас будет крайне нецелесообразно. Экономический отдел НТК вообще считает, что в Белорусской республике уже наблюдается некоторый перекос в сторону запуска проектов, хороших проектов, тут мы спорить не будем, но окончания которых нам придется ждать несколько лет. Еще раз, речь идет о проектах необходимых стране, но количество таких строек сейчас приведет к замораживанию очень значительных ресурсов, которые нам остро необходимы для выполнения иных задач…
Когда опечаленный отказом товарищ Пономаренко покидал Кремль, Вера подошла к нему и, как могла, утешила:
– Пантелеймон Кондратьевич, вы все же не расстраивайтесь так. Когда время придет, мы у вас там все очень быстро выстроим. А пока… Иосиф Виссарионович не прав в одном: если сейчас приступать ко всем намеченным вами стройкам, то средства будут не заморожены, а просто выкинуты в помойку. Не сегодня-завтра начнется война, и фашисты с огромным удовольствием просто разбомбят все, что вы успеете построить, и уж лучше немного потерпеть, чтобы им такого удовольствия не доставлять. А вот оборудовать предприятия, скажем, авторемонтные, танкоремонтные и всё прочее такое сейчас было бы крайне целесообразно.
– Вы тоже думаете, что война всё же непременно начнется?
– Нет, что вы! Я просто это знаю…
Время утекало быстро, но люди работали еще быстрее. Четырнадцатого августа вызванный Ванниковым в Москву Грабин узнал о новом назначении – а уже пятнадцатого за ним приехала какая-то дамочка (Борис Львович предупредил, что именно она будет показывать ему новое хозяйство). Ранним утром приехала и повезла в Подлипки. Чему Василий Гаврилович был очень не рад. То есть не тому, что дамочка его на завод повезла, а тому, что этот завод ему выделили. Он уже о заводе в Подлипках кое-что знал, и даже как-то на нем побывать успел – и именно завод ему очень не нравился: вывезенный еще до революции из Петербурга Орудийный завод за все это время, похоже, не получил ни одного нового станка, так что как тут налаживать производство, он представлял с трудом. Однако предписание было однозначным: на базе Орудийного завода создать и возглавить новое Артиллерийское Конструкторское бюро и в кратчайшие сроки приступить к производству артиллерийских систем…
Кто была эта женщина, которая на какой-то не совсем обычной «Волге» везла его в Подлипки, он не знал, но об этом он даже не задумывался: все его мысли были о том, как бы суметь обустроить тех людей, которые товарищ Ванников разрешил забрать с собой из Нижнего Новгорода. Потому что поселок Калининский, где располагался завод, был крошечным и было вообще непонятно, где жили даже рабочие завода. То есть понятно, возле станции вроде было понастроено множество бараков… тоже еще до революции понастроено…
Но сосредоточиться на этих мыслях мешала музыка, и Василий Гаврилович вдруг понял, почему обычная «Волга» показалась ему не очень-то и обычной: в автомобиле был радиоприемник! Но когда машина выехала из Москвы, женщина, по дороге от гостиницы молча управляющая машиной, приемник выключила и обратилась к своему пассажиру:
– Василий Гаврилович, теперь давайте о деле поговорим. Вам, насколько я знаю, поручено наладить производство пушек на Орудийном заводе, однако, боюсь, Борис Львович не сказал, каких именно. Поэтому я постараюсь ввести вас в курс дела…
– Мне сказали, что вы должны будете меня просто привезти на завод и показать его, а уж о том, что я буду там делать, мне в наркомате вооружений расскажут.
– Конечно, расскажут, но попозже. А чтобы вам времени не терять, кое-что сначала я вам расскажу. Вы, вероятно, знаете, что сейчас в СССР приступили к производству новых моделей танков.
– Знаю, и я думаю, что орудие товарища Петрова…
– Про орудие товарища Петрова вам думать не сказано. Но чтобы вам было не так обидно, сообщаю: у нас каждый занимается тем, что умеет делать хорошо. Федор Федорович умеет делать орудия крупных калибров, и следующей его пушкой будет танковая пушка калибром уже в сто двадцать миллиметров. А вашей задачей будет конструирование и налаживание производства пушек трехдюймовых. Только предупреждаю: даже если Ванников вам прикажет делать орудия под унитарный выстрел двадцать седьмого года… даже если сам товарищ Сталин вам такое прикажет, вы это дерьмо использовать не будете. Я уже привезла на завод образцы новых выстрелов, у них энергия снаряда примерно в два с половиной раза больше, чем у окаменевшего дерьма мамонта, то есть у снаряда двадцать седьмого года… Вы же ЗиС-3 уже испытали, так что у вас проблем с небольшой переделкой затворной части быть не должно.
– Энергия в два с половиной раза выше? – удивился Грабин. – Но я не уверен, что мы сможем изготовить стволы, которые выдержат такое давление… с приемлемым весом.
– Стволы – это вообще не ваша забота, вы готовые стволы будете получать. У меня уже один завод их производство налаживает, будет производить по десять тысяч стволов в год… пока, а весной и второй такой же завод у меня запустят. Не в этом дело, а дело в танках. Танки мы делаем новые, а вот старых у нас еще по разным углам заныкано тысяч пятнадцать, и все их я переплавить просто не успею. Так что мы с этих, извините за выражение, танков просто сверху все лишнее срежем и поставим на то, что осталось, вашу новую пушку. Ведь танк – это всего лишь повозка для пушки, – Вера с улыбкой «процитировала» более позднее высказывание самого Грабина, – если повозка, хоть и плохонькая, уже есть, то уж лучше пушку на такой возить, чем на своем горбу. Кстати, поэтому и лафет вам делать не придется особо хитрый, будет вполне достаточно такого, который к этой повозке как-то приварить или приклепать можно. Вот, приехали, идемте завод смотреть. Сначала вы посмотрите, чего вам тут не хватает, чтобы уже к зиме начать выпуск новых пушек, а потом обсудим бытовые проблемы.
– Бытовые – это вы о чем?
– В постановлении, которое я товарищу Ванникову выдала, сказано, что вы заберете из Нижнего всех инженеров вашего подразделения и до полусотни рабочих. А им же где-то жить нужно, да и новых рабочих, которых я к вам пригоню, тоже жильем обеспечить было бы неплохо, а то они, бедные, на улице-то зимой замерзнут. Но выстроить дома сейчас нетрудно: из армии народ уже сотнями тысяч демобилизуется, я сюда и строителей тысяч, может, десять пришлю. Но чтобы строить, сначала нужно узнать, что нужно строить и сколько – и вот этот вопрос мы с вами сегодня и обсудим. Вы мне расскажете, сколько народу заводу потребуется и все такое…
– Вы выдали товарищу Ванникову постановление? – спросил Василий Гаврилович, особо выделив голосом слово «вы». – Пригоните рабочих? А вы вообще кто?
– Вообще я химик. Заведующая кафедрой высокомолекулярных соединений химфака МГУ. Еще директор института таких же соединений Академии наук. А по совместительству я еще и первый зампред НТК и запред ГКО. Синицкая моя фамилия, а зовут меня Верой Андреевной… Так вот: в понедельник я жду от вас максимально полный список необходимых вам станков и штатное расписание завода. А пока – идемте, посмотрим, что на заводе все же имеется и заодно вы взглянете на новые стволы и выстрелы… то есть директор завода вам все покажет, а я уже все, что хотела, сказала. Да, – Вера указала рукой на стоящую возле здания заводоуправления машину, тоже «Волгу», но черного цвета, – ездить теперь вы имеете право только на этой машине. Два водителя будут у вас постоянные, вас там с ними познакомят, и других водителей за руль пускать запрещается. И вам за руль садиться, даже если вы машину отлично водите, тоже запрещается.
– А это почему?
– Потому что это не просто «Волга», а практически танк. Бронированная машина, а вы теперь представляете очень большую ценность для страны и враги могут об этом догадаться. У нас теперь всё так, я сама на броневике езжу…
– А что, раньше я ценность для страны не представлял? – сарказм буквально лился из уст Грабина.
– Вы правы, раньше вы особой ценности не представляли. Вы были одним из более чем десятка конструкторов, а теперь стали главным конструктором. Но и это не определяет вашу ценность, ведь не место красит человека, а тот, кто человека на это место поставил. Ладно, заходите, познакомлю вас с вашим новым директором…
В субботу Вера провела расширенное заседание кафедры, на которое пригласила профессора Зелинского. С умыслом пригласила:
– Николай Дмитриевич, должна с грустью сообщить, что на меня навалили еще огромную кучу обязанностей, и я теперь, боюсь, просто не буду успевать заниматься руководством кафедрой. А поэтому предлагаю вам взять мою кафедру себе.
– Вера, ну куда мне еще одну кафедру? Я уже человек немолодой, можно даже сказать, старый…
– Ага, старый он! А сын у вас младше моей дочери! Но я вообще не об этом: у вас огромный опыт именно по административной части, и я вам как раз администрирование кафедры и предлагаю. Потому что коллектив у меня молодой, шустрый, науку успешно двигает – а куда ее двигать, я им подсказать сумею. Но вся эта бюрократия… Их же просто сожрут наши бюрократы – и вот чтобы такого не случилось, я и хочу попросить вас их с этой стороны прикрыть. Вас-то бюрократы просто побоятся давить, вы их с какашками съедите в случае любых наездов и не поморщитесь…
– Ну, если кого-то нужно есть… с какашками, то я, пожалуй, соглашусь. Ваша школа в этом плане меня уже многому научила, пора должок и отдавать. Но я бы предложил другое: вы все же оставайтесь завкафедрой, а меня назначьте просто ВРИО на время вашего, скажем, вынужденного отпуска. И когда с новыми обязанностями покончите, просто вернетесь в университет. Это и бюрократам нашим работу упростит… меньше поводов им даст, чтобы в дела кафедры лезть…
- Ну вот, а вы говорите «старый». Не старый, а матерый волк, специалист по борьбе с бюрократами! Я тогда бюрократическую часть этого на себя возьму, чтобы волокиту не разводить, просто приказ по НТК выпущу… Итак, товарищи, позвольте вам представить ВРИО заведующего нашей кафедрой, а если какие-то вопросы по научной части возникнут, то мой телефон вы все знаете.
За лето Вера, прикинув объем работы по полученным от Сталина и Тихонова поручениям, осознала наконец, что выполнить их не получится ни при каких условиях. Самой не получится выполнить, но если воспользоваться советом Лаврентия Павловича по поводу того, чем должно заниматься начальство…
Первым делом она переложила управление своей кафедрой в университете на плечи Николая Дмитриевича, а преподавательские обязанности распределила среди сотрудников кафедры – и тем самым выкроила себе часа по четыре в день на выполнение других работ. То есть проделала она это уже ближе к концу лета, а еще весной тоже многие дела передала другим специалистам – но эти другие химии вообще не касались и лишь создали для нее «дополнительные удобства». В частности, она – после недолгих споров с Валентином Ильичем – добилась разделения Строительного управления НТК на Управление жилищно-бытового строительства и практически независящее от первого Управление промышленного строительства, которым просто выдавались нужные задания, а уж все согласования там люди сами проводили. И совершенно самостоятельно они «боролись за скудные ресурсы», необходимые для выполнения выдаваемых им поручений.
А поручения иногда выглядели странно, просто Вера Андреевна за время работы в школе неплохо изучила историю небольшого подмосковного города и вроде бы поняла определенную «неизбежность» его развития. Поэтому-то уже весной Жилстрой НТК получил поручение по постройке сразу нескольких жилых кварталов в Подлипках и в Костино, а Промстрой приступил к постройке нового завода именно в Костино, рядом с успешно разогнанной, наконец, колонией, вроде бы имени Дзержинского – криминальным центром Подмосковья… Теперь уже совершенно не «криминальным»: Лаврентий Павлович доводам Старухи внял и весь оставшийся «контингент» из города убрал.
И вот на освободившемся месте (используя два «общежития» бывшей колонии как временное жилье для рабочих-строителей) был фактически за одно лето построен новый завод «очень специального назначения»: там резали старые танки. Причем резали танки не любые, а исключительно Т-26, оставляя от них, по сути пустую металлическую коробку с гусеницами. Затем в эту коробку ставили новые моторы, сами гусеницы заменяли на более широкие и с резиновыми вкладышами под пальцами, приваривали бронированную рубку и устанавливали изготовленные на Орудийном заводе пушки. То есть должны были все это делать, а пока в свежевыстроенных цехах танки только резали…
А так как завод был очевидно «оборонным», у КГБ там тоже работенка нашлась, и в конце концов Лаврентий Павлович, буквально случайно встретив Веру возле дома, забежал к ней на минутку и спросил:
– Старуха, мне тут сказали, что ты в Подмосковье завод танкораспильный выстроила. Я твое мнение о наших легких танках уже давно знаю и даже очень полезные слова от тебя запомнить успел, но зачем для распила танков тебе целый завод понадобился?
– Затем, что завод танки не пилит, а модифицирует. В том, что вся эта нынешняя мелочевка только на металлолом и годиться, вы же не сомневаетесь?
– Не сомневаюсь. И у тебя вроде на Двадцать шестом разъезде их на что-то приличное переплавляют, а тут-то плавильных печей вроде нет?
– Печи есть в Электростали, а это недалеко, но смысл завода вообще не в этом. Переделать это убоище в относительно приличную повозку для пушки на заводе обойдется примерно тысяч в девять, а сделать ее с нуля, как в Новосибирске, обходится стране уже в двадцать с небольшим. И это – три. Два: у нас сейчас больше десяти тысяч таких консервных банок, из них семь вполне пригодны для переделки в повозки. А один – у нас просто нет квалифицированных рабочих! Но пока неквалифицированные за пару лет превратят эти жестянки в что-то пригодное, они работать научатся – и смогут уже с нуля их создавать. А так как пушечный завод у них буквально под боком…
– Можешь дальше не объяснять. Но зачем нам столько самобеглых пушек?
– Вы этот вопрос товарищу Коневу задайте, я-то всего лишь химик…
– Ты – зараза!
– И контра. А кто говорил, что у немцев начинается производство тяжелых танков? Даже КВ нынешняя сорокапукалка подбить не может, а есть мнение, что у немца танки посерьезнее будут.
– И чье же это мнение?
– Моё. Мне Марта на днях прислала копию запроса фашистов о возможностях поставок из Швеции некоторых металлов, так вот: им это нужно для изготовления высокопрочной брони.
– А как-то предотвратить эти поставки…
– Марта торгует подгузниками, про всякие железа она знает лишь то, что они есть, да и то лишь потому знает, что ей случайно на глаза иногда попадаются какие-то накладные, которые по ошибке в портах таможенники ей почитать дают.
– По ошибке, говоришь?
– Вам лучше не знать, во что эти ошибки обходятся товарищу Афанасьеву…
– Ты…
– Я знаю, вы уже говорили…
– Дослушай! Ты мне о таких ошибках все же сразу докладывай, все же наши люди далеко не все про затеи врагов узнать могут. А так – мы им хоть сможем поточнее сказать, на что следует особое внимание обратить. Какие металлы немцы просят?
– Из всего списка Марта запомнила лишь ванадий, молибден и никель с кобальтом.
– А про обычную железную руду…
– Возможно, что мы совершили ошибку, закрыв немцам доступ через Норвегию к руде шведской. Она, конечно, и нам не помешает, но Гитлер… Шпеер очень быстро увеличил добычу руды в Лотарингии, просто железа немцам теперь хватает. А вы… вы все же не на шведские поставки легирующих металлов своих людей нацельте, а на возможные поставки из США и даже из Британии. Зреют у меня смутные сомнения…
– Делись.
– Нечем еще делиться, они еще не созрели. А как вы насчет Рыбалко решили?
– Приказ о формировании танковой дивизии в КГБ я подписал, Рыбалко твоего на нее поставил – под твою ответственность, между прочим!
– Да под моей ответственностью уже столько всякого навалили, что кучкой больше – кучкой меньше…
– Ну, тогда еще кучку подкину. Там товарищ Яковлев приперся с идеей самолет с телевизионным управлением сделать.
– И что? Я-то тут причем?
– При том. Во-первых, сам самолет уже построил. Во-вторых, телевизионные системы выпускаются управлением радиотехники НТК, которое лично тебе подчиняется. В третьих, ты же в НТК перетащила кучу авиаторов, значит хоть что-то в этом понимать должна – вот и посмотри, что там Александр Сергеевич придумал и будет ли нам от его придумки хоть какая-нибудь польза. Знаю, ты его почему-то невзлюбила, но в объективности тебе не откажешь. Посмотри, а?
Близкое знакомство с «дореволюционным» заводом Василия Гавриловича немного успокоила: тут была очень неплохая литейка с самыми современными электрическими печами, старых станков тоже было видно немного, а большую часть этих станков, по словам главного инженера, показывавшего ему завод, за последний год заменили на новые отечественные. Но и старые не выкинули, а аккуратно сложили на склад, и Василий Гаврилович еще подумал, что кое-какие из них можно будет приспособить и под нужды нового производства. Также его порадовали уложенные в углу цеха пушечные стволы, на вид весьма неплохие, а на естественный вопрос инженер ответил:
– Мы не знаем, где их делают, но сказали, что привезут столько, сколько потребуется. Так что со стволами мы больше мучиться не будем…
Еще товарищ Грабин обратил внимание на два новых, еще строящихся цеха – так что будущие владения ему уже не казались очень уж страшными. А окончательно успокоился он после того, как после «экскурсии» ему стали показывать и новое его жилье в только что выстроенном доме:
– Тут у нас, можно сказать, отдельный квартал для основных специалистов, и вот этот дом для вас выстроен.
Хороший дом, кирпичный, двухэтажный, окруженный красивым забором и с небольшим садиком во дворе. Но удивил его не этот дом, а то, что пока его везли к этому дому, он видел вокруг здания уже трехэтажные, на несколько подъездов, и главный инженер завода пояснил:
– Это для рабочих квартиры построили, весной стройку начали и уже первые дома заселили, а к весне, говорят, еще два квартала поставят. В Костино для танкоразделочного завода тоже жилья понастроили много, но куда им до нас! Там-то завод на полторы тысячи рабочих поставлен, а у нас по плану почти пять тысяч работать будет.
– Вот только где взять пять тысяч…
– Вы тут смотрите пока, подумайте, что из обстановки купить… сейчас комендант подойдет, он вам расскажет где что купить можно, если казенную мебель сменить захотите. А рабочих… там, за вторым кварталом, уже первый корпус ФЗУ выстроен и все в него завезено, а к октябрю и техникум запустим, так что подготовим рабочих. Постараться, конечно, придется – но Вера Андреевна сказала, что от нас ей нужно только одно: пушки, и ее вообще не волнует, как мы тут будем корячиться. Но вот все, что для производства пушек потребуется, она нам даст.
– А она на самом деле заместитель товарища Сталина?
– Нет. Она зампред НТК по химии и первый зампред ГКО. Потому что все боеприпасы и амуниция, топливо и даже продукты питания в армии – это химия и есть.
– А почему она тогда артиллерией занялась?
– Говорят, что она в танках разбирается… неплохо. А за танк – это повозка для пушки, вот и на нас она внимание обратила. И мне это нравится.
– И мне, судя по всему, тоже…