Старуха 5

Глава 1

Канарис, стараясь не обращать внимания на очень недовольную физиономию фюрера, продолжал свой доклад:

– По счастью нам удалось выяснить количество этих новых танков русских. Тяжелых танков КВ у них уже изготовлено около ста сорока штук и сейчас их «Красный путиловец» достиг, вероятно, предельной мощности и производит по два, иногда по три таких танка в неделю. По нашим данным, попытка наладить производство таких танков в Челябинске закончилась полным провалом, так что в течение года их количество гарантированно не превысит триста единиц. Несколько хуже ситуация со средним танком Т-34, их количество уже превышает тысячу штук, в Харькове производится по два танка в сутки, налаживается его производство в Сталинграде и, скорее всего, до конца года там русские смогут делать их столько же, сколько и в Харькове. Но и здесь есть весьма положительный, с нашей точки зрения, момент: русские сейчас в состоянии производить около ста моторов для тяжелых и средних танков в месяц, то есть даже меньше, чем самих танков, а ресурс большинства моторов составляет около пятидесяти часов. Так что через год у них все равно танков будет довольно мало.

– А у нас?!

– Я, пожалуй, присоединюсь к мнению адмирала, – ответил на взгляд фюрера в его сторону Шпеер. – Сейчас мы легко можем произвести за месяц свыше сотни танков Панцер-три и до пятидесяти Панцер-четыре, а при необходимости… при небольшом дополнительном финансировании мы в состоянии эти числа увеличить еще на четверть. Что же до русских тяжелых танков, то замечу, что МАН и Даймлер уже подготовили для полигонных испытаний свои машины, и у меня есть уверенность в том, что когда эти испытания закончатся, обе компании смогут и их производить минимум по паре десятков в месяц. Нам лишь потребуется выбрать лучший вариант… и профинансировать изготовление.

– Вы все только о деньгах и говорите! У нас что, где-то растет денежное дерево? Да вам не одно дерево нужно, а целая роща!

– Мы пока обсудили лишь танки, но у нас открылись и другие возможности. Чешские танки все же полное дерьмо…

– А Гот их хвалит!

– Ну да, по сравнению с нашими «единичками» и «двойками» они смотрятся не так уж и плохо, – ответил Гитлеру Тодт. – Но Даймлер совместно с французами провел доработку нашего Панцера-один… то есть на французских заводах за год полторы тысячи «единичек» нетрудно переделать в вариант «F» – а это уже серьезная машина с двадцатимиллиметровой полуавтоматической противотанковой пушкой. Любой русский легкий танк эта коробочка уничтожит с расстояния до восьмисот метров. Кроме того, за это же время мы легко поставим дополнительную броню на «двойки» – и у русских легких танков шансов против наших уже не будет.

– Но у них есть, как нам сообщил адмирал, и тяжелые.

– С ними еще проще: я уже упомянул о том, что чешские танки – дерьмо. Но за год сами чехи три сотни ЛТ-35 и больше тысячи ЛТ-38 превратят в самоходные орудия, «Рейнметалл» для них противотанковые орудия на семь с половиной сантиметров поставит с удовольствием, и я уже переговоры с ними провел. А это – смерть уже средним русским танкам, и даже тяжелым: мы провели испытания и оказалось, что эта пушка гарантированно пробьет броню русского «КВ» с километрового расстояния. Еще мы успеем переделать под самоходные орудия больше тысячи французских игрушек, которые они танками называют. Так что адмирал прав: через год, что бы русские не делали, мы получим подавляющее превосходство в бронетехнике. А не примерное равенство в силах, как сейчас…

– Ну хорошо, однако где вы собираетесь взять броню для всех этих новых танков?

– А это, оказывается, уже совсем просто: ЮС Стил готова нам поставить за год, даже за полгода до тридцати тысяч тонн броневого листа под наши размеры, а Бетлехем Стил – продаст даже больше, до пятидесяти тысяч тонн, испанцам.

– Но наверняка они захотят получить от нас оплату золотом…

– Французским золотом, причем жидким, – и на эти словах Фриц Тодт рассмеялся. – Один ящик шампанского за тонну брони – мне кажется, это недорого. И да, они готовы вина взять гораздо больше, чем будет нужно для оплаты металла.

– Это интересно, а они нам корабельную броню…

– К сожалению, мой фюрер, они поставили условие, что броня будет поставляться не толще двух дюймов. И листами размером не более чем шесть футов на двадцать, но для производства танков и самоходок нам этого вполне хватит. А на остальные деньги… там есть одна очень интересная компания, официально вообще бразильская, и она предлагает нам забыть о проблемах с поставками каучука. Но они только деньгами и хотят получать оплату, причем американскими долларами, однако французы нам эту проблему с удовольствием помогут решить…

– То есть вы все за то, чтобы отложить операцию на год. Но вы уверены, что русские за это время…

– Мой фюрер, – не дал договорить Гитлеру Канарис, – я не успел сообщить самое главное. У нас есть абсолютно достоверные сведения о том, что Советы собираются резко сократить численность своей армии. У них остро не хватает рабочих, и они уже приступили к сокращению, только за май и половину июня они просто расформировали четыре пехотных дивизии и одну кавалерийскую. А к следующей посевной, то есть к апрелю, они сократят количество солдат в своей армии вообще до двух миллионов человек! И эта информация абсолютно достоверная…

– Вилли, а ты сам-то веришь в этот бред?

– Звучит несколько… бредово, действительно. Но это на самом деле так: наш агент смог получить копию приказов с перечнем расформируемых подразделений и датами расформирования, и пока все у русских идет в соответствии с этими приказами. Там примерно десять процентов солдат они будут переводить в охранные войска – то есть в военизированные части охраны предприятий, а остальных направляют в основном на восток, в новые села. У Советов по плану только на Хоккайдо, которые они теперь именуют Йессо, полмиллиона крестьян и рыбаков будет переселено…

– Ну хорошо, вы меня убедили. Но, Вилли, при любых изменениях в политике Советов вы мне сообщайте незамедлительно. Даже если новости появятся посреди ночи, вам понятно?

Вера, открыв глаза, увидела сидящую рядом с кроватью врачиху – ее она уже видела не раз, вроде ее Лидой зовут. А Лида, в свою очередь увидев, что Вера глаза открыла, громко кому-то сообщила:

– Она очнулась, заходите! – После чего приоткрытая дверь распахнулась и в спальню зашли перепуганный Виктор и очень взволнованный сосед.

– Лида, что со мной?

– Вы сознание потеряли, вероятно давление резко упало. Но в остальном все в порядке, признаков инфаркта или инсульта я не наблюдаю. Только давление у вас все еще пониженное.

– Витя, кофе мне крепкого чашку и стакан сока виноградного принеси… пожалуйста.

– Старуха, ты чего это тут вытворяешь? – сердитым голосом, но было видно, что эта сердитость нарочитая, поинтересовался Лаврентий Павлович. И то, что волновался он по-настоящему, Вера тоже заметила.

– А я сама не знаю… что произошло-то?

– Ты утром видимо проснулась, встала по будильнику, – Лаврентий Павлович кивнул в сторону тихо бормочущего что-то «Изумруда», – а потом брякнулась без сознания. Он перепугался, врача вызвал…

– Это и странно: Витя, как нормальный отец двоих карапузов, должен спокойно спать даже под артобстером и только плач ребенка его разбудить сможет. А тут всего лишь жена на кровать упала…

– Не только на кровать, а непосредственно на него, причем прямо на голову.

– Да, а голова у него крепкая, – пробормотала Вера, потирая спину. – А случилось-то что? Какая-то важная новость по радио, но я, похоже, до конца дослушать не успела.

– Куйбышев ночью умер…

– Слава богу!

– Старуха, ты с ума не сошла? Чем тебе-то товарищ Куйбышев насолил, что ты его смерти радуешься?

– Лаврентий Павлович, я хотя и контра, но не сволочь, и смерти Валериана Владимировича совсем не радуюсь. Он же лично меня человеком сделал, и НТК он сам создал! Я ему за это всю свою жизнь благодарна буду! А радуюсь я совсем другому: когда Левитан начал сообщение читать, я подумала, что война началась и очень испугалась. И сознание из-за этого потеряла…

– И с кем ты воевать собралась?

– С фашистами, с Германией.

– Вот с Германией война не началась. И ни с кем не началась, так что успокойся. И можешь аж до завтра спокойная ходить: совещание по сокращению армии завтра в шесть вечера состоится. А на будущее усвой: зампред ГКО пугаться и терять сознание не должен, даже если враги бомбу рядом с его домом сбросят. Работа у нас такая, что пугаться мы права не имеем. Поняла?

– Чего уж тут непонятного… вы, Лаврентий Павлович, все же выйдите ненадолго, я все же оденусь, а то в халате…

– Я уже совсем ухожу. А ты сегодня выздоравливай и сил набирайся. Всё, до завтра…

– Погодите, тогда вопрос сейчас задам, пока вы не ушли. Почему о смерти Куйбышева так вот объявляли, первой новостью за день, ни свет ни заря…

– Это кто-то в Радиокомитете перестарался. Валериан уже совсем плох был, последние два дня уже без сознания лежал, врачи сказали, что шансов у него почти нет – вот Иосиф Виссарионович и распорядился некролог подготовить и о смерти его народу сразу объявить. А то раньше, когда кто-то… ну ты знаешь, а мы объявляли об этом через день-два, враги про нас много гадостей в своих газетах писали. Ну а чиновников ты наших знаешь: раз приказано «сразу», то им это «сразу» аж в заднице печет… Не принимай близко к сердцу, все мы когда-нибудь… А он для страны очень много сделал, и ты права: помнить о нем мы всю жизнь будем. Всё, я пошел – у меня на самом деле очень много дел на сегодня распланировано…

Перед началом совещания к Вере подошел Иосиф Виссарионович:

– Вера Андреевна, я тебя прошу еще раз подумать: может, все же оставишь работу в университете? А то мне Лаврентий вчера сказал, что ты от переутомления…

– Я не от переутомления, а от волнения. И вообще, я в полном порядке, просто себя немного лишку накрутила, а тут правительственное сообщение – я подумала, что война началась…

– А ты по-прежнему уверена, что война начнется?

– Совершенно уверена, я же вам уже говорила.

– Тогда, наверное, армию нам сокращать не стоит?

– А вот этого я не говорила! Но мы же затем и собрались, чтобы этот вопрос обсудить?

– Да. Ну, пошли тогда обсуждать, я гляжу, все уже собрались…

Вопрос о сокращении армии, причем резком, товарищ Берия поднял еще осенью, и к лету сорок первого он смог убедить в правильности своей позиции довольно много народу. В частности, товарищ Шапошников его теперь поддерживал – но вот в самой армии эта идея поддержки не получила. Что было понятно: ведь столько сладких должностей должны были пропасть! А желающих такие должности занять, в том числе и среди родственников нынешних советских военачальников, было очень немало.

Поэтому совещание обещало быть очень жарким, и Веру Иосиф Виссарионович пригласил в том числе и потому, что при ней мужчины все же старались вести себя поприличнее. Но это было конечно же, далеко не главной причиной: в должности зампреда ГКО Вера отвечала за все обеспечения армии боеприпасами, и даже товарищ Ванников официально ей подчинялся. Впрочем, как раз с Ванниковым у Веры никаких трений не возникало.

То есть по поводу обеспечения армии боеприпасами не возникало, а раньше, бывало, разногласия у них возникали постоянно. То есть когда Борис Львович отвечал за производство тракторов в стране, а потом – когда он стал «главным по танкам»: уж очень ему не нравилось, как такие же вопросы решает НТК. С другой стороны, ему еще больше не нравилось, как в стране вообще танкостроение действует – и вот тогда уже взгляды его и Веры сильно сблизились. И теперь, окончательно поняв, как Вера устроила систему по изготовлению боеприпасов, он только что не молился на нее. И когда ему об этом сказал товарищ Ворошилов, Борис Львович лишь усмехнулся:

– Нам, евреям, молиться на православных религия не позволяет. А нам, большевикам, идеология не позволяет молиться на вообще кого угодно. Ну а частным образом – я бы на нее молился, если бы это привело к улучшению работы заводов по производству боеприпасов, но к сожалению, это невозможно.

– Что невозможно, улучшить работу?

– Вот именно: ее невозможно улучшить просто потому, что лучше ее сделать просто нельзя, она – работа эта – и без того организована на высочайшем уровне. Выше уже просто не бывает!

Климент Ефремович, это выслушав, тоже усмехнулся – но все же определенную проверку отрасли провел и убедился, что никто просто придумать не в состоянии хоть что-то, способное производство боеприпасов увеличить. И слегка даже по этому поводу расстроился – но ему никто не рассказал, что в СССР систему Вера создала такую, что увеличить выпуск боеприпасов втрое подключением производства уже абсолютно вроде бы гражданских можно меньше, чем за неделю…

А как раз вопрос о том, сколько боеприпасов страна может произвести, был одним из основных в программе сокращения армии. Просто потому, что сокращать боеспособность армии вообще никто не собирался. И первой об этом сообщила собравшимся Вера:

– Я тут краем уха слышала и краем глаза видела, что отдельные товарищи настроены крайне против сокращения нашей Красной армии. Поэтому от лица самой себя замечу, что считаю такие разговоры откровенно вредительскими: нынешние бойцы РККА в большинстве своем никакой пользы кроме вреда нам нанести не могут.

– Насчет пользы я бы поспорил, – встрепенулся Климент Ефремович, – а вот какой они, по вашему, наносят Советскому Союзу вред?

– В мирное время они нужную трудовому народу еду на дерьмо переводят, а в случае войны вреда от них будет еще больше.

– Даже так?!

– Именно так. У нас сейчас три миллиона бойцов в качестве средств передвижения имеет лишь собственные ноги – а это значит, что в случае войны их просто враг быстренько убьет и нам придется их где-то хоронить, занимая под кладбища вполне плодородные земли.

– А вариант, что они врага убьют, вы даже не рассматриваете?

– Конечно, не рассматриваю. Ведь чтобы им убить врага, им нужно дать оружие и боеприпасы, причем дать там, где они врага должны будут встретить. Однако пешком они на место встречи придут поздно – это если их по дороге с самолетов не разбомбят, и с собой туда много боеприпасов не принесут. Они, конечно, стеной встанут на пути врага, в штыковую пойдут на него бесстрашно – но враг-то просто всех постреляет из пулеметов. Поэтому для того, чтобы врага убивать, боец должен передвигаться не на своих двоих, а на приличествующих случаю транспортных средствах.

– Но мы же не можем посадить всю армию на автомобили!

– Можем, но лишь в случае, если численность армии сократить раза в три. И тогда бойцы к месту встречи с врагом смогут прибыть заранее, подготовиться к обороне, а когда враг подойдет – то метким огнем его уничтожить. Правда, тут возникает вопрос, а сколько этого огня потребуется для уничтожения противника – и вот ответ на этот вопрос вас лично, Климент Ефремович, возможно и расстроит. Потому что для уничтожения, скажем, немецкого полка советским бойцам потребуется всего лишь пара сотен пулеметов, десяток пушек и, скорее всего, несколько самолетов. Но даже по самым щедрым нормам против германского танкового полка Советской армии потребуется выставить всего лишь три роты бойцов. То есть, если все подсчитать скрупулезно, потребуется двести пятьдесят мотопехотинцев и двенадцать летчиков. Еще полторы сотни потребуется бойцов в системе снабжения и полсотни человек для обслуживания самолетов. А переводе на советские деньги – один мотопехотный батальон и одна эскадрилья самолетов. И всё, больше на фронте людей просто не потребуется, там любой лишний человек будет служить лишь мишенью для врага.

– Это как «мишенью»? – возмутился Ворошилов.

– Это так. Даже если лишний боец спрячется в окопе, его просто по статистике убьют первым. То есть не обязательно именно его – но наличие лишнего бойца на передовой увеличивает плотность расположения солдат, и любой минометный обстрел просто с гораздо большей вероятностью приведет к смерти какого-то из бойцов. Мы это не просто посчитали, а провели исследования… на полигонах… с манекенами и животными. Так вот, если один мотопехотный взвод занимает линию обороны по фронту в тысячу двести метров и этот взвод подвергается обстрелу из артиллерии и минометов, скажем, с интенсивностью в тысячу снарядов на километр, то во взводе невосполнимые потери составят около десяти процентов. То есть погибнет и будут тяжело ранены четыре, максимум пять человек. Если же на таком фронте будет два взвода, то невосполнимые потери после такого обстрела составят уже до сорока человек. Проще говоря, плотность бойцов на линии боевого соприкосновения не должны превышать тридцать человек на километр.

– Интересно, а как вы собираетесь в атаку ходить, имея всего лишь один взвод?

– Дело в том, что наши расчеты – они работают в обе стороны. Так что можно в атаку и не ходить: достаточно на вражеский уже километр выпустить пару тысяч снарядов – и там оставшиеся в живых вражеские солдаты просто будут счастливы в плен сдаться! В том числе и потому, что каждый враг увидит множество разорванных в клочья своих боевых товарищей, и его охватит такая паника, что воевать он окажется уже не способен: просто приходи и бери его голыми руками.

– А где вы возьмете тысячу снарядов…

– Климент Ефремович, вы задали исключительно правильный вопрос. Для того, чтобы обеспечить то, о чем я сейчас рассказала, на каждый взвод потребуется еще и одно отделение, которое вовремя подвезет эти снаряды, патроны, продукты питания, наконец. И вот если все это подсчитать вместе, с расчетом на фронт по всей нашей западной границе, то окажется, что для защиты нашей страны от того же германского фашиста армия должна иметь в своем составе всего полмиллиона человек. Это не только тех, кто в окопах сидеть будет на линии соприкосновения, но и тех, кто стоит во втором и третьем эшелоне, тех, кто находится в оперативном резерве, чтобы заменить выбывающих бойцов, тех, кто будет обеспечивать бойцов горячим питанием, медицинским обслуживанием, стирать одежду… вообще всех, кто намертво прикроет весь потенциальный Западный фронт. Правда, еще им потребуется примерно сто тысяч четырехколесных мотоциклов, пятьдесят тысяч легких внедорожных автомобилей, столько же грузовиков – и вот это количество техники мы армии дать уже можем.

– Но ведь для такого количества автотехники…

– Потребуется прорва бензина, который кто-то должен в тылу произвести и доставить к фронту. Потребуется прорва боеприпасов, огромное количество амуниции, о продуктах и лекарствах тоже забывать нельзя. И вот высвобожденные три миллиона вполне здоровых половозрелых мужчин производством всего, фронту необходимого, и займутся. А заодно они позаботятся и об увеличении численности советского народа…

– Вера Андреевна! – прервал ее товарищ Сталин.

– А Вера Андреевна все правильно говорит, – спокойно сообщил товарищ Шапошников, – нам и об этой стороне жизни забывать все же не стоит. Мы-то в армии почему-то считаем, что бойцы у нас в стране сами по себе образуются, но на самом деле это не совсем верно… Но это я так, к слову, а сейчас я сообщу о расчетах, проведенных уже Генштабом с учетом технических возможностей новых образцов вооружения, принятых уже в войсках КГБ, и, мне кажется, мы быстро придем к единственно верному в данных обстоятельствах решению.

– И единодушно присоединимся к единственно верному предложению товарища Синицкой, – уже не скрывая широкой ухмылки, резюмировал Семен Михайлович. – Давай, Борис Михайлович, расскажи товарищу Буденному про твои подсчеты, а мы послушаем…

Спустя полчаса, когда все разошлись, Лаврентий Павлович не удержался:

– Ну что, товарищ Сталин, посовещались? Я же говорил, что нужно просто выпустить постановление…

– Ты был не прав, а права оказалась все же Старуха: сейчас руководство РККА само решило, что армию сокращать нужно, и саботировать на местах в армии приказы уже не станут. И Щапошников, и Буденный среди командиров среднего звена авторитет имеют очень высокий, и сейчас это решение там сочтут решением Генштаба – а потому безропотно выполнят. Ты Буденного к себе заберешь? Он, мне кажется, в РККА больше всех за мотопехотные части по твоей структуре радеет.

– Не беру. Потому что пусть он и дальше в РККА это продвигает. Я же не могу всю оборону страны взвалить на КГБ…

– Ты – можешь, но это нам пока не нужно. И ты прав, в РККА нам нужно очень серьезные реформы провести, но начинать их все же следует снизу. Сверху мы им поспособствуем…

– А Старуха списочек составила, кого нам срочно… поспособствовать стоит.

– Работай. Но не спеши: она, конечно, тетка очень умная, но ошибаются иногда все, и ты ошибаешься, и я – и она ошибаться тоже может.

– Что-то я такого не замечал…

– Я тоже не замечал, но она сама все время говорит: всё когда-нибудь случается в первый раз. Так что – работай. Спокойно и тщательно, время у нас есть. Немного времени, но нам, надеюсь, его хватит…