Старые долги

Глава 2

Вокруг стоял гул. Кто-то энергично толкал меня в плечо.

— Тоха, бля! Просыпайся давай! Через пол-часа приземляемся, а ты как мертвый.

Я открыл глаза. Усатый, смутно знакомый брюнет лет двадцати пяти, тряс меня как мешок. Я сидел в кресле возле иллюминатора. Брюнет сидел в соседнем кресле.

— Ты кто? — спросил я.

Вокруг раздался гогот. Я огляделся. Я находился в самолете. Через проход ржали два парня в странной униформе защитного цвета. На груди красная эмблема ВССО. Из за кресла спереди высунулась хорошо знакомая рожа:

— Гыыы, Тоха!! Не каждый признается что он — Голубь!

Словив леща от моего соседа, голова исчезла.

Фил!!! Филипп Каганов. Мой институтский приятель. А тряс меня Серега Голубев, по кличке Голубь. А через проход сидят Ермак и Кока. И во всех соседних креслах самолета сидит студенческий строительный отряд «Юность». Возвращается в Ленинград из Казахстана. Ё-МАЁ!!! Память забавная штука. Я помнил, что тридцать первого августа, вечером, поехал с курсом в колхоз, на картошку. А вот то, что утром прилетел из Омска, до которого мы всю ночь ехали на автобусе — напрочь забыл.

Серега поправил воротник моей куртки:

— Ты, спишь и спишь, еду проспал. Я уж волноваться начал. Может плохо, думаю…

Откинувшись в кресле, закрыл глаза. Я думал оказаться в общаге. Нужно собраться!

— Пойду, отолью.

Мы сидели в хвосте. Так что туалеты рядом. А самолет у нас какой, интересно? И не спросишь!

В отсеке после салона стояли две стюардессы лет тридцати — тридцати пяти. Ничего такие. Ноги, попки. Встретили меня суровыми взглядами.

— Проспал обед, парень? Все уже. Скоро посадка.

— Мне бы в туалет!

Стюардессы посторонились.

Я запер дверь и посмотрел в зеркало. Худощавый юнец. Обгорелое на солнце лицо. Выгоревшие волосы почти до плеч, и редеющие на макушке. Худой и страшно молодой. Мне на днях исполнилось двадцать три. То-то стюры на меня ноль внимания. Внешне я им никто. Не возможный партнер, а в дети гожусь. Да и этому парню, в зеркале, эти старые клячи неинтересны…

А я давно привык, что стюардессы со мной предупредительны и услужливы. И тут меня накрыло. Захлопнул крышку унитаза, сел, и сжал руками голову. Хотелось громко завыть.

Из Москвы 21 века, из дома на берегу Москва-реки, в воняющий потом и керосином салон советского самолета — это жесть. В жизни не чувствовал такого отчаяния. Все с начала? Нахера!?

В висок что-то уперлось. Я с изумлением уставился на пистолет, оказавшийся в моей руке. Обычный такой Макаров. Руки на автомате выщелкунули обойму и передернули затвор. В окошко вылетел восьмой патрон. Я его подобрал и вставил в обойму. Это что?

В голове зазвучал голос:

— Линия доставки! Сильнейший психо-эмоциональный посыл интерпретирован как желание иметь ручное оружие. Выбрано наиболее вам знакомое.

Неназвавшийся собеседник из будущего говорил про шизофрению. Это уже она?

— Нет. Линия доставки — это пространственно-ментальное устройство, выполняющее доставку всего, что требуется оператору — ответил мне голос в голове.

— А кто у нас оператор? — подумал я.

— Оператор это вы, Мостовский Антон Владимирович.

Точно! Тот парень говорил про Линию Доставки, прям так, с большой буквы. Значит, Линия Доставки.

— А убрать пистолет можно? — спросил я голос в своей голове.

Пистолет из моей правой руки исчез.

— И как это работает?

— Вы мысленно просите доставить вам то, что необходимо. Это появляется перед вами, или там, где укажете. В случае габаритных несоответствий, я вам укажу ближайшую удобную площадку.

— Что, прямо все-все, что попрошу?

— Да.

— В таком случае прошу доставку меня в пятнадцатое Июля …

Я не успел, закончить.

— Доставка вдоль временных линий операторов вашего типа заблокирована.

— А что же можно доставлять вдоль временных линий?

— Любой материальный предмет.

— Например?

— Исходя из оценки вашего физического состояния, я бы рекомендовала вам стандартный медицинский браслет. Он быстро приведет вас в норму. И немедленно стабилизирует вашу психику. Средняя форма истощения, в которой вы находитесь, оказывает очень сильное влияние на ваше эмоциональное состояние. Вы на грани тяжелой депрессии. Достаточно небольшого потрясения.

Мы в стройотряде работали по двенадцать часов в сутки, без выходных, на тридцатиградусной жаре. За два месяца я похудел больше чем на десять килограмм, при начальном весе семьдесят семь. Правда заработали прилично. Я собрался снять квартиру, чтоб поселится там с Максимовой. Старался.

То-то меня потом полгода колбасило. А оказывается — депрессией маялся…

— Ну давай твой браслет.

На левой руке появился тонкий черный ремешок.

— И что теперь?

— Браслет из окружающего пространства будет добывать и вносить в ваш организм все необходимое. Постепенно приведет ваше тело к норме. По данным диагностики — в течение трех дней. Если хотите ускорить процесс — рекомендуется усиленное питание. Тогда, за сутки.

Так. Нужно это все обдумать. В дверь туалета постучались.

— Товарищ пассажир, вы там не заснули?

— Сейчас!

Встал, откинул крышку стульчака и нажал педаль.

— Браслет можно сделать невидимым? — спросил я голос в моей голове.

Ремешок исчез. Открыл дверь и поплелся на свое место.

— Что, живот скрутило? — спросил Голубь, пропуская меня на место.

Из за переднего кресла опять вылезла голова Фила.

— Правильно Тоха! Желудок должен быть свободен, и готов к домашним пирожкам!

Я отвернулся к иллюминатору. Сосед закурил. Я посмотрел на него и вспомнил, что в самолетах можно курить. Похлопал по карманам и достал сигарету. Сигареты «Полет», овальные. Без фильтра. Осторожно закурил. Жесть.

Надо взять паузу, как-то слишком много всего на меня. Только вот еще что:

— Линия Доставки!

— Да?

— Впредь материализацию чего-либо осуществлять только по прямому приказу.

Я ведь чуть себя случайно не пристрелил. У ПМа был снят предохранитель.

По громкой связи объявили посадку. Попросили пристегнуться и воздержаться от курения.

Из самолета я вышел последним. Пахло недалеким заливом. Неяркое солнце приятно грело. Дул легкий ветерок. Питер.

У трапа стоял автобус ЛиАЗ. Из дверей махали руками ребята. Подземным переходом мы вышли из здания аэропорта. Многие из наших, после взаимного пожатия рук, пошли на остановку автобуса. Другие стали в очередь к стоянке такси, рассчитывая занимать такси по четверо. Я закурил.

Ко мне подошел командир нашего отряда. Его жена, что была у нас поваром, держалась рядом.

— Ты куда сейчас Антон? Не хочешь с нами? На Лиговке выскочишь.

— Спасибо Кирилл — надо же, вспомнил как его зовут — я сейчас на электричку, до Ленинского. А там пересяду и домой. Так что спасибо. И вообще, мне, кажется, нужно посетить обитель раздумий.

— Заболел что ли?

— Спокойно, Киря! — засмеялся я — это экстаз желудка.

В последний день стройотряда мы купили пару баранов, сделали харчо и шашлык. И все это натурально смели. Под пиво. Ничего крепче командир не допустил. Он вообще жесткий парень. В отряде был сухой закон. Большинство отрядных желудков пришли в расстройство от такой роскоши.

— Пойду я, подумаю. Кирилл, Ира, пока! — я повернул обратно в аэропорт.

В туалете встал у ростового зеркала и внимательно себя осмотрел. Клетчатая рубаха с протертым воротником, выгоревшая стройотрядовка, заношенные до дыр джинсы тверской фабрики, убитые кроссовки фирмы хренпоймешь. В руках древний брезентовый рюкзак. Выбрав более-менее чистую кабинку, я повесил рюкзак на крюк в двери, привычно опустил крышку, уселся и задумался.

В прошлом воплощении я прямо из Пулково поехал к Ленке. Оттуда мы с ней поехали на Московский вокзал. Вечером наш поток на поезде отправился на уборку картошки под Пикалево.

Нафик. Смотаюсь-ка я домой. Покажусь матери на глаза, увижусь с братом. А в колхоз поеду завтра, или послезавтра. Только в деканат нужно заскочить. Но сначала схожу съем чего небудь. И нужно прилично одеться. Выгляжу бомжом. Что там у нас с Линией Доставки?

— Слушаю — прозвучал голос в голове.

— Прямо на мне материализация одежды сработает?

— Да.

— Замените мою одежду на новые носки, трусы, кроссовки, джинсы, рубашку — поло, и свитер.

— Уточните марку, цвет.

Действительно. Последнее время я ходил в Прада и Зенья, вряд ли это аутентично восемьдесят шестому году. В чем там я ездил на дачу в девяностых?

— Тогда, кроссовки Ньюбалланс синие, джинсы Левис, рубашку-поло от Ла Косты, голубую, темно-синий свитер от Марко Поло. Носки х/б черные. Трусы Кельвин Кляйн — боксеры. Все даты и метки снять. Стройотрядовку оставить. Браслет можно преобразовать в часы?

— Да, укажите марку.

— Что-нибудь недорогое. G-SHOK со стрелками!

Из туалета я вышел аккуратно одетым. Направился к лестнице на третий этаж, где, как мне помнилось, располагался ресторан. Настроение улучшилось.

Наверное поэтому я наконец обратил внимание на окружающих. И мысленно присвистнул. Народ в зале был одет, в общем-то крайне убого. С учетом того, что в дорогу у нас всегда старались одеться, как минимум, нарядно. Все очень, мягко говоря, неброско. Особо продвинутые щеголяли варенкой, и кроссовками «красный треугольник». Мелькнули кроссовки адидас. У некоторых модников обоего пола были осветлены челки. Но преобладающие цвета — серый и черный.

Мой наряд беспонтового москвича девяностых здесь выглядел вызывающе богато. Типа человека в Бриони, на московской улице нулевых. Косяк.

Мимо прошел милицейский сержант, глянул недоброжелательно. Плевать. Паспорт, студенческий билет и деньги в боковом кармане рюкзака. Я ничего не нарушаю.

Ресторан на третьем этаже круглосуточный. Но с девяти до десяти утра у него перерыв. На часах без пятнадцати десять. Развернулся и побрел на улицу. Взгляд зацепился за вывеску «Парикмахерская». За стеклянной дверью, в кресле для клиентов, скучала женщина-парикмахер.

— Мне бы постричься.

Женщина отложила журнал «Работница» и указала на соседнее кресло.

— Как будем стричься?

— Полубокс, покороче. Сзади под машинку и подбрить.

Мастер обмотала меня простыней и зажужжала машинкой.

Я смотрел на свою физиономию в зеркале. Никак не получается совместить этого пацана с собой.

Задавил приступ тоски. Сейчас в моде прически а-ля Джордж Майкл. И вообще, иконами мужской моды считаются педики. Группы ШпандауБалет, Дюран Дюран и прочие мальчики с крашеными челками. Широкие штаны, широкие куртки, и все это ядовитых расцветок. А у девушек царит Мадонна с начесом и в лосинах. В моде штаны-бананы. Буду по новой привыкать. Мода как мода.

Мастер смахнула полотенцем остатки волос с рукавов.

— С вас пятьдесят копеек.

Гм. А есть ли у меня мелочь? Полез в рюкзак. В кармане рюкзака толстая пачка десяток. Есть! Достал рублевую купюру.

— Мы только открылись, у меня нет сдачи.

— Сдачи не надо. Спасибо вам.

Закинул рюкзак на плечо, и пошел в ресторан. Есть хотелось уже сильно. В пустом зале прошел к окну и сел за столик. Где-то в недрах ресторана кто-то с кем-то ругался. Из кухни выглянул, а потом вышел и направился ко мне официант. Я поздоровался.

— Ну что, старичок, — сказал официант — солянку и люля?

Окинул официанта взглядом. Черные туфли-брюки-жилетка-бабочка. Белоснежная рубашка. Слегка барственная улыбка.

Давиться вчерашней солянкой совершенно не хотелось. А меню мне никто не предложил.

А ну-ка, попробуем.

— Вы знаете, последнее время я жил в диких местах и ел совершеннейшую гадость. Надеюсь, что интеллигентный человек накормит интеллигентного человека нормально. Поэтому принесите мне графинчик водочки, три порции черной икорки, сделайте пару тостов рижского хлеба. Суп не надо. Говяжий бульон есть?

По мере того как я говорил, по лицу официанта пробежала вся гамма эмоций. От праведного гнева, через озадаченность, к сосредоточенной сердечности.

— Есть консоме.

Это он меня так поддел что ли?

— Давайте, только скажите повару чтоб сварил яйцо — пашот. Потом почистите и нарежьте скумбрию холодного копчения, принесите несколько кусочков. К ней сварите пару картошин и смешайте их со сливочным маслом и укропом. На горячее — стейк. Лучше рибай, но можно и стриплойн. Медиум вел. По десерту определимся потом.

Официант все записал в блокнотик, и еще раз окинул меня взглядом.

Я достал из рюкзака пачку Мальборо и зажигалку Бик. Линия доставки – вещь! Его взгляд почему то задержался на зажигалке.

Потом официант еще раз скользнул по мне взглядом, и сказал:

— Мне кажется, в отдельном кабинете вам будет удобнее. Прошу вас пройти.

Вслед за ним я прошел в небольшое помещение, посреди которого стоял круглый стол, человек на десять.

— Вы недавно из за рубежа? — неожиданно спросил официант, раскладывая приборы, ставя пепельницу иналивая в высокий стакан сок, про который я забыл.

— С чего вы взяли? — удивился я.

— В стране борьба с пьянством. Об этом все знают. Но не волнуйтесь. Все будет в лучшем виде. Здесь вам никто не помешает.

Он ушел.

Штирлиц понял что его вот — вот раскроют… Я искренне хотел потроллить халдея. А сам забыл про сухой закон, что ввели в восемьдесят пятом. Даже интересно, чем меня теперь накормят.

Но дальше все было точно так, как я заказывал.

Сначала появился графинчик с водкой, стоящий в кастрюльке со льдом.

Следом появились тарелка с икрой, выложенной в розетки из сливочного масла, тарелка с парой тостов из рижского, уже забытого хлеба.

Я налил полную рюмку. Не торопясь намазал тост икрой. Медленно выцедил. Сжевал бутер. И потянулся за сигаретой.

Парень из будущего требовал от меня изменения реальности. Этот мой поход в ресторан — вызовет такие изменения? В прошлый раз его не было…

Что-то кардинально менять я не хочу. Кто я такой для этого? Да и изменения сделают послезнание бессмысленным. Помочь хорошим людям, зная наперед что их ждет, наверное стоит. Что касается СССР … В бизнесе убыточный проект банкротится. И не менеджментом, а коньюктурой. С Союзом произошла та же история. Должен ли, и смогу ли я что-то сделать? Сомневаюсь.

Хотя, мне впарили Линию Доставки. Явно не просто так. Надеются что я что-нибудь взорву? Или стану помощником-советником кого-либо из бонз, и расскажу, как все устроить? А как все устроить я знаю?

Хихикнул, представив, что пришел в КГБ и подробно рассказал свою историю. Предъявлю им Линию Доставки… Итог? Работать на власти поставщиком технологий и ништяков. А мне оне обеспечат максимальный комфорт под конвоем. Да и комфорт тот… Даже нынешний член Политбюро, не имеет благ среднего российского бизнесмена. Девку какую-нибудь подложат…

Нет, в литературе цветет и пахнет попаданчество, в результате которого суровые армады самолетов с командирскими башенками, стирают Англию с лица земли промежуточными бомбами. А США становятся занюханной соцреспубликой, в которую ссылают проштрафившуюся номенклатуру. Но читая это, я думал, что в этом случае подъезды Купчино и Бутова останутся такими же зассаными. Видимо, цель в том, чтоб подъезды Виннипегщины тоже были зассаны …

И вообще, академика Вавилова, к примеру, пинал ногами по ребрам никакой не Ллойд Джорж. И испражнялся на него не Черчилль. А простой русский парень Хват. Из питерских, кстати. А Вавилов-то, всего лишь хотел накормить страну, мразь. И жил тот Хват долго, счастливо и беззаботно. И помер в покое и довольстве, в девяностых.

Что-то меня опять плющит тоской и отчаянием. Нужно еще выпить. Что я с удовольствием и исполнил. Закусив еще одним бутером.

Принесли консоме. В прозрачном бульоне плавало яйцо-пашот.

Вот как бы я поступил, не имея никаких плюшек? Да жил бы так, как и жил. С небольшими изменениями, исходя из послезнания. Если б припекло совком — сбежал бы. Навыков, чтоб перейти границу, хватит. Миф про границу СССР на замке оставим детишкам. В этом смысле Линия Доставки конечно облегчает мне адаптацию. Дефицит, что цветет и пахнет в сейчас в СССР, меня бы быстро доконал.

Да чего грузиться то? Буду жить, как живется. А там посмотрим.

Официант поставил передо мной блестящий судок, и снял крышку. Из судка запарило. Умопомрачительно запахло картошкой с укропом. Рядом появилась тарелка со скумбрией, присыпанной луком.

Выпил еще одну рюмку, закусил скумбрией. И принялся за картошку. Стало совсем хорошо.

Принесли рибай. Я уже совсем успокоился. Ох уж это советский общепит! При внешней убогости, он вполне способен удовлетворить почти любые запросы. Правда, не всем.

Когда официант убирал тарелку и приборы, попросил у него кофе, и армянского коньяка. Три звездочки.

— Есть Карвуазье — со значением произнес он.

Я поморщился.

— Вы знаете, уже давно хочу армянского коньяка три звезды. Стал забывать вкус.

Официант внимательно на меня посмотрел:

— Сию минуту — поклонился и исчез.

Коньяк оказался тот самый, из молодости. Слегка маслянистая, душистая жидкость прокатилась по нёбу и провалилась в желудок, оставив во рту привкус винограда.

Чтоб снять все сомнения, можно тупо поделиться послезнанием. И посмотреть, что из этого получится. Так что — напишу письмо. Нужно только решить куда. Писать в ЦК или Политбюро – глупость. В лучшем случае ничего не произойдет. А скорее всего мной заинтересуются бездельники из ГБ. В газеты писать нет смысла. В Академию Наук? Дяде Боре… бггг…

Я напишу письмо в журнал «Коммунист»! Если строго формально, — это их епархия. Взгляд гражданина на будущее страны. Тем более там сейчас работает Егор Тимурович. Вот ему и напишу. Он вхож. Может быть, что-то стронет. А чего тянуть?

— Линия Доставки!

— Слушаю.

— Сделай от моего имени письмо, описывающее экономические причины развала СССР. Скомпилируй из поздних работ Гайдара, и прочих экономистов девяностых. В способах предотвращения, кроме всего, предложи создание всесоюзных нефтяных и газовых концернов, учережденных при участии крупнейших мировых компаний. От сегодняшнего числа. На печатной машинке. Получатель – Журнал «Коммунист», Гайдар Е.Т.

На столе возник толстый конверт. Сунул его в рюкзак. Почитаю в электричке. Мне кажется, я использую Линию Доставки в сотую процента от возможностей.

Допивая кофе, я попросил счет. Подумав, обратился к официанту:

— Я думаю, у вас должен быть знакомый таксист, который довезет меня куда нужно. Без проблем. — последние слова я выделил голосом, и пояснил. — неохота стоять в очереди.

Счет оказался на двадцать рублей без копеек. С учетом того, что в сухой закон алкоголь подавали после двух часов дня, а моих блюд явно не было в меню, вполне деликатный ценник. Человек старался и рисковал работой.

Хмыкнул, достал из рюкзака три десятки, и вложил в книжечку.

— Сдачи не нужно.

— Благодарю Вас.

Провожая меня к дверям ресторана, возле которых топтался крепкий мужичок в кожанке, видимо таксист, официант неожиданно спросил:

— И как там, за речкой?

Ха! Он меня принял за афганца! А что? Обгоревшее на солнце лицо, стрижен по армейски, одет в фирму, плохо ориентируется в нынешнем Союзе…

Я приостановился:

— У вас там кто?

— Младший брат. Должен вернуться через год. Десантник.

— Желаю вам, что бы все обошлось. — а что я еще скажу? — Мы оттуда уйдем. Через пару лет, я думаю. Так что делайте выводы сами.

Пожав официанту руку на прощание, пошел за таксистом. Сел на заднее сидение. Таксист покосился. Сейчас все садятся спереди. Сзади садятся начальники.

— Куда едем?

— Угол Лиговки и Прилукской, пожалуйста.

— Десятка!

— Поехали.

От Пулково, без очереди, таксисты всегда везли дорого. Поэтому пассажиры набивались в машины по четверо-пятеро, разделяя расходы на всех. Мне, до места, счетчик бы нащелкал рубля два. Сейчас таксисты со всех лупят минимум вдвое. Впрочем, если ты готов платить, то проблем с такси не было. Хотя, большинство водил при этом имело такой вид, как будто делает тебе отдолжение. Этим сейчас грешит вся сфера обслуживания в СССР. Даже за серьезные дополнительные деньги тебе делают отдолжение. Потому что могут и не делать.

Машина между тем выехала на площадь Победы, с памятником, прозванным в народе отверткой. Похожий памятник на Площади Восстания называют стамеской. Московский Проспект почти не изменился. Нет рекламы, кроме рекламы КПСС и Ленина. Нет стеклопакетов в окнах, и кондиционеров на стенах. Хилый трафик, без иномарок. Чадящие Икарусы и Лиазы. Почти пустые трамваи и троллейбусы. Редкие прохожие, чуть больше людей концентрируются возле метро. Как-то маловато народу…

— Извините, — обратился я к таксисту, — а какой сегодня день недели?

Он очумело посмотрел на меня:

— С утра воскресенье было!

Ну и куда я еду? Какой нафик деканат?

— Простите, можно тогда на Балтийский вокзал?

— Мне без разницы — буркнул водила.

— Тогда на Балтийский, пожалуйста.

Такси подъехало к главному входу в Балтийский вокзал. Мы называли его Болтушкой. То есть называем. Надо бы мне определиться с временами. Буду исходить из того, что все, что со мной произошло до пятидесяти семи — было. А то, что происходит сейчас — есть. Так не буду путаться.

Пять минут первого. Моя электричка в двенадцать сорок пять. Сорок лет прошло, а я все еще помню! В огромном зале прибытия / отправления, переходящем в платформы, выстоял очередь за билетом. Восемьдесят пять копеек. Разменял десятку. Рассовал по карманам мелочь и купюры.

Что-то все на меня посматривают. С одеждой нужно что-то делать. Как-нибудь попроще одеваться, хотя, куда уж проще? Буду присматриваться.

Избегая ненужного внимания, вышел из вокзала и обошел его справа. Возле боковой двери в вокзал стояла тетка в белом халате. Перед ней стоит табуретка, с огромной кастрюлей, накрытой полотенцем. Пирожки! Еще одна забытая радость. Приезжая на электричке в Питер, я всегда иду в это место и покупаю пару пирожков.

— Два с мясом, один с рисом!

Тетка протянула мне три завернутых в бумагу золотистых цилиндра из теста.

Шестьдесят копеек за тихую радость и пиршество воспоминаний. Даже не заметил, как все съел.

Вытер руки, закурил и пошел на электричку. Навыки и привычки этого времени вспоминались легко. Лучше всего уже стоять на платформе, когда её подадут. По давней договоренности с друзьями-приятелями мы обычно садились в четвертый вагон. Я прошел к остановке пятого вагона. Общаться с забытыми приятелями я опасаюсь. Ляпну чего-нибудь не то.

Состав подали за десять минут до отправления. После короткой давки прошел в вагон, и уселся на деревянную скамью у окна, справа по ходу. Ехать два часа. Прислонился к окну и неожиданно уснул.

После Старого Петергофа меня растолкал дядька-контролер. Я обхлопал карманы, с трудом нашел билет. Мужик сурово клацнул по нему компостером, и пошел дальше. Напротив сидели две хорошенькие девицы и с любопытством стреляли в меня глазами. Рядом сидел армейский полковник. Посмотрел на меня неодобрительно. Я отвернулся к окну. Чего я им всем не нравлюсь то? Впрочем, насрать и розами засыпать.

Университет и Мартышкино проехали без остановки. Показался Финский залив. На воде болтались два крашеных шаровой краской кораблика. Похоже Морские Охотники. Вокзал Ораниенбаума построен на берегу залива. Я смотрел на серую балтийскую воду, и мне вдруг расхотелось думать о том, что делать и строить планы. Стало хорошо и спокойно от того, что скоро я приеду домой, увижу брата, да и маман, чего уж.

Я достал сигареты, и сообщил полковнику что пойду, покурю. Бросил на свое место рюкзак, подмигнул девицам и отправился в тамбур.