Глава 26

Вход на этаж нашего факультета крайне затруднен. Сходя с монументальной лестницы, ты попадаешь в толпу, образованную теми, кто уходит с этажа, идет на занятия, и желающими попасть в столовую. И все спешат.

Ничего удивительного, что поручкавшись с приятелем-старшекурсником, я на развороте кого-то толкнул. Не разбираясь, схватил и удержал от падения. Это оказалась первокурсница Катя, с которой в прошлой жизни у меня были более чем тесные отношения.

— Прости, я не специально, просто ты как с метлы свалилась. Прямо под толчок.

— Если бы я свалилась с метлы, ты бы уже получил ею по голове!

— Я не верю, что ты была в ступе! Ступой пользуются толстые старухи, которым на метле не красиво. А тебе — окинул её взглядом — … на метле будет очень стильно!

— Отпусти меня!

Только теперь я сообразил, что прижимаю ее к себе. С сожалением разжал руки.

Я теряюсь с таким красивыми. И несу пургу. А ей достались такие ресницы, такие запястья, такая точеная шея, что она очаровывала походя, не прилагая усилий.

Красивые девушки по мне не сохнут. Я же не Ефрем, на которого оглядываются. И не Сансэй, в девичьих кругах признанный эталоном белозубого обаяния. И я уже совершенно растерял навык беспечного подката.

Я открыл рот, чтобы пригласить Катю на репетицию лучшей в Союзе рок-группы. Чтоб поняла, какое счастье у неё на пороге. Но был бесцеремонно прерван деканом.

— Мостовский! Я тебя как раз ищу. Пойдем, поговорим.

Опять он прерывает мое общение с Катей! Специально что ли следит? Грузин-первокурсник, который нес Катину сумку, ожег меня взглядом, и поспешил за объектом обожания. Ответил ему взглядом, что — в любое время, и в любом месте. Приходи. И повернулся к декану.

— Зачем я мог понадобиться, Валерий Николаевич? — Но меня уже тащили в деканат.

У себя в кабинете, декан уселся за стол и сурово уставился на меня.

— Ты диссидент, Мостовский?

Услышав это, я просто заржал. В начале девяностых, глава Ленинградского КГБ, он же глава Питерского ФСБ, женился на главе Ленинградских диссидентов. Это пожалуй все, что нужно знать о Российских борцах с режимом. Что в восьмидесятые, что в нулевые.

— Ни за что, Валерий Николаевич! Посмотрите на меня. Где фанатизьм во взгляде? Где стремление к страданию во имя? Я, в конце концов, девушек люблю. А диссида любит только борьбу с режимом и конспирацию.

— Мне рассказали, что ты на заседании СНО нес откровенную антисоветчину.

— Поклеп завистников! Я наглядно объяснил, что дважды два — четыре. А они, как у нас водится, меня сразу во враги, и строчить свои диссертации опираясь на мои выводы.

Декан засмеялся.

— Мне передали суть твоего выступления. Таких, кто возьмет твои тезисы для своей работы, у нас нет. Но это не отменяет то, что ты, что-то там пишешь совершенно бесконтрольно. Что еще ладно. Но еще и без пользы! А это неправильно.

— Кажется, Валерий Николаевич, вы нашли выход из этого противоречия. Я встревожен.

— Не волнуйся. Я хочу заняться одной перспективной темой, которая мне кажется крайне важной. И привлечь тебя соисполнителем. Заодно займешься реальным делом, и перестанешь смущать общественность.

— А что за тема?

— В Академии Наук возникла мысль о транспортировке угля из труднодоступных регионов. Идея в том, что уголь измельчается в пыль и смешивается с нефтью. И транспортируется по нефтепроводам. В европейской части страны, на специальном заводе, фракции разделяются. Уголь брикетируется. Нефть перегоняется. Железная дорога не нужна. На тебе будет сбор информации по экономическому обоснованию. Что скажешь?

Я задумался, и достал сигареты. Спохватился и убрал.

— Боюсь это нежизнеспособная истории, Валерий Николаевич. Давайте посмотрим с конца. Участники проекта – Транснефть, МинУголь, Минпром. Кто Генподрядчик? Кто несет основные расходы и получает плюсы от результата? И вообще. Нефть – стратегический экспортный продукт, кто согласится с ней так поступать? То есть, нефтяникам это не нужно. Промышленности – тоже. Воздержусь я. Простите меня. Но мне кажется лучше присмотреть другую тему.

— Гм. Напиши мне реферат. По этому вопросу. Как-то ты неожиданно на это смотришь. И что за Транснефть?

— Ну, я так трубопроводную систему для краткости называю…

— Антон, это не попытка продолжать бездельничать?

— Ну что вы, право. Просто я считаю, что это – бессмысленная история.

— А мне тут рассказали что ты рок — музыкой занимаешься. Смотри у меня, рок – это сплошной секс, алкоголь, наркотики.

— А недостатки какие?

Декан засмеялся.

— Ты, Антон, дошутишься. Иди, на занятия. Пара уже пятнадцать минут идет. Что у тебя сейчас?

— Матпрограммирование, практика.

— Скажешь Эльвире Федоровне, что я тебя задержал.

— А можно я по делам уеду? Валерий Николаевич, раз так вышло, чего мне нарушать учебный процесс?

— Гм. Ну ладно. Но это только потому, что это я тебя задержал.

На мосту через обводный трамвай зацепил грузовик. Или наоборот. Стоя в ожидании, задумался о том, что выходные пролетели, а я так и не выспался.

Олег, кооптированный в мастера света и постановщики шоу, взялся за дело всерьез. Мне было попроще. А остальные сильно загрузились.

В пламенной речи Пахом рассказал, что концерт – это вам не то. Что построение представления – это отдельный вид искусства. И он все сделает по первому классу.

Нормальный рок-концерт, да и любой концерт, имеет свою внутреннюю драматургию, и построение. Которые долго репетируются и отрабатываются. И глядя, как случайно дрыгает ногой певец на концерте, простой обыватель вряд ли догадывается, что певец так же точно дрыгает ногой уже пару лет подряд. И сделает это даже без сознания.

Вспомнилось, как у меня, на новогоднем корпоративе выступали Иванушки Интернешенл. Зам доложил, что опрос коллектива выявил Иванушек, и они едут.

Иванушек привезли. Они были пьяные до бессознания. По крайне мере не могли ходить, и в гримерку их отнесли. Директор группы пояснил, что мы сегодня четвертые. И все хотят выпить с ребятами. На мое сомнение качеством выступления, директор сказал, что я сам все увижу.

Всех троих принесли за кулисы. И включили минусовую фонограмму.

Звуки музыки сработали как рубильник. Ребята встали, утвердились на ногах, и побежали на сцену. Где реально отжигали потом полтора часа. Кокетничали с дамами, жали руки мужикам, брали мобильники и фотались с владельцами. И все время пели при этом. Когда отзвучал «Тополиный пух», рубильник выключился. Артистам поднесли по стакану Хенесси. Они махнули не закусывая, и снова вырубились. В автобус их снова отнесли. У них было еще два концерта.

Если Пахом нас надрессирует хотя бы на треть от этого, то будет круто.

Вчера Андрюха выдал всем участникам по две тысячи рублей. Рассказал, за сколько продали запись. И что теперь, попадая в кабаки, все должны слушать музыку. Вдруг нас крутить начнут? Так определим, что же у нас – хит. Потому что хит, это не то, что мы думаем, а то, что слушает публика.

Две тысячи рулбей в восемьдесят шестом — это весьма приличные деньги. Где-то как штука баксов в девяностые. Народ был впечатлен. И понял, что меня нужно слушать, а не рассказывать, как будет лучше.

Дома я включил автоответчик. Звонил Майниннен. Просил срочно набрать. Заказал разговор. Подумал, и налил себе коньяка. Щас выпью и никуда больше из дома не выйду.

Взревел телефон. Пекка сказал, что две машины стоят на таможне в Торфяновке, и если все будет нормально, просил встретить на въезде в город в девять вечера.

Поставил коньяк на центр стола. Положил на бокал краюху батона. Как память о несостоявшемся отдыхе. Позвонил в управление. Доложил что процесс пошел. Оделся и вышел из дома.

Нужно пообедать, съездить в ангар. Забрать Ефрема, и ехать встречать финнов.

Загрузка...