Стихотворения

Стой, сердце, стой! не бейся и не бейся!

Ты, лира, не листай свои страницы.

Наш алфавит остановись на «альфа».

Что я имела или не имела, —

кому какое… В общем, вот и все.

Путь прост, о Боже. Прост лишь потому,

что просто путь — беспутье. Кое-где

какие-то тропинки кое-как

и кем-то перепутаны, — плетутся…

Вон — толпы. Это пахари. И — пашут.

За ними — толпы. Сеятели. Сеют.

Телеги. Лошади. Волы. Рассвет.

И солнце с красной пляской на оралах.

Что ж — рассвело! Пора перековать

на что — увы, еще не знаю — сердце,

а лиру — знаю: лиру — на орало.

«Встань и иди!» И встану, и пойду

без устали туда. И без усилий

сольюсь: плечом к плечу, след в след.

Мы пашем пашню! Сеем семена!

Ждем урожая! Уже и урожай!

Хлеб наш насущный даждь нам днесь, Творец…

Как Израиль был испепелен и пленен,

стал рабом твоим, Вавилон.

И, колени склонив, государства отцы

победителям даровали дворцы.

Как трудящемуся независимый труд:

плуг, топор, и лопата… и кнут.

Та толпа, что толпилась в труде и борьбе,

воздвигала подвалы и тюрьмы себе.

Все в работу пошло: и противовес,

шнур и гиря, и Книга Чудес.

И хранитель, что храм Иеговы хранил,

храм убийц подметал, Иегову хулил.

И никто не почувствовал: это конец.

Только арфу на вербу повесил певец.

Я на каком-то кладбище дышала.

Там Божья Матерь младенца держала.

Там стрекоза над крестами дрожала.

Матерь шептала: — Уймись и усни!

Счастье — сны.

Что человечество — даты и даты

смерторожденья — демон ли, Данте…

Спать? Ох и спится в коляске дитяте!

Кто не мертвец, а в могиле лежит,

тот — спит?

Было: в начале было Слово.

Нет у нас ни слова.

Аира Орфея — созвездье Лиры.

Где наша лира?

В Иерусалиме был Иеремия,

в панике плебса — Голос!

Мы не имеем Иеремию.

Слаб и блудлив наш голос.

Страшен и страстен изгнанник Отчизны

Данте — ангел ада.

Мы — изгнанники в нашей отчизне.

Нет у нас Данте.

Слово, Лира, Иеремия,

Голос, Отчизна, Данте…

Боже, просто попросим хлеба, —

не подадут камень.

Венец из терна

лучше тиары тирана.

Путь на Голгофу

лучше марша триумфа.

Так — было;

и так — да будет!

пока жив человек,

пока растет терн.

Прутья терна

превратятся в венец,

если дышит

душа человека,

если не укрощает

себя — украшает

венцом вечным!

АВЕ!

Путь на Голгофу лучше,

если идущий знает,

на какую кару,

как и куда

идет он и не ищет,

и ни о чем не мечтает, —

всевышняя воля

Всевышнего Бога.

Но, если, кто-то,

просто, так, поранил,

сам, себя, терном,

сам, себя, не зная, —

о пожалей, Боже,

эту кровь овна!

Жертва — не жребий.

Искра Прометея —

не звон звезд Олимпа.

Твердыня титана —

не трепет тронов.

Искра истин,

а потом — пламя!

Струны простолюдина —

воловьи жилы.

Струны фарисея —

золототелые арфы.

Вопль воловий

лучше дифирамба.

Так — было,

и так — да будет!

пока еще люди,

пока еще струны.

Мы паралитики с блестящими очами.

Мы — воробьиные орлы.

Какие крылья держим за плечами

в чехле? А на ключицах — кандалы.

Убежище? Возможно, и возникнет.

Но ключ тюремщик не доверит нам.

Не нам, не нам, невольникам, воскликнуть:

— Мой дом — мой храм!

Наука наша — атомы кладбища.

Искусство — гладиатор или цирк.

Религия — цитатники для нищих.

Жрецы — от слова «жрать» жрецы.

Закон — загон скота (в решетках — щели!).

Честь человека — полицейский цех.

Права — лечебница для сумасшедших.

Семья и племя — свальный грех.

Народ — дитя с бельмом, уродец, гофман,

медуза, апокалипсиса плюс.

Гордится, что годится на Голгофу, —

«тиран, предатель или трус».

Ни срама нам, ни чести нам, — сарматы!

Пустыня мы, — в конце концов, — пустяк.

Вопрос: существовали ли солдаты,

которых звал под знамена Спартак?

Ты нас проклял. Ты — войско. Мы — тыл.

Ты есть — Дух! Мы — толпа и телесность.

Мы — повинность. Судилище — ты.

Ты — пророк. Мы — ничто, неизвестность.

Меч и молнии был твой глагол!

Ты преследовал без передышки.

А теперь ты бессилен и гол

перед нами… и дышишь… и дышишь…

И мерещится, что приравнял:

му-у-ки мирового пространства

ты от нас, от народа, приял

за свое мессианство!

Ты нам славу и совесть сулил,

пробужденья прекрасную чашу.

И расстреливал, вешал, судил

нас, народ, — именем нашим!

О когда б ты борьбой не бряцал,

не смеялся над плебсами-псами

и проклятия в нас не бросал,

мы б камнями в тебя не бросали!

Но спокойствие: не пропоем

память мученика и провидца.

Мы камнями тебя не побьем

и оплевывать не помыслим.

Ибо таинство это и миф

станет на руку всем поколеньям,

будто снова судилище — мы,

снова жертва — ты, мы — глумленье.

Не допустим легенд. Погоди.

Мы осмотрим тебя и отпустим.

Где всевидящий вождь-поводырь,

кто не вел нас вслепую, в беспутье?

Ты — пытался. Но как? Хоронил

все надежды (не Небом — по суху).

Не кляни же ты нас, не кляни,

проклинай своих братьев по духу!

Ничего не сумел и не смог.

Если б стали мы лучше и проще,

ты б в пропащей пустыне подох,

как отшельник, акридам пророча!

В час полусна, в молочном полумраке

меня пришелец-Ангел посещал.

Глаза в глаза! Он в тайны посвящал,

полусмеялся, что ли, полуплакал.

Чертил мечом, готическая птица,

девиз на стеклах «Ненависть-Любовь»,

крыла — белы, на них краснела кровь.

На крышах серебрилась черепица.

Не мантия — мираж! морская пена!

Метался меч по медным небесам,

и опускался меч, и нависал…

Гость — говорил! Глаголил Словом Первым!

«Я — Ангел мести, боя и сверженья,

я — Дух деянья, крови и геенны.

Ты спишь и шепчешь. Где же гимны гнева?

Где песни страсти, солнца и сраженья?

Очнутся очи — пятый век, болото,

растений-ног, растений-рук,

о эхо эмбрионов — труд и труд!

Не мир принес, но меч — тебе бороться!»

Я меч взяла. Солдатскою стопою!

Но сердце еле теплится и ды-

ханье еле дышится. «Иди, —

сказала я, — иди, я не пойду с тобою.

Их миллионы — Жанны, Маргариты,

Шарлотты, — их мифическая месть!

Им невесомы мантия и меч.

Оставь, — сказала я, — со мной мои молитвы».

Где гость? От солнца лучики-уколы

в мой мир — в мою стеклянную скалу!

Мне снится: я под колоколом сплю,

и душу давят грозные глаголы!

О Родина ханов! любимая — кара!

Зачем замолчала, опять онемела?

Кой-где пропиликает птичка несмело,

февральская птичка… так глухо, так тихо…

И грезы-и-розы отложим, отложим…

О Боже!

О где ты, свобода, звезда и зарница?

Ослепло у солнца и око-зеница,

Рассвет? — беспросветен. Никто не ответит:

кто завтра не встанет? кто утро осветит?

Бороться? Кто правдой неправду поборет?

О горе!

Отчизна! Любимая кабала!

О раб мой, товарищ мой, брат — в кандалах!

Остановись, оглянись и откликнись,

ответь на проклятья последней Отчизны!

Тюрьма и тюрьма. Кто разрушить поможет?

О Боже!

Когда же конец? Не родиться бы вовсе!

Что сила судьбы — без судьбы и без силы?

Плывем в никуда. Еле плещутся весла…

Проклятье — всю жизнь копошиться в могиле!

Невольничьи весла не выбросим в море.

О горе!