Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание

Глава 10 "Новые столичные волнения"

Пришел в себя Вилар от того, что его кто-то тряс за плечо. Это был улыбающийся Бернар. Открыв глаза, Клод осознал, что лежит на кровати в настоящем доме.

— Мы выбрались?

Просипел летчик.

— Ага, когда ты сорвался и потерял сознание, Сальвадор еле успел схватить тебя и уберечь от участи того страдальца, чье тело мы видели внизу. Потом мы вытянули тебя на поверхность, где нас встретили лаем собак. Это были люди из поселения, возвращающиеся с неудачных поисков нашего самолета. Они приняли наш сигнал и направились искать. Вот так мы и очутились здесь, все благодаря мужественным спасателям.

Рассказал Бернар

— А где Сальвадор?

Произнес ослабший Клод.

— Отоспавшись вдоволь, он поехал показывать нашим спасителям место крушения и ночлега, вещи то забрать надо, да и мертвеца похоронить подобает.

На утро следующего дня Бернар и Сальвадор, прихватив вещи, которые отыскал Монтеро вместе с мужчинами из поселения, прощались с Виларом. С этого момента их пути расходились, ведь физику и его лучшему другу предстояло ехать в поместье покойного родича Шатильона. А летчик желал отправиться на первом же пароходе в Париж и там срочно доработать свой следующий самолет, чертежи и наброски которого он делал весь день, пока его друзья отдыхали. После прощания и крепких рукопожатий Бернар и Сальвадор оставили Клода, отправившись на местном поезде в точку своего назначения.

А мы ненадолго покинем наших героев, вернувшись в Париж с целью наблюдения за происходящими там событиями. А события эти не уступали в своей занимательности начавшимся приключениям наших друзей. Если же сравнивать их по масштабу, то столичный переполох превосходил выше описываемое происшествие в десятки раз. Не успела Франция оправиться от первой волны обсуждений, сплетен, слухов и разного рода догадок, как тут же, спустя всего два дня, накатила вторая, создавшая едва не вдвое больший фурор. В этот раз истоком хаоса послужило самое спокойное до этого момента собрание. В авиационном клубе разгорался пожар тревоги, недоумения и паники, скоро перекинувшийся на все французское общество. Причиной нового потрясения, захлестнувшего всех, начиная от столичных жителей и заканчивая рабочими и фермерами из самых отдаленных уголков Франции, послужило крушение самолёта Клода Вилара. Естественно, в авиаклубе никто не имел достоверной информации о случившемся, но ведь прошло уже более суток с момента, когда новенький трансатлантический летательный аппарат покинул авиаполосу Парижа и устремился в далекий пункт назначения. Наши друзья, ненадолго оставленные в менее скоростных средствах транспорта, совершенно не подозревали о происходящих событиях и их немалых последствиях, но невольно влияли на русло их развития.

Мой читатель может задаться вопросом — каким же образом трое столь отдаленных от происходящего людей могли влиять на события, хоть и являющиеся невольным плодом их действий. На это я с удовольствием дам довольно простой, но очень важный в контексте моего повествования ответ. Спасенный Клод все свободное время до отбытия в Париж был занят чертежами новой модели самолёта и так увлекся столь полезным для конструктора делом, что позабыл отправить телеграмму в авиаклуб о своем относительно успешном приземлении по ту сторону океана. Это обстоятельство стало немаловажным усугубляющим фактором, давшим почву не только обеспокоенности парижского авиаклуба, но и пищу сплетням, разлетающимся по всей Франции и даже выходящим за ее пределы. Суть главного вопроса, который может терзать нас, осведомленных о всем происходящем как с одной стороны Атлантики, так и с другой, заключается лишь в непонимании мотивов уполномоченных органов того небольшого поселения, получившего сигнал бедствия с французского самолета. Они, очевидно, не соизволили поставить в известность нужные структуры страны, летательный аппарат которой потерпел крушение в зоне их прямой ответственности. Ответ на столь логичный вопрос не суждено будет узнать даже нам, что оставляет лишь возможность довольствоваться малым числом догадок, приходящих в голову человека, пытающегося как-либо логично объяснить этот грубый просчет. Может быть, в суете очень важных дел это мероприятие было не замечено пытливым умом тамошнего чиновника, а может, что более вероятно, сыграла свою роль человеческая халатность. Ну, да хватит моих беспочвенных рассуждений, отвлекающих моего читателя от очень занимательных сюжетов.

Так вот, столичный авиаклуб, прождавший целых два дня телеграммы из бостонского аэропорта, который заранее был готов к приёму воздушного судна, не на шутку встревожился и отправил телеграмму в Бостон с запросом о прибытии самолета французской авиакомпании. На что получил отрицательный ответ и, более того, уверение, что во всем Массачусетсе за последнюю неделю не появлялось ни одного самолета французского производства. После такого ответа глава авиационного клуба — мисье Жерар Шаванель — в спешном порядке собрал почетных членов и объявил им итоги этого перелета, после чего вынес на обсуждение вопрос о дальнейших действиях всего клуба. Сначала в большой зале стояла гробовая тишина, нарушенная сперва тихим перешептыванием, переросшим в дикий гвалт бурного обсуждения и панических мыслей. Сам Шаванель — грузный мужчина пожилого возраста, закрыв покрывшееся испариной лицо ладонями, опустился в большое кресло и не вступал в обсуждение. Он молча переваривал в своей голове факт того, что гениальный конструктор и летчик-испытатель, являющийся по совместительству его хорошим товарищем, вероятнее всего, погиб, и тело его, вместе с каркасом бездушной машины, было погребено в толще бушующего океана. Жирар словно не слышал гомона окружающих его мистеров, сэров, мисье, лордов и прочих достойных джентльменов и очнулся лишь в момент, когда зала стихла. Нехотя встав, поникшим голосом, присущим только людям, чья жизнь рушится подобно карточному домику, глава клуба попросил лорда Блекхарда — одного из основателей авиаклуба — подытожить для всех обговоренные варианты дальнейшего их существования. Пожилой мужчина с реденькой седой бородкой, совершенно не вписывающийся в образ лорда, встал и, прокашлявшись, дрожащим голосом произнес, обращаясь к притихшему собранию:

— Господа, я, как и каждый из вас, нахожусь в замешательстве, но, благодаря всеобщему обсуждению, могу смело оперировать следующими фактами и предлагать объективные пути решения. Итак, я приступаю. Нам известно, что самолет, пилотируемый лучшим конструктором и испытателем, всем нам известным почётным членом и просто хорошим человеком, Клодом Виларом,

Тут лорд закашлялся — было видно, что он тоже не мог смириться с мыслью, что Клод погиб. Немного помедлив, он продолжал:

— Отбыл из Парижа 11 сентября в 11 часов утра и должен был прибыть в Бостон 12 сентября в 6:35 утра по точному Парижскому времени. Но этого не произошло. Я не исключаю, что Вилар из-за очередного циклона мог отклониться от первоначального курса и совершить аварийную посадку где-нибудь вдали от места назначения, но все же, скорее всего…

Тут он снова сбился, не желая произносить роковые слова.

— Прежде, чем выносить такой вердикт, не лучше бы рассмотреть все предложенные теории?!

Глухо прохрипел сэр Генри Нельсон — заместитель президента авиаклуба и почетный член оного уже более 40 лет, к тому же единственный чистокровный англичанин, собравший в себе полный набор стереотипов об англичанах высшего света. В иной день Жерар осадил бы любого, посмевшего перебить выступающего перед собранием главных лиц всего клуба, но сейчас он промолчал, проникшись всеобщим духом старательного замалчивания темы возможной гибели их коллеги и товарища. Уступчиво кивнув, Блекхард продолжал:

— Кроме того, мы знаем, что вместе с пилотом в этот перелет отправились двое пассажиров. Один — давний друг Вилара и очень хороший человек. Я, естественно, говорю о Бернаре Шатильоне, а второй — некий член парижской академии наук, физик Сальвадор Монтеро, на надежность которого лично я не могу положиться, ведь совершенно не знаю его как человека. Еще мы обладаем информацией, что он, я имею в виду Монтеро, отказался от всех выступлений в своем клубе и за считанные часы до отбытия снял все свои накопления с банковских счетов, что вызвало немалый переполох, неугасающий до сих пор. Мы не имеем данных о причине столь скорого ретирования физика из Парижа, что в нашем положении и дает мне полное право высказывать одно из самых нерадужных предположений.

— Господа, я уверяю вас, этот Монтеро преступник! Он долгое время скрывался под личиной ученого и после совершения какого-нибудь крупного преступления решил исчезнуть из Парижа как можно быстрее, угнав самолет нашего клуба!

Прогрохотал Генри Нельсон, ударяя кулаком по столу.

— Уважаемый Генри…

Произнес Жирар таким голосом, что негодующий Нельсон сразу притих, осознавая свою излишнюю горячность. Нет, этот тон не был жестким или приказывающим, он был полон какой-то тоски и тяжелых раздумий, что подействовало на заместителя президента авиаклуба более чем убедительно. Подняв руку вверх, Блекхард дождался, пока в зале наступит тишина, и продолжал:

— Только что дорогой Генри высказал всем нам весьма недурную теорию о том, что на самом деле наш самолет уже не летел в Бостон, а, захваченный возможным преступником, сменил курс и умчался в неизвестном направлении. В пользу этой теории говорит уверенность каждого собравшегося здесь человека в том, что Клод Вилар — настоящий мастер своего дела, и он бы обязательно довёл свою машину до пункта назначения.

Прозвучавший одобрительный шум поддержал слова выступающего, который перешел к выводам.

— Господа, мы обладаем малой толикой информации, но можем узнать намного больше, если более точно подберемся к разгадке личности Сальвадора Монтеро и мотивов его столь быстрого исчезновения. Кроме того, хотелось бы выяснить, зачем Бернар собрался в такое путешествие, прихватив с собой и этого физика. Я не ставлю под сомнение честность Шатильона, но эта информация нам очень пригодится.

Аплодисменты перебили оратора и продолжались бы достаточно долго, если бы не Шаванель, призвавший всех к тишине. Не аплодировал только Нельсон, зло смотря перед собой невидящим взглядом. Вставший Жерар провозгласил:

— Уважаемые члены авиаклуба, я услышал ваши предложения и готов принять меры. Я отправлю еще одну телеграмму в Бостон с просьбой рассказать о возможных замеченных в тех краях летательных аппаратах и распоряжусь разузнать все возможное о пассажирах пропавшего рейса. Прошу не паниковать, я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Так и окончилось то знаменательное собрание почетных членов авиационного клуба, давшее толчок к новым подробностям этой истории. Уже через пару дней, благодаря все тем же газетам, радостно трубившим шокирующими заголовками, по столице разлетелись следующие вести. Оказалось, что Бернар и Сальвадор — лучшие друзья чуть ли не с самого малого детства. Но эта новость не потрясла бы ни одного человека, не считая лишь авиаклуб, которому такая информация была очень полезна, если бы не обнаружился тот факт, который наши друзья старались сохранить в тайне. Благодаря стараниям доверенных людей, авиаклубу, а потом и всему Парижу стало известно, что Бернар получил громаднейшее наследство от его дальнего канадского родственника, находящееся в северной части Гудзонова залива, в канадской тайге. Эта новость вызвала огромный шквал обсуждений и теорий. Все вдруг начали вспоминать, кто это такой, мисье Шатильон, и не являются ли они ему случайно родственниками. Да, находились и такие, кто всерьез утверждал, что он или она — родные или очень близкие родичи Бернара и тоже должны претендовать на наследство. Вокруг наследия старого канадского лорда начали крутиться разнообразные домыслы. Кто-то, наверняка из осведомленных, припомнил, что за покойным Вильямом Симардом стоит нехорошая история, что только подбавило масло в огонь подобных слухов. Но замыкающим фактором в аномальном буме теорий и обсуждений стала телеграмма, непонятно каким образом подверженная огласке, которая являлась ответом Бостона на запрос авиаклуба. Оказалось, что в окрестностях Гудзонова залива с недавнего времени начали производить неподдающиеся объяснению явления, сопровождающиеся слухами местных народов о пробудившемся духе холода. После смерти Вильяма Симарда в канадских краях начали происходить странности, коррелирующие, по мнению местных, с нехорошей деятельностью ныне покойного миллионера. Ледяные дожди и холодные ветры обрушивались на побережье, а главное — вблизи малых фьорд, на вершине которых находился особняк, ныне принадлежащий Шатильону, несколько раз был замечен странный летательный аппарат, напоминающий современные самолеты. Он появлялся из тумана, разбегающегося дымкой по поверхности залива, и мигом исчезал в ней, не давая себя разглядеть. Что тут началось… Все совмещали эти три фактора в одну цепочку, из-за чего рождались невероятные теории и предположения, часто противоречащие объективной истине. Далекие от светского общения люди, больше и больше погружаясь в конспирологию, все больше и больше начинали верить в то, что он призвал какого-то древнего духа. Другие же, более прагматичные реалисты, уверяли, что с этим наследством связана какая-то загадка, которую обосновал в завещании Вильяма Симард. Появление же летательного аппарата над фьордами некоторые считали ничем иным, как научными исследованиями атмосферы и изменения температурного порога тех мест. Другие же считали, что это Клод рассекал те морские мили, перевозя какой-то важный груз. В общем, множественные теории и догадки захватили умы французов, еще долго не могущих прийти к общему мнению по сложившейся ситуации. Для объективного ответа был снаряжен отдельный пароход, отправившийся к берегам Гудзонова залива с целью разгадать эту тайну. Кроме того, в близлежащие рыбацкие города были отправлены телеграммы, призывающие наследника к ответу, если тот все же объявится в тех местах. Но лишь один человек был холоден и расчетлив, не поддаваясь всеобщему безумству… Но мы немного забежали вперед, ведь в момент, когда Бернар и Сальвадор выходили из поезда в одном из канадских городов с целью добраться до имения Шатильона, еще проходило заседание авиаклуба, с которого и начался мой рассказ о новой волне переполоха в Париже.