Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание

Глава 6 "Ледяная река"

Но не успели наши отважные друзья как следует выполнить наставление их возницы, как Вилар, сжавший штурвал и, стиснувший зубы старательно держал огромную машину. Шум стоял страшный: дно самолета, соприкасаясь со стоялым снегом громко скрежетало. Складывалось такое впечатление, что создавалась неилюзорная робость перед тем, что с секунды на секунду оно протрется. Двигатели, захлебнувшись в толще снега, загнули лопасти винтов и забились таким количеством спрессованного наста, что завести их непредставлялось возможным даже в подходящих для этого условиях. Вся огромная машина, на треть погруженная в снег, сейчас напоминала смесь снегоуборочного механизма и легендарных саней Санты, потерпевших крушения и мчащихся сейчас по пустому брегу безымянной реки. За потерпевшим крушение самолетом, пробивающий своим "килем" дорогу, подобно самому настоящему ледоколу королевского морского пароходства, тянулся глубокий черный след копоти и охладительных жидкостей, проплавляющих стоялый снег. Пилоту, как и пассажиром, тоже пришлось не сладко. От сильного толчка при посадке, по грузовому отсеку снова полетели всевозможные предметы, сталкиваясь и разлетаясь. Бернар и Сальвадор спаслись от участи быть обшвырянными вновь, спрятавшись за большой и тяжелый короб почты, который, совершенно того не желая, принял все удары коварных лыж и коньков, предназначенные для до смерти перепуганным любителям приключений. А вот Клода все же настиг сверток, по всей видимости относящийся к почтовой части груза. Сверток был не сильно тяжёлый, но его веса хватило, чтобы коварный бесстыдник умудрился так заехать по затылку пилота, что тот аж потерял шлемофон, сделавший двойной кульбит и приземлившийся на панель управления. Но способу, коим этот подлый сверток притворил в жизнь сие коварное злодеяние, мог позавидовать опытнейший бильярдист. Он, во время своего полета по грузовому отсеку, умудрился ударившись о пролетающую лыжную палку, круто сменить направление, и отрикошетив от борта влететь в кабину в последний момент, перед тем как дверца люка, распахнутого настежь, с грохотом захлопнулась. От удара, помимо утерянного шлема, голову Вилара не хило дернуло вперед, благодаря чему наш обладающий железной отвагой и непоколебимым спокойствием ас, повел рычагом управления слегка влево, чего хватило для легкого поворота могучей машины, следствием которого стала темнота… Отклонившийся от первоначального тормозного пути, самолет зацепил краем левого крыла неудачно оказавшуюся на его пути сосну, что и послужило причиной резкого крена и остановки замедлящегося до сорока миль в час самолета прямиком в огромном сугробе. Стекло выдержало вспенившуюся бесконечность комьев снега, накрывших полностью не пригодный для дальнейших полетов передовой французский самолет почти до самого хвоста. Теперь он был похож не на величественного орла, гордо парящего над облаками, а на слепого крота, бесцеремонно извлеченного из недр земли, который теперь беспомощно пытается вернуться в родную стихию.

Глава 6 «Ледяная река»

— Все целы?

Первым делом поинтересовался Вилар, потирая место ушиба, которое медленно, но верно превращалось в шишку.

— Вроде да.

Ответил напряженным голосом Бернар. Это и не удивительно, ведь не каждый переживший подобные потрясения человек сразу приходит в себя.

— Вот и отлично!

Проговорил пилот, первым осознавший, что опасность миновала.

— Только вот самолету, над которым я корпел столь долго, уберечь жизнь не удалось.

Вздохнув, произнес Клод и начал выбираться наружу. Бернар и Сальвадор, восседающие под защитой большого короба, находились посреди ужасного беспорядка. Благодаря столь мягкой посадке все, даже самые отдалённые предметы, погруженные в самолет в первую очередь, валялись теперь на виду, только дополняя картину крушения.

— Ну вот, мой дорогой Сальвадор, приключения настигли нас намного раньше, чем предполагалось, да еще какие, я уже не надеялся больше увидеть белый свет.

Смешливым, но все еще дрожащим голосом обратился француз к своему другу.

— Да, в мои планы совершенно не входила наша погибель, и нам крупно повезло, что сей страшный сценарий не реализовался.

Отвлеченно ответил Монтеро, до сих пор полностью не осознавший все произошедшее.

— Надо благодарить не фортуну, а золотые руки нашего пилота!

С укороми наставлением в голосе поправил испанца Бернар.

— И, пока мы живы, у тебя есть такая замечательная возможность, поэтому предлагаю не медлить и покинуть это уже наскучившее мне пространство. Я как никогда хочу поглядеть на этот мир.

Утверждающе кивнув, Сальвадор поднялся вслед за другом, и они оставили грузовой отсек, выйдя во что ни на есть белый свет. По сравнению с серостью прошлого места их пребывания, открывшаяся взору картина буквально резала глаза своим обилием красок и света. Взору искателей приключений открылась полная картина крушения их воздушного судна. Обеспокоенный Вилар приплясывал вокруг погибшего самолета, охая и старательно разгребая снег с дымящихся двигателей. Перегревшаяся машина медленно, но верно растапливала слежавшийсяпод ней снег и потихоньку погружалась в его толщу. Пока Бернар и Сальвадор с непритворным любопытством осматривались, Клод рвал на себе волосы, наблюдая за гибелью своего детища. А любоваться было чем: бесконечное пространство, расходящееся во все стороны, на сколько хватало глаз, было заполнено хвойными стражами, томящимися под толщей лежалого снега. Под его весом могучие истуканы склоняли свои головы, но стойко переносили все тяготы своей нелегкой доли. Самолёт, от которого столбом валил пар, напоминал курящийся вулкан, нарушающий привычные температуры этого место своим бушующим нутром. Так и наш самолет нарушал девственное безмолвие этого места, сакрального заповедника нетронутой природы, до которого никогда не дотягивалась жадная рука человека. Крушение произошло на берегу широкой реки, которая уходила ледяной лентой в сторону горизонта. Там она упиралась в невысокие горы, слегка не достающие своими пиками до клубящихся в небе кучевых облаков. От ледяного климата канадской тайги даже горная река покрылась толстым слоем льда, кристальную чистоту которого лишь слегка нарушал немного припорошивший реку снег. Пронизывающий ветер ледяными потоками проникал сквозь одежду, заставлял незваных гостей ёжиться от набегающего холода. Поникший пилот, лишившийся своего железного Пегаса, в последний раз взглянул на его остов и с плохо скрытой грустью в голосе проговорил:

— Когда мы снижались, я заметил небольшое поселение около вон той далекойгоры.

Тут Клод указал рукой вдаль по направлению замерзшей реки.

— Я уже подавал сигнал бедствия, но мне стоит сделать это еще раз перед тем, как мы покинем место крушения. Друзья, берите тёплую одежду и свои вещи, нам стоит постараться добраться до поселения раньше, чем нас застанет в пути здешняя ночь.

Сказав это, Вилар развернулся, зачерпнул ладонями снег, приложил его к месту удара и поплелся обратно в кабину. Бернар и Сальвадор молча пошли забирать свои вещи. Тяжело было друзьям наблюдать за тем, как конструктор прощался со своим творением. Бернар выскочил из самолёта первым, а вот Монтеро задержался, наблюдая через окошко в перегородке, как грустный Вилар поглаживал панель управления. Ученый, которому приходилось попадать в подобные жизненные ситуации, как никто другой понимал все переживания гениального конструктора. Одевшись и собрав свой скарб, Сальвадор вышел из грузового отсека и, подойдя к разбитому Клоду, положил ему руку на плечо. Летчик понял его без слов и, прикрыв глаза проговорил:

— Спасибо, дружище, иногда очень сложно отпустить произошедшее. Этот самолет был моим творением, на которое я возложил громадные надежды, машиной, которая стала для меня не просто бездушным механизмом…

— Я тебя понимаю, Клод, нашему брату всегда сложно смириться с неудачей. Хотя полет нельзя назвать провальным, ведь ты, мой друг, стал первым человеком во Франции, чей самолет смог преодолеть такое расстояние и справиться с такими трудностями. Уверен, что следующая твоя модель обязательно поставит мировой рекорд по дальности полета. И тогда мы с Бернаром обязательно отправимся с тобой в это воистину легендарное путешествие!

В потухшем взгляде Вилара вновь затеплился огонек, и конструктор, улыбнувшись, тихо кивнул физику и произнес:

— В следующей моделей я обязательно предусмотрю возможность разговаривать с пассажирами во время полета, не прибегая к помощи окошка.

— Вот это правильное решение!

Ободряющим голосом подхватил Сальвадор.

— Это точно, а то наш вечно неугомонный друг и минуты на месте не уси…

Тут Клод осёкся и, оглядевшись по сторонам, проговорил:

— Кстати, а где Шатильон?

Богатого наследника нигде не было.

— Бернар, конечно, еще тот затейник, но чтобы просто взять и исчезнуть…

Задумчиво протянул Сальвадор.

— Это да, как говорится, никогда такого не было, и вот опять!

Почесав подбородок ответил Вилар.

— Бернар с самого моего с ним знакомство был таким, это весьма в его стиле. Наверняка заметил что-нибудь интересное, или…

— Надо следы проверить, не спрятался же он от нас в самолете.

Произнеся последнее слово, Клод вновь поник.

— Я пойду загляну в грузовой отсек. Надо убедиться, что Шатильона там нет, а ты пока осмотри следы. Чует мое сердце, этот шутник скоро объявится, и в самом эффектном амплуа.

Клод кивнул и, развернувшись, пошел осматривать следы, а ученый, повздыхав, направился обратно, произнося себе под нос невнятные слова, напоминающие фразу "ну Бернар". Не успел Монтеро как следует перевернуть все хоть сколько-нибудь могущие служить местом укрытия Шатильона предметы, как снаружи самолета донесся чересчур эмоциональный для столь спокойного человека, как Клод Вилар, крик. В этом громком возгласе слышалось изумление, приправленное такими странными нотками, что даже ученый, достаточно хорошо разбиравшийся в людях, присвистнул. Монтеро, появившись на снегу, сразу понял причину удивления Клода. Быстро сориентировавшись, Сальвадор присмотрелся сквозь запотевшие очки в ту сторону, куда, не шевелясь, глядел обескураженный летчик, и обомлел от открывшейся его взору картину. Так и стояли два ученых мужа, безмолвно наблюдая за тем, что двигалось на полотне замёрзшей реки метрах в трёхстах от окаменевших авиапутешественников. После минутной заминки Сальвадор, прокашлявшись, сокрушенно провозгласил:

— Ну вот, а я же предупреждал…

— Никогда не имел сомнений в изобретательности нашего общего друга, но сейчас это было очень неожиданно.

Произнес Клод. А на ледяной ленте реки разворачивалось увлекательное представление: темная фигура, наверняка являвшаяся нашим безбашенным Шатильоном, буквально парила над поверхностью толстого льда. Бернар скользил, разгонялся, сбрасывал скорость, кружился и выделывал множество иных трюков, напоминающих смесь фигурного катания и кривляний дешёвого комика. Душа француза в этот момент ликовала: он представлял себя грациозным фигуристом, сражающим наповал восторженную публику.

— Откуда у него коньки?

Неотрывно глядя на Шатильона, летящего на одной ноге по широкой глади реки, пробормотал Вилар. Но тут же осознал, что его вопрос имел максимально прозрачный ответ.

— Мда…

Только и смог протянуть Сальвадор, следя глазами за приближающимся другом.

Бернар, максимально пригнувшись, яростно работал ногами, разгоняясь до умопомрачительной скорости.

В момент приближения к своим спутникам он резко разогнулся и, раскинув руки в стороны, выпятил грудь вперед, озаряя вновь ошарашенную двоицу лучезарной улыбкой.

— Йо-хо-хо и бутылка рома!

Во всю глотку проорал Шатильон, пролетая перед пораженной публикой. Почему Бернар прокричал эти слова? На этот вопрос я не в силах дать внятного ответа, ведь даже сам фигурист в момент своего представления не смог бы объяснить выбор именно этой фразы. Наверняка она пришла в его ветреную голову совершенно случайно, и он решил, что никакая иная фраза не сможет передать тот спектр эмоций, цунами которых обуревал душу француза. Промчась, подобно молнии, Бернар заложил крутой пике, после чего, замедлившись, решил остановиться максимально эффектно. Хитро выставив ноги, Шатильон несколько раз провернулся на месте, разрезая острыми коньками темный лед, и, не справившись с гравитацией и потеряв равновесие, отнюдь не грациозно плюхнулся и смешно раскинул ноги. Так и закончился номер месье де Шатильона — одного из самых богатых ныне живущих европейцев. Громкий хохот Клода и Сальвадора заменил Бернару аплодисменты, и он, не вставая со льда, начал уморично кланяться, доставая головой до самой поверхности реки. Это обстоятельство только усилило общий хохот, к грохоту которого тут же присоединился и сам виновник торжества. Шатильон, сам того не подозревая, пришелся со своим номером как нельзя кстати, ведь, развеселив своих спутников, снял все накопившееся за время полета напряжение.

— Ну вот зачем, дружище Бернар?

Давясь от смеха, прохрипел заливающийся слезами Сальвадор.

— Мы с многоуважаемым Клодом уже решили, что тебя наверняка унес медведь, чтобы применить столь важную особу заместо сытного обеда.

— Ага, росомаха украл, предусмотрительно выбрав самого полезного из всей троицы, чтобы остальных потом легче было пустить на ужин.

Закатил глаза Шатильон, что только добавило накала чувств нашим героям. Они уже не скрывали своего геометрического хохота: долговязый великан Клод согнулся, держась за живот и трясясь всем телом, смешивая свой смех с каким-то раскатистым похрюкиванием. Сальвадор закрыл лицо руками и смахивал подкатывающие слезы.

Сам Бернар был красный как рак и, откинув голову назад, продолжал подкидывать топливо в полыхающий смехом костер, сам хохоча без остановки.

— Остановись, безжалостная машина юмора!

Умоляющим голосом, проглатывая слова и осекаясь от душащего его смеха, просипел Сальвадор.

— А что я, я уже остановился, вот сижу и никуда не двигаюсь.

Наиграно непонимающим голосом ответил француз. Эта фраза добила всех: Клод окончательно опустился в снег, обхватил живот руками и начал издавать какие-то неестественно булькающие звуки; Бернар откинулся на спину, распластавшись на льду подобно морской звезде. Он уже не смеялся, его нутро извергало странную пародию смеха, смешанного со стонами раненого буйвола. Самый стойкий Сальвадор, глядя на всю эту картину, не мог более держать себя в руках и кинулся к Бернару. Но оступился и растянулся на земле третьим.

Его лицо было облеплено снегом, но даже сквозь столь некомфортную для своего носителя маску можно было увидеть, что Монтеро находился на последней стадии безумного смеха. Жаль, что сию картину не запечатлел ни один столичный фотограф, лишив весь высший свет интересной зарисовки. К сожалению или к счастью, но на страницах парижских газет не появится ни одной фотографии, олицетворяющей валяющихся в таежном снегу троих смеющихся до боли в животе человек, двое из которых являлись почетнейшими членами столичных ассоциаций, а третий — богатейшим землевладельцем первого мира. По прошествии пяти минут три достойных мужа наконец смогли совладать со своими чувствами и подняться с холодного снега.

— Ух, ну Бернар, ну затейник…

Ели выговаривая слова и, пытаясь отдышаться, проговорил Клод.

— Ну что, фигурист, забирай рюкзак, снимай коньки и пойдём, Вилар укажет нам дорогу до ближайшего поселения.

Отряхиваясь от снега, произнес Сальвадор.

— Друзья, зачем же мне снимать коньки, если вы можете последовать моему примеру и надеть их.

Разводя руками, ответил Шатильон.

— Дорогой мой, у нас нет времени на увеселительные катания, нам нужно добраться до теплого очага раньше, чем наступит ночь.

Наставительно разъяснил Сальвадор. Бернар, нахохлившись — то ли от холода, то ли от досады — крутанулся на месте и, обращаясь к пилоту, спросил:

— Дружище Клод, напомни, пожалуйста, этому беспамятному мистеру — он кивнул на физика — в какую сторону нам предстоит двигаться?

Пожавший плечами Вилар повторил свой жест, недвусмысленно определяющий маршрут наших путешественников, как раз лежащий параллельно заснеженной реке.

— Ну вот!

Торжествуя, произнес француз.

— Раз нам все равно придётся двигаться в сторону гор, то зачем отказываться от увлекательной поездки по замерзшей реке? Мои быстроходные сапожки намного резвее домчат нас до нужного места.

С победным видом закончил фразу Шатильон, двигая коньками взад-вперёд так, что на месте, где он стоял, образовывались две бороздки, прорезанные в толще льда.

— Каким-каким ты меня назвал?

Со злой обидой в голосе процедил Сальвадор.

Наш ученый всегда проявлял большое уважение ко всем людям, включая самого себя, и не терпел, чтобы на него клеветали. На самом деле Монтеро обладал очень завидной памятью.

— Значит, беспамятный, говоришь, ну что ж, я запомню это, несмотря на все твои предупреждения.

— Господа!

Прервал появляющуюся напряжённость Клод

— Не время пускаться в споры!

— И то верно

Все еще недовольным голосом присоединился Монтеро

— Так что давай, Бернар, обувайся, и пойдём.

Услышав это, Бернар, совершенно не желающий расставаться со своим замыслом, был готов все же пуститься в спор, но Клод его перебил.

— Дружище Сальвадор, а ведь наш юный фигурист в чем-то прав

— Ну естественно прав!

Успел поддакнуть вновь веселеющий Шатильон. Не обращая внимания на канадского лорда, Вилар продолжал:

— Наш путь все равно лежит вдоль этой реки, так от чего бы нам не воспользоваться такой возможностью? Идти по глубокому снегу даже на лыжах будет очень сложно, а главное — долго. А данный способ передвижения ускорит наш поход. На простое скольжение уйдет гораздо меньше сил, чем на пеший переход.

Почесав подбородок, борода на котором покрылась подмерзающими капельками, ученый вздохнул и ответил:

— Твои слова не лишены истины, дружище. Твоя взяла, мчись за вещами.

Подумав еще пару секунд, проговорил Монтеро, обращаясь к лучшему другу. Окинув всех ликующим взглядом, Бернар задрал нос и, резко повернувшись, помчался вдаль, напевая какую-то победоносную песню.

— И когда он все-таки повзрослеет…

Каким-то неестественным для самого себя тоном проговорил Сальвадор.

— А тебе хочется, чтобы наш Бернар утратил свою вечную веселость и желание вляпаться в какие-нибудь приключения?

Повернувшись к физику, проговорил Клод.

— Знаешь, это было бы чересчур прискорбно…

Через несколько секунд ответил Сальвадор.

Через десять минут наши бравые путешественники уже полным составом, экипированные до зубов лучшим снаряжением, которое они позаимствовали из перевозимого самолетом груза, двигались по льду, рассекая острыми лезвиями кристальный лед. Легкая и теплая одежда шутя справлялась с защитой своих хозяев от холода, и лишь ветер, практически бессильный, старательно дул в лица — единственное незащищенное место — покрывая их румянцем. Бернар, осчастливленный тем фактом, что его задумка все же реализовалась, мчался, как и полагается счастливому человеку. Несмотря на тяжелый рюкзак, Бернар с легкостью держал равновесиеи, более того, умудрялся обгонять прочих участников похода. Он разгонялся, быстро перебирая ногами, после чего скользил по инерции дальше, отрываясь от своих спутников. После чего проделывал подобное в обратную сторону, тормозя перед Виларом или Монтеро и поднимая столб снега и льда. Наблюдая за этим, не стоит и уточнять, что приключение, начавшееся раньше времени, очень нравилось нашему французскому миллионеру. Более прагматичный Сальвадор двигался спокойно и размеренно, хоть и не отставал от Бернара в своем умении кататься на коньках. Все снятые со счетов деньги Монтеро аккуратно переложил из саквояжа в походный рюкзак, найденный все в том же грузовом отсеке самолета, добавив к купюрам прочие припасы. Друзьям очень повезло, что, помимо почты, самолет перевозил столь нужное в этих условиях снаряжение, могущее облегчить нашим уже не авиапутешественникам их сложный переход. Честный и великодушный Бернар обещался возместить весь ущерб за позаимствованный груз и обязательно оповестить первые уполномоченные в подобных вопросах власти о месте крушения самолетав том случае, если последние все же не получили сигнал бедствия с борта потонувшей в снегах машины. Клод Вилар, в свою очередь, обладал меньшим опытом в подобного рода увлечении, поэтому передвигался аккуратно и спокойно, стараясь двигаться сдержанно и контролировать каждое свое движение. Первый привал был сделан достаточно быстро, ибо Бернар, уставший от своих неистовых перемещений по льду, тяжело дышал холодным воздухом, что никак не могло пойти на пользу организму миллионера. И летчик, который не спал уже более суток, тоже нуждался в отдыхе. Рассудительный Сальвадор, взглянув на часы, распорядился:

— Друзья, сейчас едва пол первого дня, и я с уверенностью могу сказать, что мы можем набраться сил и перекусить, прежде чем вновь двинемся в путь.

Проголодавшийся Бернар, услышавший заявление Монтеро об обязательном перекусе, тут же согласился с подобным решением и благополучно присоединился к плану лучшего друга. Место для привала не заставило себя долго искать и нарисовалось неподалеку. Сальвадор, первый сошедший с обледенелого берега реки на край поляны, тут же провалился по колено в плотно спрессованный снег. Подскочивший сзади Бернар, ликуя, проговорил:

— А ты предлагал нам по такому снегу топать до самой горы, да ещё и переубеждал меня в нормальности моей задумки!

— Да, снежные края здесь…

Доставая ногу из холодного капкана, протянул Сальвадор, словно не слыша Шатильона.

— Ну что ж, привал на уютной полянке отменяется!

Вынес вердикт Клод.

— Это почему же?

Хихикнул Бернар.