Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание

Глава 5 "Из Парижа в Бостон"

В самолете разгоралась настоящая баталия, шедшая не на жизнь, а на смерть. В воздухе повисло такое напряжение, что, казалось, его кристальные сгустки можно было черпать ложкой. Столкнулись две армии: пламя и холод, решительность и осторожность, молниеносность и продуманная тактика. Шел бой меж двумя опытными, но максимально разными по стилю стратегами, словно сошедший со страниц фантастических книг. Полет длился уже достаточно долго, чтобы наши герои привыкли к окружающей их обстановке. Находились они в грузовом отсеке среди перевязанных тонкими канатами почтовых коробов, мешков и футляров со снаряжением и прочих нужных атрибутов, предназначенных для использования в условиях низких температур. Место было предостаточно, даже при учете того, что груз был совершенно в немалых количествах. Ну это и не удивительно, ведь огромная новенькая машина, обладающая двумя двигателями последней модели и заправленная самым высокоактивным топливом, представляла из себя очень внушительный летательный аппарат, при одном взгляде на который отпадали все сомнения в его способности преодолеть Атлантику. Сначала Бернар и Сальвадор сидели у самой перегородки, отделяющей грузовой отсек от кабины Вилара, но после мягкого взлета и ровного набора высоты переместились вглубь самолета. Перегородка хоть и имела в своей верхней части внушительных размеров окно, во время полета все равно не могла пропускать внятный звук, из-за чего попытки Бернара перекинуться парой фраз с Клодом увенчались полным провалом. Поэтому француз решил занять свое время не тщетными попытками разглядеть хоть что-нибудь кроме облаков, а игрой в шахматы. Он еще до вылета понял, что столь долгое время просто сидеть или, тем более, спать, не сможет, поэтому и прихватил с собой старенький походный рюкзак с массой разнообразных настольных игр. В с виду маленький и ничем не примечательный туристический рюкзак, грубо скроенный из зеленой парусины, вместилось очень многое: помимо набора выживальщика, состоящего из маленького топорика, лезвие которого мирно дремало в темном чехле, коробки с иголками и нитками, пакета бинтов, железного коробка со спичками и прочего, что могло пригодиться путешественнику, наш любитель приключений умудрился спрятать в недра мешка множество предметов. Там находились фляги с водой, консервы, бумажные пакеты с бутербродами, коими француз собирался пировать во время полета, запивая все крепким чаем из термоса, тоже чудом уместившегося в сей бездонный рюкзак. А игр, что могли скрасить скуку полета, было видимо-невидимо. Сальвадор просто поражался, как его друг смог упрятать столь многое: начиная от шахмат, домино и лото, и заканчивая картами и костями, — в этот небольшой, но столь вместительный рюкзак. Поражался ученый даже сейчас, хотя уже немалое пережил со своим неугомонным другом, и был лучше многих осведомлен о способности француза столь ловко умещать все нужное и ненужное в заплечный рюкзак. Да, желания приключений у Бернара было хоть отбавляй. Француз частенько жалел, что родился слишком поздно и все приключения, преследующие путешественников, да и просто путников пару столетий назад, сейчас куда-то подевались, и жизнь стала в разы скучнее. А скучать Шатильон не любил, поэтому руководствовался правилом, что если приключениям суждено обходить его стороной, то надо брать все в свои руки и самому создавать захватывающие сюжеты. Чем француз и обожал заниматься, таская своего ученого друга по лесам и болотам. Но Сальвадору это отнюдь не было в тягость. Ученый, погруженный в умственную деятельность, просто нуждался в подобного рода отдыхе, приносящем почетному члену академии наук немало радости. Но сейчас Монтеро летел налегке, прихватив с собой лишь саквояж с банкнотами да зимнюю одежду, на которой он и припарковался в позе индуса во время очередной партии в шахматы. Наблюдая за нашими героями в этот момент, я просто не могу не передать той атмосферы, царящей в грузовом отсеке самолёта, набравшего нужную высоту.

Столкновение двух полководцев, схлестнувших свои армии, было просто грандиозным. Фигуры перемещались по доске с виртуозной ловкостью профессиональных стратегов, годами оттачивавших свои боевые знания. Но вот каждый из главнокомандующих, в силу своего характера, придерживался диаметрально противоположной тактики. Спокойный Сальвадор тратил в свой ход много времени, размышлял и прорабатывал разные варианты, вспоминал противодействие различным стратегиям, обдумывал варианты ходов далеко вперед, предполагал шаги оппонента, хладнокровно передвигал свои войска по полю. В моменты, где приходилось жертвовать фигурой ради дальнейшей комбинации, Монтеро задумывался ещё дольше, но после лишь одному ему понятных пасов руками и безумных движений губ ученый с флегматичным видом перемещал фигуру-смертника, отдавая ее под удар. Такая манера игры выводила француза из себя, буквально заставляя горячного Бернара вертеться на месте и постоянно поторапливать своего оппонента. Шатильон был быстр, решителен и бесстрашен. Он, словно в самом деле командующий армией, проводил стремительные фланговые атаки, неожиданные ходы и странные тактики, сбивающие и так чересчур сосредоточенного на четкости выполнения своих задумок испанца. Долго думать Шатильон не мог, все идеи приходили ему быстро и исполнялись незамедлительно, ставя противника в тупик неожиданными действиями. Бернар проводил горячные размены фигурами. Часто выходил из них победителем лишь вследствие того, что расчетливый Сальвадор предпочитал не ввязываться в стремительные дуэли, стараясь действовать аккуратно и не терять бойцов. На доске разворачивалась нешуточная битва эмоций, характеров и тактик. По лицу Сальвадора в момент битвы практически ничего нельзя было прочитать, ведь каждая его морщинка и ямочка выражали лишь безмолвное напряжение и недюжую работу аналитического аппарата. Совсем редко по его губам могла проскользнуть тень улыбки, или в глазах на долю секунды мог загореться отблеск упущенной возможности. Бернар, напротив, не стеснялся выражать обуреваемые им эмоции не только мимикой, но и широкими отрывистыми жестами. Нередко во время сражения были слышны его возгласы, наполненные нотками триумфа, которые подкреплялись подбрасыванием поверженной фигуры врага в воздух, или злобы, когда Сальвадору все же удавалось перехитрить его. Но холодный расчёт и четкая выверенность в купе с богатым опытом и знаниями часто брали верх над горячностью и решительностью, что досаждало нашему французу, обожающему побеждать своего ученого друга. Вот и эта партия разрешилась тем, что Бернар, закрыв лицо руками, со стоном отвернулся от доски, на которой проходила казнь короля его армии. Улыбающийся Сальвадор возглашал:

— На гильотину военного преступника, командующего темным войском наемных головорезов!

Француз, хоть и не могущий удержаться от смешка, с горечью в голосе театрально вторил:

— Умираю, но не сдаюсь! Принять погибель от рук разбойников, первыми напавших на мое праведное войско, люди сочтут за великий подвиг. Тем более мне удалось прикончить большую часть этой грязной шайки в обманчиво белых доспехах!

После подобной финальной сцены даже ученый не сдержал улыбку. А Бернар, через пару минут забывший о досадном поражении, уже предлагал сыграть в карты, фортуна в которых была благосклонна как раз таки везучему наследнику. Но ученый предпочел отказаться от партии, изъявив желание вздремнуть часик-другой. Француз, фыркнув, устремил руки в заранее выложенный сверток с едой, и, деловито нахохлившись, сообщил, что спящих на посту кормить не следует, и поэтому его друг может не рассчитывать на вкуснейшие круассаны и громадные бутерброды, состряпанные самим Бернаром. Рассмеявшись, Монтеро предупредил любителя приключений, чтоб тот не лопнул, уминая все в одиночку, и попросил не шуметь, пока он наведет порядок в царстве снов. Ответ испанцу разобрать не удалось, ведь чавкающий большим бутербродом Бернар смог промычать лишь что-то чересчур неразборчивое. Устроившись на мягком мешке и укрывшись теплым шерстяным пледом, Сальвадор закрыл глаза и погрузился в задумчивую негу. Последним, что видел ученый, был его друг, аккуратно наливающий себе крепкий, как его называл сам Шатильон, морской чай. Монтеро знал, что Бернар обязательно оставит ему пару вкусностей, несмотря на все свои колкости и ехидства, поэтому голодным на ту сторону океана Сальвадору попасть будет не суждено. Поток мыслей унес физика далеко, туда, в Канаду, обгоняя самолет гениального конструктора в десятки раз. Их рой, преследующий ученого последние пару дней, не позволил Сальвадору быстро заснуть. Физик по своей завсегдатай привычке старался структурировать и отдельно обдумывать каждую из навалившихся на него задач, но они имели иное мнение на этот счет, накатывали на Сальвадора волнами, все больше и больше путая его в своих предположениях. Сначала свалившееся на его друга наследство, потом сложный вопрос с академией, а завершал этот тяжелый список самый сложный вопрос, над разрешением которого Монтеро провел не один час. Отказ наследников. Но все теории, приходящие на ум ученого, разбивались о ничтожно малый объем информации, которым оперировал физик. Поэтому, вместо того чтобы впустую ломать голову, Сальвадор решил решать проблемы по мере их поступления и отвлечься от тяжёлых мыслей. Но, не смотря на все старания, мыслям все же удавалось пробиваться сквозь заградительные рубеж, выстроенный ученым. Спал Монтеро долго — сказывалась накопившаяся усталость — но проснувшись, вновь застал друга, наливающего чай. Но вот причина, по которой ученый вынырнул из царства Морфея, была совершенно необычной. Разбудил Сальвадора громкий звук, донёсшийся снаружи самолёта. За ним последовал ужасный толчок, от которого по грузовому отсеку полетела почта и несколько мешков со снаряжением. Шатильон, хоть и не был снаряжением для альпинизма или коробом почты, тоже поддался действию этой силы и полетел к кабине пилота, чертыхаясь и разливая горячий чай. Сам Сальвадор сильно ударился плечом об прилетевший из недр отсека мешок с коньками. После случившегося на пару секунд повисла гробовая тишина пораженности. Первым сбросил оковы оцепенения Бернар, начавший открывать окно в кабину пилота, произнося такие ругательства, что ему мог позавидовать самый отпетый пират, гроза всех морей и океанов. Монтеро, спросоня, оставался на месте и ничего не понимающим взглядом осматривал окружающий его беспорядок. В себя учёный пришёл только после услышанных ободряющих возгласов Клода, который всячески успокаивал распаниковавшегося Шатильона. Оказалось, что над поверхностью океана формируется антициклон, и наш бравый самолет попал в зону турбулентности. Вилар сообщил, что не раз преодолевал подобные неприятности, и его друзьям не стоит сильно волноваться. Но утаивать пилот не стал, что в этой области у него перестали работать некоторые приборы, по которым можно вычислить их местоположение. Немного успокоившись, Бернар вернулся к другу и провозгласил:

— Спал ты, наверняка, еще хуже, чем пробудился.

Я вообще тут чуть со скуки не умер все десять часов пока кто-то изволил дрыхнуть. Сам пытался всхрапнуть, да не выходило.

— Десять?!

С нескрываемым изумлением поразился Сальвадор.

Такой долгий сон совершенно не был присущ для ученого-жаворонка.

— Да, ты чертовски долго наводил порядок в мире грез, дорогой мой друг. Я настолько заскучал сидеть здесь и раскладывать пасьянсы, что аж подумал о том, что неплохо было бы как-то развеяться.

— Мда, дружище Бернар…

Тихо процедил, освобождаясь от последних пут сна, Сальвадор.

— Прошу впредь быть аккуратнее со своими желаниями, а то мы из-за твоей скуки уже никуда не долетим. И будут твои родственники отказываться и от твоего наследства.

— А вот если бы кто-то не дрых, то я бы и не поддался скуке в этом безынтересном пространстве. Даже окошка нету…

Парировал Шатильон, собирая разбросанные коробки.

— Хватит бока отлеживать, ученый муж!

Вновь возвращаясь в свое привычное состояние, проговорил француз.

— Вставай и помоги мне прибраться в нашей тесной квартирке.

Сальвадор безмолвно покорился, и уже через несколько минут нашим друзьям удалось привести грузовой отсек в первозданный вид. После чего они перекусили и уселись играть в домино, что получалось достаточно плохо, ведь от легких толчков воздушных ям костяшки разбрасывались, и только благодаря феноменальной памяти физика друзьям удавалось доигрывать партию. Так и прошла большая часть полета наших отважных путешественников. Закончив очередной раунд, Шатильон стал клевать носом, и теперь уже пришло время испанцу вдоволь отомстить за ехидства со стороны своего друга: чинно указав на место своего недавнего возлежания, Сальвадор пафосно провозгласил:

— О достойнейший из достойнейших, богатейший из богатейших, не прими за дерзость мое скромное предложение, но если вас мучает желание вздремнуть, то могу предложить вам лишь этот скудный уголок.

Ученый уже позабыл, когда это он набрался у своего друга подобных манерных ехидств, но, в отличии от француза, Сальвадор использовал их крайне редко, в большинстве своем в общении с Шатильоном. Бернар не отказался от подобного предложения и, чинно поклонившись, улегся и накрылся пледом с головой. А Монтеро отправился к окошку и стал следить за тем, как Вилар умело ведет машину. Француз заснул на редкость быстро, может из-за пережитых потрясений, а может из-за того, что просто обожал спать в поездах, мгновенно засыпая под ритмичный стук колес и мерные покачивания вагона. В нашем же случае стука не было, да и покачивания можно было назвать откровенной тряской, но это отнюдь не помешало Бернару мирно посапывать.

Правду люди говорят. Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как мастер занимается своим делом. А Клод был виртуозен. Статная фигура конструктора и по совместительству летчика-испытателя выглядела внушительно даже в сидячем положении. Вилар был сосредоточен и спокойно вел машину в зоне турбулентности, стараясь по максимуму исключить тряску. Перед вылетом Сальвадора насторожил тот факт, что сей долгий перелёт Клод решился провести самостоятельно, не прибегая к помощи второго пилота. Как-никак путешествие занимало почти сутки, а сохранять концентрацию столь долгое время для любого человека было бы практически невыполнимо. Но Бернар уверил своего друга, что Клод тот еще мастер с "чрезвычайно медленным метаболизмом", как выразился хрюкнувший от смешка Шатильон. И сейчас, глядя за работой этого профессионала, Сальвадор полностью уверился в истинности этих слов. Ведь полет уже длился 17 часов, а Вилар сохранял все тот же бодрый и спокойный вид. При этом всем его губы, по всей видимости, напевали какую-то задорную мелодию. Но так продолжалось всего три четверти часа, после чего произошло что-то поистине страшное. Монтеро не успел ничего понять, как вдруг Клод резко потянул руль вверх, от чего самолет задрал нос, и весь его живой и не очень груз отправился скользить к хвостовой части. Сразу после этого послышался хлопок, как будто в обшивку самолета ударился камень, и машину шатнуло в сторону, от чего француз вновь полетел через все пространство, проклиная все такими словами, которые неприемлемо использовать не то, что в высоком обществе, а даже в хоть сколько-нибудь приличных кругах. Сальвадор, в свою очередь, успел зацепиться за ручку двери погрузочного отсека, и мир не узрел полета почетного члена столичной ассоциации, коий мог закончиться знатной шишкой на голове последнего. А вот француз шишкой не отделался, счесав себе локти и колени до крови. Пока Бернар лежал на полу, уткнувшись носом в мешок с чем-то твердым, Монтеро подскочил к окошку и, открыв его, подобно французу начал припоминать нелестными словами всех ближних и дальних родственников воздушных ям. В ответ он услышал стальной голос Вилара, пропитанный флегматичным спокойствием.

— Мистер Сальвадор, это не воздушные ямы, в таких неудобствах виновата птица, что угодила прямиком в левый двигатель, вызвав своим неаккуратным полетом пожар.

— Пожар??!!

Буквально провопил француз, доставая голову из остановившего его полет мешка. С его носа струилась кровь. Монтеро, прикусив губу и коря себя за то, что не помог другу, кинулся к побитому по воле какой-то птицы Шатильону. На возглас француза был получен источающий концентрированное спокойствие ответ пилота:

— Да, дружище, пожар. Но горит не фюзеляж, а двигатель, это не так страшно. Особенно если принимать во внимание то, что лететь нам осталось три-четыре часа. Но советую вам держаться крепче, а я постараюсь сбить пламя для нашего обоюдного спокойствия.

Как удивительно устроен человек: если в патовой ситуации тот, от умений которого зависит жизнь остальных, сохраняет железную выдержку и спокойствие, то и паникующие люди намного быстрей перестанут суетиться и паниковать с огромной силой. Вот и сейчас наши друзья крепко уцепились за фюзеляж и перестали наперебой выкрикивать ругательства, смешанные с внутренним ужасом. Сальвадор аж позавидовал выдержке Вилара, ведь он и сам был не слишком эмоциональным человеком, но в такой накаленной ситуации позволил себе поддаться панике. Но завидовать долго не пришлось, ведь пилот поставил самолет в дикий климб и начал набирать высоту.

— Зачем он поднимает нос вверх, так пламя не сбить!

Прокричал вновь перепуганный Бернар. Ответить Монтеро не успел, ведь самолет резко выровнялся и с огромной скоростью устремился вниз, разменивая высоту на скорость.

— Наш многоуважаемый Вилар старается не дать огню дышать!

Ликуя, проговорил учёный.

— Ты чего, головой, что ли, ударился, пока летал по "салону"?!

Изумленно пропищал Шатильон.

— Он же его только раздувает, а на таких скоростях у нас и крылья могут развалиться!

— Когда дует сильный ветер, тебе, дружище Бернар, сложно вдохнуть. Так и тут, на большой скорости, пламя должно захлебнуться в обилии воздуха. А что насчет прочности конструкции, то наш опытный летчик все предусмотрел. По крайней мере, я хочу в это верить!

С радостью в голосе объяснил ученый. Но последние слова он проговорил уже в движении, ведь, не удержавшись под силой тяготения, устремился к кабине. Удачно затормозив как раз в тот момент, когда Клод выравнивал курс, Сальвадор увидел, как черный дым, исходящий из левого винта, в разы ослаб, но не прекратился полностью.

— Двигатель исправно работает, хотя и начал иметь огрехи.

Торжествующе произнес пилот.

— Пламя я сбил, но будьте уверены, оно через некоторое время вновь разгорится, ибо двигатель перегрет, происходит утечка топлива и масла.

Но не успели наши друзья вновь занервничать, как Клод сообщил:

— У меня все под контролем, топлива хватит, если я не буду отключать левый двигатель, а на момент возникновения в нем пожара на горизонте уже будет виднеться земля.

Так и получилось. Не прошло и десяти минут после радостного сообщения Вилара о том, что он видит землю, как двигатель вновь был объят пламенем. Но наши друзья уже не паниковали, они полностью приняли тот факт, что их жизнь в этот момент зависит только от умений пилота. Но к тому моменту, когда Вилар уже мог распознавать бесконечность, заполненную хвойными великанами, неожиданно для Бернара и Сальвадора горение вновь прекратилось…

— Господа, нам несказанно повезло!

Радостным голосом прокричал через перегородку Клод.

— Пожар прекратился, мы сможем долететь до земли!

Радостные крики наполнили грузовое отделение. Но радоваться было ой как рано. Ведь индикация расходного бака на панели управления показывала нулевой запас керосина… Пилот умышленно утаил от друзей тот факт, что все остатки топлива выгорели, а они, сбившись с курса, находились намного севернее Бостона. "Не к чему сеять панику" — решил конструктор, — "лишь бы дотянуть до земли". После криков радости и пожатия рук ничего не подозревающие Бернар и Сальвадор уселись допивать остатки неразлитого чая, а в кабине пилота происходила ожесточенная борьба. Борьба человека и машины, победителем котоорой мог выйти лишь тот, на чью сторону встанет фортуна. Первым делом Вилар переключил самолет на работу от дополнительного топливного бака в надежде, что там осталось немного ценной жидкости. После чего опытный пилот принял решения зафлюгировать левый двигатель и разогнать машину, вновь разменивая высоту на скорость, но очень аккуратно, чтобы это было не сильно заметно пирующим пассажирам. Набирая скорость, Клод старательно накачал давление в топливную магистраль правого винта, который больше не вращал лопасти. От набегающего потока воздуха винт нехотя стартанул, оповещая о том, что в дополнительном баке еще есть немного топлива. Облегченно выдохнув, пилот откинулся на кресле и сообщил о скорой посадке. Тут Клод не врал, ведь посадка в скором времени и правда осуществится, а высоту нужно набрать, чтобы после того, как последняя капля топлива исчезнет, машина имела потенциал использовать более мощную силу — силу гравитации. На приличной высоте двигатели вновь перестали работать, и пилот начал аккуратно снижать самолет, двигаясь к приближающейся земле. В момент, когда под крылом летательного аппарата синее море воды сменилось на зеленое море тайги, Клод сообщил:

— Друзья, держитесь крепче, мы немного отошли от курса, и посадка у нас будет прямо сейчас, правда, она будет аварийная. Прошу сохранять спокойствие. Я в своей жизни провел подобных посадок раза в два больше, чем штатных, поэтому я как никто другой умею хорошо исполнять их.

Описывать волнения, вновь накрывшие пассажиров, я думаю, будет чересчур занудно, ведь мой читатель отнюдь не глупый и сам прекрасно представляет, что творится в голове человека, узнавшего, что с минуты на минуту пройдет аварийная посадка. Лучше мы проследим за виртуозными действиями Вилара, который уже зафлюгировал винт правого двигателя и отключил лишние потребители, полностью погрузившись в поиски места для посадки. Нашим бравым авиапутешественникам несказанно повезло, ведь Клод сразу обнаружил русло замёрзшей реки, по берегам которой не росли сосны. Направив самолет туда, Вилар не решился выпускать шасси, ибо они были бесполезны при посадке на толщу снега.

— Держитееесь!!!

Прокричал пилот за доли секунды до соприкосновения брюха самолета со снегом.