(Каменный корабль, в гостях у капитана Немо, шокирующее известие)
Все то время, пока Бернар и Сальвадор провели в поезде, нашего французского миллионера не покидали раздумья о лежащей в его рюкзаке тетради. Вернее, не о самой тетради, а об ее странной тайне. Почему она оказалась в непролазной тайге? Логично, что попала она туда не одна — ее принес с собой тот несчастный, тело которого друзья нашли в снежном провале. Но зачем этот странный человек решил взять с собой в лес лишь этот предмет? Почему у него не было рюкзака, ружья или, что страннее всего, теплой одежды и обуви? Бернар хмуро глядел в окно на мелькающие там пейзажи. Почему в этой тетради было записано стихотворение русского поэта? Почему записано стихотворение, посвященное именно Наполеону? И, главное, что значили непонятные иероглифы на второй исписанной странице? Ответы на эти вопросы Шатильон дать решительно не мог, несмотря на все свои старания. Испанский физик, также погруженный в раздумья, совершенно не замечал странного поведения Бернара. (Ведь, как уже знает мой читатель, характеру новоиспечённого миллионера были вовсе не свойственны долгие раздумья и, тем более, затяжное молчание. Наш озорник предпочитал мозговой штурм ну или на крайний случай, рассуждения вслух. Но в этот раз он молчал, неопределённо покусывая нижнюю губу, что выражало совершенную экстраординарность его размышлений.)
А Сальвадор думал о другом: конечно, загадка тетради несчастного еще не исчезла из головы физика, но уже отправилась в кучу важных, но отложенных на потом дел и решений. Главной же темой для тревог Сальвадора был вопрос, связанный с наследством его друга. Эта задача мучила нашего мудрого путешественника с самого начала его сборов в Париже и продолжала докучать ему и тут, на побережье Гудзонова залива. А докучала она тем, что ни под каким предлогом не хотела решаться, как бы знаменитый физик не ломал над ней голову. Только под конец пути Монтеро позволил себе выдохнуть и отпустить все раздумья. Он решил, что лучше разобраться во всем на месте, нежели строить гипотетические догадки. А вот Шатильон был напряжен и задумчив до самого того момента, пока перед его глазами и не предстал грандиозный пейзаж.
— Глазам своим не верю…
Пораженно прошептал Бернар.
— Отец мой казначей-Ньютон…
Присвистнул Сальвадор, присоединяясь в своем изумлении к другу.
А изумляться было чему:
Наши друзья стояли у подножья высокого фьорда. Там, наверху огромных скал, в туманной дымке, создаваемой холодными ветрами и теплым течением Гудзонова залива, расположился настоящий дворец. А точнее, старинный мрачный замок с полуразвалившимися башнями и грозным шпилем, словно бы предназначенным для вперёдсмотрящих. Поразительное сходство этого величественного сооружения с могучим фрегатом поражало воображение. Вот корма, увенчанная капитанским мостиком, вот каюты, представленные резными башнями, а вот мощный борт, будто готовящийся к грохоту пушечного залпа. А сзади, подобно кильватерному следу, пенилась зыбкая каменная дорога, спускающаяся к подножью фьорда. На носу же — в очертаниях ближней к обрыву башне, отделенной от других немалым пространством — четко прослеживается силуэт Гальюнной фигуры.
— Поразительно!
Выдохнул восхищенный Бернар.
— Даже не верится, что этот каменный корабль теперь принадлежит мне…
— Ну что, примеряй на себя роль кормчего!
Ободрительно похлопал друга по спине Сальвадор.
— Мне-то хоть махонькую каютку выделишь? А твой родственничек явно увлекался кораблями…
— Конечно, дружище Сальвадор!
С нарастающей радостью в голосе отвечал новый капитан вышеописанного фрегата.
— Самую что ни наесть лучшую каюту! Только чур капитаном буду я!
— Как знаешь, Бернар. Только учти, капитаны большую часть плавания находятся на корме за штурвалом.
Деланно-нравоучительным тоном проговорил Сальвадор.
— Но раз ты так решил, то я, так уж и быть, возьму на себя всю тяжесть пребывания на носу — ближе к приключениям!
Закончив, подмигнул Монтеро. Опять физик сам того не замечая использовал против своего друга его же манеру общения.
— Мой кораблик, поэтому захочу — у руля встану, захочу — на носу устроюсь, захочу — на самую мачту заберусь, а захочу — хоть рядом поплыву.
Весело парировал Бернар.
— Хотя рядом плыть все же холодновато будет. А вот на самый шпиль заберусь обязательно. Видится мне, он именно для этого и предназначен.
— А мне кажется — это громоотвод.
Посерьёзнев, возразил Сальвадор.
— Предлагаю подняться наверх и взглянуть на весь особняк поближе.
Решительно ответил Бернар.
— Там все и узнаем. И про шпиль, и про тайну Вильяма Симарда.
— Не могу не согласиться. Так и поступим.
Присоединился к предложению своего друга физик.
— Тогда чего мы ждём? Вперед, навстречу приключениям!
Еще больше повеселел Бернар и твердым шагом двинулся вперёд, увлекая за собой своего верного друга.
Вблизи это величественное сооружение выглядело ещё более грандиозным. Хмурые башни нависали над землей молчаливыми истуканами. Узкие окна, больше напоминавшие бойницы, слепо пялились с вершины каменных стен. Однако подобная зловещая атмосфера царила только снаружи особняка ныне покойного Вильяма Симарда: едва наши бравые путешественники попали внутрь, подобный антураж тут же сменился на более приветливый. Бернара и Сальвадора встретил сухонький слуга и, удостоверившись в подлинности наследника, пригласил их внутрь. После чего провел по широкому коридору в гостиную залу.
— Меня зовут Генри Райт.
Проговорил слуга, обращаясь к Бернару.
— Я всегда к вашим услугам, мой господин.
После чего учтиво растворился, предоставив возможность наследнику и его попутчику освоиться на новом месте.
Гостиная зала поражала воображение: стены были украшены лепниной, хрустальная люстра венчала высокий потолок, а громадное пространство пола полностью было устлано персидскими коврами. Старинная мебель из красного дерева представляла собой почти музейные экспонаты. Огромный стол, потемневший от времени, был окружен несколькими богато украшенными стульями. Не выбивающийся из общего антуража торшер освещал теплым светом лакированную поверхность стола. Стены были увешаны диковинными предметами. Обилие абордажных сабель, револьверов и даже старинных корабельных пушек превращало это место в частный судовой музей. Но больше всего привлекал внимание макет парусного корабля, стоящий на уже описанном столе. Этот корабль грозно взирал на пришельцев открытыми оружейными портами. Прямо напротив входа между двух книжных шкафов висела громадная картина, завешанная черным полотном. Общая атмосфера всего этого места напомнила Сальвадору убранство печально знаменитого Наутилуса.
— Вот это да…
Уже в который раз произнес Шатильон.
— Мы словно во владениях капитана Немо.
Отозвался Сальвадор.
Прошло не менее часа, прежде чем осматривающих дом друзей вновь отыскал Генри Райт.
— Добрый господин, мне было приказано передать вам следующие бумаги.
Спокойным, и каким-то усталым голосом проскрипел слуга.
— Вот, изволите чего ещё?
— Расскажите, пожалуйста, о сэре Вильяме.
Робко попросил Бернар.
— Оо!
Оживился Генри
— Покинувший меня господин был очень хорошим человеком. Вы наверняка спрашиваете это затем, чтобы удостовериться в лживости слухов, которые о нем сложили злые языки. Так вот знайте, все это не более чем ложь! Мой хозяин был самым порядочным джентльменом во всей Канаде. Правда, после возвращения из одного злополучного путешествия стал слишком расточительным. Как сейчас помню, только вернулся из плавания — и сразу ударился в науку. Тратил огромные состояния на изучение каких-то неведомых книг. Покупал он эти книги за огромные деньги у европейских коллекционеров. Мало того, платил переводчикам и картографам, жившим и работающим прямо здесь, в особняке. Не знаю, что он изучал и каких успехов в этом добился, но смерть настигла его раньше, чем он успел реализовать задуманное. Не мое это дело, но хотел бы я отметить, что мой хозяин, не умри бы он при столь странных обстоятельствах, все равно бы не смог довершить начатое. И вы наверняка знаете, почему.
Ответом разговорившемуся слуге было недоумённое молчание. Увидев это, Генри поспешил разъяснить.
— Покойный Вильям потратил все свои деньги.
— Что?!
Хором провозгласили Бернар и Сальвадор.