Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание

Глава 10 "Утес Стужи"

Вблизи Утёс Стужи вовсе не казался величественным изваянием природы. Напротив, его очертания больше напоминали обыкновенный скалистый пейзаж морозного фьорда, к тому же лишенный маломальской растительности. Этот голый каменный участок находился неподалеку от старого полуразрушенного маяка, расположенного на окраине местного поселения. Некогда белоснежный маяк, потускнел и являл собою лишь блеклую тень былого величия. Это сооружение больше не служило человечеству. По кирпичным лестницам больше не поднимались его смотрители — вечные хранители спасительного огня. Лишь разбитая лампа нет-нет, да поблескивала в отблесках грозового неба, угрюмо напоминая о былом предназначении величественной башни. Холодные воды изредка доносили до крошащегося остова свои промозглые брызги, а ветер заунывно выл в наспех заколоченных окнах. Наши друзья завороженно глядели на это сооружение, до самого того момента, пока оно не осталось позади. А впереди, к этому времени, их ждали лишь скользкие скалы, да очередные поиски, до сих пор не давшие хоть каких-нибудь результатов. Сосредоточенная троица неспешно пробиралась давно нехоженной тропкой. Наши герой, помимо осмотра местности, старательно осматривали и тропу, во избежании каких-либо неприятностей. Один лишь Сальвадор в место поисков был занят созерцанием дивных красот, открывающихся с Утеса Стужи. Место их экспедиции находилось на достаточном удалении от поселения, и поэтому наши герои выдвинулись в путь ранним утром, дабы не встретить сумерки на обратном пути. Морозное утро совершенно не нравилось Бернару. Он дрожал и жаловался на ужасный холод. Но от экспедиции француз все же не отказался, хотя предпочел захватить с собой горячий чай. Геральд стойко переносил утреннюю морозь. Его руки были облачены в непродуваемые перчатки и держали хорошо сделанную карту с отмеченными на ней местами поисков. Андерсен шел впереди, указывая самый оптимальный маршрут, за ним семенил богатейший канадский лорд, укутавший нос в гигантский шарф, а замыкал сию процессию закаленный Сальвадор. Испанский физик быстро привык к холоду, а просыпаться в самую рань ему было не впервой. Поэтому Монтеро чувствовал себя более чем комфортно и был полностью погружен в прогулку. Оставшийся позади рыбацкий городок явился Сальвадору в холодном мариве ночного тумана. Просыпающийся город едва-едва подернулся отблесками электрического света и стал напоминать тусклое созвездие, расположенное в млечном пространстве нашей галактики. Отдаленные гудки рыбацких пароходов, доносимые мягким западным ветром, сообщали о начале тяжелого рабочего дня просоленных моряков. Едва слышимый запах чадного угля пробуждал в душе Монтеро странные ощущения приближающегося счастья. Подобный запах вернул сознание физика в далекие годы беззаботной молодости. Туда, где он, еще мальчишкой, наблюдал в своем родном городке за отправкой грузовых паровозов. Загадочная сила, приводящая в движение такие гигантские составы, поражала маленького Сальвадора до глубины души. Но больше всего он восхищался инженерами, людьми, которые смогли не только оживить бездушный металл, но и заставить его работать на блага всего человечества. Инженеры представлялись юному физику всемогущими существами, богами, способными вдохнуть жизнь в любой чертеж. Наверное, именно мощь прогресса и всесильность человеческой мысли натолкнули восторженного Сальвадора на научный путь. Покачивающиеся на волнах Гудзонова залива далекие точки маленьких и больших суденышек, пришли в движение и стали наступать на разрозненные клочки ночного тумана. Подступающий в сумерках туман, с восходом солнца, терял силу, и спешно удалялся в морские дали, проваливался там в соленые пучины. Слабый ветерок, дующий с континента, помогал разгонять кисельную дымку. Угрюмые горные кряжи окутывали фьорд плотным полукольцом, оставляя выход к морю настоящим оплотом свободы. Заснеженные звездным серебром голубоватые ели, бесшумно прокачивали своими колючими лапами, словно бы прощались с покидающей небо луной. Ущербный диск земного спутника терял власть над небесным пространством. Его подданные — звёзды — давно погасли, оставив своего повелителя угасать в набирающих силу лучах дневного светила. Вот луна в очередной раз нырнула в медленно тянущиеся тучи, и больше оттуда не показалась. Небосвод светлел прямо на глазах: Восточный горизонт озарял небо несмелыми всполохами солнечных лучей, и вскоре из-за морской толщи, начала подниматься яркая солнечная колесница, залившая остаток серого неба живительным светом. Звуки тихо накатывающего на скалы моря сливались с легкими отголосками морозного воздуха, и создавали невероятную атмосферу свежести и неизбывного волшебства.

Но подобное ощущение скоро покинуло Сальвадора и было бесцеремонно заменено усталостью и чувством голода. Солнце уже давно описало полукруг и светило уже за спинами наших героев. Часы Геральда показывали три часа по полудню. Почти восемь часов отважные путешественники серпантином поднимались на высокий утес. Большая часть времени была потрачена не на дорогу, а на осмотр всевозможных скальных провалов, непонятных ущелий и прочих мест, в которых могла находиться злосчастная статуя. Сальвадор, откровенно не верящий в ее существование, окончательно подтвердил для себя собственную теорию, но продолжал безмолвно плестись за оживленным картографом и жалующимся на нескончаемый холод французом. Окончательно заскучать Монтеро не давали тихие разговоры Геральда с Бернаром. Физика поражала простодушная наивность картографа, непонятно почему поверившего в притянутые за уши толкования стихотворных строк. Поразился Монтеро и в тот миг, когда напряжённую тишину Утеса Стужи огласил громкий возглас. Сальвадор не заметил, что их маленькая экспедиция уже добралась до вершины величественного утеса и миновала сухой остов погибшего дерева. Взглянув в сторону, в которую устремились его бравые товарищи, Сальвадор охнул, и протерев глаза охнул вновь. На самом краю Утеса Стужи, заложив руки за спину, стояла каменная статуя.

— Мы нашлииии!

Ликовал Бернар.

— Ну вот, а ты не верил…

С укором в голосе произнес картограф, хлопая по плечу продолжавшего тереть глаза Сальвадора. Статуя представляла собой изваяние мужчины в треугольной шляпе и военном мундире. Ветер и волны превратили ее из величественной фигуры в дряхлый, едва отличимый от обычной скалы силуэт. Но несмотря на это, некоторые детали были различимы отчетливо. Статуя плотно сжимала руки за спиной, и только это позволяло ее левой длани не рассыпаться в каменное крошево. Лицо статуи было почти неразличимо, но даже сквозь эту изъеденную временем маску можно было почувствовать пронзительный взгляд. Треугольная шляпа с отколотым краем подчеркивала образ угюмого античного полководца. Некогда величественная статуя под гнетом природы превратилась в жалкие развалены. Но это интересовало наших героев меньше всего. Ведь у самых ног взирающей на восток с края Утеса Стужи статуи в рукотворно сделанном углублении, находилась старая, почерневшая от времени и солнечного света бутылка.

Радостный возгласы картографа и француза эхом пророкотали средь скал Утеса Стужи. Кинувшийся к бутылке Бернар хотел было разбить ее, дабы извлечь едва виднеющуюся в ней записку, но находчивый Сальвадор упредил маневр своего друга. Геральд тоже запротестовал, узрев желание французского вандала уничтожить такую древность.

— Ты можешь повредить ее содержимое!

Отрывисто ответил на удивленный возглас друга Сальвадор.

— Возьмём ее с собой и в особняке аккуратно извлечем записку.

Поддержал физика Андерсен.

— Но почему не сейчас?

Недоуменно отозвался Бернар, вцепившийся в стеклянную находку мертвой хваткой.

— Говорю же, чтобы не повредить бумагу. Может она очень древняя и рассыпется от одного касания.

Наставительно объяснил Сальвадор.

— Очень дреееевняяяя

Передразнил его наследник.

— Ты и в существование статуи не верил, и в не случайность стихотворения. А теперь "древняя" у него. Ишь!

— Не только по этому нам стоит вернуться.

Вмешался задумчиво глядящий в сторону горизонта Геральд.

— Сейчас погода испортиться, хорошо бы успеть миновать ее буйство.

— Тебя наверняка продуло, уважаемый картограф.

Пародируя пожилого и умудренного опытом доктора, вздохнул Бернар.

— Облака высоко, небо ясное, море спокойное. Откуда ж непогоде взяться?

— Бернар, видишь на горизонте небольшое облачко?

Сдержанно начал объяснять Андерсен.

— Какое? Вот это? Ой напугал!

Прищурившись, профыркал Шатильон.

— Прямо таки оно и обрушит на нас ужасные бедствия: грозу, потоп, град, землетрясение, метеоритный дождь и лавовые потоки. Оно же кроооооохотное и очень далеко. Не стоит все так преувеличивать.

— Это, как ты выразился, "лавовое облачко " — предвестник скорой бури.

Твердо ответил картограф.

— Ветер переменился и несет его прямо к берегам фьорда. До место нашего проживания около двух часов ходьбы, нам надо торопиться.

И после этих слов Андерсен развернулся и уверенным шагом двинулся в обратном направлении. Сальвадор, доверяя своему более опытному в таких делах другу, последовал примеру Геральда. А Бернар, постояв с секунду, бросился вслед, крича в спины своим друзьям:

— Уважаемые ученые мужи, я предлагаю в начале осмотреть вершину Утеса Стужи, пока, исходя из ваших словам, эта стужа не нагрянула проверить названную в ее честь скалу.

— У нас есть 10 минут.

Отрезал картограф.

— За дело!

После осмотра, не принесшего особо никаких открытий кроме шикарного вида на море, бравая троица поспешила в обратный путь. Погода и вправду начала портиться, облака стали опускаться и превращаться в тучи, в воздухе запахло приближающимся штормом. Дорога домой всегда быстрее, чем из дома. И почти всегда веселее. Но наши друзья были напряжены и задумчивы. Даже Бернар, и тот молчал, крепко о чем-то размышляя. На вопрос Сальвадора о его состоянии, Шатильон ответил фразой, которой удалось заставить картографа потерять нарочитую чопорность.

— Знаете, друзья…

Начал свою речь Бернар.

— Эта статуя мне очень напомнила одного знаменитого французского полководца. Треугольная шляпа, военный мундир, скрещенные за спиной руки.

— Наполеон…

Неожиданно для самого себя протянул Сальвадор.

— Именно.

Подтвердил догадку друга француз.

— Не думал ли ты, что это может быть ой как связано с той тетрадью…

— Не задумывался…

Отозвался Сальвадор.

— Какой тетрадью? С чем связано?

Подал голос картограф.

— С тетрадью, которую мы нашли в снежном провале рядом с телом несчастного, провалившегося туда по воле злого рока. Ведь там тоже было стихотворение про Наполеона. А исходя из того, что стихотворения являются подсказками…

— Но там же была еще нерасшифрованная нами страница.

Уточнил Монтеро.

— Я все и веду к вопросу, не является ли это связанным с нашей историей…

И тут картограф охнул, ударил себя по лбу ладонью, и подпрыгнув подобно молодому горному козлу, выпалил:

— Я знаю, что завещание Симард писал в достаточно большой блокнот! И если это и правда не совпадение, то нам несказанно повезло! Завещание самого Вильяма Симарда было у нас в руках с самого начала? А вы молчали!?

Бернар, когда вернемся, немедленно покажи мне эту тетрадь!

— Там только две страницы исписано.

Начал было говорить Бернар.

— На первой стих, а на второй иероглифы какие-то, мы их не разобрали.

— Поразительно! Симард мог зашифровать свое завещание с помощью древнего языка! Он работал с многими специалистами, в число которых входили и переводчики.

Продолжал светиться счастьем Андерсен.

— Быстрее-быстрее! Мне нужно это увидеть!