Суженый. Невеста князя

Глава X. Стыд

Именно в этот момент Софья заметила под своими ноготками грязь. Она тут же спрятала пальцы внутрь своих ладоней и, нахмурившись, подумала, что не мылась уже более пяти дней. И теперь чувствовала себя неимоверно грязной. Она начала принюхиваться к себе и уже через миг ощутила еле уловимый запах пота. Обратив просящий взор на Асатиани, который молча сидел рядом, девушка спросила:

– Могу я пойти к реке?

– Зачем? – удивился он.

– Я хотела бы помыться, если можно. Мне кажется, я такая грязная.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – отрезал он властно.

– Но как же? Поймите, мне очень надо, – Софья смутилась и опустила взор.

Ну не могла же она в самом деле сказать ему, что от нее уже пахнет потом. Ее ногти были грязными, а ноги пыльными. Даже капли рвоты были на ее платье. Это неприлично. Конечно, она совсем не собиралась поражать своей красотой этого сурового мрачного горца. Но все же она не могла себя чувствовать уютно, когда от нее неприятно пахло.

– Одной идти опасно. Там открытое место, и сваны с гор могут заметить вас.

– Но я недолго. Пять минут, и все. Я быстро. Прошу вас, – уже взмолилась она.

– Ладно, – как-то недовольно буркнул Асатиани. – Я отнесу вас к реке.

– О, спасибо! – выпалила Софья радостно, довольная тем, что он все же согласился.

Мужчина уже поднялся на ноги, и девушка сама протянула к нему руки. Георгий нахмурился и легко поднял ее, направившись со своей ношей в нужную сторону. Они оставили за спиной кустарник и тут же вышли к шумной реке. В двух метрах от берега девушка, заметив большой камень, попросила:

– Здесь. Оставьте меня здесь.

Асатиани кивнул и осторожно посадил ее. Он выпрямился и остался стоять рядом, положив руку на рукоять кинжала, висевшего у него на поясе. Софья удивленно взглянула на мужчину, ожидая, что теперь он уйдет.

– Благодарю. Далее я сама, – сказала она тихо, намекая, что хочет остаться одна. Но Георгий не двинулся с места и лишь пожал плечами. Девушка начала развязывать плащ. Эта ситуация до невозможности смущала Софью и, стянув с себя плащ, она, не выдержав, спросила: – Вы так и будете здесь стоять?

– Да.

– Но… – замялась она, ничего не понимая. – Вы должны уйти. Я хочу раздеться.

– Раздевайтесь, – пожал плечами Асатиани.

– Что значит это ваше «раздевайтесь»? – возмутилась Софья. – Вы что, не понимаете, что это неприлично, раздеваться мне перед вами?

– Ваши «неприличия» и стеснительность плохо кончатся, – отрезал он. – Что я голых девиц, по-вашему, не видел? Раздевайтесь и мойтесь себе на здоровье. Я останусь здесь.

– Это просто немыслимо, что вы такое говорите! – выпалила Софья нервно.

Амир обратил на нее недовольный серебряный взор и тут же глухо вспылил:

– Когда вам в темноте перережут горло, что здесь весьма вероятно, я посмотрю, что вы скажете! Или вы опасаетесь, что я наброшусь и иссильничаю вас? – добавил он уже ехидно.

– Ох, вы просто невозможно дерзки, сударь! – уже не в силах сдерживать свое негодование возмутилась она.

– Судари остались в Петербурге, Софико, – заметил Асатиани и как-то угрожающе наклонился над нею. Обхватив ее подбородок рукой, он заставил девушку посмотреть на себя и очень тихо произнес: – Здесь властвуют законы гор. И как житель этих гор я вам говорю, что опасно оставаться одной у реки. Я не трону вас.

Софья нервно скинула со своего лица его руку и обиженно поджала губки. Отвернувшись от него, девушка начала лихорадочно размышлять, что ей делать. Георгий говорил все очень убедительно и разумно. И, видимо, действительно оставаться здесь одной было опасно. Но она не могла перебороть свой стыд и раздеться перед малознакомым мужчиной.

– Я устал ждать, Софико, – заметил Асатиани через миг. – Если хотите мыться, раздевайтесь, если нет, я отнесу вас обратно.

Едва не плача, девушка вновь обратила на него прелестный просящий взор и пролепетала с мольбой:

– Хотя бы отвернитесь.

В следующий миг Георгий побледнел и что-то недовольно процедил по-грузински, окатив ее злым мрачным взором. Она поняла, что он ругается на своем языке. И после он, растягивая слова, произнес уже по-русски:

– Упрямая девица!

Бросив на нее последний гневный взор, он развернулся и направился прочь. Софья проследила, как он скрылся за невысокими кустарниками, которые росли в трех саженях от реки, и с облегчением вздохнула, понимая, что ей все же удалось изменить его решение. Она даже поразилась, что он сдался и уступил ей.

Девушка посмотрела по сторонам. Вокруг было тихо и темно. Лишь бледный свет луны озарял окружающее пространство.

Софья начала раздеваться и даже встала на больную ногу. Ступня ее и впрямь с каждым часом все меньше болела. Она проворно расстегнула платье и стянула его через голову. Затем сняла нижнюю юбку и короткую рубашечку, оставшись совершенно обнаженной. Оставив одежду на камне, Софья, взяла свой чулок, который предусмотрительно взяла с собой, и, осторожно ступая по каменистому берегу, медленно приблизилась к воде.

Вода была довольно прохладной, но все же не такой ледяной, как поутру. Видимо, здесь, в низине, солнечные лучи за день быстрее прогревали воду. Девушка вошла по щиколотку в реку и, намочив свернутый чулок в воде, начала тереть им свое тело. Начав с шеи, она перешла далее на руки, грудь, подмышки, живот и бедра, ноги. Затем, откинув косу за спину, Софья повязала чулок на запястье и умыла лицо. У нее возникло неистовое желание вымыть волосы. Они были пыльные и грязные. Но она понимала, что ночью станет холодно, и с мокрой головой она может простыть. Оттого она только выстирала чулок и, осторожно ступая на ушибленную ногу, вышла на берег. Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, приблизилась к камню, где лежали ее вещи, и решила немного обсохнуть. Через пару минут, озябнув от свежего ночного ветерка, который обдувал обнаженное тело, она проворно облачилась в свою пыльную одежду. Стараясь не давить на больную ступню, девушка надела на обнаженные ноги легкие ботиночки, которые взяла с собой.

Захватив мокрый чулок, Софья медленно поковыляла к костру и через пару шагов приблизилась к зарослям орешника, который рос здесь у воды плотной зеленой изгородью. И тут же она наткнулась на неподвижный широкоплечий силуэт человека. В своих темных одеждах Асатиани стоял у первых кустов, словно изваяние, почти сливался с невысоким орешником и совсем не был виден с берега реки. Подавив в себе испуганный вскрик, Софья резко остановилась перед ним и глухо выпалила:

– Вы были здесь?

– Да, – ответил он тихо, не спуская с ее лица настойчивого взора.

По его пронзительному горящему взгляду девушка сразу же определила, что мужчина прекрасно видел, как она мылась обнаженная. А она-то думала, что на нее никто не смотрит!

– Вы… Вы просто невозможны! – выпалила Софья ему в лицо.

Ее щеки стали пунцовыми от стыда от одного осознания всего этого, а крайнее возмущение завладело ее существом. Совсем позабыв про свою больную ногу, она мгновенно пронеслась мимо Асатиани и устремилась к отсвету костра. Уже в следующий миг Георгий без предисловий подхватил ее на руки, зашагав с девушкой к месту стоянки. Испепеляя ее мрачным взором, он недовольно объяснил свой поступок:

– Вы хотели, чтобы меня не было рядом. Я отошел, чтобы не смущать вас. Чем же вы опять недовольны?

Софья отчетливо заметила его срывающийся голос и сбивчивое дыхание. Отчего-то именно это срывающееся неровное дыхание мужчины, навело девушку на мысль о том, что слежка за ней возымела действие, и теперь Асатиани пребывал в возбужденном состоянии. Ибо его неровное горячее дыхание было сейчас таким же, как у Бутурлина, когда он приставал к ней в коридоре. Она тут же отвернула от него лицо, проигнорировав вопрос и стараясь не замечать, как он неловко пытается сжать плотнее губы, чтобы она не заметила его сбивчивого от возбуждения дыхания.

Георгий посадил ее на поваленное дерево, а затем, подойдя к костру, начал разбирать хворост, делая из него подобие подстилки. Уже через четверть часа он умело соорудил два узких ложа из тонких прутьев по обе стороны костра и, удовлетворенно отметив результат своей работы, обернулся к девушке. Она же все это время делала вид, что возмущена его недостойным поведением, и не разговаривала с ним, отводя взор и поджимая губы.

Закончив с хворостом, Асатиани положил плащ девушки на одно из деревянных лож из хвороста и пересадил Софью на него. Затем положил в изголовье второго ложа ружье и шашку и занял место напротив нее. Он начал важно поправлять длинной палкой, костер то и дело поглядывая на девушку. Она, как и прежде, упорно не хотела смотреть ему в лицо, отводя взор, и, гордо подняв голову, сидела на своей узкой походной постели и не двигалась.

Это ее искреннее возмущение тем, что он видел ее обнаженной, отчего-то забавляло Амира. Вдруг он подумал о том, что девушка невероятно невинна и юна, раз считает, что он оскорбил ее подобным поступком. Она как-то смешно и очень мило поджимала губки и, видимо, боялась открыто высказать свое недовольство. Через какое-то время, не выдержав гнетущего молчания, он устремил на нее пытливый взор.

– Вы так и будете на меня дуться, как обиженный ребенок? – спросил Асатиани по-доброму, изучающе смотря на нее со своего места, и как-то приветливо улыбнулся.

Она обратила на него свой пленительный взор зеленых очей и лишь спустя минуту ответила:

– Я не обижена на вас, Георгий Петрович, – она сглотнула, видимо, подбирая слова. – Я просто возмущена вашим поведением.

– Софико, оставьте этот нравоучительный тон, – поморщился он. – Мы не в петербургском салоне. И эти ваши церемонии здесь неуместны.

Она хотела сказать что-то еще и уже открыла рот, но, видимо, не решившись, вновь закрыла его и снова поджала губы. Он понял, что она отчего-то боится ему сказать, что думает, и по-доброму добавил:

– Давайте забудем, что произошло у реки, как будто ничего не было. И вновь будем доверять друг другу, как и раньше? И всем будет от этого легче. Вы согласны, Софико?

Его настойчивый властный взор был обращен на ее лицо. И через минуту после его слов девушка как-то облегченно вздохнула и тихо заметила:

– Хорошо, так и быть.

– Я рад, – кивнул он, устремляя взгляд на бегающие огоньки пламени.

Они вновь замолчали, некоторое время думая каждый о своем.

– Я хотела вас спросить, Георгий Петрович.

– О чем? – он поднял на нее заинтересованный взгляд.

– Этот Рашид и его отец, отчего они так ненавидят вас?

– Отец Рашида – князь Давид Дешкелиани.

– Дешкелиани?

– Да. Князья Дешкелиани давние враги нашего рода, – объяснил Георгий.

– Враги? Отчего? – напряженно спросила Софья, ощущая, как по ее спине от его слов пробежал неприятный озноб.

– Они считают, что наш прадед, точнее, дед моего отца, он же дед и князя Левана, вынудил их оставить долину и уйти жить в горы. Но этого желал тогдашний мтавари края.

– Мтавари? Кто это?

– По-вашему генерал-губернатор края, которому подчиняются все дворяне, населяющие эти земли. Мтавари опасался вспыльчивого нрава джигитов клана Дешкелиани. Часть дворян-сванов, которые были вассалами предков князя Давида, развязывали междоусобные войны в наших краях. Оттого их и вынудили покинуть Имеретию.

– А народы, которые живут в Лечхуми, куда мы идем, ваши союзники? – задала она вопрос.

– Вы верно поняли, – улыбнулся Амир.

– А этот князь Давид Дешкелиани вновь может собрать отряд и напасть на князя Асатиани?

– Вполне возможно, – пожал плечами Георгий. – Однако у князя Левана в Имеретии есть свое войско. И, если надо, поставим в строй до полутысячи джигитов. И Дешкелиани понимает это, оттого вряд ли осмелится нападать на наши земли. Именно поэтому он подло напал на ваш обоз, когда вы оказались на землях Рачи и без надежной охраны. Он прекрасно знает, что дворец князя Асатиани ему просто так не взять. Оставит там несколько сотен трупов своих людей.

– Но вы убили его сына, – вздохнула Софья. – И теперь он будет тоже мстить вам?

– Вы усваиваете законы нашего края налету, Софико, – тихо вымолвил Амир, в какой раз поразившись, насколько девушка сообразительна. – Да, он наверняка затаит злобу. Но у него есть еще два сына. Будем надеяться, что смерть Рашида послужит ему уроком, и он наконец прекратит свои козни.

Смущенная его настойчивым взором, Софья перевела взгляд на костер. Асатиани тоже замолчал, и какое-то время они сидели молча, слыша лишь отдаленные звуки бурлящей реки и шум листвы.

– А князь Серго Леванович, мой жених, какой он? – задала вопрос Софья и обратила взор на мужчину, сидящего через костер. Георгий как-то странно посмотрел на нее и, прищурившись, ответил:

– Я не понял вашего вопроса.

– Он похож на вас?

– Нет, – сухо ответил он, не задумываясь.

– Вы давно служите у него?

– Я на службе у князя Левана. Он мой родной дядя, – отрезал мужчина. Его взор помрачнел, и девушка отчетливо увидела в его глазах недовольство. – Серго его сын и мой двоюродный брат. И я не подчиняюсь Серго.

– Извините, я не знала, – тут же вымолвила она.

– Мой отец младший брат Левана Тамазовича. Я занимаю должность главного азнаури из девятнадцати дворян-азнаури, которые являются вассалами князя Асатиани, – он сделал паузу, и девушка отчетливо заметила, что его лицо вновь приняло обычное суровое и спокойное выражение. – Давайте спать. Уже поздно.

Софья, согласно кивнув, поплотнее запахнула плащ на груди и, зябко поведя плечами, ощутила, что воздух становится все холоднее. Лишь от костра еще пока шло спасительное тепло. Георгий развернул свой плащ, лежащий в изголовье его ложа из хвороста, и, устремив на девушку внимательный взгляд, тихо предложил:

– Ляжете со мной? Холодает.

– Что значит ляжете со мной? – опешила Софья вмиг, устремив на него удивленный взор.

– То и значит. Можем лечь вместе, обнимемся. Так будет теплее спать.

Опешив от его дерзкого предложения, девушка побледнела и строго сказала:

– Георгий Петрович, я не думаю…

– Софико, вы опять воображаете в своей головке невесть что? – недовольно перебил он ее. – Я не предложил вам ничего непристойного. Не надо из всего делать трагедию. Здесь, в горах, так спят и мужчины. К тому же мы сможем накрыться сразу двумя плащами и тогда точно не замерзнем. К полуночи станет еще холоднее. Вспомните последнюю ночь в горах.

Софья нахмурилась, отчетливо вспомнив, как в прошлую ночь не могла заснуть от жестокого холода, который проникал во все ее члены. Вчера она, хотя и лежала, накрытая двумя плащами, заснула только оттого, что смертельно устала. Однако даже это неприятное воспоминание не изменило ее мнения о том, что ложиться рядом с Асатиани неприлично и недозволенно.

– Или вы опять боитесь, что я изнасилую вас? – заметил он, уже подтрунивая над ней, и как-то криво усмехнулся в бороду. Она поняла, что он явно забавляется ее растерянностью и стыдливыми взорами.

– Я буду спать одна, – отрезала она холодно.

– Дело ваше, – буркнул он.

Софья вздохнула и легла на спину, укрывшись своим плащом. Она уже закрыла глаза, как услышала его глухой приятный баритон:

– Если бы я хотел взять вас, я бы сделал это уже давно. А не ждал бы так долго.

Девушка резко распахнула глаза, окончательно опешив. Она прекрасно поняла, что он говорил об интимном соитии. Она резко обернулась к нему и, приподнявшись на локте, гневно выпалила, испепеляя его взором:

– Господи! Что вы говорите?! У вас вообще нет ни капли благородства и такта!

– Я сказал правду, – тихо ответил Амир, ложась на спину и закладывая руки за голову. Он вытянул длинные ноги. Повернув к ней лицо, он уже чуть громче добавил: – Теперь вы в моей власти. Вас не ищут и даже не знают, где искать. Ибо в живых из моего отряда, кроме меня, никого не осталось. Если захочу, я могу вас изсильничать или убить. И поверьте, никто не придет вам на помощь.

Он видел, как с каждым его словом лицо девушки сильнее бледнеет. И в конце его монолога в ее больших зеленых глазах он отчетливо разглядел испуг. Тяжело вздохнув, он уже проникновенно ласково добавил:

– Вы испугались, Софико? И напрасно. Вы должны доверять мне и верить моему слову. У реки я сказал, что не трону вас. Так и будет. Оттого не надо каждый раз пугаться оттого, что, по вашим пуританским понятиям, я якобы сказал что-то не так.

Он отвернулся от нее и вновь лег на спину, прикрыв глаза.

Софья судорожно сглотнула и несколько раз моргнула. Она снова улеглась обратно на хворост и посмотрела в темное звездное небо, слушая, как трещат дрова в костре. Отчего-то в этот миг она осознала, что этот большой непонятный суровый мужчина говорит правду и очень искренне.

Чувствуя всем телом, как холодный воздух проникает под ее плащ, она зябко поежилась. В следующий миг к ней пришло осознание того, что предложение Георгия спать вместе не такое уж плохое и вызывающее. Асатиани родился в этих суровых диких краях и прекрасно знал, как выжить здесь. Софья закрыла глаза и, наверное, четверть часа думала о том, что только благодаря ему она все еще жива и находится в относительной безопасности от этих ужасных сванов. Георгий заботился о ней, кормил ее, носил на руках. Инстинктивно она чувствовала – ему можно доверять. Она начала уже дрожать от холода. Спустя некоторое время, не выдержав, она вновь повернулась к Асатиани и, видя, что он все так же лежит на спине с закрытыми глазами, тихо спросила:

– Вы спите, Георгий Петрович?

– Нет, – тут же тихо и протяжно ответил он.

– Могу я лечь с вами?

Он повернул к ней голову, как-то по-мальчишески улыбнулся и по-доброму ответил:

– Конечно.