Суженый. Невеста князя

Глава I. Прогулка

Каминные часы звонко пробили одиннадцать вечера.

Закончив расчесывать свои влажные после купания волосы, Софья встала из-за трюмо и, устало вздохнув, подошла к приоткрытому окну. Еще в девять поднявшись в свою спальню, теперь она изнывала от духоты в своей комнате. Позавчера пришло настоящее лето, и, несмотря на то что два окна в ее спальне были открыты, прохлада не проникала внутрь комнаты.

Песни и веселье не смолкали уже несколько часов. Почти все гости остались в имении на ночь. Отдаленные мелодичные звуки пандури, местной грузинской лютни, и ритмичный бой доли наполняли своим звуками все окрестности, вызывая в девушке непреодолимое желание прогуляться по округе и послушать эту музыку и песни поближе.

Однако сейчас она не могла выйти, потому что отчетливо осознала, что она здесь чужая. Еще днем, после совета Даура, она направилась в сад к женщинам. Едва девушка приблизилась к празднично одетым грузинкам, в центре которых была Верико Ивлиановна, разговоры вмиг смолки, и несколько дюжин взоров тут же обратились к ней. Княгиня не посчитала нужным представить ее, и спустя пару минут Верико как ни в чем не бывало продолжила беседу с одной из пожилых матрон, которая сидела на широкой ажурной скамье. Остальные женщины и девицы так же продолжили свои разговоры, как и до прихода Софьи, насмешливо и недовольно поглядывая в ее сторону. Простояв под цветущим деревом в одиночестве почти полчаса, девушка поняла, что она здесь лишняя, и оттого покинула сад.

Софья с сожалением осознавала, что для окружающих людей она чужая. Она не знала их языка и общалась лишь с князьями, Гиули, Георгием Асатиани и немного с Дауром Гуладзе. И девушка понимала, что, пока не научится говорить по-грузински, не узнает местных обычаев и нравов, она так и будет здесь чужой.

И теперь, находясь в спальне, Софья думала о своем удручающем положении. Она была одна в чужой, далекой стране. Ее окружали странные непонятные люди с совершенно другим укладом жизни. К тому же в любой момент ее могли разоблачить. Теперь Софья безумно хотела вернуться домой к брату и отцу, но не могла. Она должна была и дальше играть роль графини Елены, у нее не было другого выхода. Ибо судьба отца, как и раньше, зависела от нее. Да, ее безрадостное существование здесь, в Имеретии, скрашивало внимание князя Серго. Он был единственным человеком, общение с которым приносило девушке хоть какую-то радость, но этого было явно недостаточно для ее существования здесь. Ибо она отчетливо чувствовала, что остальные люди, не считая князя Левана, были ей, мягко сказать, не рады и смотрели на нее как на нечто необычное и чуждое их пониманию.

Софья невольно обернулась у Гиули, сидящей на маленькой банкетке, и отметила, что девушка умело вышивала серебряной нитью узкий пояс. Софья вздохнула, поразившись терпению своей горничной. Ведь ее, Софью, вышивка могла занять только на несколько часов, не более. Потом ей хотелось чего-то подвижного, быстрого и веселого. В этот момент до слуха девушки донеслась очень красивая мелодичная песня, которая доносилась с улицы. Пел мужчина. Она поняла, что джигиты опять собрались вместе там, где она видела их днем, и вновь пели. Не выдержав сидения взаперти и желая лучше расслышать красивый напев, Софья распахнула дверь спальни и вышла на просторную веранду.

Она приблизилась к каменной балюстраде и, устремила взор на далекие темные горы, которые освещала луна и на далекие мерцающие звезды. Она стояла так долго, наслаждаясь ночной прохладой. И подставляя свое разгоряченное лицо едва уловимому ветерку. Эта ночная тишина и мелодичная мужская песня, льющаяся издалека, успокаивали ее. И она почти забыла обо всем на свете. Тревожные думы покинули ее мысли, и она, чуть откинув голову назад, с упоением чувствовала тяжесть распущенных влажных волос за спиной.

Неожиданно внизу раздался шорох. Софья невольно опустила глаза вниз, на зеленое пространство перед домом. Посреди лужайки, едва освещенной луной, замерла высокая мужская фигура в черной черкеске, высоких сапогах, без головного убора. Похолодев, девушка нахмурилась, вмиг узнав в стоящем под верандой мужчине Георгия Асатиани. Его лицо, загорелое, с жесткими чертами, было чуть приподнято, и он явно смотрел на нее. Он стоял неподвижно, словно темное угрожающее изваяние, и казался призраком в пустынном саду. Ей даже показалось, что она различает его горящие мрачные глаза. Прекрасно сознавая, что она не может видеть его глаз с такого расстояния, и это лишь ее бурная фантазия, Софья невольно попятилась назад к дверям балкона. Еще не успев развернуться, она отчетливо услышала в тишине ночи его громкий протяжный баритон:

– Ламазо…

Метнувшись в свою спальню, она стремительно закрыла дверь и задернула шторы. Опешив от увиденного и ругая себя за то, что вышла на балкон, Софья упала на постель и уткнулась лицом в подушку. Она лихорадочно думала о Георгии. О его силе, ловкости во время дневных состязаний, о его злых словах на празднике и о том, зачем он стоял под ее балконом и словно ожидал, когда она появится. Ее сердце бешено забилось, и Софья с удивлением поняла, что ей приятно оттого, что в этот час Амир оказался под ее балконом и, несомненно, думал о ней. Однако она вмиг вспомнила его гадкие угрожающие фразы, произнесенные им вчера на конюшне. И поэтому сейчас совсем не хотела внимания этого дерзкого, непредсказуемого, опасного мужчины.

Софья приподнялась на постели и села. Она внимательно посмотрела на Гиули и тихо спросила:

– Что значит «ламазо» по-грузински, Гиули?

Горничная, оторвалась от вышивки и подняла на нее взор.

– Красавица, – ответила Гиули.

– Гиули, я хочу выучить грузинский язык, – попросила Софья. – Ты могла бы научить меня?

– Конечно, с радостью, госпожа.

– А ты научишь меня танцевать лезгинку?

– Лезгинку? – опешила Гиули и удивленно посмотрела на нее.

– Да. Ты ведь умеешь танцевать ее?

– Конечно. Все девушки в наших краях умеют танцевать ее. Ведь во время этого танца молодые джигиты показывают, какая девушка им нравится.

– Как это?

– Все просто, – заметила горничная. – Девушка выходит танцевать. Джигит, который влюблен в нее, выходит танцевать за ней. И пока джигит не отойдет обратно в круг, девушка не имеет права тоже выйти из круга. Только если ее сменит другая девушка, которая влюблена именно в этого джигита.

– А если девушка, которая нравится джигиту, выйдет из круга раньше него? – спросила Софья.

– Такого не может быть.

– Если она устанет или вообще не хочет внимания этого джигита и танцевать с ним? – не унималась Софья.

– Все равно она не имеет права покидать круг, – объяснила Гиули. – Иначе джигит может кровно обидеться! А это страшно.

– Кровно обидеться, что это значит? – спросила Софья.

– Кровная месть смывается только кровью, – пояснила горничная с опаской.

– Боже, это как?

– Если джигит обидится на девушку, он может подкараулить ее и убить в отместку.

– Ужас, – пролепетала девушка, похолодев.

Она отчетливо вспомнила жуткие слова Георгия о том, что еще в горах ее надо было зарезать.

– Да, может.

– А если девушка все равно не жаждет его внимания, а мужчина не отстает от нее. Как тогда быть? – поинтересовалась Софья.

– Она должна попросить защиты у брата или отца.

– А если она сирота, и у нее нет брата? И защитить ее некому? – не унималась Софья.

– Тогда она должна смириться и принять ухаживания джигита.

– Но если он уж совсем не нравится ей?

– Ну, тогда она может очень осторожно и мягко сказать джигиту об этом. И попросить его. Именно попросить не приближаться к ней.

– И тогда он оставит ее в покое? – с надеждой спросила Софья.

– Вряд ли, – поморщилась Гиули. – Но все может быть. Это если джигит образованный и уважает мнение девушки, возможно, он и отступится. Но обычно непокорную девицу просто крадут, увозят в горы, и она все равно становится наложницей джигита. А после, когда мужчина делает ее своей, он уже возвращает девицу родителям. И родители девушки, конечно же, соглашаются отдать ее замуж за парня. Так не проще ли сразу сдаться на его милость?

– Ужас. Что за дикие обычаи в вашей стране, – тихо прошептала Софья, отчего-то думая о том, что Георгий Асатиани, возможно, тоже опасен, ибо его внимание к ней точно выходило за рамки простого интереса.

– Но разве Серго Леванович не нравится вам, госпожа? – поинтересовалась горничная.

– Нравится, – кивнула Софья, не задумываясь.

– Тогда я не пойму, о чем вы волнуетесь? – удивилась Гиули. – Вы тоже можете показать, что он нравится вам.

– И как?

– Я научу вас танцевать лезгинку. Когда ее будут танцевать, вы выйдете в круг и начнёте танцевать ее около князя Серго, а глазами будете завлекать его. Он и выйдет тоже танцевать и поймет, что нравится вам.

– Я хочу учиться завтра же, – с воодушевлением заявила Софья.

– Как прикажете, госпожа. Я велю деду Бердо, и он подыграет нам на доли.

– И языку тоже.

Стоял ветреный теплый день. Солнце, яркое и сверкающее, освещало бескрайнюю цветущую долину и вершины громадных гор, которые опоясывали округу, словно каменные недвижимые стражи. Софья верхом на своей чудесной гнедой кобыле, которую Серго подарил ей пять дней назад, поднялась на устланную зеленью возвышенность и остановила свою лошадь на высоком краю. Внизу бурные потоки Риони неслись по извилистому петляющему руслу, и девушка, упиваясь свежестью воздуха и хвойным запахом высоких деревьев, с воодушевлением рассматривала завораживающий колоритный пейзаж, наслаждаясь тишиной и покоем.

Сегодня она решила прокатиться верхом по тем местам, которые ей показывал Серго в их прошлую верховую прогулку, оттого и приехала сюда. Уже второй день Софья не находила себе места в огромном дворце и жаждала быстрее убить время. Вчера поутру Серго, как и намеревался, уехал в Тифлис и должен был вернуться только завтра. Девушка скучала без него и чувствовала, что уже привыкла к постоянному присутствию молодого князя рядом. Серго, как и в первую неделю знакомства, уделял ей много времени. Он постоянно сопровождал девушку на верховых прогулках, гулял с ней по саду, подолгу засиживался с ней в гостиной. Софья ощущала, что с каждым днем ее сердце все сильнее и сильнее тянулось к молодому князю. И теперь недолгая разлука с ним была для нее мучительна.

За последнюю неделю Софья пристрастилась к своим новым грузинским платьям, которые ей любезно приказала пошить Верико Ивлиановна. Длинные, сильно приталенные фасоны платьев, с плотно облегающим лифом, вышитые по подолу, рукавам, груди, нравились девушке неимоверно. Княгиня, как знаток грузинской моды, с удовольствием подсказала Софье, какие теперь в моде ткани и вышивка. Это была единственная тема, на которую Верико Ивлиановна общалась с Софьей. В остальное же время княгиня Асатиани игнорировала девушку и лишь холодно односложно отвечала. Теперь гардероб Софьи насчитывал около двух дюжин шелковых и атласных грузинских платьев всевозможных цветов. И она могла почти каждый день менять платье и не повторяться.

Софья также быстро привыкла и к любимой прическе юных грузинок. К двум косам, которые заплетались от ушей. А густые потоки волос красиво укладывались по контуру лица и прикрывали уши. Поверх на голову она надевала маленькую легкую шапочку, называемую чихта, которая состояла из картонного ободка, обтянутого дорогой шелковой вышитой тканью в цвет платья. Тонкая прозрачная вуаль из тюля и мягкие туфельки-коши дополняли ее наряд. Ей так же сшили пару грузинских платьев для верховой езды боком, амазонок. Именно в одно из таких платьев, кобальтового цвета, она была теперь облачена.

Все эти дни, прошедшие с помолвки, Софья по возможности пыталась избегать Георгия Асатиани. Ей это легко удавалось, ибо он постоянно был занят. Он или принимал приезжих дворян и управляющих в кабинете, или уезжал по делам из поместья по несколько часов к ряду. Лишь за завтраком и ужином девушка невольно сталкивалась с ним за трапезой. Но в это время, кроме Георгия, там находились князья, с которыми она могла вести беседу, оттого Софье удавалось почти полностью исключить общение с ним. Однако все эти дни за той же трапезой она отчетливо замечала темные алчные взгляды Георгия, направленные в ее сторону, и ощущала, как неприятный озноб пронизывает все ее тело от его пронзительного серо-голубого взора. Однако она старалась не замечать его повышенного внимания. И всеми силами гнала от себя воспоминания о его страстных словах и угрозах, которые он прокричал ей в лицо тогда на конюшне. Она отчаянно желала забыть о них, а также о том, что уже два раза видела его широкоплечий силуэт под своим балконом поздно вечером.

Теперь, прикрыв глаза, Софья наслаждалась свежим ветерком и прислушивалась к шелесту пихт и елей. В какой-то момент она вдруг ясно ощутила чье-то присутствие рядом. Резко обернувшись, девушка замерла. Всего в пяти шагах позади нее верхом на караковом поджаром жеребце находился Георгий Асатиани в красной черкеске и темной каракулевой шапке. Софья похолодела от неприятного озноба, который охватил ее тело. Этот человек мог приближаться так тихо, что было невозможно услышать. Вот и сейчас она не услышала топота копыт его коня. Он смотрел прямо на нее пронзительно и как-то мрачно.

Отметив, что девушка заметила его, он чуть приблизил своего жеребца к ее кобыле.

– Здесь красиво, – произнес Асатиани бархатным баритоном.

Софья кивнула, поджав губки, и тут же вновь отвернулась лицом к реке, всем видом показывая, что не намерена говорить. Неприятный разговор на конюшне и его ехидные фразы на помолвке до сих пор отчетливо сидели в памяти девушки, и она совсем не горела желанием общаться с этим дерзким человеком.

Амир медленно приблизился еще ближе и остановил своего коня сбоку от нее. Софья, не поворачивая к нему лица, инстинктивно ощущала, что он смотрит на нее в упор.

– Вы обижены на меня, Софико? – спросил он тихо, проникновенно.

Она тут же повернула к нему лицо и уже открыла рот, чтобы выпалить: «Да обижена, и вам следует попросить прощения за свои вызывающие слова». Но выражение его лица в этот миг показалось ей таким суровым и опасным, что Софья не осмелилась сказать это Асатиани. Не в силах вынести тяжести его лазурного взора, она вновь отвернулась к реке.

В следующий миг мужчина вплотную притиснул своего жеребца к ее лошади, опустил свою ладонь на ее руку, затянутую в перчатку, и силой сжал пальцы девушки.

– В прошлый раз, там, на конюшне, я был слишком горяч с вами, Софико, – вымолвил он вдруг.

Она же выразительно посмотрела на его руку, словно пресекая его дальнейшие действия. Амир нахмурился и заставил себя убрать свою ладонь, затянутую в перчатку, с кисти девушки. Она поняла, что он не собирается простить прощения за свои прежние гадкие слова. Тяжело вздохнула, ощущая, что ей надо просто смириться с тем, какой он есть.

– Зачем вы здесь? – произнесла она нервно, откинув прозрачную легкую вуаль за спину и чуть повернув к нему лицо.

– Я мешаю вам?

– Нет, – ответила она тихо и неуверенно.

Но сказать «да» побоялась. Отчего-то открыто перечить и спорить с Амиром она опасалась.

– Вам очень идет грузинское платье, Софико, – произнес глухо мужчина, не спуская поглощающего взора с ее лица.

Густые волосы девушки красиво обрамляли ее лицо, скрывая ее уши, и были заплетены в две толстые косы, которые лежали на ее высокой груди. В этом платье, с девичьими косами, Софико казалась ему невероятно юной, родной и прекрасной.

– Благодарю, – ответила она уже более спокойно и мирно.

– Ваш стан невозможно тонок и соблазнителен. И явно создан для того, чтобы мужские руки ласкали его.

Софья тут же побледнела, видя, как его взор прямо прилип к ее губам, и выпалила:

– Вы неисправимы! Отчего вы считаете, что можете говорить мне подобные вульгарные фразы?

– Разве я не могу сказать правду? – искренне спросил Георгий, удивленно вскинув брови.

– Лучше вообще ничего не говорите, – ответила Софья недовольно и отвернулась от него.

Они молчали несколько минут, и лишь шум листвы и журчание реки нарушали тишину.

– Хотите, я покажу вам невероятно красивое потаенное место? – спросил вдруг Амир.

– Это далеко отсюда?

– В получасе езды, – ответил он просто.

– Хорошо, поедемте, – согласилась Софья, тяжело вздохнув, решив, что лучше скакать верхом, чем находиться здесь с ним наедине.