Имеретия, Тернали, дворец князя Асатиани,
1815 год, 21 мая
Сегодня с самого утра поместье наполнилось многочисленными гостями. Дворяне-азнаури прибыли во дворец Асатиани со всего края со своими взрослыми детьми и свитой. Были заняты почти все имеющиеся комнаты в главном дворце и в других зданиях усадьбы, и гомон голосов слышался отовсюду. Утром до обеда прошел главный совет, на котором присутствовали главы всех родов. Совет возглавлял Георгий Асатиани, вынося на обсуждение джигитов те или иные вопросы. Князь Леван посетил совет вначале и, отметив, что племянник полностью контролирует ситуацию, уже спустя полчаса покинул собрание девятнадцати, полностью предоставив бразды правления Георгию.
Весь день Софья пребывала в приподнятом настроении. Предчувствие чего-то неизведанного и прекрасного не оставляло ее с самого утра. Первую половину дня девушка провела в своей комнате. Однако духота спальни была мучительна для нее. Несколько раз она выходила на балкон и видела праздных мужчин и женщин в ярких грузинских нарядах, которые прохаживались по главной аллее и саду. После обеда, который услужливо принесла в ее спальню Гиули, Софья не выдержала и все же решила выйти прогуляться.
Около трех часов дня она спустилась по главной лестнице. Со встречающимися на ее пути гостями девушка коротко вежливо здоровалась по-грузински, как научила ее Гиули. Уже вскоре Софья вышла на улицу. Стояла чудесная теплая погода. Ласковое солнце и голубое безоблачное небо располагали к прогулкам. Пройдя по узкой садовой дорожке, которая тянулась вдоль цветущих газонов, Софья неожиданно заслышала отдаленный непонятный шум. Она устремилась в ту сторону, откуда доносились громкие возгласы.
Девушка тихо приблизилась к зеленой изгороди кустарников, опоясывающих большую открытую площадку, и чуть отодвинула ветки. Она увидела несколько дюжин мужчин в разноцветных черкесках и лохматых шапках. Некоторые джигиты были без головных уборов. Стоя по кругу или сидя на деревянных лавках и больших камнях, они четко громко хлопали в ладоши, отбивая ритм некоего действа. Софья отметила, что среди мужчин находились и люди князя Асатиани, многие лица которых были уже знакомы ей. Остальных джигитов она не знала и поняла, что это приглашенные на праздник дворяне и их свита.
Заинтересованно переместив взгляд вправо, она увидела в центре площадки двух мужчин, которые стояли рядом в напряженных позах. Один из них коренастый кавказец в коричневой черкеске отвел руку назад, и Софья увидела, как он резко метнул кинжал в направлении небольшого чучела, стоящего чуть в отдалении. Кинжал вошел в плечо чучела, и некоторые из мужчин дико заулюлюкали. Метальщик отошел в сторону, и его место занял другой джигит в гранатовой черкеске и черной мохнатой шапке. Встав чуть боком, он достал свой кинжал и тоже метнул его. Клинок, пролетев рядом с чучелом, ударился о землю. Раздался недовольный ропот со всех сторон, и мужчина, опустив голову, быстро отошел обратно к своим собратьям.
С интересом смотря за происходящим, Софья, замерла у кустарников. Следующим вышел высокий мощный мужчина в черной черкеске без головного убора. Девушка тут же узнала Георгия Асатиани. Его волосы, темно-русые, густые и короткие, переливались в лучах яркого солнца. Чуть расставив длинные ноги, Георгий, даже не примеряясь, стремительно метнул свой кинжал в сторону чучела и попал острием прямо в красную метку, изображающую сердце. Тут же раздались победные возгласы и крики. Двое мужчин в черных черкесках даже подскочили к Асатиани, хлопая его по плечу, видимо, поздравляя.
– Эти забавы интересны лишь для мужчин, – раздался сбоку рядом с Софьей мелодичный голос, говоривший по-русски.
Девушка едва не вскрикнула от неожиданности и быстро повернула голову. Верико Ивлиановна, тихо приблизившись, остановилась рядом и как-то пытливо посмотрела на нее.
– Но отчего они это делают? – искренне спросила Софья.
– Наши мужчины любят помериться друг с другом своей силой и ловкостью, – объяснила княгиня. Верико перевела взор в сторону мужчин и, тут же оценив ситуацию, коротко отметила: – Как и всегда, Амир лучший.
Софья перевела вновь взор в сторону соревнующихся и увидела, как после Георгия вышел еще один джигит, который также попал в чучело, но только рядом с красной меткой. Княгиня осталась стоять рядом с девушкой, следя, как и она, за состязанием мужчин, и вдруг заметила:
– Вы бы не гуляли по усадьбе одна, милочка.
– Почему? – удивилась девушка.
– Дом полон посторонних мужчин. И незамужней девице неприлично гулять одной.
– Мне нужно вернуться в дом? – спросила Софья, поняв, что княгиня намекает на то, что ее могут обидеть или оскорбить.
– Как хотите, милочка, – добавила Верико Ивлиановна и, медленно развернувшись, направилась в сторону дворца.
Софья проводила княгиню взглядом, пока та не скрылась за цветущими кустарниками шиповника, и вновь повернулась к мужчинам, устремив заинтересованный взор в сторону очередного действа.
Теперь мужчины соревновались в борьбе. Надо было ловко ударить соперника, а самому отстраниться. Первый, кто из соперников падал на землю, даже на колени, проигрывал. Отчего-то это зрелище захватило Софью, и она почти час смотрела, как кавказцы увлеченно мерились силой на кулаках. На последний бой отобрались двое самых сильных и ловких. На ее удивление, одним из этих двух джигитов вновь оказался Георгий Асатиани. Его соперник, крупный парень в лохматой шапке и в красной черкеске, показался Софье страшным.
Когда Георгий и его соперник встали напротив друг друга, неожиданно из толпы мужчин вышел вперед величавый джигит в дорогой одежде и что-то громко прокричал по-грузински. Софья хоть и знала уже некоторые фразы на местном языке, но разобрала лишь одно слово «кинжал». Оба соперника согласились с джигитом, и им поднесли по длинному кинжалу. Софья поняла, что поединок будет с холодным оружием. Она схватилась рукой за ветку кустарника, сильнее отодвигая ее в сторону, чтобы было лучше видно, и вперила напряженный взор на мужчин, когда они кинулись друг на друга. Лезвия их клинков отчетливо блестели на солнце, и противники умело управляли своим оружием. Они перемещались по кругу, не спуская взгляда друг с друга. В какой-то момент Софья едва не вскрикнула, когда Георгий умелым стремительным выпадом наскочил на противника и порезал красный камзол джигита на плече. Из раны мужчины тут же хлынула кровь. Кавказец оскалился в лицо Георгию и кинулся на Асатиани с еще большим запалом.
Софья не могла оторвать взора от этой кровожадной картины насилия и какой-то безрассудной удали и не понимала, зачем эти люди предаются подобному кровожадному развлечению? Жизнь в этих суровых жестоких краях и так была неспокойной и опасной, и каждый день мог окончиться смертью. Зачем же, приехав на праздник в поместье князя, в тишине цветущей усадьбы устраивать подобные жуткие состязания?
Через минуту Георгий стремительно выкинул ногу и умело мощным выпадом подбил ноги противника. Мужчина в красной черкеске рухнул на землю. И Асатиани, словно огромный хищник, кинулся на джигита, повалив его на землю. Перехватив руку соперника, в которой тот сжимал кинжал, Георгий упер лезвие своего клинка в горло джигита. Софья на миг замерла, ожидая кровавой развязки. Но в этот момент встал один из седовласых мужчин с хмурым взглядом и что-то быстро громко сказал.
Тут же поднялся невообразимый шум и раздались радостные возгласы. Георгий проворно поднялся с противника и подал ему руку, дабы помочь джигиту в красной черкеске встать. К удивлению Софьи, джигит принял предложенную Асатиани руку и стремительно встал. Георгий и его соперник по-дружески обнялись, хлопая друг друга по плечам. Софья не спускала заинтересованного взора с высокой фигуры Георгия, ощущая, что восхищена его удалью и силой. Седовласый поднес большой рог Георгию, Асатиани начал пить, и девушка поняла, что это вино. Тут же остальные мужчины дружно заголосили, некоторые из них, приблизившись к Георгию, хлопали его по плечам и, смеясь, поздравляли.
Спустя четверть часа мужчины расселись на лавки, стоящие рядом, один из них запел тягучую песню, и остальные поддержали сильными голосами. Продолжая петь, они начали передавать по кругу большой рог с вином, каждый из джигитов отпивал из него и передавал другому. Немного ошарашенная от этой картины, девушка задумчиво смотрела на джигитов, не понимая местных нравов. Еще пять минут назад они дрались на кинжалах до крови, а спустя короткое время уже братались словно родные. Это было дико для нее и непонятно.
Позади нее раздался шорох, и девушка резко обернулась. Перед ней стоял джигит в белой мохнатой шапке и белой черкеске из дорогого сукна. Он словно замер, бесцеремонно уставившись на нее. Смуглое обветренное вытянутое лицо кавказца-незнакомца, его неприятный пронзительный взор, опасный блеск в черных глазах вызвали в существе Софьи невольный испуг. Мужчина сказал ей что-то по-грузински и хищно оскалился. Он сделал пару быстрых шагов к ней и протянул руку. Девушка похолодела, чувствуя, как ей становится не по себе от темного взора мужчины.
Вдруг за спиной джигита показалась худощавая поджарая фигура Даура, одного из управляющих в поместье князя. Даур приблизился к ним и что-то громко сказал джигиту в белой черкеске угрожающим тоном. Мужчина хмуро оскалился на Даура и, еще раз окинув темным взглядом девушку, медленно обошел Софью и устремился в круг поющих мужчин. Когда он ушел, Даур перевел на девушку давящий взор темных глаз и чуть поклонился ей одной головой.
– Вы бы шли во дворец, госпожа, – почтительно велел Даур на русском с сильным акцентом, прищурившись. – Или в сад к другим женщинам. Как бы чего дурного не вышло.
– Я поняла, Даур, благодарю вас, – кивнула Софья и, понимая, что далее здесь оставаться и впрямь небезопасно, быстро устремилась по дорожке в сторону дворца.
Даур проводил изящную фигуру девушки долгим пронзительным взглядом.
– Мшвениеро… – прошептал он ей вслед глухо по-грузински, что означало «прекрасная».
Ближе к вечеру Софья с помощью Гиули облачилась в шелковое голубое грузинское платье, отделанное богатой вышивкой на груди и рукавах. Ее волосы, красиво уложенные в длинные закрученные локоны с двух сторон от лица, венчала невысокая грузинская белая шапочка с полупрозрачным шлейфом, спускающимся на спину.
В семь часов, как и требовалось, Софья, трепещущая и дрожащая, вошла в лиловую гостиную, самую помпезную и большую, в которой обычно во дворце принимали гостей по грандиозным праздникам. Едва девушка появилась в зале, как все взоры многочисленной публики обратились в ее сторону. Она немного стушевалась и замерла у входа. К ней тут же подошел господин Каверин и поздоровался.
– Госпожа Елена Дмитриевна графиня Бутурлина, – громко представил ее князь Леван на русском, а затем и на грузинском. Софья обратила взор на Левана Тамазовича, который стоял на почетном месте в конце гостиной. Рядом с ним по правую руку находился Серго, а с левой стороны возвышался Георгий. Старый князь обратился к девушке: – Прошу вас, дорогая, подойдите.
Зал затих. И вся публика почтительно устремила взоры в сторону Софьи, которая последовала по проходу между гостями к князю Левану через всю гостиную, держась за локоть господина Каверина. Невольно ее взор остановился на будущем женихе. Князь Серго, облаченный в грузинский наряд: темно-красную бархатную черкеску, белую рубашку, гранатового цвета штаны, высокие кожаные сапоги, украшенные драгоценными камнями, – выглядел очень эффектно. Он показался Софье таким красивым, мужественным и привлекательным, что девушка, трепетно вздохнув, с предвкушением чего-то прекрасного приблизилась к князьям.
Лишь на миг ее взор скользнул по Георгию Асатиани. Одетый в свою неизменную черную черкеску, черные штаны, белую рубашку и мягкие черные простые сапоги-цаги, с хмурым гнетущим взором, неподвижный, высокий и мощный, он казался похожим на некое грозное каменное изваяние. Девушка тут же ощутила, как от его неприятного давящего взгляда, направленного прямо в ее лицо, у нее по спине пробежал ледяной озноб. Она стремительно отвела взор от Георгия, переместив его на князя. Она встала рядом с Серго, как и велел ей князь Леван.
Старый князь важно произнес на грузинском языке небольшую речь, объявляя, зачем они собрались здесь, а потом по-русски коротко заметил:
– Объявляю перед всеми, что мой сын, князь Сергей Леванович Асатиани, и графиня Елена Дмитриевна Бутурлина отныне являются нареченными женихом и невестой. Через месяц двадцать третьего июня состоится венчание, на котором будет заключен вечный союз между нашими родами.
Леван Тамазович, Каверин и еще двое седовласых азнаури поставили свои подписи в двух документах и довольно поздравили друг друга. На этом официальная часть праздника закончилась, и приглашенные дворяне начали по порядку подходить к князьям и поздравлять их с удачным выбором невесты.
Амир мрачно следил за всем происходящим и ощущал, как его существо наполняется негодованием. Осознание того, что эта девица, такая соблазнительная и прелестная, теперь при всех объявлена невестой Серго, просто душило его. Он ощущал, что вершится какая-то несправедливость.
Сегодня поутру пребывая в клокочущем и гнетущем настроении после вчерашней перепалки с Софико, Амир на совете азнаури объявил, что вылазки в горы не будет, ибо это может повлечь за собой долгую вражду между кланами. Он умело использовал слова Верико Ивлиановны, чтобы обосновать свое решение, и воинственно настроенные азнаури-дворяне согласились с его доводами. Однако Амир понимал, что первоначальное его желание отомстить за Софико сегодня изменилось из-за дикой злости на нее. Ведь она посмела сравнивать в своем сердце его с этим смазливым слюнтяем Серго, да еще и заявить ему в лицо, что он совсем не нравится ей. Эти воспоминания точили существо Амира, и он чувствовал, что его решение отметить карательный поход в горы изменилось именно оттого, что Софико холодно вела себя с ним и всеми силами пыталась сторониться его.
Теперь Амир стоял в гуще дворян и беседовал то с одним, то с другим гостем, но его взор, цепкий и острый, следил за девушкой. Поначалу она стояла рядом с Серго и кокетливо призывно улыбалась ему. Но спустя какое-то время Серго отошел от нее, и Софико осталась в компании господина Каверина. Вскоре Дмитрия Ивановича отвлек князь Леван, и мужчины отошли в сторону, а девушка осталась одна. Она как-то сиротливо озиралась по сторонам и, видимо, не знала, что ей делать. Амир отчетливо заметил, что она чувствует себя неуютно, ибо понимал, что она почти никого не знает из гостей.
Он видел, что гости не подходили к ней, на представляя, как обращаться к русской невесте, не многие владели русским языком, а Софико, естественно, не могла знать грузинский. Она несчастно оглядывалась по сторонам и явно искала поддержки, которой не было. Амир осознавал, что Серго не имел права оставлять девушку одну и должен был находиться рядом с ней и представлять невесту гостям. Но его двоюродный братец был слишком себялюбив и эгоистичен, чтобы думать о чувствах кого-то еще, кроме себя. Оттого считал приемлемым оставить свою юную невесту посреди этой большой толпы незнакомцев и мило любезничать с одним из молодых сыновей князя Иашвили.
Амир как-то злорадно следил за Софико, в душе упиваясь ее непонятым положением в зале. Нерешительность и замешательство отчетливо читались на красивом бледном лице девушки. Однако спустя некоторое время Амиру показалось этого мало. Он хотел испортить Софико вечер до конца, в отместку за ее дерзкое холодное отношение к нему. Отмечая, как она отошла к столу с закусками, он, извинившись перед очередным знакомым, быстро приблизился к ней сзади. В этот момент Софико взяла у слуги с подноса стакан с охлажденным виноградным соком. Пробежав несколько раз темным алчным взором по ее изящному стану, узкой спине и округлым ягодицам, Амир остановил взгляд на золотисто-рыже-русых густых локонах, лаская взором переливающиеся пряди. Придвинувшись к ней на минимальное расстояние и отметив, что никто другой не услышит его, Амир тихо ехидно вымолвил по-русски:
– Что же ваш ненаглядный Сергей Леванович оставил вас одну?
Стремительно обернувшись к нему, Софья устремила на Асатиани недоуменный испуганный взор и глухо ответила:
– Князь сказал, что ему надо переговорить по одному делу.
– Видимо, компания молодого князя Иашвили для него интереснее, чем ваше общество, – продолжил Амир.
– Он сказал, что у него важный разговор.
– Ну-ну, – добавил он, прищурившись. – Конечно, любой разговор для Серго важнее, чем вы.
– Зачем вы так говорите? – поджав губы, заметила Софья, чувствуя, что зря заговорила с Георгием.
Однако он был первым и единственным из гостей, не считая князей Асатиани и господина Каверина, кто вообще подошел к ней. Оттого она и решилась отвечать ему, чтобы хоть немного снять напряжение и неловкость, которые владели ею. Но после его слов девушка поняла, что не стоило даже отвечать на его вопрос, ибо видела, как глаза мужчины пылают злостью, он явно искал способ задеть ее.
– Я говорю правду. Хотя привыкайте, – добавил Амир едко. – Теперь вам часто придется оставаться одной. Ибо Серго вряд ли будет уделять вам много внимания.
– Вы неправы. Сергей Леванович проводит со мной достаточно времени.
– Оттого что дядя приказал ему это. Все знают, что, если он не женится на вас, Леван Тамазович лишит его наследства. А этого Серго боится больше всего на свете, уж поверьте. А на вас ему наплевать, – добавил он уже злорадно и жестоко.
– Вы настроены против Серго, оттого так зло говорите, – вымолвила тихо Софья, ощущая, что Георгий специально травит ее словами, видимо, в отместку за ее вчерашние слова на конюшне.
Быстро поставив недопитый хрустальный бокал с соком на стол, она отвернулась от Асатиани и проворно отошла от него, более не желая продолжать этот неприятный разговор.
Однако тень сомнения все же вкралась в сознание девушки. Она была немного обижена на Серго. Ведь он действительно мог не оставлять ее одну. Из ее головы никак не хотели уходить слова Георгия о том, что Серго только по приказу отца уделяет ей внимание. Она не хотела в это верить и настойчиво пыталась отогнать от себя эти неприятные думы. К ее одиночеству в толпе примешивалось еще одно досадное обстоятельство, которое также невероятно напрягало девушку. Весь вечер она ловила на себе настойчивые темные взоры гостей-мужчин, которые рассматривали ее словно нечто диковинное. Особенно это касалось молодых джигитов. Они долго и навязчиво, подолгу не отрывая взора, глазели на нее, и Софья смущенно опускала глаза, стараясь не замечать их явного интереса к своей персоне.
Далее последовала длинная затяжная трапеза, после которой Леван Тамазович позволил ей уйти к себе. И Софья, чувствуя себя чужой и одинокой на этом празднике, быстро поднялась в комнату. Она была обижена на Серго, ведь более он так и не подошел к ней, занятый общением с молодыми дворянами, и девушка, опечаленная этим, чувствовала себя неуютно в этой многоликой толпе.