Солнце клонилось к горизонту, когда Асатиани осадил своего жеребца у небольшого двухэтажного каменного особняка. Хмурый, в мрачном настроении, он спрыгнул с коня, и к нему тут же подбежал один из мальчишек, что служили у его отца, и, поклонившись, забрал жеребца. Амир не успел даже подняться на крыльцо, как навстречу ему выплыла высокая темноволосая женщина лет двадцати пяти, одетая в бордовое грузинское платье.
– Амир! Наконец ты вернулся! – воскликнула она по-грузински и бросилась к мужчине на шею.
Амир нахмурился сильнее, совершенно не разделяя ее радости, и осторожно отстранил женщину от себя. Холодно смотря в ее темно-карие миндалевидные глаза, он кратко произнес:
– Тамина, я устал.
На лице молодой женщины отразилось недоумение, и она недовольно пролепетала:
– Но мы так давно не виделись, любимый.
Проигнорировав ее нежные слова, Амир быстро вошел в дом. Тамина послушно последовала за ним. В небольшой парадной к нему подскочил темноволосый мальчуган лет пяти, который стремительно сбежал с лестницы.
– Отец! – воскликнул мальчик по-грузински.
Амир ловко подхватил сына и поднял его на руках. Добродушно улыбнувшись ему, он строго спросил:
– Как ты вел себя, Вано?
– Как ты и велел, отец, как настоящий джикит! – выпалил мальчик, чуть исковеркав последнее слово.
– Неужели? – вновь улыбнулся Асатиани, так и держа сына на вытянутых руках и любуясь им.
– Да. Я научился сидеть на коне без седла!
– Молодец, – похвалил его Амир, говоря с сыном по-грузински.
– Это дедушка Петрэ научил меня.
– Амир, он просто прирожденный наездник, – раздался сбоку от Асатиани низкий хрипловатый голос.
Амир тут же обернулся, и его взгляд остановился на коренастом седовласом грузине, который бесшумно приблизился к ним.
– Отец, – произнес с почтением Амир и, поставив Вано на пол, поклонился мужчине.
Быстро подойдя к отцу, Амир обнял его, Петрэ Тамазович ответил ему крепким объятием и похлопал сына по спине.
– Тебя долго не было, мой мальчик, – сказал Петрэ, отстраняясь. – Твоя матушка Русудан будет рада видеть тебя. Ты надолго приехал?
– Князь дал мне неделю отдыха.
– Ты голоден?
– Немного, – ответил Амир.
– До ужина еще есть пара часов. Пойдем, поговорим, – заметил Петрэ и, обняв сына за плечи, увел его в гостиную.
Тамина, проводив мужчин пронзительным долгим взором, недовольно поджала губы. Она взяла Вано за руку и последовала с ним вверх по лестнице.
– Как тут дела без меня? – спросил Амир, едва они остались с отцом наедине.
– Все хорошо. Вано здоров, весел. Требует, чтобы я подарил ему ружье, – заметил все так же по-грузински Петрэ, улыбнувшись в темную короткую бороду.
– Рано ему еще.
– И я ему так же сказал. Но уж больно он хочет на тебя походить. Заявил, что у отца три ружья, и что он уже взрослый.
Амир подошел к камину, в котором тлели угли и, опершись плечом о каменный выступ, перевел взгляд на отца.
– Мальчишка, – улыбнулся Амир и тихо добавил: – Я тоже таким когда-то был.
– Помню, – кивнул Петрэ Тамазович и сел в кресло. Внимательно посмотрев на сына, он тихо произнес: – Тамина уж больно извелась без тебя. – На это заявление отца мужчина скорчил кислую мину и как-то безразлично пожал плечами. – Любит она тебя, – добавил Петрэ. Амир, отошел от камина и, сев напротив отца в другое кресло, безразлично посмотрел в окно, рассматривая цветущее дерево за окном. – Сынок, она хочет в православие перейти и креститься, чтобы венчаться с тобой.
– Она это вам сказала? – тут же недовольно вымолвил Амир и повернул лицо к отцу.
– Да. На той неделе говорили мы с ней. Она просила, чтобы я повлиял на тебя.
– Вот неугомонная, – процедил Амир. – У нас временный брак на три года. Пусть так все и останется. Я уже не раз говорил ей об этом. И зачем она вас, отец, подговаривает, не пойму?
– Амир, вы же уже второй раз кебинный союз заключили. Почти шесть лет вместе. Может, Тамина права и…
– Простите, отец, – тут же перебил Амир. – Я уважаю вас. Но вы знаете, что второй раз я согласился на этот брак, оттого что Вано был еще мал и нуждался в матери. А венчаться я с ней не буду.
– Твоя матушка опечалится от этого, сынок. Тамина уж больно нравится ей. Она считает, что она лучшая пара для тебя. Она из наших краев, знает наши обычаи, тебя любит, и сын у вас. И веру свою готова поменять из-за тебя. Уж больно любит она тебя.
– И что с того? – вымолвил недовольно Амир. – Мне ее глупые любови неинтересны. И вообще, все эти выдумки про любовь смешны, отец. Вы же реалист и знаете, что никакой любви между мужчиной и женщиной не существует. Есть долг, желание и привязанность.
– Ты неправ, Амир, – глухо вымолвил Петрэ.
– Отчего же? Разве вы любите мою матушку?
– Я уважаю Русудан, ценю. Она хорошая жена и мать, – вымолвил Петрэ, нахмурившись.
– Но ведь не любите? И это еще одно доказательство того, что никакой любви нет.
– А я говорю, ты неправ, Амир! – с горячностью заявил Петрэ Тамазович. – Я знаю, что такое любовь, – он немного помолчал и, как-то пронзительно посмотрев на сына, произнес: – Когда-то давно я безумно любил одну девушку. Да. И не смотри на меня такими глазами. – Петрэ чуть помолчал и, сглотнув комок в горле, тихо продолжал: – Говорю это впервые и только тебе. Ибо надеюсь, что наш разговор не выйдет за пределы этой гостиной.
– Вы любили девушку? – переспросил удивленно Амир.
– Да, – глухо вымолвил Петрэ Тамазович.
– И, я так понимаю, это не матушка?
– Нет.
– И отчего тогда вы не женились на ней, отец? – спросил, не понимая, Амир.
– Она любила другого.
– И только? – опешил Амир. – Почему вы не выкрали ее и не сделали своей?
– Я не мог, – тихо ответил Петрэ, опустил взор вниз на свои руки и очень тихо добавил: – Я любил ее. И не мог насильно завладеть ею. Ибо она запретила мне приближаться к ней. Я боялся, что она возненавидит меня, если я решусь на дерзкий поступок.
– Я не понимаю вас, отец. Вы любили девушку, а женились на другой?
– Так иногда бывает, сынок, – вздохнув, ответил Петрэ и словно задумался. – Но теперь мы не об этом говорим. Ты бы послушал меня. Тамина будет тебе хорошей женой. Обвенчайся с ней.
– Нет, отец, и не настаивайте.
– Она расстроится, – сделал вывод Петрэ.
– И пусть. Мне нет до этого дела. Тамина живет в моем доме. Вместе с нашим сыном. Ни в чем не нуждается. Я исправно посещаю ее постель. Вы с матушкой бережете ее. Что ей еще надобно?
– Она хочет быть твоей женой по нашим законам. На всю жизнь.
– Не будет этого! И я ей говорил уже об этом! И вообще, если Тамина не угомонится, я отправлю ее обратно к ее отцу. Как раз через два месяца оканчивается третий год договора с ее отцом.
– Амир, что ты говоришь? А как же Вано без матери? – удрученно произнес Петрэ Тамазович.
– Он уже взрослый. Тем более матушка присматривает за ним не хуже. И по договору все дети от брака мои!
– Это жестоко, Амир. Тамина не заслуживает подобного.
– Отец, вы слишком защищаете ее. А я вижу, что она изворотлива, словно змея! Еще год назад я ей сказал, что не обвенчаюсь с ней. Потому как терплю ее только из-за Вано. А она начала вас с матушкой подговаривать. Я, как мужчина, принимаю решение, а не она. И мое слово закон! И я говорю, что венчаться в церкви не буду ни с кем! И точка!
– Как ни с кем? – опешил Петрэ.
– Вот так. Мне нравится моя свобода. Наследников я и по временному браку получу. А женщины имеют свойство наскучивать. Зачем мне одна? Когда каждые пять лет я могу получить новую? Мне нравится этот кебинный обычай, он весьма удобен.
Петро молчал и как-то мрачно смотрел на сына. Потом вздохнул и вымолвил:
– Мне неприятно слышать это от тебя, сынок. Ты два года жил в России, ты начитан, умен, образован. Ты не похож на простого джигита с гор. Оттого мне думалось, что твои взгляды на брак будут другими. К тому же ты грузин. А по нашим законам союз бывает только после венчания. Сначала ты захотел Мариам, но спустя два года вернул ее отцу. Теперь что же, черед за Таминой?
– Возможно, так, отец. И не надо про Мириам, и она, и ее отец остались довольны нашим временным браком. Я с лихвой заплатил им. Я же говорю, что не создан для одной женщины. Все равно я не смогу терпеть ее, как вы матушку, долгие годы. А уж любить кого-то я точно не способен, чувствую это, оттого и венчание явно не для меня.
Заложив руки за голову, Амир лежал на широкой кровати в комнате для гостей. В свою спальню к Тамине он не пошел, ибо совсем не чувствовал интимного желания к ней. Он ощущал, что все его тело устало от многодневных испытаний и нуждается в отдыхе, но сон никак не шел к нему.
Мысли о зеленоокой красавице травили его существо. Уже было за полночь. Образ Софико, соблазнительный, манящий, дерзко вклинивался в его мысли, не давая ему расслабиться ни на минуту. Его воспоминая воскрешали ее чудные зеленые очи, обрамленные темными ресницами, трогательный невинный взор, чувственные полные губы, румянец, который придавал красок ее нежной коже, непокорную гриву светлых золотисто-медовых волос, изящный стан с тонкой талией, округлыми девственными грудями и точеными ногами. И Амир ощущал, что безумно хочет увидеть Софико. Все его существо просто жаждало оказаться теперь во дворце князя Асатиани, где была она. Ощутить ее неповторимый сладостный свежий аромат, который он запомнил еще с того дня, когда впервые прикоснулся к ней, вытаскивая ее из перевернутой кареты.
Он упорно пытался выкинуть образ юной невесты Серго из своих дум, но не мог. В какой-то момент Амир ощутил, что его тело начало возбуждаться, как и тогда, когда он проснулся поутру в ее объятиях, и как вчера вечером в ее спальне. Ему неистово хотелось вновь очутиться там, на берегу реки, наедине с ней. Или вновь ощутить ее легкое тело на своих плечах, когда он нес ее. Или, вновь забыв про все и смотря только в бездонные озера ее глаз, сорваться в пропасть, спасаясь от сванов. Эти воспоминания, упоительные, сладостные, бередили душу мужчины, и он глухо вздыхал, зная, что эта девица не может принадлежать ему, но его душа отчаянно жаждала, чтобы все было иначе.
В дверь осторожно постучали. Амир напрягся. Тут же поняв, кто это мог быть в такой поздний час, быстро перевернулся на живот, желая скрыть свое возбуждение. В комнату медленно вплыла Тамина. Она приблизилась к кровати и ласково вымолвила:
– Ты не спишь, дорогой?
– Тамина, я устал, – вымолвил Амир недовольно сквозь зубы, желая, чтобы она ушла.
Асатиани прикрыл глаза и сделал вид, что дремлет.
Женщина не прореагировала на его холодный тон, присев на кровать, наклонилась над ним и проворковала:
– Я только поглажу твою спину, чтобы ты расслабился и уснул, дорогой.
Ее рука уже ласково провела по его плечу. Он дернулся и скинул ладонь женщины, процедив:
– Я так не усну. Уходи. Когда захочу, я сам приду.
Тамина поджала губки и, вздыхая, поплелась к двери. Уже через миг она исчезла из гостевой спальни, а Амир стремительно перевернулся обратно на спину и тяжело выдохнул, прикрыв глаза. Вновь соблазнительный обнаженный стан Софико всплыл перед его закрытым взором, как тогда у реки.
Уже через полчаса он зло выругался и вскочил на ноги. Быстро надев темные штаны, простую холщевую рубаху, короткий архалук и мягкие сапоги-цаги, он торопливо вышел из комнаты. Зайдя по дороге в оружейную, захватил с собой одну из шести шашек, что были закрыты в специальном ящике для оружия, и устремился на двор.
Дом уже спал. Амир быстро достиг заднего двора и приблизился к небольшому заграждению. Здесь находилось специальное поле для тренировок в военном искусстве. Деревянный облезлый болван, напоминающий силуэт человеческой фигуры, стоял посреди квадратной утоптанной площадки. Умелым движением вытянув шашку из ножен, Асатиани начал оттачивать приемы боевого нападения на безмолвном противнике, нанося умелые сильные удары.
На исходе четвертого дня Амир вернулся обратно в Тернали. Более четырех дней он не смог выдержать в доме отца. Все его существо стремилось туда, во дворец князя Асатиани, где теперь жила Софико. В мрачном настроении мужчина въехал на территорию усадьбы, с одним только желанием: хотя бы на миг, хотя бы издалека увидеть ее. За эти долгие мучительные дни он осознал, что его душа не просто стремится увидеть девушку, а тоскует по ней.
И все эти четыре дня Амир боролся с самим собой и пытался убить на корню свое влечение к Софико и мысли о ней. Однако все эти дни, едва он немного забывался, думы о ней тут же начинали терзать его существо. Невольно он стал упиваться воспоминаниями о том времени, когда девушка вынужденно находилась рядом с ним. Он с восторгом и трепетом вспоминал те моменты, когда мог прикасаться к ней, открыто и долго смотреть в ее прелестные глаза и подолгу говорить с нею. Словно за те пять дней, которые они повели вместе в горах его душа привыкла к ее близости и теперь вновь требовала общения с девушкой.
Устремив коня к парадному крыльцу галопом, Амир резко осадил своего жеребца у цветников, ибо в эти мгновения Серго и Софико садились на оседланных коней, которых услужливо держал под уздцы парнишка-конюх. Поняв, что молодые люди собрались на верховую прогулку, Амир остановил своего жеребца неподалеку и вперился гнетущим страстным взором в девушку.
Сильно приталенное грузинское платье шоколадного цвета красиво обтягивало ее изящный силуэт и подчеркивало округлость бедер и пикантную полноту высокой груди. Ее длинные рыже-русые волосы, заплетенные в две толстые косы, венчала небольшая бархатная шапочка-стойка с прозрачной тюлевой вуалью, которая красиво спускалась на ее спину. Такие платья носили все грузинские девицы-дворянки и так же убирали волосы в косы. Амир тут же ощутил, как от вида Софико его сердце наполнилось трепетным удовольствием и желанием. В этом грузинском наряде, с этими косами, которые доставали до ее бедер, девушка показалась ему невероятно юной и невозможно родной. Видимо, Верико Ивлиановна исполнила просьбу мужа и помогла с грузинскими нарядами Софико.
Амир проворно спешился и громко поздоровался по-русски:
– Приветствую тебя, Серго. Здравствуйте, Елена Дмитриевна.
Двоюродный брат бросил на него безразличный взор и быстро ответил:
– Здравствуй, Георгий.
Только на миг зеленый яркий взор девушки остановился на Амире, и она тихо вымолвила:
– День добрый, Георгий Петрович.
И тут же ее взгляд переместился на Серго.
Амир мрачно отметил, что девушка смотрит на Серго как-то чересчур влюбленно и заворожено. На него же, Амира, она бросила словно вынужденный взгляд и тут же потеряла к нему интерес. Серго помог Софико взобраться в седло, а затем сам уселся на своего коня. Амир все это время стоял на прежнем месте, рядом со своим жеребцом и цензорским гнетущим взором следил за каждым их движением и за каждой эмоцией на красивом лице Софико.
Девушка даже не смотрела в его сторону, поглощенная созерцанием его братца. Амир ощущал, что его сердце наполняется неистовым бешенством от ее ледяного безразличия по отношению к нему к Амиру. А ведь он как минимум два раза спас ей жизнь. И затем долгие версты тащил ее на себе через долину. Именно из-за нее он терпел двое суток издевательства сванов, боясь, что при его малейшем неверном поведении ее могут ранить или убить. А она, видимо, считала, что все это было в порядке вещей.
Уже через минуту молодые люди ускакали прочь со двора.
Как и по приезде с Софико в княжеский дворец шесть дней назад, Амир ощущал, что его душат негодование, досада и ревность к этому слизняку Серго, который даже палец о палец не ударил, чтобы спасти ее. А эта неблагодарная девица смотрела на этого смазливого глупца такими восторженными глазами, словно была готова отдаться Серго прямо теперь. Он же, Амир, так жаждал, так хотел увидеть ее вновь и хоть на миг приблизиться. Но ее взор, холодный и отстраненный, тут же отрезвил его. Асатиани нахмурился, не зная, что сделать, чтобы Софико обратила внимание на него, а не на этого мерзкого Серго.
И тут Амира осенила мысль о том, что, возможно, Софико не видит его страстных порывов? Возможно, она просто не понимает, как он заинтересован в ней? Может, ей просто надо сказать об этом? Эта мысль весьма пришлась по душе мужчине, и он, размышляя об этом, развернулся и окликнул мальчишку, велев забрать у него коня.
В этот момент на крыльце появился Леван Тамазович. Увидев Амира, он громко позвал его:
– А Георгий! – старый князь спустился на несколько ступенек вниз, Амир подошел к нему и, поклонившись одной головой, поздоровался. Леван по-отечески похлопал его по плечу и сказал: – Хорошо, что ты вернулся так скоро. У меня как раз для тебя есть поручение.
– Слушаю, Леван Тамазович.
– Серго хочет сделать подарок своей невесте. Ты должен завтра же съездить с Серго к Микеладзе и присмотреть для Елены Дмитриевны кобылу.
– Но разве Серго не может сам?
– Нет, – вымолвил тут же старик. – У Мекеладзе лучшие скакуны во всей округе, ты знаешь об этом, но и безумно дорогие. Я не хочу, чтобы Серго ошибся и купил дорогую неподходящую лошадь. Елена Дмитриевна изысканная избалованная барышня, она в столице привыкла к самому лучшему. А ты хорошо разбираешься в лошадях. Так вот, завтра поутру поедешь с ним и с Еленой Дмитриевной в усадьбу Мекеладзе.
– Я понял, дядя.
– Вот и славно, – довольно заметил Леван и вновь похлопал Амира по плечу.