Связанные

Глава 24. Заступничество

Суд завершился, но жители Формо, обрадованные, напуганные или попросту обескураженные неожиданным исходом, расходиться не спешили. Напротив, мало-помалу людей, стягивающихся во двор крепости, чтобы самим взглянуть на нового управляющего, становилось всё больше: буря миновала, и присущие жителям Эм-Бьялы практичность и любопытство незамедлительно взяли своё. Не прошло и нескольких минут, а торговцы уже направили к Нильсему настоящую делегацию во главе с представителями из самой зажиточной и уважаемой семьи. Не отставали и мастеровые, за которых говорили старшие их цехов. Не хватало разве что старосты предместий — но этот недосмотр сразу же исправили, и вот уже мальчишка вихрем понёсся вниз по улице, поднимая пыль и сверкая голыми щиколотками. Нильсем успел послать Эйдону укоризненный взгляд, в котором отчётливо читалось немое «За что?», после чего окончательно растворился в толпе желающих выразить своё почтение и заверить в своей готовности оказать любую посильную помощь.

Эйдон спрятал ехидную улыбку: в своё время Нильсем Ль-Дален, барон Лейна, настолько не желал заниматься делами своего надела, что при первой же возможности переложил обязанности на брата и сбежал в дозор на южную границу. Оттуда его, впрочем, уже через несколько лет вернули родители — только ради того, чтобы увидеть, как их неугомонный сын сразу вступает в королевскую гвардию. И вот, столько лет спустя, судьба наконец-то догнала Нильсема; теперь ему предстояло превратиться в настоящего управляющего: вникать в проблемы вверенного посёлка, разбирать споры и тяжбы и, самое главное, вести светские беседы со своими подопечными.

Впрочем, Эйдон выбрал Нильсема вовсе не для того, чтобы подшутить над товарищем, а потому что отлично знал: как бы ни старались предприимчивые подопечные нового управляющего, любые попытки умаслить сотника королевской гвардии, дабы тот не относился к своим обязанностям слишком серьёзно, были заранее обречены на провал. Формо ждали сорок дней порядка, дисциплины и не слишком бросающихся в глаза, но тщательных проверок всего, что покажется новому управляющему подозрительным.

Эйдон не отказался бы задержаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем, но склонившийся в поклоне ль-киим уже молчаливо напоминал, что присутствие высокого гостя требовалось в другом месте. Капитан в последний раз окинул взглядом осаждающую Нильсема толпу и со вздохом последовал за слугой.

На втором этаже, в просторном кабинете Бравила-старшего, его уже дожидались истинные властители Формо — канцелярские служащие в компании объёмной кипы бумаг, требующих внимания, прежде чем гвардейцы смогут отправиться в путь.

— Приговор мастера Амелина, Ваше сиятельство, извольте подписать. Благодарю вас. И вот здесь, Ваше сиятельство… — почтительно бубнил немолодой секретарь, такой же иссохший и пожелтевший от времени, как и пергаменты, которые словно из ниоткуда появлялись на столе перед Эйдоном. Тот не спорил, принимая канцелярскую рутину как неизбежное зло, и уверенными движениями раз за разом выводил на документах своё имя и титул.

Постепенно стопка пергаментов переместилась с одной стороны письменного стола на другую. Однако не успел капитан обрадоваться своей маленькой победе, как на столешницу опустилась пачка постановлений о помиловании, по одному на каждого прощённого участника восстания. Следом настал черёд и нескольких десятков «Показаний обвиняемого, записанных с его собственных слов», один вид которых заставил Эйдона поморщиться. Эти документы представляли собой совершенно особый жанр, рождённый в умах самых прожжённых бюрократов, не иначе как для таких же тонких ценителей изящной словесности. И хотя содержание «Показаний» не отличалось особым разнообразием, Эйдону всё же пришлось внимательно ознакомиться с текстами, медленно продираясь через сложный почерк с бесчисленными завитушками и абсолютно немыслимые грамматические обороты. Только убедившись, что в документах не упоминается ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее в Формо, капитан смог вздохнуть с облегчением и наконец-то отделаться от необузданного творчества работников канцелярии.

Подписанные и одобренные бумаги попадали в цепкие руки младших служащих, скреплялись между собой, бережно сворачивались в свитки и обвязывались тонкими тесёмками. В таком виде их должны были передать на хранение, однако прежде Эйдону пришлось дождаться, пока секретарь надиктует приказ, обязывающий служащих поместить документы в архив в отсутствие в посёлке управляющего, а заодно и указы о временном отстранении Бравила-старшего и назначении Нильсема на его место…

Вырваться из царства бюрократии удалось только ко второму пересвету, когда солнце ещё не клонится к закату, но уже приобретает насыщенный оранжевый оттенок. Первым же делом Эйдон справился у слуги, куда определили раненого Вильёна, и, получив ответ, направился в противоположное крыло крепости. Там он почти сразу нашёл приоткрытую дверь, из-за которой доносился пряный запах мазей и настоек, и заглянул внутрь.

Из глубины комнаты раздавался сдавленный хрипящий свист: Вильён, опоенный сонными травами, спал. Слуги сняли с гвардейца кирасу, стянули стёганную рубаху и аккуратно сложили доспех в углу. Грудь не скупясь натёрли сильно пахнущими обезболивающими мазями и тщательно перебинтовали несколькими слоями ткани; тонкая повязка проходила и через голову, удерживая травяной компресс на носу.

Жизни гвардейца ничего не угрожало, но даже при хорошем уходе сломанные рёбра будут срастаться ближайшие тридцать, может быть, даже сорок дней, так что ни о каком путешествии в столицу не могло быть и речи. Эйдон хотел было развернулся, чтобы так же неслышно закрыть за собой дверь, как вдруг ритм дыхания Вильёна изменился, стал менее размеренным, тяжёлые со сна глаза медленно приоткрылись и кое-как сосредоточились на дверном проёме.

— Зашёл проведать, — объяснил Эйдон и, более не таясь, широким шагом пересёк комнату. — Завтра утром мы с Анором отправляемся в столицу.

Вильён вяло зашевелил губами, но действие трав ещё не окончилось, а потому вместо связной речи получалось лишь слабое бормотание. Чтобы разобрать хоть что-нибудь, капитану пришлось наклониться к раненому почти вплотную.

— Вдвоём?

— Оставил Нильсема за старшего, пока всё не уляжется.

Вильён издал короткий смешок — но в то же мгновение скривился и зашипел от боли. Эйдон понимающе улыбнулся:

— Он в полном восторге, это верно. Как узнал, разве что в пляс не пустился.

— За… застрял… сотник, — Вильён нашел в себе силы говорить. — Не сразу… пришлют.

Эйдон покачал головой:

— Формо не нужен новый управляющий, Бравил и без того неплохо зарекомендовал себя во время восстания. Что этому посёлку действительно нужно, так это немного порядка и напоминание, что о его жителях не забыли. Не даром ведь жрец выбрал именно это место — наверняка искал поселение, куда редко заглядывают вель…

— Подожди, — Вильён широко распахнул глаза и наморщил лоб. — Я же… ту вельменно… то есть, не совсем, но… кинжалом…

— Кроме нас никто этого не видел, — успокоил гвардейца Эйдон, покосившись на дверь. — А Её светлость не в претензии.

С губ раненного сорвался вздох облегчения, однако уже в следующий миг он уже вновь хмурил брови:

— Вот, значит… как. Выходит, местным… просто не повезло.

— Не повезло, — спокойно согласился Эйдон. — Но если тебя это утешит, я сделал для них всё, что мог.

Вильён слабо кивнул и закрыл глаза.

На прощание капитан крепко сжал плечо раненого гвардейца, после чего вышел в залитый тёплым оранжевым свечением коридор и неторопливо направился к выходу. На первом этаже ему на глаза попался один из младших слуг управляющего, и Эйдон не теряя времени, жестом подозвал парня к себе.

— Разыщи девушку, которая служила Её светлости, распорядись от моего имени, чтобы она собрала припасы для двоих на четыре дня пути. Когда всё будет готово, пусть найдёт меня у ворот. И ещё, как закончишь, проследи, чтобы там поставили что-нибудь, на чём можно сидеть.

— Табурет или лавку, Ваше сиятельство? — деловито осведомился слуга.

— На твоё усмотрение, — отмахнулся Эйдон. — Хоть чурбак для колки дров.

Распоряжение было незамедлительно исполнено, и не далее чем через четверть часа капитан с удобством разместился в тени частокола Формо, сидя на не слишком изящном, но вполне надёжном табурете, и сжимая в ладони тёплую чащу трубки. Впервые за долгое время он мог позволить себе просто полюбоваться пасторальным пейзажем и насладиться тишиной. Впрочем, по-настоящему отдохнуть Эйдону так и не удалось: не успел он расслабленно откинуться на брёвна частокола, как из-за ворот показался хмурый и измученный Нильсем в компании уже бывшего управляющего Бравила.

— Не против, капитан? — сотник с сомнением огляделся по сторонам.

— Это я у тебя должен спрашивать, управляющий, — ухмыльнулся Эйдон, после чего добавил с преувеличенной серьёзностью: — Если хочешь, могу даже принести свои нижайшие извинения за то, что позволяю себе не вставать.

— Сим до конца дней дарую тебе право сидеть в моём присутствии, — в тон ему отозвался Нильсем.

Бравил покосился на гвардейцев с плохо скрываемым неодобрением. Однако Нильсем обратился к нему с уточняющими вопросами о вверенном ему Формо, и чиновник, спохватившись, как ни в чём ни бывало рассыпался в любезностях, старательно делая вид, что искренне желает помочь своему сменщику. Выглядело вполне естественно, хотя напряжённая поза бывшего управляющего со сцепленными в замок руками, одеревенелой спиной и блуждающим взглядом, направленным куда угодно, только не на собеседника, выдавали, что мысли его были заняты совершенно иным.

— Тебя что-то беспокоит, Бравил? — пришёл на помощь Эйдон, когда стало понятно, что чиновник почти не следит за ходом разговора и всё чаще отвечает на вопросы невпопад.

— От всего сердца благодарю Ваше сиятельство за чуткость и участие.

С этими словами Бравил торопливо согнулся в поклоне — однако прежде, чем круглое лицо управляющего скрылось из виду, Эйдон всё же успел заметить, как на нём проявилось выражение неподдельного облегчения, странным образом смешанное с бессилием и страхом. Он был рад возможности заговорить.

— То наказание, о котором вы изволили упомянуть на площади, Ваше сиятельство… — Бравил не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу. — Верно ли я понимаю, что тогда вы описали судьбу, ожидающую зачинщика этого… восстания? Провести жизнь, медленно сходя с ума в своей камере, лишившись зрения, слуха и… и всего остального? Неужели у наших правителей, столь же добродетельных, как и милосердных, не найдётся хотя бы капли сочувствия для моего сына?

Эйдон отвернулся, крепко стиснув в зубах трубку, чтобы спрятать кривящиеся против воли губы. Он с самого начала предвидел этот разговор, но так и не сумел придумать, что сказать отцу, которому предстоит навсегда расстаться с сыном.

Бравил между тем продолжал:

— Клянусь, Ваше сиятельство, все его действия стали результатом помешательства; будучи в здравом уме, мой сын никогда не пошёл бы на подобное — это просто немыслимо! После всего, что сделала для нас семья Винце, он бы скорее умер, чем стал бы перечить вельменно. Поверьте, не будь я уверен, я бы никогда не осмелился…

Эйдон не прислушивался, поскольку отлично знал, что пытается сказать ему бывший управляющий. Как ни странно, капитан был с ним полностью согласен: то, что в этом деле не обошлось без раха, было настолько же очевидным, как и то, что день сменяется ночью, и если бы не проклятый мятеж, парень и вовсе отделался бы сравнительно мягким наказанием. Однако как поступить с юным бунтовщиком теперь, было решительно непонятно.

— Не знаю, — наконец честно признался Эйдон, выпуская к небу тонкую струйку сизого дыма. — Её светлость дала понять, что твой сын мог действовать не по собственной воле, однако когда именно он попал под влияние чудовища, ещё предстоит выяснить. Впрочем, на твоём месте я бы не питал особых надежд на этот счёт.

Бравил резко подался вперёд, протянул руки, словно хотел ухватить Эйдона за рукав:

— В таком случае, Ваше сиятельство, — с болью выдохнул он. — Я не прошу вас выступать в его защиту, но если однажды перед вами встанет выбор, заговорить или промолчать, — молю, пусть вельменно узнают то, на что указала вам Её светлость. Они прислушаются к её словам, вот увидите… Но если этого окажется недостаточно, и моему сыну всё же предстоит умереть, то, прошу вас, сделайте так, чтобы хотя бы смерть его была быстрой и лёгкой.

Эйдону было непросто выдержать взгляд безутешного отца. Обещать что-либо в таком деле было невозможно — знать бы ещё, какой приём ждёт его самого, — однако голова, словно безо всякого участия воли, уже качнулась в утвердительном кивке.

— Благодарю вас, — голос управляющего был почти неразличим в шелесте тёплого вечернего ветерка.

Он помолчал, безучастно разглядывая что-то у себя под ногами, но затем, по-прежнему не поднимая глаза, сбивчиво заговорил вновь:

— Ваш человек позволил мне поговорить с сыном. Недолго, меньше четверти часа, и только в своём присутствии, но и то хорошо… Мне известно, что произошло на кухне прежде, чем Её светлость изгнала ту… ту мерзость, что присосалась к Аоле. Хвала всем Великим силам, что госпожа успела вовремя! Но позвольте спросить: быть может, Её светлость поделилась с вами… может, сказала… как долго?

Эйдон скрипнул зубами. Ответил он не сразу.

— Только то, что теперь твоей дочери суждено прожить меньше, чем было отмерено. Мне очень жаль.

Взгляд бывшего управляющего потух, руки плетьми повисли вдоль тела, спина сгорбилась, словно ему на плечи легла вся тяжесть мира. С тяжёлым вздохом, наполненным непередаваемой тоской, Бравил медленно развернулся на ватных ногах, а затем, так и не произнеся больше ни слова, покачиваясь прошёл через ворота и не разбирая дороги побрёл вверх по пустынной улице.

Останавливать его Эйдон не стал. Однако, глядя в спину безутешного отца, капитан твёрдо пообещал себе не скупиться и при первой же возможности отправить в Формо мэтра Миримана — лекаря, чьим заботам он уже много лет вверял свою собственную семью. Пусть мёртвым уже ничем не помочь, но, быть может, хотя бы у ребёнка ещё оставалась надежда.

Нильсем выждал, пока управляющий отойдёт на достаточное расстояние, после чего, скрестив руки на груди, привалился к частоколу.

— Уверен, капитан? — задумчиво спросил он.

— Уверен — в чём?

— В том, что вам с Анором следует тащить парня с собой? Я понимаю, что за восстание могут судить только вельменно, но сейчас не то время — никто не станет проводить расследование. В столице этого торгаша не ждёт ничего, кроме мучительной смерти. Так какой смысл растягивать агонию?

Эйдон отлично понимал, к чему клонит Нильсем. Самым простым способом разрубить сложившийся клубок стала бы немедленная казнь Бравила-младшего: без суда, либо ссылаясь на приказ Её светлости — что, в каком-то смысле, означало одно и то же.

«Интересно, это вельменно заранее предвидела будущие сложности или рах попросту желал избавиться от неудобного свидетеля?»

Однако как раз в этот момент до слуха Эйдона донеслись мягкие семенящие шаги, а потому прийти к какому-либо заключению он так и не успел — из Формо выпорхнула стройная девушка в тёмно-синем платье с белоснежным фартуком, украшенным тонкой вышивкой. Служанка резко затормозила, развернулась к гвардейцам и замерла, сложив руки на животе и чуть-чуть склонив голову к плечу. На фоне сизого вечернего неба её голубые глаза приобрели ещё более насыщенный оттенок, чем прежде.

Следом, едва поспевая за своей энергичной сестрой, из ворот показалась её точная копия: такое же платье и фартук, те же миловидные черты и волосы цвета тёплого меда, собранные в высокий пучок и подвязанные лентой; тот же внимательный взгляд — если бы не глаза, напоминающие оставленные на солнце кусочки янтаря, и не смертельная бледность, заливающая лицо, то для того, чтобы различить сестёр между собой, пришлось бы основательно потрудиться.

Девушки приветствовали гвардейцев реверансами — и, возможно впервые в жизни, в слаженность их движений закрался изъян. Голубоглазая Инара грациозно взялась за края платья, отвела ногу и изящно присела, почтительно склонив голову. Кареглазой Энаре, напротив, не хватало твердости и уверенности, отчего могло показаться, что каждое движение вызывало у неё тяжёлый приступ головокружения. В какой-то момент Инара даже подставила сестре локоть — что, к счастью, казалось пока излишним.

«Ещё не оправилась», — отметил очевидное Эйдон, немедленно пряча трубку. Его первым порывом было подняться и усадить девушку на своё место — но поступить так означало жестоко её опозорить. Если уж что-то и нужно было сделать, так это как следует дать по шее Борру, ль-кииму, служащему в семье управляющего Бравила, который хоть и сумел безупречно вышколить слуг, но почему-то не додумался попросту приказать пострадавшей как следует отдохнуть.

Между тем Инара выпрямилась и бодро отрапортовала:

— Ваше сиятельство, припасы на четыре дня собраны и уложены в сумки. Мы позволили себе добавить к вашей поклаже два тёплых пледа, огниво и трут, надёжный кристальный светильник и кулёк с яблочной пастилой.

— Всего один? — добродушно ухмыльнулся Нильсем. — Вы очень рискуете, девушки: нашему Анору этого будет как раз на один зуб.

— Мы поищем и найдём ещё, — со всей серьёзностью заверила сотника Энара. — Кроме того, мы будем весьма признательны, если Ваша милость окажет нам любезность и подробнее расскажет о вкусах господина Анталя…

Нильсем не выдержал и опустил голову. Плечи его дрожали.

Сестры обменялись неуверенными взглядами.

— Не обращайте внимания, — вмешался Эйдон. — «Господину Анталю» придётся довольствоваться тем, что есть. — Он обернулся к Энаре и, поколебавшись, сочувственно заметил: — Не ожидал увидеть тебя так скоро.

— Благодарю, Ваше сиятельство. Ль-киим Борру часто повторяет, что «труд — лучшее лекарство». — Служанка замолчала, а затем, видимо, оценив выражение лица собеседника, поспешно добавила: — Но позвольте заверить: я сама хотела как можно скорее покинуть «Гнездо» — так мы зовём крепость в центре Формо.

— Вот как? — вежливо удивился Эйдон, побуждая девушку продолжать.

— Там очень страшно, — не удержавшись, встряла в разговор Инара — за что тут же поплатилась, когда сестра как могла незаметно завела руку ей за спину и дёрнула за платье.

— Прошу прощения за неподобающее поведение, — как ни в чём ни бывало извинилась Энара. Однако Эйдон уже пристально вглядывался ей в лицо.

Девушка смущённо опустила глаза:

— Это едва ли заслуживает внимания, Ваше сиятельство. Просто после… после всего, что случилось, я почувствовала, что мне непросто находиться внутри. Даже теперь, когда в Формо не осталось чудовищ, мне всё равно кажется, что… что в крепости на меня смотрят стены. Наверное из-за того, что мне стыдно: я не заметила нападения и не сумела защитить юную госпожу.

— Насколько я понял, не так уж много можно было сделать, — заметил Нильсем.

— Иногда мне тоже становится не по себе, — поддержала сестру Инара. — Хотя у меня есть вот это. — С этими словами девушка вынула из-за пазухи деревянный амулет на переплетённом цветными нитками кожаном шнурке. — Это дал мне М… один из ваших гвардейцев. Он сказал, это не позволит призракам меня увидеть.

Эйдон кивнул — теперь понятно, отчего сёстры держатся вместе даже несмотря на слабость одной из них: рассчитывают, что силы оберега хватит на двоих. Но неужели они планируют не отлипать друг от друга до конца своих дней?

— Как же вы собираетесь работать? — удивился Нильсем, который, похоже, пришёл к тем же выводам.

— Мы… Наверное, мы уедем, — нерешительно ответила Энара. — Вам известен город Лим, Ваша милость? Он лежит у Оленьего озера и через него проходит большой тракт. Там живёт наш дядя; возможно, он согласится нас принять.

— Скорее уж большой торговый посёлок, нежели город… — рассеянно поправил Энару Нильсем и с сомнением поглядел на Эйдона.

— Уверены? Путь до Лима неблизкий, и как бы тщательно люди графа Нарди ни охраняли тракт, две одинокие девушки быстро попадут в неприятности.

— Мы хотели добраться до почтовой заставы вместе с купцами из Формо, а затем присоединится к каравану, идущему на торг в Лим, — ответила Инара. — Ваше сиятельство полагает, это опасно?

— Отчего же, ещё вчера я бы сказал, что это вполне разумный план, при условии, что вам есть чем рассчитаться с караванщиками. Так у вас были бы провожатые, которые помогли бы вам вернуться, если бы ваш дядя обнаружил, что не готов принять племянниц.

Девушки переглянулись, после чего Энара осторожно спросила:

— Но что изменилось сегодня, Ваше сиятельство?

— Сегодня Его сиятельство собственноручно перевёл всех торговцев Формо, состоящий во второй гильдии, в третью, — напомнил Нильсем. Заметив в глазах служанок непонимание, сотник пояснил: — Это означает, что в ближайшие несколько лет никто из них на торг не отправится. Боюсь, вы здесь застряли.

На лицах сестёр застыло испуганное выражение — настолько похожее, словно и оно тоже возникло в результате ежедневных репетиций.

— Возможно, у меня есть решение, — медленно проговорил Эйдон. — Но прежде, — он перевёл взгляд на голубоглазую Инару, — я хотел бы с тобой кое-что обсудить.

— Со мной?

Эйдон вздохнул — ему предстояло проявить вопиющую бестактность. Выдержав небольшую паузу и поразмыслив о том, как ему следовало бы всё это преподнести, капитан с сожалением пришёл к выводу, что хорошего способа изложить суть дела попросту не существует. Не оставалось ничего другого, кроме как задать прямой вопрос.

— Что ты ответила на предложение моего гвардейца?

Реакция была именно такой, какой ей и следовало быть. Ошарашенная Инара побледнела, как полотно; щёки густо залились краской; девушка смешалась, заломила руки и часто заморгала, как если бы перед ней возникло привидение. Почти такая же реакция была и у Энары. Она изумлённо обернулась к сестре — и хотя не было произнесено ни слова, невысказанный вопрос огромными, не меньше, чем в локоть шириной, буквами был написан у неё на лбу.

Инара не выдержала такого напора и попятилась, но Энара тут же ловко поймала её запястье и удержала на месте.

— Н-ни-ничего! Я ис-испугалась и убежала! — Девушка загнанно огляделась по сторонам и спросила совсем тихо: — А разве нужно было ответить сразу? Кто же обсуждает такие вещи прямо на улице…

Эйдон не сумел сдержать улыбку. Нильсем хлопнул себя по бедру:

— Мартон, конечно, хорош, это надо же было до такого додуматься… Имей в виду, девушка, этот сердцеед, скорее всего, даже не понял, насколько оскорбительным было его поведение. У них на востоке такие вопросы решаются быстро: понравилась девушка — делай предложение, пока его не сделал кто-то другой. Да оно и понятно, людей там мало, все друг друга знают, всё на виду. Но здесь, в землях Его Величества, пусть сначала покажет себя: сложит немного денег, заслужит землю, чтобы было, где поставить дом, сватов, как положено отправит — вот тогда можно будет и поговорить.

Энара, которая по-прежнему не выпускала запястье сестры, серьёзно кивнула, всем видом показывая, что полностью одобряет подобный основательный подход.

— Я спрашиваю не из праздного любопытства, — продолжал тем временем Эйдон. — Тебе следует знать, что Мартон не просто покинул Формо, сопровождая Её светлость. Он пропал, и нам ничего не известно о его судьбе.

Эйдон заметил, что как лицо Инары вытягивается от удивления и испуга, и поспешно вскинул руку, предвосхищая вопросы.

— Там, на площади, я сказал то, что следовало услышать жителям Формо, а теперь говорю то, что следует услышать вам. Мы не знаем, что именно произошло. Кирис, спутница Её светлости, плохо знакома с нашими обычаями, а потому вполне могла решить, что ей угрожает опасность. Она применила магию — и исчезла вместе с госпожой, прихватив с собой и Мартона. — Капитан обвёл взглядом притихших сестер и серьёзно добавил: — Надеюсь, не нужно напоминать, что всё, о чём мы говорим, является тайной?

Девушки одновременно мотнули головами.

Эйдон перевёл взгляд на побледневшую от волнения Инару.

— Не стану ходить вокруг да около и скажу прямо: тебе вовсе необязательно дожидаться человека, который вполне может быть мёртв. Выброси из головы, живи своей жизнью, как будто ничего этого не было. Никто тебя не осудит.

— Жестоко, — подал голос Нильсем.

— Ничуть, — жёстко отрезал Эйдон. — Жестоко было бы заставлять её делать выбор. Я же указываю на то, что он есть. И к слову, раз уж зашёл разговор о выборе…. Если вы по-прежнему желаете покинуть Формо, я готов прямо сейчас пригласить вас обеих в дом Эртон. У нас небольшой особняк в столице, в настоящее время там живёт только мой сын, но метресса Кивель, наша экономка, неоднократно жаловалось, что ей не хватает рук. Уверен, она по достоинству оценит вашу помощь. Если же вы твёрдо решили отправиться к дяде, нам с гвардейцем Анталем не составит труда проводить вас до Лима. Круг небольшой, в худшем случае потеряем полдня. Правда, вашего дяди может не оказаться в городе, и тогда мне останется только отпустить вас или повторить своё предложение — дела требуют моего присутствия в столице.

Заметив, что Инара уже собирается что-то сказать, Энара предупредительно сжала ей запястье, после чего обратилась к Эйдону:

— Нам следует дать ответ прямо сейчас, Ваше сиятельство?

— А ты весьма осмотрительна, — Эйдон с некоторым удивлением пригладил усы и глянул в сторону Нильсема, словно хотел убедиться, что и тот увидел то же самое. — Что ж, позволь прояснить: вы с сестрой вольны сами распоряжаться своей судьбой, и моё предложение, будучи принятым, ни к чему не обяжет ни её, ни тебя. Что же до твоего вопроса, мы с гвардейцем Анталем отправляемся в путь завтра утром, однако Нильсем Ль-Дален пробудет в Формо по меньшей мере ещё сорок дней. Когда его обязанности будут исполнены, я рассчитываю, что он не откажет в любезности и проводит вас, куда пожелаете.

— Благодарю вас, — она с заметным облегчением отпустила сестру и слабо улыбнулась — возможно, впервые с тех пор, как пришла в себя после нападения.

— Он жив, — вдруг с неожиданной твёрдостью в голосе заявила Инара.

Встретившись с заинтересованными взглядами гвардейцев, служанка смущённо смяла фартук и пояснила:

— Та южанка, Кирис, если она на самом деле хотела защитить госпожу, разве это не означает, что они отправились в безопасное место?

Эйдон поджал губы. Сложно было отказать Инаре в рассудительности, но кто бы поручился, что всё было именно так, как он рассказал? Даже если одарённая на самом деле каким-то образом сумела переместиться в другое место, что мешало ей сразу же прикончить Мартона? Что вообще они знали об этой странной девушке кроме того, что она появилась из ниоткуда, когда Сальвийский дух пообещал исполнить желание Его Величества? Не воин и не полководец, не мудрец и не искусный маг — чем её появление в мире на самом деле могло помочь юному королю Эм-Бьялы?

Оставалось только порадоваться, что, помимо прочего, Кирис совсем не походила и на хладнокровную убийцу — однако на бунтовщика до самого последнего момента совершенно не походил и сын управляющего Формо.

Отчего-то именно эта мысль раскалённой спицей засела у Эйдона в голове.

— Ваше сиятельство так не считает?

Сообразив, что Инара по-прежнему ждёт ответа, капитан заставил себя улыбнуться и как можно мягче произнёс:

— Я считаю, у тебя необычайно ясный ум. Искренне надеюсь, что нам всем ещё предстоит убедиться в твоей правоте.

Он уже собирался отпустить девушек, но Инара неожиданно подалась вперёд и с тревогой спросила:

— Ваше сиятельство, а то, что Его степенство так жестоко накажут в столице — это правда, или вы сказали то, что люди должны были услышать? Потому что, если нужно, я где угодно скажу, что он вовсе не хотел делать все эти ужасные вещи, просто… ой!

В этот момент её платье пострадало уже во второй раз. Энара виновато покосилась на Эйдона, и на какое-то мгновение тому даже показалось, что служанка вот-вот беспомощно разведёт руками. Он и сам удивлённо приглаживал усы, не зная, стоит ли хмуриться в ответ на дерзость или похвалить Инару за смелость и предприимчивость.

В конце концов капитан остановился на среднем варианте: нахмуриться, но при этом не оставлять вопрос без ответа:

— Это решение принимать не мне. Скажу лишь, что от желания или нежелания Бравила уже ничего не зависит, не имеют значения и причины, его на этот шаг толкнувшие: мятежное знамя отнимают вместе с руками. Но почему ты спрашиваешь?

Под тяжёлым взглядом Эйдона Инара сжалась и втянула голову в плечи, как будто это позволяло её занимать как можно меньше места. Смущённо потупившись, она едва слышно шепнула сестре:

— Ты расскажи.

— Ах, теперь я?

Энара на мгновение подняла глаза к темнеющему небу, но тут же взяла себя в руки и придала лицу спокойное выражение. С вежливой полуулыбкой она пояснила:

— Мы знакомы с Его степенством с самого детства. В то время мы даже играли вместе, пока господину управляющем Бравилу не позволили отправить сына на учёбу к вельменно Винце. С тех пор многое изменилось. И пусть Его степенству не пристало вспоминать о подобных глупостях, нам всегда казалось, что он не позабыл о нашей прошлой дружбе — как иначе объяснить, что он всегда был с нами добр и обходителен? Кроме того, Его степенство всегда с большим почтением отзывался о вельменно и мечтал получить такой пост, на котором смог бы служить нашим правителям ещё лучше.

— А вчера он и вовсе вёл себя совсем не так, как обычно, — убеждённо добавила Инара, готовая в любой момент спрятаться за спиной сестры. — Стал злым и раздражительным. Заперся в комнатах и прогнал нас, когда мы хотели узнать, не следует ли послать за знахарем — тогда мы ещё не знали, что знахаря… уже нет. А ещё я слышала, как он разговаривает сам с собой — а раньше такого никогда не бывало.

— «Так нельзя», так он сказал, — морща лоб, подтвердила Энара.

— Вот, значит, как, — Эйдон задумчиво поскрёб подбородок. Жаль, он не знал этого раньше — с другой стороны много ли это изменило бы? К тому моменту дело было уже сделано: рах убил жреца и его ученицу вместе с женихом.

— Прошу прощения за дерзость, но я позволю себе присоединиться к вопросу, — вновь заговорила Энара. — Его степенство на самом деле будет наказан так, как вы сказали? Нам… нам важно это знать.

Эйдон сосредоточенно нахмурил брови и потянулся к сумке, однако в самый последний момент спохватился, вспомнив об этикете, и спрятал трубку обратно. Уже во второй раз перед ним заступались за младшего Бравила. И если отца ещё можно было понять, то поведение сестёр, которые пострадали от его действий не меньше, а в чём-то и больше других, заставляло капитана крепко задуматься.

— Разыщите гвардейца Анталя, — приняв решение, приказал Эйдон. — Сообщите ему, что я желаю видеть пленника.

Служанки встретили эти слова совершенно одинаковыми улыбками. Вежливо распрощавшись, девушки взялись под руки и проворно исчезли в сгущающейся за воротами темноте — жители Формо по-прежнему опасались лишний раз показываться на улице, а потому зажечь светильники в тот вечер было некому.

Как только вечер поглотил шелест ткани и мягкий отзвук шагов, в руках капитана вновь появилась трубка, которую он не откладывая принялся набивать табаком. Нильсем, понаблюдав за размеренными движениями Эйдона, отлепился от частокола, расправил плечи и прошёлся по кругу, разминая ноги.

— Всё-таки собираешься поискать способ сохранить торговцу жизнь, капитан?

Эйдон неопределённо пожал плечами.

«Слабый медиум» — так назвала Бравила Её светлость. Человек, которому можно внушить «почтительность, страх, верность или любовь», которого можно заставить пойти на предательство и убийство. Но что, если возможности рахов не ограничиваются только этим? Что, если Её светлость точно так же могла навязать свою волю Кирис?

Бравил — обычный мальчишка, пусть и прошедший обучение у вельменно, а призрак, взявший его под контроль, хоть и оказался весьма силён, напоминал скорее дикого зверя — невероятно хитрого и упрямого, но, судя по всему, неразумного. Но знания и целеустремлённость вельменно, помноженные на упорство и могущество раха, подкреплённые влиянием на Кирис, странные силы которой пока никто не понимал… Такой союз был гораздо опаснее — и куда более непредсказуемым.

Сейчас одарённая просто переместилась в другое место, но что, если бы она смогла использовать «место силы», чтобы с его помощью попросту сравнять Формо с землёй? Или для этого ей оно и не требовалось? Стоило ли обманываться тем, что пока одарённая больше походила на заплутавшую в тёмном лесу девчонку, чем на грозное оружие в руках Сальвийского духа?

Ответа на этот и на многие другие вопросы у Эйдона не было. Поручение Его Величества было с треском провалено, по миру бродит одарённая в компании с чудовищем, чьи намерения ещё предстояло прояснить, — и им ещё повезёт, если в конечном итоге ею не воспользуются враги Эм-Бьялы и Его Величества.

Впрочем, капитану гвардии Его Величества не престало полагаться на удачу. Эйдон решил ещё раз поговорить с Бравилом, чтобы хотя бы попытаться выяснить, что произошло с сыном управляющего Формо и понять как именно рах влияет на разум своей жертвы. И лучше с этим не затягивать: кто знает, какой приказ Бравил получил от своей «хозяйки» последним? С раха бы сталось внушить юноше, что тот при первой же возможности должен перегрызть себе вены или разбить голову о стену — и тогда вместе с ним погибнут и ценные сведения, без которых предсказать поведение Кирис, в случае, если рах всё-таки возьмёт над ней верх, будет весьма проблематично.

Не следовало терять времени.