— Ваш брат проиграл мне деньги и отказался платить. А вы знаете, что карточные долги нельзя востребовать законным путем?
— Да.
— Тогда понимаете, почему я был вынужден принять меры. Я пригрозил рассказать все вашему отцу: обычно в случае с молодыми людьми это в той или иной степени помогает, — но ваш брат утверждал, что, даже если отцу станет известно, тот никогда не заплатит карточные долги, потому что у него просто нет средств. Подлый тип ваш братец. Он заявил, что, если я сообщу его отцу о том, что он играет в карты, сэр Эдвин прекратит выплачивать ему содержание, а тогда у него будет еще меньше возможностей расплатиться. А еще он сказал, что его отец — строгий судья, который может обвинить меня в запрещенных азартных играх. В сущности, он заявил, что я ничего не могу сделать.
— Да, этому я могу поверить, — согласилась Белла. — Но… играть. Не представляю себе. Не думаю, что кто-то об этом догадывался. Или догадывается сейчас. Он все еще играет?
— Он болен этим, мисс Барстоу, и, значит, играет. Однако он избегает меня, а я — его.
Белла старалась осмыслить эту совершенно иную картину реальности. Огастус всегда был добродетельным и горько сожалел о каждом, пусть самом малом, прегрешении сестер, но особенно это касалось Беллы, потому что она совсем не боялась его.
А, как оказалось, следовало.
Было трудно представить его тайным игроком, но все же это соответствовало тому, что она знала о брате, и его бессердечию.
— Но за что вы наказали меня?
— Это не наказание, мисс Барстоу. Это была сделка. Я не тот человек, от которого можно легко избавиться, но, наведя справки, убедился, что ваш брат сказал об отце правду. Сэр Эдвин люто ненавидел игру и скорее согласился бы, чтобы все узнали, что его сын не платит карточные долги, чем дал бы мне хоть пенни.
— Тогда почему вы не погубили Огастуса вместо меня?
— Потому что это не вернуло бы мне мои деньги. А похищая вас, я думал, что получу их.
— По-моему, вы сумасшедший.
— Безнравственный, но не сумасшедший, мисс Барстоу. Правда, я думал, что любые родители заплатят вполне скромную сумму в шестьсот гиней, чтобы их дочь благополучно вернулась домой.
— Огромная цена, — заметила Белла. — Но как Огастус умудрился проиграть так много?
— За игровыми столами это совершенно незначительный долг.
Белла знала, что это правда, потому что карточные проигрыши лежали за многими трагическими историями, известными в доме леди Фаулер. За одну ночь мужчины теряли все состояние, но Белла с трудом в это верила, хотя, по-видимому, сама стала жертвой игры.
— Значит, вы похитили меня, чтобы получить выкуп? Тогда почему моя семья ничего не знала о выкупе? Они были убеждены, что я сбежала с мужчиной и была им брошена.
— Здесь я серьезно просчитался, — признался Кокси. — В качестве посредника я использовал вашего брата.
— Огастус знал об этом плане?
— Мисс Барстоу, он сам его придумал. Он указал нам место, где оставить записку, и должен был найти ее и передать вашему отцу. Ваш брат должен был понимать, что этот план служит его интересам, но он его вывернул наизнанку и ничего не сказал.
— Что он сделал?
Белла остановилась и в упор посмотрела на Кокси.
Он встретился с ней взглядом, и она увидела, что он говорит правду. Даже по прошествии стольких лет он все еще был зол на Огастуса за обман.
В ней тоже вскипел гнев. Внутри все забурлило от отвращения, и она прикрыла рот рукой, боясь, что ее стошнит.
— Боже правый, почему? Я никогда не любила Огастуса, и он никогда не любил меня, но… как он мог обречь меня на такую судьбу?
— Он никогда не объяснял мне своих, поступков, мисс Барстоу. В то время он убедил меня, что отдал записку, а ваш отец разорвал ее, и вот поэтому я был вынужден действовать по-другому и отвез вас на юг с намерением продать.
— Не могу поверить. — Повернувшись к нему спиной, Белла смотрела на черное ограждение перед кирпичным домом. — Человек не может быть таким подлым. Гораздо вероятнее, что он отдал записку отцу, а отец отказался платить.
— Ваш отец был таким бесчувственным? Но даже если это правда, почему он так обращался с вами, когда вы вернулись?
— Из-за чувства вины?
Она проглотила жгучий комок. Этому Белла и сама не верила. Она не любила отца за его строгие нравоучения и суровый нрав, но он никогда не совершил бы ничего столь очевидно несправедливого. Он наказал бы ее за легкомысленное согласие на тайную встречу и сделал бы все возможное, чтобы похитителей повесили, но он заплатил бы за нее выкуп.
Огастус.
Огастус обрек ее на мучения. Она помнила, как он обращался с ней все годы ее заточения, словно сам был многострадальным святым, а она — смертельной грешницей. Она узнала, что даже ее отъезд из Карскорта он представил в самом неприглядном свете, распустив среди соседей слух, что его непутевая сестра опять убежала с мужчиной. Белле захотелось выдернуть одну из заостренных планок ограды и проткнуть ею его мерзкое сердце.
— И я должна поверить, что вы так просто отпустили его? — Снова повернувшись, Белла посмотрела на стоявшего рядом с ней Кокси. — Что вы так и не получили свои деньги?
— Вижу, вы меня понимаете, мисс Барстоу, — улыбнулся он, обнажив сломанный зуб. — Ваш брат расплатился со мной после смерти вашего отца.
— Вы ждали три года после похищения? Хотя могли прийти к моему отцу со всей этой историей? Это восстановило бы мою репутацию!
— До вас мне никогда не было дела, а сэр Эдвин был не тем человеком, с которым мне хотелось бы связываться. Кроме того, я был предупрежден.
— Огастусом?
— Вашим спасителем. Капитан Роуз велел предупредить меня, чтобы я оставил вас в покое. Я знал, что он тоже не тот человек, с которым стоит связываться.
Капитан Роуз. Расплывчатый образ из ночных кошмаров и мечтаний Беллы. Высокий, черноволосый, в старомодном сюртуке, алом шейном платке и с серьгой в виде черепа. Человек, который волшебным образом достал кинжал и пистолет и встал лицом к лицу с пятью кровожадными негодяями.
Белла давным-давно наглухо заперла под замок тот период своей жизни, но как замечательно, что капитан Роуз старался защитить ее, даже после того как она украла у него лошадь. Поразмыслив над этим, она снова обратилась к Кокси:
— Вы имеете какое-нибудь отношение к сломанной руке моего брата?
— Свою репутацию нужно защищать. — Насмешливая улыбка скривила его губы. — Однажды ночью у него произошла неприятная встреча с бандитами.
Белла помнила, когда на Огастуса напали и украли у него кошелек. Она еще настаивала на своей невиновности и отказывалась выходить замуж за сквайра Тороугуда, когда Огастус вернулся из Лондона с лицом в синяках и со сломанной левой рукой. Кости срослись неправильно, и рука стала немного похожей на лапу.
— После этого, — продолжал Кокси, — он добровольно пожелал платить мне каждый месяц небольшую сумму, и выплатил все с процентами, когда стал наследником. Для меня оказалось приятной неожиданностью, прождав всего три года, покончить с этим делом. Ваш отец действительно умер от прободения язвы?
— Вы думаете?..
— Просто интересуюсь. Когда смерть столь своевременна…
Белла прикрыла рот рукой, осознав наконец весь ужас. Огастус был игроком.
Он всегда знал, что она невиновна.
Он всегда знал, что ее положение — это целиком его вина, и все же был так жесток к ней.
И возможно, он убил отца. Это было просто домыслом, но после всего, что Белла узнала, казалось вполне возможным.
Став наследником, брат вполне мог освободить ее, но вместо этого еще ужесточил ограничения, а она не понимала почему. Это была злость, потому что он считал ее виноватой в своей боли и физическом уродстве.
Белла повернулась, чтобы задать еще один вопрос, но Кокси исчез. Она увидела, что он остановился вдалеке, чтобы поговорить с каким-то джентльменом, и могла догнать его и устроить грозную сцену, но он больше не был ее главным врагом.
Ее главным врагом, причиной крушения всей ее жизни был Огастус, брат.
Белла торопливо шла домой, а мысли продолжали кружиться у нее в голове. И вдруг она осознала новую надвигающуюся беду: Огастус собирался жениться, и жениться на милой, юной и невинной девушке.
Пег узнавала новости от своей приятельницы в Карс-Грин, и последнее пришедшее письмо касалось сватовства сэра Огастуса к мисс Лэнгем из Хобден-Холла. От этого известия Белле стало не по себе, но только потому, что ее брат был холодным человеком. В глазах общества это был бы выгодный брак для мисс Лэнгем, так как ее отец совсем недавно вошел в круг джентри, заработав деньги на торговле — на импорте высококачественной кожи.
Когда Белле было семнадцать, Шарлотта еще ходила в школу, но иногда вместе с родителями посещала некоторые светские мероприятия и производила впечатление девушки скромной, тихой и стремящейся доставлять людям радость. Сейчас ей не могло быть больше восемнадцати.
Увидев несколько портшезов, Белла наняла один и, пока добиралась к своему дому в Сохо, убеждала себя, что Кокси лгал, но его честное признание в собственной низости заставляло верить ему, его версия событий имела определенный смысл. Ее отец, при всей его грубости и строгости, не оставил бы свою дочь в руках негодяев из-за отсутствия шестисот гиней.
С другой стороны, Огастус дошел до полного отчаяния, стараясь скрывать свои грехи, ибо если бы отец узнал о них, то Огастус, а не Белла, оказался бы запертым в Карскорте без единого собственного пенни. Их отец, возможно, не рассказал бы всем соседям об истинном грехе наследника, но все поняли бы, что грех ужасен. Молва распространилась бы, и Огастус уже не мог бы заявлять о своем моральном превосходстве.
Почему он так настойчиво стремился к этому, для Беллы оставалось тайной, но это было так, хотя некоторые люди беззаботно жили и со скандальной репутацией — например, герцог Айторн и его кузен граф Хантерсдаун, и о маркизе Ротгаре и его семье можно было сказать то же самое. Это объяснялось не только высоким положением в обществе, просто их не заботило, что думают о них остальные смертные.
Огастус не относился к такому типу людей, без своего морального превосходства он оставался голым. В первый раз Белла отдала должное повесам за отсутствие у них лицемерия. Ее брат, ее подлый, лживый, лицемерный брат, был гораздо хуже их.
Она должна что-то предпринять, должна помешать его женитьбе — Огастус ни за что не должен разрушить еще одну молодую жизнь. Но как это сделать?
Добравшись до дома, Белла вышла из портшеза и расплатилась с носильщиками, а когда вошла в дом, Китти с беспокойством забросала ее вопросами.
— А где же звезды, мисс? — не унималась Китти.
Звезды? Белла окончательно вернулась к реальности.
— Ах, украшение. Я выбросила его, оно помялось.
Потому что Орион привел ее в панику. Охотник Орион, кем бы он ни был, ничего не значил.
— Попробовать найти его, мисс?
— Что? Эту безделушку? Нет. И перестань болтать, Китти, мне нужно подумать. Принеси чай ко мне в комнату.
Быстро поднявшись по лестнице и на ходу отстегнув шляпу и сняв парик, Белла взглянула на себя в зеркало. Она поняла, что Кокси никогда не узнал бы ее, если бы она не обратилась к нему, но Белла не сожалела об этой встрече: она наконец-то узнала правду.
Неудивительно, что Кокси смотрел на нее с презрением; красная помада на губах и черная краска на бровях изрядно размазались. Взяв салфетку, Белла принялась стирать с лица макияж, но ее мысли все еще были заняты Огастусом и необходимостью действовать.
Постепенно успокоившись и вернувшись к настоящему, Белла поняла, что не сможет жить, все зная и ничего не предпринимая.
Ей хотелось, чтобы у нее хватило мужества просто убить его, ведь у нее был собственный пистолет и она умела с ним обращаться.
Первое, что она сделала, оказавшись на свободе, — это купила пистолет. Ей навсегда запомнилось, как тогда, в «Черной крысе», она держала в руке оружие. В то время она не знала, как им пользоваться, но почувствовала его власть. Она видела, как грубые, жестокие люди попятились при виде оружия у нее в руках.
Ей потребовалось набраться храбрости, чтобы отправиться в мужской мир оружейных мастеров и купить пистолет. Белла Барстоу, вероятно, не отважилась бы это сделать, но Беллона Флинт смогла. Она договорилась о частных уроках в респектабельном заведении, где мужчины практиковались в стрельбе, и до сих пор приходила туда каждую неделю, чтобы пострелять. Она больше никогда не будет такой неосмотрительно беззащитной.
Однако Белла сомневалась, что способна убить кого-нибудь, даже Огастуса, и тем более преднамеренно.
Снова принявшись за краску на лице, она вспоминала, что сказал Кокси о капитане Роузе. Удивительно, что Роуз сделал все, что мог, чтобы защитить ее.
Он странным образом влиял на ее жизнь: это он продемонстрировал ей власть оружия.
И вероятно, без проведенного с ним времени она не смогла бы прийти к решению отказаться от невыносимого брака. Без посеянных тогда семян у нее, возможно, не нашлось бы сил построить новую жизнь.
Если бы только он сейчас оказался здесь, чтобы снова дать ей силы…
Белла посмеялась над собой — это все равно что звать Оберона, волшебного короля.
— О, мисс, в чем дело? — взволновалась Китти, войдя с чайным подносом.
— Ни в чем, Китти. — Белла погасила улыбку. — Кроме этой краски. Она не стирается.
— Вам нужна горячая вода и мыло, мисс. Сейчас принесу.
Китти ушла, а Белла рассеянно смотрела на свое отражение…
Может ли Клаттерфорд помочь ей? Она знала, что эта история приведет его в такое же негодование, как и ее, но можно ли в этом случае обращаться к закону? Даже если бы им удалось снова разыскать Кокси, они никогда не смогли бы заставить его дать показания в суде. Поэтому лучше вообще ни о чем не упоминать, тем более что Белла боялась, как бы ей самой не пришлось нарушить некоторые законы, прежде чем с этим делом будет покончено.
Ей хотелось погубить Огастуса, так же как он погубил ее. Белла выпрямилась. Может ли это быть ее отмщением? Для такого, как он, вполне достаточно просто довести до всеобщего сведения, что он игрок. Конечно, этого совсем не достаточно для кипевшей внутри Беллы свирепой ярости, но репутация Огастуса будет разрушена и Шарлотта Лэнгем спасена.
Однако как осуществить хотя бы это?
Если бы были доказательства, леди Фаулер могла упомянуть его постыдное поведение в своем послании или Белла могла бы распространить собственный рассказ о его грехах. Но прежде всего Белле нужны доказательства, а она не представляла себе, как их получить.
Где мужчины играют в кости и в карты, не попадаясь на глаза тем, кто их знает? Белла пожалела, что не вытащила из Кокси такие детали. Как может кто-то вроде нее — молодая неопытная женщина — проникнуть в такое место, а потом выставить то, что там происходит, на общественное осуждение?
Она снова подумала о капитане Роузе. Да, этот человек, несомненно, знал как. Он, вероятно, и сам был игрок, но Беллу встревожило то, какую дорожку выбрали ее мысли. Нет, она не может отправиться в Дувр в поисках капитана, с которым на короткое время встретилась четыре года назад.
Однако другой план не приходил ей в голову, а она должна что-то сделать, иначе сойдет с ума.
Как только Белла смирилась с таким планом, на нее снизошло удивительное спокойствие. Оно принесло уверенность, которую до этого она испытала только однажды — когда решила, что любой ценой должна убежать из той комнаты в Дувре.
Тогда она боролась против подсознательного желания дождаться освобождения, и ей пришлись преодолеть ужасный страх, но она справилась, и это определенно принесло ей пользу.
Благодаря помощи капитана Роуза.
Нужно выехать как можно скорее, исполнение замысла нельзя откладывать.
Белла полагала, что поездка до Дувра может занять около двадцати четырех часов, но это будет хорошее путешествие со сменными кучерами, которые могут ездить по ночам. В таком случае она будет там через сутки.
Внезапно Белла вспомнила о «Козероге» и пастухе, который, возможно, вернется туда завтра, полный похотливых ожиданий. И это еще одна причина покинуть столицу, хотя он и его искушения были ничто по сравнению с важностью ее задачи — наказать Огастуса.
Был ли ее брат еще и соблазнителем невинных? Или пьяницей? Теперь, когда Белла знала об одном его пороке, она подозревала, что существовало и множество других.
— Китти, — обратилась Белла к служанке, которая принесла горячую воду, — собери мои вещи. Я уезжаю в Дувр.
— В Дувр, мисс?
Китти едва не выронила кувшин.
— Да, в Дувр, и как можно скорее. Пусть Энни закажет мне место на самый ближайший дилижанс.
— Только вам, мисс?
Белла оказалась застигнутой врасплох. В такое путешествие леди следовало взять с собой горничную, но Белла не хотела, чтобы Китти ехала с ней, потому что затея могла оказаться опасной.
— Только мне, — твердо ответила Белла. — В многолюдном экипаже я буду в полной безопасности, а в гостинице найдутся слуги, которые помогут мне, если понадобится. Многие женщины путешествуют таким образом в одиночку.
— Но не леди вашего положения.
— Мое положение не столь высоко. Пока ты собираешь вещи, я отмою лицо. И поеду как Белла, а не как Беллона. Я отправлюсь в платье Беллоны, потому что оно практичнее, но уложи платья, которые мы купили у миссис Морей.
Всего несколько коротких месяцев назад Белле не терпелось спрятаться за Беллоной Флинт: она боялась, что ее могут случайно узнать, и хотела выглядеть некрасивее и старше, чтобы соответствовать обществу леди Фаулер. После Олимпийской пирушки ей понравилось быть самой собой, и это все изменило. Теперь Беллона воспринималась как тюрьма, а Белла — как пара удобных туфель после тех, которые жмут.
К тому же Белла, а не Беллона, должна жестоко отомстить сэру Огастусу Барстоу.
Огастус.
Причина всех ее страданий.
Белла Барстоу увидит его в аду — она дала себе клятву, — даже если ей самой придется отправиться туда вместе с ним.
Как только загадочная Келено ушла, Торн снял маску и убрал в саквояж, который сейчас вез домой словно простой слуга на посылках. Одетый в синюю ливрею с серебряными галунами, он был фактически незаметен в фешенебельном Лондоне, а быть незаметным — это дорогое удовольствие.
Иногда он играл роль слуги, просто чтобы на часок-другой избавиться от надоевшего герцога Айторна. Капитан Роуз был более приятной заменой, но Торн вот уже несколько месяцев не прибегал к перевоплощению в него и не знал, как долго еще сможет выдержать.
Он выходил в море на «Черном лебеде», но как владелец, герцог Айторн, а это не одно и то же: он был вынужден держаться на расстоянии от людей, с которыми пил и веселился как Роуз.
Даже у Георга, короля Англии, были детство и юность без всякого бремени, но Торну такая милость не была дарована. В самых ранних его воспоминаниях присутствовали люди, говорящие: «Пора спать, ваша светлость» или «Выпейте молоко, ваша светлость».
Он пожал плечами. Его, как и короля, избавить от этого могла только смерть, и оставалось лишь молиться, чтобы на небесах не было ни титулов, ни рангов.
При виде девицы с черными волосами Торн остановился, но, конечно, это оказалась не Келено.
Кто знает, почему одна женщина разжигает в мужчине желание, а другая — такая же милая, такая, же хорошенькая, такая же очаровательная — нет? Он не мог выбросить из головы Келено. Торн сам не знал, чего ожидал: что это свидание закончится постелью или что исцелит его от мимолетной прихоти. Но не произошло ни того ни другого. Хитрое сопротивление девушки только сделало преследование более интересным.
Ему следовало поставить наблюдателей и велеть проследить за ней, но Торн полагал, что они договорятся и она добровольно откроет, кто она, или он обнаружит, что дневной свет рассеял ее чары. А теперь она будоражила его мысли, и так будет продолжаться, пока он не разгадает эту загадку.
Легкомысленная молодая нимфа, отдающая себе отчет, что идет в западню, но остроумная и не по годам твердая. Придет ли она завтра? А он? Она могла подстроить очень коварную брачную ловушку, ведь на празднике почти все сразу же узнали его.
Самое умное — позволить ей исчезнуть.
Торн вошел в особняк через заднюю дверь, как и положено слуге, и, проходя через кухню, стащил со стола пирог с джемом. Кондитер закричал на него и погрозил кулаком, но потом узнал и только покачал головой.
Поднявшись по черной лестнице, Торн прошел через простую окрашенную дверь в роскошные герцогские владения и, оказавшись в своей комнате, снял парик и ливрею и отдал их Джозефу.
— Все прошло хорошо, сэр? — поинтересовался камердинер.
— Не хорошо и не плохо, — беззаботно ответил Торн, расчесывая волосы. — Я так и не знаю, кто она.
Джозеф передал ему чистую рубашку. Камердинер был неразговорчив, но умел замечательно слушать.
— Она была не такой веселой и беспечной, как на празднике, — продолжал Торн, застегивая пять пуговиц. — Признаться, мои ожидания не оправдались.
— Быть может, она всего лишь хотела вернуть свое украшение, сэр? — предложил объяснение Джозеф, доставая коричневые брюки.
— Оно просто пустяк. Однако, поразмыслив, не могу сказать, что мне не понравилась ее сдержанность. Она делает игру намного интереснее.
— Так всегда, сэр. — Камердинер ответил Торну легкой улыбкой, но добавил: — Пока игра не становится опасной.
— Опасные игры — самые интересные, — возразил, усмехнувшись, Торн, — но я стараюсь быть искусным.
Вскоре, надев герцогский перстень с печатью, Торн решил, что весьма доволен, что Келено не оказалась проституткой, — любовниц легко найти, а загадочные, сообразительные девушки редкость. Так что завтра он вернется туда.
— Значит, вы не узнали, кто она, сэр? — Джозеф подал ему тонкий, обшитый кружевом шейный платок.
— Нет. — Торн завязал его и закрепил простой золотой булавкой. — Она не из списка приглашенных леди, но гости приводили с собой друзей, случайно оказавшихся в Лондоне. Некоторые джентльмены, конечно, приводят безродных дам, но далеко от себя не отпускают. Я тогда поинтересовался, не из театральной ли труппы она, но артисты ее не знали. — Оглядев себя в зеркале, чтобы удостовериться, что все на месте, Торн остался доволен. — Она загадка, Джозеф, и я намерен насладиться ею, но, несомненно, накопилось много дел и мне пора снова впрягаться.