Не прошло и часа, как Торн вернулся.
— Я узнал имя третьего судьи. Это сэр Ньюли Додд. Еще один омерзительный тип?
— Он, по-видимому, появился после того, как я уехала, — ответила Белла, порывшись в памяти. — Не думаю, что знаю его.
— Он, возможно, из того же теста или слишком нерешителен, чтобы возражать. Миссис Каллоуэй переговорила с одним из своих завсегдатаев, который занимается торговлей чудодейственными целительными средствами. Завтра вечером он устроит демонстрацию нового препарата против ревматизма, который эффективно действует только при свете луны. Это будет происходить на конюшенном дворе, куда выходят окна комнаты, в которой ужинают судьи.
— Идеально придумано.
Торн слегка склонил голову.
— А как же викарий? — спросила Белла. — Он не придет за самодельным лекарством.
— Здесь все не так идеально, но я нанял местного бакалейщика по имени Колли Барбер. Ваш брат посадил его в колодки за обвес, но он клянется, что это выдумка, а дело в том, что он отказался бесплатно снабжать сэра Огастуса Барстоу. Какова бы ни была правда, он отнесет викарию записку, приглашающую его сюда. Вопрос в том, о чем должна быть записка?
— О религиозном долге, — не задумываясь уверенно ответила Белла. — Его он никогда не оставит без внимания. Записка сообщит, что сквайр Тороугуд получил удар, вызванный обжорством, и умоляет перед смертью отпустить ему грехи. Он толстый, так что это вполне правдоподобно.
— Вы сообразительны, Белла. Лэнгем, по всей вероятности, придет, если получит анонимное послание, сообщающее, что его будущий зять развлекается с низкопробными проститутками. Сцена готова.
Белла окинула ее мысленным взором, мечтая, чтобы все удалось.
— Вам следует оставаться в номере, Белла. Все может быть крайне отвратительно. Я имею в виду разврат.
— Мне нужно видеть результат, — не отступала Белла.
— Кто-нибудь может узнать вас.
— Но это не имеет никакого значения, — немного подумав, возразила Белла. — Я хочу сказать, это не нарушит план.
— А ваша репутация?
— С ней покончено давным-давно.
— Что ж, тогда бегите за мной и играйте роль, какую пожелаете, — сказал Торн, хотя его черты застыли, а рука сжалась крепче, словно он рассердился.
— Спасибо вам. Я уверена, что все получится.
— Получится, потому что это мой долг перед вами, миледи. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. — Я пришлю кого-нибудь наверх с ужином и водой для умывания.
Когда Торн вышел, Белла осознала, что он предложил ей готовиться ко сну.
Расчесав волосы, она заплела их в косу, надела ночную рубашку и ночной чепец, а потом задернула драпировки кровати и забралась в постель.
Прошло не так много времени, и в спальню вошел Торн. Белла прислушивалась к звукам за драпировками, пытаясь угадать в них желание или нерасположение, а потом почувствовала, что он тоже лег в постель.
Когда он осторожно придвинулся ближе, Белла повернула голову, чтобы взглянуть на него, и, увидев голые плечи — великолепные голые плечи без рубашки, — почувствовала, что во рту у нее пересохло.
Несмотря на полумрак, она разглядела татуировку — черного лебедя, которого помнила еще по «Компасу» в Дувре.
— Зачем это?
— Так делают моряки. Чтобы можно было опознать их тела, если они утонут.
— Не говорите так.
— Такова правда жизни на море. Вы позволите?
Он взялся пальцами за бант, которым был завязан чепец под подбородком.
— Да, — сглотнув, ответила Белла, не зная точно, что разрешает.
Она откровенно разглядывала его, потому что в мерцающем свете покачивающейся свечи его мускулистая грудь казалась ей непохожей на ту, которую она видела в «Компасе». Но, несмотря ни на что, Торн был прекрасен.
— Если я сделаю вам больно, велите мне остановиться.
— Не могу представить, что вы сделаете мне больно.
— А я могу. Но вам потом понравится.
— Это бессмыслица, — засмеялась Белла.
— Посмотрим, — улыбнулся Торн.
Он обнажил ее тело до самых, бедер. Она скользнула руками к его спине и погладила его так, как он гладил ее.
Ей показалось, что он замурлыкал, прежде чем опустить губы к ее груди.
Потеряв способность думать, Белла провалилась в темную, обжигающую страсть. Она ненасытно требовала большего, большего во всех смыслах. Она поцеловала его грудь, потом черную татуировку, потом провела ногтями по его коже. Она играла с его телом, и Торн позволял ей это, слегка касаясь ее, наполняя новыми ощущениями и разжигая желание.
А затем наступил момент, когда и одеяла, и все одежды были отброшены в сторону. В комнате было прохладно, потому что огонь едва теплился, но им было достаточно собственного жара.
Белла проснулась, когда прозвонили часы — пять раз.
Было еще темно, и она, все еще прижимаясь к его восхитительному нагому телу, думала обо всех женщинах, которым, очевидно, была неведома эта симфония удовольствия. Вероятно, ей следует написать книгу — для жен или для мужей?
— Какие мысли? — пробормотал Торн, погладив ее умелой рукой.
— Только об удовольствии.
— Вы очень отзывчивы.
Повернув ее, он снова принялся ласкать ее труди; они были чувствительными, почти болезненными, но он, очевидно, это понимал, и его прикосновения были легкими как перышко.
— О-о. А все мужчины столь искусны в этом, как вы?
— Нет.
— Почему нет?
— До чего интересный разговор вы затеяли, моя очаровательная Белла, — хмыкнул Торн. — Это все равно что спросить, почему не все повара вкусно готовят.
— Дело тренировки? — неуверенно спросила Белла.
— И возможно, прирожденного таланта.
— Мне следовало ожидать от вас именно такого ответа.
Повернувшись, она увидела, что Торн улыбается.
— Талант и упорная тренировка.
Белла не успела задать мучивший ее вопрос, потому что ее заставил замолчать его поцелуй, исполненный с таким талантом, которому она не могла сопротивляться.