Таинственный герцог

Глава 22

Их потревожил стук в дверь, и Торн, отметив место, на котором остановился, отложил книгу.

— Это Фортескью. Я распорядился, чтобы его проводили наверх.

Началось. Белла встала, быстро поцеловала Торна и скрылась в спальне, но он вошел вслед за ней, держа в руках корзинку с кошками.

— Табиту лучше держать подальше.

— У-ау-уа.

Покинув корзину, Табита легко вспрыгнула на подоконник и посмотрела на улицу.

Белла начала ходить по комнате, но остановилась, поняв, что стук ее каблуков может быть слышен за дверью или даже внизу, где находились судьи. Она могла совершенно ясно слышать их голоса и интонации. Сквайр Тороугуд что-то громко сказал, и в ответ раздался радостный писклявый смех. Огастус.

Он всегда в возбужденном состоянии так смеялся. Осознав, что стоит так, словно готова немедленно броситься в бой, Белла села, сжала руки и принялась ждать.

Мужские голоса стали громче и наполнились весельем и возбуждением, но женских голосов Белла пока что не слышала. Белла снова встала, сделала несколько шагов и снова остановилась, а потом, поняв, что туфли вовсе не обязательны, сняла их, и теперь могла ходить тихо. Табита оставалась на подоконнике, словно на страже, и слегка подергивала хвостом, а котята, возможно, чувствуя опасность, только выглядывали из корзины.

У двери в гостиную Белла прислушалась. Там шел спокойный разговор — значит, Фортескью все еще был убежден, что разговаривает с герцогом Айторном.

Стук в дверь, выходившую в коридор, испугал Беллу, но это оказался ее ужин и тарелка с едой для Табиты. Белла не думала, что захочется есть, но неожиданно поняла, что голодна. Съев половину своего пирога с мясом, она услышала, что внизу появились женщины, и представила себе, как они перебираются через низкий подоконник.

Их тонкие голоса присоединились к мужским, потом раздался писклявый голос Огастуса, почти такой же высокий, как женский.

Но затем внизу стало тише, слышались только отдельные шумы, вероятно, сопровождавшие успех или разочарование. Уже началась игра в кости?

Белла выпила немного вина и попыталась представить, что именно там происходит.

Сколько времени понадобиться игрокам, чтобы дойти до кондиции? Как долго будет оставаться Фортескью?

Женские голоса иногда становились визгливыми, но звучали весело.

Возможно, на этот раз все будет по-другому.

Возможно, план не удастся осуществить.

В таком случае ей и Торну придется остаться и попробовать еще раз…

Нет, нельзя быть эгоисткой. Белла знала характер Огастуса и видела, как он употреблял власть судьи. Его необходимо остановить сейчас, в этот вечер.

И вот Белла услышала громкий крик — совсем не веселый. Не тот крик, который мог бы послужить сигналом, но он оказался вполне способным вызвать у Беллы желание броситься на помощь. Вспомнив о пистолете, она сделала шаг к саквояжу, но заставила себя остановиться.

Смех мужчин, особенно писклявое ржание Огастуса, вызывал отвращение.

А потом она услышала несомненный звук удара кнута, затем второй, третий, а вслед за ними совсем другой крик — умоляющий.

Разве это не сигнал? Почему Торн ничего не делает? Затем снова удар кнута и леденящий кровь крик.

Это он!

— Заткнись, ты, дура! — заорал сквайр Тороугуд, и Белла услышала, как в соседней комнате Торн что-то воскликнул и побежал вниз по лестнице.

Белла надела туфли и выбежала из комнаты. Лорда Фортескью она увидела на нижней ступеньке лестницы, а Торн уже был возле двери гостиной первого этажа. В холле стояли несколько мужчин с кружками в руках, явно вышедшие из пивного зала; они были встревожены, но вмешиваться не собирались.

— Судьи, — как шипение змеи, пронеслось среди собравшихся.

— В «Олене» убивают! — закричал кто-то снаружи на улице. — Убивают!

Это заставило всех, кто мог услышать, броситься к гостинице.

Белле стоило огромного труда погасить улыбку злорадного удовольствия. С третьей площадки лестницы она видела, как Торн распахнул дверь, а Фортескью вытянул голову из-за его спины, чтобы увидеть, что происходит.

С такой высоты Белла смогла заглянуть поверх плеча Торна и увидела голую женщину, лежавшую лицом вниз на длинном столе среди игральных костей и остатков судейского ужина, и багровые полосы на ее ягодицах, а потом увидела Тороугуда, который с красным от ярости лицом вытаращился на Торна.

Огастус, безупречный благочестивый Огастус, стоял позади стола без сюртука, с кнутом в руке.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — входя в комнату, рявкнул Торн и, сбросив с себя сюртук, накрыл им женщину.

Закутавшись в сюртук, она сползла со стола, являя собой собирательный образ всего униженного женского рода. Однако от Беллы не укрылся яркий, довольный блеск у нее в глазах, и Белла надеялась, что проститутки смогут до конца доиграть свои роли.

Мужчины в холле понемногу приближались к открытой двери, и через мгновение, вероятно, могла начаться битва за лучшее место для наблюдения.

В этот момент леди следовало уйти к себе в номер, но Белла не могла пропустить представление и, пробежав последние несколько ступенек лестницы, заняла место прямо за Фортескью.

Теперь Белла смогла увидеть целиком всю сцену, которая оказалась для нее слишком впечатляющей. Три проститутки были абсолютно голыми. На полу валялась еда, и несколько разбитых бокалов угрожали босым ногам. Вероятно, поэтому женщины были в туфлях, и это еще сильнее подчеркивало полное отсутствие на них какой-либо одежды.

Комната пропиталась отвратительной смесью запахов еды, вина, дешевых духов и чего-то еще.

Сквайр Тороугуд поднялся с кресла во главе стола и наконец обрел голос:

— Убирайтесь отсюда, вонючие подонки, будьте вы прокляты! Вон! Вон!

Местные попятились, а Торн шагнул вперед.

— Если кто-то здесь и вонючий, сэр, то это вы и ваши друзья. Что это за сборище? Ну и вонь.

Пройдя к окну, он распахнул его, и собравшиеся снаружи бросились вперед, чтобы заглянуть в комнату.

— Это частное дело, — проревел Тороугуд. — Я вас выпорю кнутом!

Сэр Ньюли в съехавшем парике, из-под которого виднелись тонкие светлые волосы, прошептал ему:

— Гуди, Гуди, это… это если-бы-вы-знали-кто!

Но Тороугуд был вне себя. Наклонившись вперед, так что его живот прижался к грязной тарелке, он с еще большей злобой посмотрел на Торна.

— Мне плевать, даже если он проклятый король. Мне плевать, даже если он сам Господь Бог! Я привлеку его к ответу за… за что-нибудь. За вмешательство в правосудие! Именно так. За вмешательство в правосудие.

— Посторонитесь, посторонитесь.

Перед мягким баритоном, привыкшим громогласно вещать с кафедры, зрители расступались, как Красное море, — прибыл преподобный Джервингем.

При появлении викария на мгновение воцарилась абсолютная тишина, а потом проститутки поспешно похватали с пола свою одежду, стараясь прикрыться, а сэр Ньюли раскрыл и закрыл рот, как заводная кукла.

Огастус, явно охваченный ужасом, застонал и то ли опустил, то ли выронил кнут.

Тороугуд ничего не сказал, но ярость пропитала все пространство вокруг него.

— Меня пригласили, чтобы я выслушал ваше признание, сэр Тороугуд, — обратился к нему викарий. — Вижу, ваше здоровье не так плохо, как я боялся, однако душа ваша в гораздо худшем состоянии. — Его голос снова возвысился до богоподобной интонации. — Покайтесь, покайтесь, несчастный грешник, пока еще не слишком поздно.

— Идите к чертям со своей проповедью, — огрызнулся Тороугуд и снова сел.

Белла услышала позади себя вздохи, но преподобного Джервингема слова сквайра, по-видимому, не смутили и он обратился к двум другим мужчинам:

— Джентльмены, а вы хотели бы избежать мук ада?

— О да, несомненно… — заговорил сэр Ньюли, но его речь оборвалась, глаза закатились, и он без сознания рухнул на пол.

— Сэр Огастус? — вопросил преподобный.

Огастус тоже несколько раз открыл и закрыл рот, но ему все же удалось найти слова:

— Сэр… Преподобный… Это все недоразумение. Ужасное недоразумение. Я ни при чем. Встречался с судьями… А женщины… проститутки…

Торн стоявший позади Огастуса взял его за воротник рубашки и оттащил в сторону, лишив укрытия стола. Брюки у Огастуса были спущены до колен, и только рубашка скрывала все его прелести.

— Я могу объяснить…

Он едва не задохнулся.

— Вероятно, вы готовились понести наказание за свои грехи?

Торн поднял с пола кнут и стегнул, им Огастуса по ягодицам.

— Прекратите! Прекратите это! — пронзительно вскрикнул Огастус. — Как вы смеете… — завизжал он, получив еще один удар.

Белла закрыла лицо руками, но лишь для того, чтобы спрятать свой сумасшедший восторг. Все вышло лучше, чем она могла мечтать.

Торн оставил ее брата, и Огастус, опустившись на четвереньки, быстро, как таракан, уполз под стол.

— Вы не посмеете, — заявил сквайр Тороугуд, когда Торн повернулся к нему. Теперь судья был не багровым, а бледным, но бледным от злости. — Может, вы и какой-то жалкий герцог, но сделать это не посмеете.

— Герцог!..

Это слово перелетало из уст в уста, и Белла поморщилась. Но все тревоги моментально вылетели у нее из головы, когда Тороугуд вдруг вытащил пистолет и направил его на Торна. Судья был пьян, но не настолько, чтобы не попасть с такого расстояния.

Почему, ну почему она не взяла с собой пистолет?

— Не глупите, приятель, — резко сказал Фортескью.

— Положите оружие! — приказал Джервингем.

Но Тороугуд, очевидно, не собирался никого слушать.

— Пожалуй, я все-таки застрелю вас, — презрительно усмехнулся Тороугуд. — Вы ведь последний в роду, верно, Айторн? Это будет, так сказать, компенсация.

— Вас повесят, — отозвался Торн.

— Я застрелюсь.

— Зачем же ждать, — изображая удивление, сказал Торн. — Застрелитесь сейчас, и вокруг станет намного лучше.

Белла рассердилась на него: зачем еще сильнее бесить этого человека?

Когда Тороугуд поднял пистолет, стараясь точнее навести его на цель, Белла оглянулась в поисках оружия — хотя бы какого-нибудь оружия.

Рядом с ней, разинув рот, стоял мужчина с тяжелой пивной кружкой, и Белла выхватила ее у него из рук. Когда она последний раз бросала кружку с элем, ей просто крупно повезло, что она попала негодяю в голову, потому что тогда Белла не целилась. А сейчас она прицелилась в огромное брюхо сквайра Тороугуда — во всяком случае, это даст Торну шанс. Молясь, чтобы богиня удачи снова благословила ее, Белла что было сил метнула кружку.

Кружка ударилась и разбилась с таким громким звуком, что у Беллы зазвенело в ушах. Нет! Это не кружка — в воздухе кружился пороховой дым, а со стены брызгами осыпалась штукатурка.

Он выстрелил!

Белла быстро повернулась и взглянула на Торна, но он в изумлении смотрел на нее, по-видимому, живой и невредимый, а потом его глаза заблестели от смеха.

— Если бы у нас была армия таких доблестных женщин, Британия никогда не проиграла бы сражение!

Тороугуд, в конце концов потеряв дар речи, смотрел вверх, на испорченную стену, и Белла поняла, что своей кружкой она выбила пистолету него из рук.

— Попытка совершить убийство, как считаете? — обратился Торн ко всем присутствующим. — Думаю, нам нужен суд.

Смех начался как хихиканье, а затем распространялся и усиливался, пока не превратился во всеобщий хохот. Сэр Ньюли пришел в себя, но представлял собой жалкое зрелище, а Огастус все еще прятался под столом.

Никто из этих судей больше не сможет ходить по окрестностям с поднятой головой, и Белла почувствовала каплю жалости — во всяком случае, к сэру Ньюли. Увидев достаточно, чтобы залечить свои раны, она уже направилась прочь от двери, когда новоприбывший вежливо попросил остальных дать ему дорогу.

А-а, значит, еще не все закончилось, и Белла осталась, чтобы увидеть появление мистера Лэнгема — коренастого мужчины с квадратным подбородком, одевавшегося у великолепного портного.

Остановившись на пороге, он окинул взглядом комнату и после долгого молчания сказал:

— Мне дали понять, что здесь находится мой будущий зять. Но я вижу, что это не так, и очень рад.

— Если вы ищете сэра Огастуса Барстоу, — сказал полным печали голосом преподобный Джервингем, — то загляните под стол, сэр.

Судя по звукам, Огастус старался забраться поглубже, но Торн, должно быть, ногой вытолкнул его вперед, потому что неожиданно из-под скатерти показалось полнощекое лицо с вытаращенными глазами.

— Сэр… Я могу объяснить…

Огастус плакал, из носа у него текло.

Бедный Огастус. Он всегда умел выпутаться из любой неприятной ситуации, и еще не осознал, что сейчас не может этого сделать.

— Очень сомневаюсь в этом, сэр. — Мистер Лэнгем в упор смотрел на него. — Так как вы не джентльмен, я скажу прямо: если вы когда-нибудь посмеете приблизиться к моей дочери, то получите такую порку, по сравнению с которой все, что произошло с вами здесь, покажется ерундой.

Он повернулся и вышел, ни на кого не обращая внимания.

Теперь все закончено, решила Белла. Все выполнено.

Ей даже стало чуточку жаль Огастуса, так как она поняла, что он полностью уничтожен, но вспомнила, что он вполне заслужил это, и не стала ему сочувствовать.

Добравшись до спальни, она без сил опустилась на стул. Но вместо того чтобы радоваться, Белла чувствовала себя удрученной.

Возможно, те, другие судьи, не заслуживали позора и осмеяния, как Огастус. Белла питала отвращение к Тороугуду, но он, несомненно, был не больше развратником, чем, многие другие мужчины. Сэра Ньюли она совсем не знала; возможно, он был просто слабохарактерным.

Не в состоянии ясно мыслить, Белла опустила голову и закрыла лицо руками, а в мозгу у нее завертелись противоречивые мысли.

Что, если…

Если бы только…

А что теперь?

Ах.

— Белла? В чем дело? — услышала она обеспокоенный голос Торна. — Все это слишком тяжело для вас? — Подойдя, он опустился на колени у ее стула и, не получив ответа, спросил: — Это не то, чего вы хотели?

Его забота тронула Беллу до глубины души. Она никогда не думала, что увидит капитана Роуза таким встревоженным и неуверенным, и, выпрямившись, взяла его за руки.

— Нет, именно то. Спасибо вам. Это было великолепно.

Несколько секунд он пристально всматривался в нее, а потом поднял Беллу со стула, сам сел на него и усадил ее к себе на колени. Белла на мгновение напряглась, но от нежности его объятия расслабилась.

— А теперь расскажите мне, о чем вы думаете на самом деле, — попросил он.

Что все закончилось. Ее цель достигнута, и ее время с ним истекло.

— Мне кажется, сэр Ньюли в общем-то неплохой человек, — ответила она вместо этого.

— Участие в грехе по слабохарактерности так же отвратительно, как и намеренное злодеяние.

— Вот как?

— Для жертвы последствия одинаковы.

— Пожалуй, верно. Как женщины?

— Торжествуют. А вы ожидали чего-то другого? Но у них тоже нет особой враждебности к сэру Ньюли. Зверски вели себя Тороугуд и ваш брат.

— Что теперь будет с ними? Как с судьями?

— Им придется отказаться от своих мест в суде.

— И это все?

— Это существенно. Тороугуд еще как-то сможет продолжать жизнь, но ваш брат, если вы правильно его оцениваете, конченый человек.

— Интересно, что он будет делать?

— Будет изворачиваться, перекладывать вину на всех, кроме самого себя.

— О, несчастная Люсинда.

— Сестра, которая живет в вашем старом доме? Если она умная, то уедет куда-нибудь.

— Афина предложит ей жилье. — Белла совсем успокоилась. — Однако часть этой грязи прилипнет к ним ко всем.

И к ней тоже, поняла она. Теперь она была не только Беллой Барстоу, но и сестрой опозоренного, омерзительного Огастуса Барстоу. Не означает ли это, что она попалась в собственную ловушку?

Во рту появился горький привкус, но Белла все равно ни о чем не жалела. Она остановила Огастуса и положила конец его безнравственным поступкам.

От этой мысли Белла почему-то заплакала, а начав, уже не могла остановиться, хотя и старалась.

— Простите. Это, должно быть, от переживаний.

— Когда вы плакали последний раз?

— Очень давно, — призналась она. — Отец считал слезы признаком раскаяния, а оно подразумевало вину, поэтому я перестала плакать.

— Тогда я рад, что слезы вернулись.

Торн обнял ее крепче.

Белла позволила его голосу утешать ее, пока не услышала:

—…той гарпии леди Фаулер.

— Что? — вскрикнула Белла, с трудом удержавшись, чтобы не вскочить.

— Вы слышали о ней? — Торн крепче обнял Беллу. — Эта выжившая из ума женщина считает своим долгом разоблачать пороки знатных мужчин, и, если до нее дойдет эта история, она широко распространит ее и окажется хоть чем-то полезна.

— О да, — согласилась Белла, и ее сердце забилось немного спокойнее.

Она могла сказать, что в окружении леди Фаулер мало интересуются такими грешками, но, разумеется, не стала этого делать.

— Интересно, как она раздобывает свои скандальные факты? — задал вопрос Торн.

Белла почувствовала, что может нечаянно раскрыть свои секреты, и осторожно встала с его колен.

— Мне нужно умыться.

Зайдя за ширму, она умылась холодной водой и увидела в зеркале покрасневшие нос и глаза. Она приложила к глазам холодную ткань, а потом привела в порядок волосы и, отрепетировав безмятежную улыбку, снова вышла.

— Спасибо вам, — сказала Белла, решив облегчить Торну задачу. Она заняла место напротив него. — Наша задача выполнена, верно?

— Увы, я сомневаюсь, что у вашего брата найдется мужество застрелиться, но жить с тем, что весь мир знает о нем правду, будет для него сущим адом. Что вы намерены делать теперь? — спросил Торн.

— Продолжу, как и прежде, жить тихой жизнью, — пожала плечами Белла, словно это само собой разумелось.

— Печальная участь. Вы никогда не искали чего-нибудь необыкновенного?

За этим вопросом что-то скрывалось — прелюдия к предложению стать его любовницей? Это было лучшее, на что она могла надеяться, но Белла знала, что не согласится.

— Думаю, в моей жизни было достаточно необыкновенного. А вам, должно быть, необходимо вернуться на свою шхуну? Вы были чрезвычайно добры, что потратили на меня так много времени.

— Нет, — сказал он.

— Что — нет?

Он встал и повернулся к ней спиной.

— Черт побери, вы правы. Это закончилось.

Хотя Белла и сама так считала, его слова были для нее как нож в сердце.

— Конечно, — проглотив комок, согласилась она.

Торн повернулся и, подойдя, снова опустился на колени рядом с ней.

— Белла… Белла, я должен… Мне необходимо вернуться к своей жизни.

— По-моему, я так и сказала.

— Она взяла его за руки, на этот раз сама выступая в роли утешителя. Он сжал ее руки с такой силой, что они, казалось, слиплись.

— Я получил такое удовольствие от времени, проведенного вместе с вами, какого не мог и представить. Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде был так счастлив.

Крохотный бутончик надежды начал распускаться. Быть может, Торну нужно какое-то поощрение?

— Я… я не возражала бы побыть с вами еще какое-то время…

Возможно, она все-таки примет предложение стать его любовницей.

Да, конечно, примет.

Но то, как он плотно сжал губы, заставило Беллу замолчать, прежде чем он поднялся и отступил назад.

— Нет, возражали бы. Не спорьте. Я не могу объяснить. Пожалуйста, поверьте мне, Белла: это невозможно. Это просто не может продолжаться.

Никто в этом и не сомневался. Белле пришлось отвернуться, чтобы скрыть страдание, но она поняла, что ей это не удалось.

— Отлично, — наконец заговорила она. — Уверена, все к лучшему. Некоторые не предназначены для слишком сильных переживаний.

Она нашла в себе силы взглянуть на Торна, и ей даже удалось слегка улыбнуться, чтобы этим облегчить его боль.

Когда он поднял ее на ноги, Белла ожидала поцелуя в губы, каким бы мучительным он ни был, но Торн поцеловал ей руку.

— Я искренне хочу для вас, Белла Барстоу, только самого хорошего. Всегда помните об этом.

Он отошел и беспечным тоном, который мог обмануть многих, сообщил:

— Я должен спуститься вниз и принять участие в празднике. Не хочу беспокоить вас, когда вернусь, и лягу спать на полу в гостиной.

Он взял с кровати одеяло и подушку и вышел.

А Белла осталась стоять; слезы безудержно текли у нее по лицу, но она не позволила себе разрыдаться, пока не убедилась, что Торн уже не услышит.