Тайна «Libri di Luca»

24

При свете солнца вилла Кортманна выглядела еще более гротескной, чем ночью, когда они последний раз побывали здесь. Огромное красное здание, крытое блестящей бордовой черепицей, больше всего напоминало чудовищных размеров торт с цветной глазурью. Впечатление портила лишь ржавая лифтовая башня, напоминавшая соседствовавшее с ним старое, полое внутри, гнилое дерево. Небо было голубым и чистым, а лужайка перед виллой поражала яркой и сочной зеленью, несмотря на то что была уже середина октября.

По причине ли хорошей погоды или из-за того, что с мужчинами была Катерина, однако, к удивлению Йона, на этот раз Кортманн не ожидал их в библиотеке, а встретил на подъезде к дому. Он сидел в каком-то старом инвалидном кресле с черной поворотной рамой и обтянутым красной кожей сиденьем. Ноги его были укрыты толстым пледом, глаза скрывали солнцезащитные очки.

Они созвонились с Кортманном за несколько часов до того и сказали, что хотят кое-что ему показать. Непохоже было, чтобы звонок стал для него неожиданностью, но и особого любопытства Кортманн не проявил — просто предложил встретиться во второй половине дня. Иверсен и Катерина пожелали также принять участие во встрече, причем старик и девушка исходили из собственных соображений. Иверсен был убежден в том, что факт членства Кортманна в правлении одной из компаний Ремера вовсе не является доказательством его причастности к Теневой организации. Вполне могло быть, что он ничего не подозревал и его использовали без его ведома. Катерина же, насколько мог судить Йон, придерживалась иного мнения. Она считала, что именно Кортманн все время препятствовал воссоединению обоих крыльев Общества и в первую очередь он повинен в произошедшем двадцать лет назад расколе. Кто, как не он, подходил на роль крота наилучшим образом?

Йон пытался сохранять нейтралитет. Структура бизнеса Ремера была столь широка и сложна, что все вполне могло оказаться совпадением, однако он не мог избавиться от мысли, что именно Кортманн был тем самым мистическим приятелем-книготорговцем, о котором говорил ему Ремер. Правда, Кортманн не торговал книгами, однако он немало знал о Луке, Йоне и магазине, и этим можно было объяснить столь хорошую осведомленность и интерес Ремера.

— Добро пожаловать! — почти радушно произнес Кортманн, приветствуя Катерину, Иверсена и Йона, когда те вышли из машины. Йон захватил с собой пакет с документами, имевшими отношение к той компании, в которой у Ремера с Кортманном были общие интересы.

Они по очереди поздоровались с хозяином дома за руку, после чего он, указывая им путь, покатил на своем кресле по тянущейся вокруг здания дорожке.

— Думаю, мы посидим на улице, благо погода хорошая, — сказал Кортманн.

Вскоре они оказались возле большой беседки в глубине сада. Из-за стены, которой был обнесен участок, и старых высоких деревьев создавалось впечатление полной изоляции от остального мира.

Одетый во все черное человек брал с серебряного подноса принесенные им напитки и стаканы и расставлял их на простом дощатом столе, вокруг которого стояли стулья из красного дерева. Йон узнал человека в черной одежде — это был водитель Кортманна. Сдержанно кивнув им, он удалился в направлении дома.

— Садитесь, — сказал Кортманн, указывая на стулья. — Расскажите, что вы обнаружили.

Когда все расселись, Йон вынул из конверта документы. Кортманн на это никак не отреагировал.

— Мы нашли сведения о человеке, который, как мы считаем, входит в Теневую организацию, — сказал Йон и подвинул бумаги, в которых значилось имя Кортманна, на середину стола. Фамилия была выделена желтым маркером.

Кортманн посмотрел на Катерину, затем повернулся к Йону.

— Что это? — спросил он, даже не взглянув на бумаги.

— Это список членов правления риэлторского общества «Хабитат», — пояснил Йон. — Там значится твое имя.

— Я состою членом правления во многих фирмах, — скучным голосом произнес Кортманн. — И что особенного в этом «Хабитате»?

— Контрольный пакет акций этого общества принадлежит Ремеру, который, мы в этом убеждены, является членом Теневой организации.

— Ремер? — повторил Кортманн и, глядя в сторону, на мгновение задумался. Внезапно он рассмеялся: — Ремер — член вашей так называемой Теневой организации? Да бросьте вы! Разумеется, Ремер иногда бывает довольно изобретателен в своем толковании законов, но чтобы он возглавлял какой-то там тайный заговор… — Он снова рассмеялся.

— Мы и не думаем, что он им руководит, — заметила Катерина. — Только говорим, что он является его членом.

Кортманн взглянул на Катерину, и улыбка сошла с его лица. Он повернул голову и посмотрел на Йона:

— Должен признаться, что ожидал от тебя большего, Кампелли. Сначала безумная теория, выдуманная каким-то чудаком, о существовании некой Теневой организации, доказать существование которой невозможно. Теперь заявление, что именно Ремер входит в число заговорщиков.

Йон почувствовал, как внутри у него закипает гнев. Сделав над собой усилие, чтобы голос его звучал по-прежнему спокойно, он рассказал обо всем, что было связано с Ремером, интересом дельца к «Libri di Luca» и его, Йона, увольнением.

— Вот это уже больше похоже на Ремера, — сказал Кортманн, когда Йон закончил. — Да, его можно называть жестоким, расчетливым, иногда — приспособленцем, но руководитель секты… нет, это уж слишком!

Катерина беспокойно заерзала на стуле, однако Иверсен предупредил ее возмущение, положив ей руку на плечо.

— Насколько хорошо ты его знаешь? — с невинным видом поинтересовался Иверсен. — У него к тебе иное отношение, нежели к остальным членам правления?

— Не думаю, — ответил Кортманн. — Он всегда держится дружелюбно и с неизменным профессионализмом, по многим вопросам наши мнения совпадают. Вот, пожалуй, и все.

— Он когда-нибудь читал тебе что-нибудь вслух?

Кортманн пожал плечами:

— Случается, конечно, что мы зачитываем вслух разные протоколы заседаний, проекты пресс-релизов и тому подобные вещи.

Кортманн умолк и, вскинув голову, обратил лицо к голубому небу. По его виду Йон понял, что в данный момент он задает себе вопрос: «А что, если?..»

— Так ты решительно исключаешь возможность того, что Ремер — Чтец? — с нетерпением спросила Катерина.

— Разумеется, нет, — с досадой произнес Кортманн, опуская голову. — Об этом может судить лишь улавливающий.

— Значит, для этого тебе понадобится наша помощь, — констатировала девушка.

Кортманн промолчал.

— В списке значится еще одно имя, — сказал Йон. — Некий Патрик Ведель. Ты его знаешь?

— Только по работе в правлении, — ответил Кортманн. — А почему ты спрашиваешь?

— Он числится в правления почти всех принадлежащих Ремеру фирм, — пояснил Йон. — Мы считаем, что он улавливающий. Команда, в которую входят и вещающий, и улавливающий, достаточно сильная комбинация для правления акционерного общества, не находишь?

— Если верить вашей теории, то да. — Несмотря на то что на Кортманне были темные очки, Йон почувствовал на себе его тяжелый взгляд. — Однако я в это не верю, — решительно заключил он.

Может, они совершили ошибку и пришли сюда слишком рано, не обладая никакими бесспорными доказательствами? Однако Йон сомневался, что Кортманна вообще когда-нибудь удастся переубедить — либо потому, что он этого просто не хотел, либо потому, что он сам во всем участвовал.

— Зачем, собственно говоря, вы ко мне пришли? — спросил Кортманн, отворачиваясь от Йона. — Иверсен, ты можешь мне объяснить, для чего вы здесь?

Иверсен кашлянул и кивнул на лежащий в центре стола листок бумаги.

— Мы обнаружили там твое имя, — сказал он, не глядя на Кортманна.

— Так вы меня обвиняете? — Человечек в инвалидном кресле стиснул кулаки; теперь тон его не был дружелюбным.

— Мы доказали, что между тобой и Теневой организацией существует определенная связь, — сказала Катерина.

Кортманн стукнул кулаком по садовому столику, так что стаканы и чашки на нем подскочили и звякнули.

— Не существует никакой Теневой организации! — крикнул он с такой яростью, что Иверсен вздрогнул. — Это плод вашего воображения и своего рода дымовая завеса для тех, кому выгодно отвести от себя подозрения. — Он указал на Катерину. — Кто первый до этого додумался? Том Нёрресков, улавливающий. Кто участвовал во всех этапах расследования? Чьему мнению придавалось большое, подозрительно большое значение? Улавливающей. — Кортманн снял темные очки и взглянул Йону прямо в глаза. — Разве ты сам этого не видишь?

Йон спокойно встретил взгляд человека в инвалидном кресле. Реакция его выглядела довольно убедительно: глаза метали молнии, ноздри раздувались. Если он играл роль, то делал это очень умело. Однако, имея богатый опыт общения с влиятельными людьми, Йон знал, что многие из них обрели влияние именно благодаря своей способности казаться убедительными, даже когда это, по большому счету, не было нужно.

— Сейчас я вижу лишь человека, боящегося утратить свое влияние, — отчетливо сказал Йон.

Некоторое время человек в инвалидном кресле смотрел на Йона тяжелым взглядом, затем снова надел очки.

— Очень жаль, — наконец произнес он решительным голосом. — Я рассчитывал, что ты, будучи Кампелли, сможешь потрудиться на благо Общества библиофилов. — Он вздохнул. — Видимо, это не так.

— Но он же активирован, — с возбуждением сказал Иверсен. — Йон — самый сильный из всех Чтецов, которых мне когда-либо доводилось видеть.

— Тем более он опасен для нас, Иверсен.

— Для нас? — с недоумением повторил Иверсен.

Кортманн нажал медную кнопку на подлокотнике своего кресла.

— Сейчас мне бы хотелось, чтобы вы ушли, — ровным голосом произнес он. — Иверсен, разумеется, может остаться. Что же касается остальных, я требую, чтобы вы немедленно покинули мою территорию.

Они услышали, как хлопнула дверь дома, и увидели направляющегося к ним водителя. Йон и Катерина встали. Иверсен, мгновение помедлив, также поднялся.

— Иверсен, — подавшись вперед, сказал Кортманн. — Не глупи. Не делай того, о чем можешь пожалеть впоследствии. Я могу найти тебе другую работу. Ведь Общество — твоя жизнь! Зачем же все перечеркивать из-за какого-то вранья?

Некоторое время Иверсен смотрел на Йона и Катерину, затем решительно взглянул в глаза Кортманну.

— Я поступаю так ни ради себя самого, ни ради них, ни ради Общества, — твердо сказал он. — Я делаю это ради Луки.

Развернувшись, он твердым шагом направился к выходу. Йон и Катерина последовали за ним.

— Ты как? — Йон взглянул на Иверсена, когда они выехали из Хеллерупа.

Старик сидел на заднем сиденье и молча смотрел на улицу через боковое стекло. Тряхнув головой, он улыбнулся Йону со словами:

— Все в порядке. Просто немного расстроен.

Затем снова взглянул на проплывающие за окном дома.

— Необходимо связаться с остальными, — сказал он. — Пока Кортманн нас не опередил. Нужно знать, кто из них на нашей стороне.

Йон кивнул. Они не имели никакого представления о численности Теневой организации, но сил их троих было явно недостаточно, чтобы ей противостоять.

— Кортманн дал мне список всех вещающих, — сказал он. — Давайте начнем с самого начала.

— Прекрасно, — с воодушевлением произнес Иверсен. — Я боялся, что не смогу всех вспомнить. — Он встретил взгляд Йона, смотревшего на него в зеркало заднего вида. — Однако, я думаю, будет лучше, если с ними свяжусь я.

— О'кей, — кивая, сказал Йон.

— Как ты думаешь, на скольких мы можем рассчитывать? — спросила Катерина.

— Понятия не имею, — ответил Иверсен. — Каждый должен сделать собственный выбор. Не стоит ждать, что все поверят в нашу историю, однако это не единственный фактор, который может повлиять на принятие решения. Некоторые давно уже недовольны Кортманном, однако наверняка найдутся и те, с кем у нас возникнут проблемы. — Он вздохнул. — Боюсь, По как раз из их числа.

— Я вполне могу и без него обойтись, — пробормотала Катерина.

— А что с улавливающими? — в свою очередь спросил Йон. — На них мы можем рассчитывать?

— Уверена в этом, — сказала Катерина. — Разумеется, и среди них найдутся скептики, но и они, я думаю, в конечном итоге нас поддержат. Я попрошу Клару как можно скорее устроить общее собрание.

— А чем заняться мне? — спросил Йон.

— Ты пока можешь упражняться, — с улыбкой ответила Катерина.

Йону казалось, что прошел уже не один год с тех пор, как он с Иверсеном прогуливался по Новому кладбищу. Тогда карьера Йона еще была в самом расцвете, а сам он пребывал в блаженном неведении. В то время он испытывал и тяжелый, застарелый гнев по отношению к отцу, который, как он считал, его предал. Теперь же Йон чувствовал, что гнев пропал, точнее, изменился характер этого чувства. По-прежнему оставалась горечь от того, что ему ничего не рассказывали, однако негодование вызывало уже другое — то, что явилось причиной гибели его родителей.

Луку похоронили рядом с Арманом, однако на могиле деда Йон уже давно не был, так что прошло некоторое время, прежде чем он ее отыскал. Два надгробных памятника, обнесенных прочной кованой оградой высотой полметра, стояли совсем недалеко от наружной стены кладбища. Многие соседние могилы полностью заросли плющом, однако место последнего упокоения Кампелли было ухожено, здесь явно недавно навели порядок. Темные гранитные сооружения торжественно возвышались над усыпанным перламутровым песком участком, напоминая статуи в японском саду. Перед памятником Луке лежал один увядший букет.

На надгробной плите были выгравированы полное имя Луки, год его рождения и дата смерти, окрашенные в золотистый цвет. Буквы «Л» и «К» имели вид небольших пиктограмм с виньетками, делавшими их похожими на буквицы в старых книгах.

На безоблачном небе ярко сияло солнце, однако температура была низкой. Хотя кладбищенская стена и ближайшие деревья и кусты защищали Йона от пронзительного ветра, тем не менее он ощущал колкий холод, — и вероятно, из-за погоды на кладбище никого не было видно.

Некоторое время Йон в полной тишине постоял у надгробных памятников. Он и сам не знал, почему выбрал именно это место для своих упражнений. Как бы там ни было, но его квартира представляла собой замкнутое пространство, и теперь, когда ему предстояло читать самостоятельно, он чувствовал себя более уверенно там, где поблизости не было никаких электроприборов. Возможно также, что он невольно хотел что-то доказать Луке. Поначалу Йон этого даже не сознавал, однако теперь, находясь на кладбище, чувствовал, что поступает абсолютно правильно.

Йон присел на освещенный солнцем камень и вынул из кармана пальто книгу, которую взял из стопки томов, отобранных для него Иверсеном. Это была «Божественная комедия», как сказал Иверсен, одна из любимых книг Луки. Несмотря на малый формат, говоривший о том, что это, по всей видимости, дорожное издание, переплет был выполнен блестяще. На прекрасной темно-бордовой коже выделялись черным тиснением, как будто высеченные на камне, крупные буквы заглавия.

Йон наугад раскрыл книгу и начал читать. Чтение у могилы вызывало странное чувство, и в то же время, сидя в окружении деревьев, кустов и массивных надгробных памятников, он ощущал удивительное умиротворение. Он не опасался, что кто-то увидит его или услышит. Йон был здесь совсем один и мог полностью сосредоточиться на чтении.

Постепенно он определился, насколько далеко ему следует заходить в своих опытах, однако стихотворная форма замедляла овладение нужным ритмом и затрудняла эмоциональное расцвечивание текста. Прочтя четыре страницы, он поймал наконец верные темп и такт и достиг той степени концентрации, при которой бумага приняла вид мутного стекла с возникающими за ним, будто в утреннем тумане, неясными, призрачными фигурами. Сфокусировав на них свое влияние, Йон добился того, что они стали четкими и резкими, будто вырезанными из картона.

Иверсен и Катерина в этот самый момент, по-видимому, были заняты тем, что пытались заручиться поддержкой единомышленников. В этом Йон помочь им не мог — наоборот, он чувствовал, что способен лишь помешать. Поэтому он и сам рад был на некоторое время устраниться. Чтобы ненамеренно им что-нибудь не испортить и в то же время немного побыть одному. Тем не менее вынужденное бездействие его все же отчасти раздражало.

Прочитав еще несколько страниц, Йон немного усилил степень вещания, после чего стеклянная завеса, за которой разворачивались картины, раскололась, и у него возникло то самое ощущение могущества, знакомое ему по сеансу активации. Чтение продолжалось как бы само по себе, а Йон сосредоточился на том, чтобы как можно лучше расцветить историю. Медленно и осторожно он принялся делать ярче образы основных персонажей и мрачные пейзажи, на фоне которых разворачивалось действие. Никакого сопротивления при этом он не чувствовал и в то же время сам старательно себя сдерживал. Он, как киномонтажер, пытался следить за тем, чтобы сцены сменялись не скачками, а медленно и плавно.

Сколько именно времени продолжалось его чтение, Йон не знал, однако, когда он отложил книгу в сторону, оказалось, что он сидит уже в тени. Во рту у него пересохло, пальцы, сжимавшие томик, замерзли и почти потеряли чувствительность. Йон поднес их ко рту и попытался согреть дыханием. Его накрыла густая тень, так что рассмотреть мелкие детали окружающей обстановки было практически невозможно, но, когда взгляд его упал на могилу Луки, у него перехватило дыхание, и он остолбенел.

Вертикальные прежде прутья ограды теперь были растянуты и изогнуты таким образом, что образовывали некий волнообразный рисунок с отдельными завитушками водоворотов. Тот, кто не видел могилу раньше, по-видимому, не нашел бы в этом ничего необычного, разве что отметил бы мастерство, которое позволило создать столь причудливый узор.

Йон оглянулся по сторонам, почти готовый увидеть толпу потешающихся над ним кузнецов, однако двигались вокруг него только раскачиваемые ветром верхушки деревьев.

Встав, Йон почувствовал, как на него сразу же навалилась усталость, однако он все же заставил себя приблизиться к могильной ограде и внимательно ее рассмотрел. По самому металлу ничего особенного заметно не было. Тронутый ржавчиной, он выглядел абсолютно обычно.

Йон нагнулся и кончиками пальцев осторожно коснулся прутьев.

На ощупь металл был ледяным.