Тайные тропы Магуры

ФЕЛЬДШЕРИЦА ЗИНА

В свое время, к удивлению всех радичан, отец Силантий предоставил небольшой флигелек из двух комнат под медицинский пункт. Председатель сельсовета Ильченко уже сбился с ног, отчаявшись найти подходящее помещение, и тут неожиданно священник предложил свой флигелек, в особо прибыльные годы служивший ему дополнительной кладовой.

Женщины привели флигель в порядок. В Радинское приехала из Львова молодая фельдшерица Зинаида Петровна. До этого она наслышалась о селе всякого и была приятно удивлена тем, как ее встретили.

Вначале Зинаида Петровна, или как ее стали все звать — Зина, ежедневно обходила дома, выясняла, кто нуждается в медицинской помощи. Работа поглощала все ее время днем. Но по ночам она спала плохо, напуганная налетами бандитов. Свою койку фельдшерица поставила в угол, подальше от окна, и даже отгородила ширмой из двух одеял. Укрывшись с головой, она подолгу прислушивалась к ночным шорохам и давала себе клятву — завтра же уехать, но наступал день со своими заботами, и она откладывала решение.

Однажды ее посетил отец Силантий, попросил порошки от головной боли.

— Все одни вы, одни. Скучаете, верно? — посочувствовал он.

— Ой, не знаю, как и вырваться отсюда. Как вы прожили здесь тридцать лет, просто не понимаю. Это подвиг.

Священник мягко объяснил:

— Я иерей, дочь моя, для меня служение господу равно сладко там, где на то его воля.

— Но что здесь можно увидеть, кроме грубиянов мужиков и неряшливых баб? — Зина поджала губки.

— Я счастлив, что угождал господу богу, наставляя на путь праведный неразумных грешников прихода своего, и не могу поставить се$е в заслугу то, что обязан делать согласно сану. В молитвах постоянных, вознося хвалу творцу нашему, должны мы находить удовлетворение своему земному существованию. — Отец Силантий сразу раскусил фельдшерицу. Он понял, что религия для нее — только понятие, которое разграничивает людей на верующих и. неверующих, но на всякий случай еще некоторое время поцитировал священное писание. Закончил же весьма прозаично:

— Вам, милая, надо примениться к нашей жизни, подарить своим доверием собеседников, которые были бы одних с вами духовных интересов.

— Где же я их найду?

— Позвольте, а уважаемая учительница наша, Ольга Ивановна?

Зина махнула рукой и засмеялась:

— Она уже одичала у вас. Неужели и меня ждет такая участь? Она, как слепой вол в упряжке. Вечно копается с книжками и тетрадями, постоянно у нее торчат дети, что-то режут, клеят…

— Да, конечно, странности у нее есть.

— Я и говорю — странная. С ней поговорить-то не о чем.

Священник скрыл удовлетворенную улыбку и покачал головой.

— Вы ошибаетесь. Разве у вас могут быть различные взгляды? Вы при одной власти воспитывались,

Зина закусила губу.

— Ханжа ваша Ольга, святошей прикидывается. Не люблю таких…

Она осеклась. Священник не возразил и лишь развел руками.

Учительница была инициатором наведения порядка в медпункте. Это она собрала женщин для побелки комнат, позаботилась о цветах. Живая заинтересованность, с которой хлопотала Ольга Ивановна, передалась и другим, так что авторитет себе Зина приобрела, еще не доехав до села. В первые же дни Ольга и Зина сблизились. Быстро сходящаяся с людьми (впрочем, так же легко она с ними потом и расходилась), Зина поведала с себе, рассказала о своих многочисленных увлечениях, о разочаровании мужской половиной рода человеческого и закончила твердым выводом:

— Черт с ними, с мужиками. Не пойду больше замуж! Что может быть оскорбительней: лишить себя свободы, стирать и, наконец, рожать никому не нужных детей.

Ольга поморщилась.

— Ты, конечно, знаешь обо всем этом больше меня. Но познала ты только одну отрицательную сторону. А настоящий человек не сводит смысл любви только к тому, о чем ты говорила. И тебе надо поискать самое себя…

Начался спор. И Зина разочаровалась в новой подруге. Вскоре они только здоровались.

Зина поняла, что визит ей священник нанес неспроста, и стала ждать, что последует за ним. Как-то вечером к ней зашел секретарь сельсовета Мигляй.

— Шел мимо, вижу свет в окне, дай, думаю, зайду, разузнаю, не надо ли чего докторше нашей? Почему свои ясные глазыньки показывать перестала?

— Куда ж тут у вас ходить?

— Да, да. С развлечениями у нас…

— Да и ходить-то у вас тут, говорят, опасно.

— Вам? Опасно? — Мигляй оскорбленно поднял плечи. — Напрасно вы такого мнения о нашем селении. Как представитель местной власти, гарантирую вам полнейшую безопасность.

— От кого?

— Вообще.

— Вы сами-то хоть раз видели их?

— Так, издалека. Бог с ними. Я ведь что пришел. Оно не совсем деликатно, да уж теперь начал. Возраст, конечно, мой вышел такими делами заниматься, да сердце мягкое, пообещал — сделай! Ко мне приехал племянник из Львова. Он, знаете ли, студент. Так, говорит, тоскливо ему у нас. Я-то понимаю — необразованность. Только и знают газды, что, извините, в земле копаться.

— Господи! Чего вы мямлите! Конечно, пусть заходит! Поболтаем, Львов вспомним… Что же он — такой нерешительный?

— Он не то, чтобы… а так… студент, конечно… Так я его приведу. Он тут, во дворе мучается, — сказал Мигляй и выскочил из медпункта. Через несколько минут он вернулся с высоким, сутуловатым молодым человеком..

— Юзеф, — представился он.

Зина поднялась гостям навстречу и предложила сесть. Студент сел, сказал дяде:

— Вы подождите там, он махнул рукой в сторону двора.

Мигляя как ветром сдуло. Зина оторопело поглядев ла на незнакомца.

— А вы не такой уж нерешительный, как говорил о вас ваш дядя.

— Меньше всего мне нужен такой родственник, — улыбнулся Юзеф, открыв ровные белые зубы.

Пока Зина собирала на стол, гость обошел комнат ту, остановился у шкафа с медикаментами. Фельдшерица украдкой наблюдала за ним. Страх уступил место любопытству. Она уже поняла, кто перед ней: из кармана френча выглядывала рукоятка пистолета. Юзеф ей понравился — пышная, черная, правда, немного сальная шевелюра, нос с горбинкой, шнурок темных усиков.

— Вы знаете латынь? — спросила Зина, заметив, что Юзеф читает надписи на склянках.

— Немного знаком. — Юзеф поскромничал. В свое время он учился два года в школе иезуитов.

— Да, я забыла, вы же студент.

— Был и студентом. Но пришлось заниматься другим делом.

— Каким, если не секрет?

— В моем положении трудно быть откровенным. Но ради такой очаровательной пани… — Юзеф был сама изысканность.

— Я, кажется, догадываюсь.

— Неужели? — Юзеф улыбнулся.

— Сказать?

— Какой же мужчина откажется выслушать такую чудесную собеседницу? Слушаю со всем вниманием.

Зина замялась.

— Вы… вы принадлежите к этим…

— К бандитам? — подсказал Юзеф. — Вы это хотели сказать?

— Вы совсем не похожи на бандита.

— Да, как и многие другие. Позвольте представиться: помощник руководителя повстанческого отряда. Те, с кем мы ведем борьбу, называют нас бандитами. Но нам не-важно — как нас называют. Главное, мы боремся насмерть. Настанет час, когда нас поймут, пойдут за нами. Вот и ваше теплое участие — оно так греет. Очень приятно видеть красивую интеллигентную женщину, понимающую идейные основы нашей суровой борьбы…

Зина порозовела. О каких идейных основах идет речь, она не знала, да это ее мало интересовало. Главное, что Юзеф взял ее руку и поднес к губам.

Юзеф попросил разрешения иногда посещать Зину.

— Да, кстати, нельзя ли у вас попросить что-нибудь на память о нашей встрече, которую я буду с благодарностью помнить всю жизнь?

— Что же, я, право, не знаю…

— Бинты, сульфидин, еще кое-что из медикаментов. Я не шучу. Вы медик и не можете отказать в помощи тем, кто в ней нуждается.

Зина заколебалась.

— Я посоветуюсь с начальством.

Юзеф некоторое время тупо смотрел на нее. Неужели она в самом деле такая дура? Или издевается? Нет, она говорила серьезно.

— Если вы хотите, чтобы я навещал вас, молчите — никто не должен знать о наших встречах.

— Я понимаю. Скажите, а если я откажу вам?

— Учтите, когда мы просим — нам редко отказывают, а если отказывают, то мы сохраняем за собой право конфисковать все необходимое для нашего повстанческого движения.

— Вот и прекрасно, — подхватила Зина, — давайте условимся: то, что я дам, — вами конфисковано.

Юзеф достал серебряный портсигар, закурил и снова напомнил:

— Не забывайте: о нашей встрече никто не должен знать.

— Но это уже не секрет — об этом знает секретарь сельсовета, — сказала Зина.

— Не беспокойтесь. Уверяю вас, он ничего не видел и не слышал.

Юзеф снова поцеловал ей руку и унес полмешка медикаментов.

Дня через три он навестил Зину опять. На этот раз в руках у него был автомат.

Как и в прошлый раз, Зина поставила на спиртовку маленький кофейник. Они разговорились. Юзеф старался блеснуть остроумием. Зина кокетничала.

— Носить с собой такое грозное оружие, — спросила она, указывая на автомат, лежащий на коленях Юзефа, — вас заставляет, конечно, не желание в кого-нибудь стрелять?

— Иногда приходится, — Юзеф притворно вздохнул. — Человек, который носит оружие, должен стрелять.

— Боже мой, неужели вы такой жестокий человек?! — Зина всплеснула руками.

— Когда решается вопрос жизни или смерти, уверяю вас, никому не приходится раскаиваться в том, что он кого-нибудь убил.

— Убить человека? Нет, я этого никогда не смогу.

— Согласен. Вы не сможете. А я?.. Моя философия совершенно иная. Мир устроен так, что одни рожают людей, другие — исцеляют их, а третьи — должны убивать. Процесс зарождения человека значительно длиннее, чем мгновение смерти, а отсюда вывод: рождением людей занимается подавляющая часть населения, меньшая исцеляет их, лечит, а избранная, немногочисленная, дарует смерть. Убивают те, кто стоит выше сентиментального предрассудка, называемого гуманизмом.

Зина восхищенно посмотрела на Юзефа. Да, он явно человек необыкновенный. Но она все же сказала:

— Смотрю я на вас, и мне не верится, что вам так легко убивать людей.

— Вы неправильно меня поняли. Убивать ради убийства — нет никакого смысла, тем более для мыслящих людей. К тому же, я ношу оружие для обеспечения своей безопасности. Когда же возникает необходимость кого-либо убрать, я просто поручаю это кому-нибудь из своих подчиненных.

Эина прошептала:

— Да, да. Вы не должны убивать. Вы должны стоять выше этой грязной работы. Вы совсем не похожи на тех, кого я… Пейте же кофе, — спохватившись, предложила она. — Ой, да он совсем уже остыл. Дайте, я заменю. — Она протянула руку за чашкой. Но Юзеф положил свою руку на ее маленькую ручку и сжал. Она вздохнула, закрыла глаза…