Тайные тропы Магуры

СНОВА В ШКОЛЕ

Вечером прошел дождь, и Ольга подумала, что дети, каждый вечер прибегавшие к ней учить уроки, порисовать, попеть — она учила их советским песням, — послушать новую книжку, сегодня уже не придут.

Ольга стояла у окна и машинально то стягивала с плеч, то снова набрасывала на них платок. Она вспоминала Любомира. За окном дрожала мглистая пелена дождя. Ночь проникла в комнату, заполнила углы, окутала шкаф, узенькую кровать, тумбочку, небольшой стол и, достигнув печки, долго топталась на одном месте, не в силах поглотить белизну стен. Потом темнота поползла дальше, прихватив на пути стулья, туалетный столик из двух чемоданов, книжную полку, прибитую над ними, забралась на подоконник, на котором ровными стопками высились ученические тетради, и выплеснулась через окно на улицу.

Мимо окна прошмыгнули ребятишки. Ольга заспешила к двери.

— Добрый вечер, Ольга Ивановна… Нас не пускали… Но мы все равно убежали к вам… — зачастили наперебой дети.

— Да вы проходите, проходите скорей, — подталкивала их Ольга. — Я уж думала… А вы вон какие молодцы у меня!

Сбросив у входа грязную обувь, побросав на стул мокрые плахты, ребятишки вошли, в комнату. Ольга засветила лампу, задернула занавески, спросила:

— Кто у нас сегодня дежурный по чаю?

Едва ли не большую половину своей зарплаты она тратила на вечерние чаепития с детьми. Чай кипятили в большом, военного образца, котелке. А к чаю подавались невиданные в этих краях сладости, которые Ольге Ивановне посылали по ее просьбе институтские подруги из больших городов.

— Марыська. Она не пришла…

Широколобый, в отца, Митька Морозенко опустил вниз свои большие глаза.

— Отца ее лесовики… шомполами.

— И корову увели. Хорошо, хоть сам живой, болеет только, — бойко подхватила Ганка, дочь кузнеца Ильи.

— Когда же это случилось?

— Перед вечером. Пришли в хату Карантай и Гарасько. «Давай корову», говорят. А Марысин батько: «Не дам». Так они давай его бить. Шомполами били… Марыся плачет, — взволнованно пояснила девочка. В ее широко открытых глазах выступили слезы.

Ольга задумчиво глядела в темное окно.

— Фельдшерица приходила?

— Нет. Ее уже второй день нет в селе.

— Председатель и в район звонил, там тоже сказали, нет, — ответил Митька.

— Странно. Где она может быть? — недоуменно прошептала Ольга. — Придется мне сходить к Мары-се. Вы же пришли стенгазету выпускать, возьмите бумагу, цветные карандаши, линейку и начинайте работать.

Она достала карандаши, лист чистой бумаги, пачку с перьями, поставила на стол чернильницу.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Ольга насторожилась. Распахнулась дверь, вошел Юзеф с перевязанной рукой, с автоматом за плечом.

— Что вам здесь нужно? — не скрывая своей враждебности, спросила Ольга.

— О, я вижу, жрица храма науки не очень ждала меня? Но, я думаю, вы воспитанная девица и не позволите промокшему и не вполне здоровому гостю ждать на улице, пока его друзья не выяснят: нет ли в вашем доме некоего молодого человека…

Юзеф прошелся по комнате, угрюмо поглядывая на испуганных детей.

— Слава Иисусу! — сказал он. — Ну… Забыли, что ли?

— На вики слава, — пробормотал кто-то. Остальные молчали.

— А ну, марш отсюда!

— Мы газету пришли делать, — пробурчал Митька.

— Я два раза повторять не буду!

Дети сбились стайкой вокруг Ольги.

Юзеф огляделся. Увидя портреты на стене, скривился:

— Почему портрета Тараса Шевченко нет?

— Он вам уже затылок просверлил своим взглядом, — презрительно сказала Ольга.

Юзеф обернулся. Сурово сдвинутые брови поэта. Проницательный взгляд мыслителя. Казалось, сейчас зашевелятся его свисающие усы, и он спросит: «Ты зачем сюда пришел, негодяй? Теть звидцы!»

В залепленных грязью сапогах, в плаще, с которого стекала вода, вломился Карантай, кабаньими глазами забегал по комнате:

— Файно живе пани профессорка. Ты кого это рассматриваешь, Юзеф? Кто это? Почему он в такой шапке? Напялил на себя черт знает что.

— Это Шевченко, тупица, — презрительно сказал Юзеф.

— А-а-а, — промычал Карантай..

— Все обыскали? Выведи детей, пусть побудут где-нибудь в классе. Да смотри, чтоб не смылись.

— Оставьте детей в покое! — Ольга положила руку на плечо Мите Морозенко.

— Ты со своим уставом в другой монастырь иди, — ухмыльнулся Карантай.

Оттолкнув руку Карантая, Ольга резко сказала:

— Не смейте! Слышите? Я не позволю трогать детей!

Карантай снова ухмыльнулся, а затем злобно сверкнул глазами и закричал:

— Ах, ты… Не позволю! Да я тебя в один миг успокою! Марш отсюда, щенята!

Дети нехотя двинулись к двери, Карантай подталкивал их в спину.

— Будет ли конец этому? — невольно вслух произнесла Ольга.

— Вам я могу его предсказать, — заявил Юзеф, — если вы не скажете, где прячется ваш непрошеный защитник. Ну?

— Не знаю. Но думаю, что он скоро вас найдет сам.

Юзеф смотрел на се пылающее лицо, на тонкие слабые руки. «Она же знает, что мне ничего не стоит разрядить в нее автомат. Делает вид, что не боится. Или в самом деле не боится?» Появилось желание сделать ей больно, хоть чем-нибудь унизить. Он подступил к ней вплотную и взял рукой за подбородок:

— Послушай, цыпочка…

— Не трогайте меня!

— Карантай! — позвал Юзеф.

В комнату ввалился Карантай.

— Всыпь ей как следует. Шомполов десять достаточно, чтобы жива осталась. Я тебе сейчас Гераська на подмогу пришлю.

Юзеф вышел.

Карантай схватил ее за руку и притянул к себе. Она начала вырываться и кричать:

— Помогите! Помогите-е-е!

Карантай заломил ей руки за спину и зажал рот. Ольга вцепилась зубами в его руку. Он охнул и ударил ее кулаком по голове. Теряя сознание, Ольга услышала какой-то грохот и звон стекла.

Очнувшись от прикосновения чьей-то руки, Ольга увидела Ганку.

— Вставайте, Ольга Ивановна. Они ушли. Испугались и побежали к речке. Это все Митька, как даст табуреткой по окну, стекла вдребезги.

Ольга приподнялась.

— Милые вы мои…

Она привела себя в порядок и отпустила детей.

Что делать? Где Любомир? Вдруг они обнаружили его, схватили… Что было бы с ней, если бы не находчивость Митьки Морозенко?..

Хлопнула дверь. Послышались торопливые мужские шаги. В комнату вбежал Любомир.

— Оля!

— Любомир… Жив…

Она протянула к нему руки и не в силах больше сдерживаться, всхлипнула.

Они долго говорили. О жизни, о будущем, о том, что им делать, как объединить усилия молодежи села в борьбе с бандитами. Любомир рассказал о разговоре с майором Егоренко.

— Не доверяет он мне, Оля, — с досадой и обидой сказал Любомир.

— Там ведь есть и другие. А в райкоме ты был? Нет? Надо было пойти. Подожди… Я, кажется, знаю, с кем поговорить… Да, Любомир, чуть не забыла. Приходила твоя мать, просила передать, когда ты появишься, что тебя искал брат, хочет встретиться, поговорить. Он будет ждать тебя завтра на горе Магуре, в каком-то месте, где вы пастушили с ним маленькими.

— А-а, знаю… Чего он хочет, непутевый?.. Или про обращение правительства узнал?

Братья встретились. Присели на влажную поблекшую траву. Любомир закурил и стал ждать. Но Володька тоже не торопился. Наконец, не поворачивая головы, сказал:

— Тебе, Любомир, надо из села уехать. Ты попадешь к ним в руки..

— Не к ним, а к вам.

Володька пробормотал:

— Говори, как хочешь. Я за тебя беспокоюсь. Они убить тебя решили. А кто тебя защитит? Любой продаст с потрохами.

— Если бы я не верил людям, не остался бы здесь ни на один час. Понял? — сказал Любомир. — Это ваше несчастье — вы не верите людям, они — вам. Вы — чужие. Поэтому вы хотите страхом внушить то, что не можете словами. Убить безоружного газду, оскорбить девушку, ограбить нищего, вот и все, чтобы можете. Вояки! Знаешь, Володька, выходи с повинной. Говорю тебе в последний раз. Власти обращение выпустили к вам, простят тебе твои заблуждения. Как человек будешь жить. А может, и в самом деле человеком станешь.

Володька усмехнулся.

— Думаешь, я поверю в это обращение? Это ловушка для дураков. На такую приманку я не клюну.

— Тогда слушай: если на твою совесть ляжет хоть одна человеческая жизнь, то я тебе сам буду судья. Сам и свой приговор исполню. Но жить убийцей ты не будешь. Кстати, дай-ка мне несколько патронов, а то пистолет есть, а патрон один.

Порывшись в кармане, Володька протянул ему десяток патронов и озабоченно спросил:

— Обоймы у тебя ведь тоже нет? Я матери передам. Возьмешь, ладно?.. Ты у учителки на чердаке живешь? Кто-то выследил тебя и сообщил нашим.

— Кто?

— Не знаю.

— Врешь! Кто у вас в селе есть?

— Есть. Не один есть. А кто, не скажу.

— Ну и не надо. Все равно их тоже переловят.

— О себе подумай.

— Это ты о себе подумай. И о матери.

Любомир встал и медленно пошел в темноту. Володька достал щепотку самосада, оторвал листок газетной бумаги, стал сворачивать цигарку. Бумажка порвалась, и самосад высыпался на землю. Володька сплюнул. На душе у него было пусто. Раньше он обращался с вопросами к Подкове или Юзефу. Но постепенно ответы перестали удовлетворять его. Почему у них так мало друзей? Да и кто они — поп, Копыла, Гурьян? Володька вспомнил, как лесник однажды избил его за крынку молока… Мигляй и А1орочканич продажные шкуры. Что делать, как быть?..

Любомир не мог больше прятаться на чердаке. Он прошелся по селу, поговорил с парнями, стал убеждать их, что надо сбиться в отряд «ястребков» и защищать сельчан.

— А оружие? — спросили его.

— Надо достать. Я постараюсь достать.

Он посидел дома, потолковал с матерью, успокоил ее и пошел к Ольге.

Она встретила его, сияя радостной улыбкой.

— Наконец-то. Я уже хотела идти разыскивать тебя. У меня гости. Иди, иди, не удивляйся.

В комнате сидели за столом два вооруженных офицера. Один из них поднялся навстречу Любомиру.

— Старший лейтенант Лукашов.

На полголовы выше Любомира, в аккуратно подогнанной форме, он сразу же расположил к себе. Дружески опустив руку на плечо Любомира, Лукашов сказал:

— О вас уже в селе легенды складываются. В каком доме сегодня ни были — только о вас и разговор. Очень рад познакомиться.

Протянув руку лейтенанту Башкатову, Любомир, смущенный похвалой, опустился на стул.

— А теперь расскажите нам все, с того дня, как вернулись в село, — попросил Лукашов.

Любомир начал с первой встречи с бандитами у Сухого потока. Чувствуя внимание офицеров, он говорил обстоятельно, не сбиваясь. Затем ответил на другие вопросы и умолк.

— Да-а, — протянул Лукашов, — судя по всему, ваш брат не пропащий человек.

— Я все-таки родня ему, — осторожно сказал Любомир, — и мне трудно сказать определенно. Я боюсь ошибиться. У него своя голова на плечах, а все, что я ему говорил, не подействовало.

Лукашов досадливо поморщился.

— Как мы все боимся ошибок. И из-за этого часто делаем их еще больше. Не надо бояться, когда решается судьба человека, тем более близкого. Понятна ваша осторожность, может быть, на вашем месте я поступал бы так же. Но представьте себя на минуту совершенно посторонним ему человеком. Как бы вы подумали, может еще Владимир стать полезным обществу человеком? Или нет?

— Тем более, что насколько мне известно, — вставил свое слово Башкатов, — ведет он себя для бандита довольно… Он никого не убил, не ограбил…

— Пожалуй, сможет, — сказал Любомир.

— Я тоже так думаю, — повторила Ольга.

— Давайте вместе попытаемся что-нибудь сделать для него, поможем разобраться в происходящем, — предложил Лукашов.

— Как? — Любомир оживился.

— Вы нам верите? — неожиданно спросил Лукашов.

Любомир вспомнил свою встречу с Егоренко.

— Я-то верю, но… Майор мне не поверил. Я просил помощи, оружия, а он…

— Он вас видел впервые. Почему он должен был вам поверить? А вдруг оружие попадет к бандитам? А у нас уже есть основание доверять вам. Создавайте отряд, мы поможем. И оружием, и всем другим. В первую очередь разузнайте, кто в Радинском является пособником бандитов. Второе — разузнайте, не появлялся ли в селе посторонний человек. И третье — помогите нам встретиться с Владимиром. Мы только поговорим с ним, а там пусть уходит.

— Но… Может, просто схватить его?

— Нет, — возразил Лукашов. — Все должно быть основано на доверии. Карантая или Подкову мы бы не отпустили, а брату вашему дадим возможность решать самому.

— Но он побоится встречи с вами.

— Не надо говорить ему о нас, — сказал Башкатов.

Более двух часов беседовали офицеры с Любомиром. Договорились, что он немедленно приступит к созданию группы добровольцев по борьбе с бандитами. Заботу обеспечения оружием Башкатов взял на себя.

— Пока суть да дело, возьми-ка, Любомир, этот, — и он протянул ему свой автомат.

Приняв подарок обеими руками, Любомир взволнованно сказал:

— Я оправдаю ваше доверие. Спасибо, дорогие товарищи. Боюсь только, что на первых порах группа будет малочисленной. Понимаете, люди напуганы, не доверяют друг другу.

— Ничего, — подбодрил Лукашов. — Вы и не гонитесь за численностью. Подберите сначала человек пять-шесть, а там видно будет.

Уточнив некоторые детали следующей встречи, офицеры простились с Любомиром и Ольгой.