Тайные тропы Магуры

НОВЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ

Спустя несколько дней, вечером, секретарша отдела Марина сообщила Башкатову новость: приехал новый старший уполномоченный. Это, конечно, было в порядке вещей, но Борис с печалью и раздражением подумал, что только-только они похоронили товарища, а на его место уже приехал другой.

Башкатов собирался домой и, погруженный в невеселые мысли, неторопливо убирал со стола документы. Открылась дверь, в кабинет вошли майор Егоренко и незнакомый старший лейтенант. Пропустив спутника вперед, майор остановился посреди комнаты.

— Знакомьтесь.

Башкатов пожал руку офицеру.

— Лукашов, — назвал тот себя и несколько секунд пристально смотрел на Башкатова. — Значит, вместе работать будем?

— Выходит, так, — сухо ответил Борис.

Майор объяснил Башкатову:

— Товарищ Лукашов прибыл на место Буланова. С особенностями работы в нашем районе он в общих чертах ознакомлен. Покажите ему дела и передайте ключи от. сейфа. Желаю побыстрее найти общий язык. Тем более что вы и старший лейтенант будете в оперативной группе, которая займется делом банды Подковы.

Майор ушел. Башкатов достал ключи от сейфа и протянул их старшему лейтенанту:

— В сейфе вы найдете много интересного, конечно для оперативного работника.

Взяв ключи, Лукашов словно взвесил их на своей широкой ладони, чуть подбросил и положил в карман.

— Что ж, посмотрим, — равнодушно согласился он. — Пожалуй, самым интересным на сегодняшний вечер для меня будет одно — где я смогу поесть?

— Пожалуй, сегодня вы рискуете остаться голодным: чайная работает до девяти, — в тон ответил ему Башкатов.

— Плохо.

Подойдя к окну, старший лейтенант посмотрел на свое отражение в стекле, потер рукой щеку, на которой густела рыжеватая щетина, и, не поворачивая головы, спросил:

— Давно здесь работаете?

— Второй год.

— Хорошо. Значит, обжились. Семья есть?

— Холост.

— Тоже неплохо.

— А вы? — полюбопытствовал Борис.

— Я? — переспросил старший лейтенант, словно в комнате были еще люди. — Я не женат.

— Ну и здесь не женитесь.

— А я не жениться приехал, — серьезно ответил Лукашов. И присел к столу. Он внимательно осмотрел стол, провел по его гладкой поверхности ладонью и, взяв в руки пепельницу, спросил: — Его?

Догадавшись, о ком идет речь, хотя между ними не было сказано ни слова о погибшем, Башкатов кивнул. Затем показал на пачку папирос:

— Курите?

— Бросил.

Лукашов искоса посмотрел на него, снова подошел к окну, еще раз потер щеку и направился к выходу.

Башкатов задумался: «А ведь он, пожалуй, догадался о моем состоянии, о том, что я мало расположен к беседе, и обошелся без вопросов, которыми бы засыпал меня на его месте любой другой, не очень чуткий человек. Что ж, посмотрим…»

Лукашов вернулся с чемоданчиком и новой драповой шинелью. Он заботливо повесил ее на плечики и уселся за стол. Высыпав из железной коробочки лезвия для безопасной бритвы, стал их осматривать.

— Вот мелочь, а нигде не купишь, — пожаловался он.

— Побреетесь завтра, — сказал Башкатов. — Парикмахерская с восьми.

— Всегда бреюсь сам.

Он взял с тумбочки граненый стакан.

Кто-то постучал. В кабинет вошла секретарша Марина. Она поставила перед Лукашовым электрический чайник.

— В сторонку поставьте, — сказал он отрывисто.

— Пожалуйста, — удивившись его тону, прошептала Марина.

Лукашов поднял голову, улыбнулся и неожиданно мягко произнес:

— Извините. Я иногда бываю невыносимым. Спасибо.

Марина залилась густым румянцем и выскочила из кабинета.

— Симпатичная девушка, — сказал Лукашов.

— И не замужем, — сорвалось с языка Башкатова.

Продолжая точить лезвие внутри стакана, Лукашов ответил:

— Уже знаю. Чем вам не пара?

— Не люблю зеленоглазых. И потом, разрешите мне самому знать — пара она мне или не пара, — отпарировал Борис.

— Вы сказали, что здесь нельзя жениться, а я отметил нелогичность вашего заключения, — дружелюбно заметил Лукашов. — Хорошие девушки есть везде. II кто ищет их только в командировке или в отпуске, делает ошибку.

— Вы что, на себе испытали?

— Видел, как мучились другие. Встречал таких. Жили в Москве, а жен привозили с курорта. Я вот знал одного. Женился на дочери какой-то знаменитости — ходит, что твой королевский пингвин, спесь фонтаном бьет. Встретились через два месяца. «Ну как?» — спрашиваю. «Разошлись. У нее, говорит, склонности барские. Сначала заставила галстук-бабочку носить, затем настояла, чтобы одевал на ночь колпак какой-то, так, мол, все культурные люди делают. Сбежал».

— Ну, это вы придумали!

Лукашов рассмеялся:

— Не верите?..

Не желая продолжать разговор, Башкатов оделся, пожелал спокойной ночи новому коллеге, вышел и заглянул к Марине. Она сосредоточенно перебирала бумаги. Он спросил:

— Ну, как новый старший уполномоченный, хорош?

— А мне что, под одной крышей с ним жить? — ответила Марина.

— Почему бы и нет? Парень холостой, вежливый. Правда, не всегда.

— Идите домой, отдыхать. Я совсем не расположена шутить, — ответила Марина.

Прошло несколько дней. Башкатов сумел разглядеть в Лукашове много привлекательного. Говорил Лукашов, как и в первый день их знакомства, мало и скупо. У него была железная логика мышления. А если он что-либо советовал, то скромно, вежливо, не задевая самолюбия собеседника. На второй день Лукашов сказал Башкатову:

— Извините, если я допустил по отношению к вам…

— Чего там, — махнул рукой тот, — это я пузырился. Мне самому нужно быть повежливей. Вы не обращайте внимания. У меня злость ерундовая — по настроению.

Они крепко пожали друг другу руки.

Ознакомившись с документами, собранными Булановым, Лукашов так охарактеризовал работу предшественника:

— Много сделано. По этим материалам мы можем., смело наметить точный план работы. — И, немного помолчав, добавил: — Не хватает только самого Буланова, тонкости его мыслей и намерений. Попробуем проникнуть в них. Кстати, вы не знаете, почему Буланов пошел по селу один, без солдат? Он с кем-нибудь должен был повидаться?

— Да, разумеется. У нас ведь есть свой актив… Кроме того, Саша вообще старался завоевать у крестьян доверие. Он часто ходил один, заходил в гости то к одному, то к другому, говорил, песни с ними пел, Последнее время я выполнял другое задание и не знал его намерений и планов.

— Как видно, Буланов был умницей.

Башкатов кивнул.

Они договорились, что каждый проанализирует документы отдельно. Мнения о ценности и перспектив^ пости их будут обсуждаться до тех пор, пока не выявится общая точка зрения.

Они молча сидели над бумагами. В кабинет вошел Егоренко. Пододвинув свободный стул к столу Лукашова, сел и стал просматривать его заметки.

— Ваши умозаключения? — он сделал ударение на слове «ваши».

— Мои, — ответил Лукашов и уткнулся в объемистую тетрадь, захваченную у бандитов.

Майор снова отвлек его:

— Лишнюю работу делаете. Не с этого нужно начинать.

— Через два дня мы доложим свои предложения, и вы нам посоветуете, за что сперва взяться, — спокойно сказал Лукашов.

Егоренко нахмурился.

— Вы что, еще два дня собираетесь протирать стулья?

Лукашов выпрямился и, указав на пачку бумаг, сдержанно пробасил:

— Не думаю, что это такой уж большой срок, товарищ майор. Документы очень интересные.

— А мне казалось, что первая беседа дала вам представление о характерных особенностях нашей работы, — недовольно заметил Егоренко. — Нам здесь, товарищ старший лейтенант, ни к чему кружева оперативного искусства. Анализы, версии… Активные действия банды требуют от нас работы, в основе которой лежат не ученые премудрости, а быстрое уничтожение врага. Далекая удача — это не для нас.

— Товарищ майор, — перебил его Лукашов, — но это ведь линия наименьшего сопротивления. То, что вы предлагаете, с тем же успехом могут делать по нашим ориентирам поисковые группы. А ведь мы оперативные работники! Уничтожение — это самый примитивный способ. Иногда это необходимо. Но таким методом, — он подчеркнул эти слова, — мы затянем полную ликвидацию бандитизма на очень неопределенный срок.

Егоренко заерзал на стуле.

— Мы тоже каждый день читаем директивы, но они порой далеки от действительной обстановки. На месте всегда виднее, поверьте мне. Бандиты не ждут, пока мы разработаем и применим какое-либо сногсшибательное оперативное мероприятие. Они действуют оружием.

— Но ведь у нас кроме огнестрельного есть и главное оружие — идеологическое, духовное, — возразил Лукашов.

— Вот именно, — подхватил начальник, — наше идеологическое оружие — наша правота, и требуется от нас одно: как можно скорее очистить район от бандитов.

— Но очистить до конца и навсегда. Пока же шаблонность наших методов, насколько я разобрался, хорошо известна бандитам.

Башкатов подумал, что начальник вот-вот взорвется, но тот лишь недовольно просопел и предложил:

— Пойдемте ко мне, товарищ Лукашов.

Вернувшись через полчаса, старший лейтенант озорно подмигнул Башкатову.

— Упрямый старик! Завтра выезжаем на участок.

Башкатов вопросительно посмотрел на него.

Лукашов засмеялся.

— Приказ есть приказ, но его должны выполнять мыслящие люди.

И они вновь занялись документами.

Задача была трудная: ликвидировать группу Подковы. На самом деле этого опытного, жестокого и увертливого бандита звали Мирослав Олькович Шестюк. В селах Западной Украины еще встречаются мужчины с такого рода отчеством. Это уже не удивляло Башкатова, но показалось забавным Лукашову. С подобным он встречался впервые и немало дивился тому, как изобретательно местные священники решали проблему церковной записи незаконнорожденных детей.

По одним сведениям, семнадцатилетний Мирослав Шестюк, изнасиловав дочь соседа, скрылся из села Россопач и вновь появился в этих местах уже в период фашистской оккупации в форме полицейского. По другим источникам, он был усыновлен богатым кулаком Двоенко, у которого впоследствии украл крупную сумму злотых и скрылся в Дрогобыче. И, наконец, уже совершенно проверенные данные утверждали, что уголовник Шестюк, завербованный польской дефензивой[2] использовался для разжигания розни между польским и украинским населением. В период гитлеровской оккупации, перевербованный германской разведкой, был незаменимым осведомителем, докладывавшим о делах легально существовавшей организации оуновцев[3], Позже он стал известен как убийца, участник массовых расстрелов мирного населения Львова. В 1943 году его назначили сотником дивизии СС «Галичина». Теперь его банда, действовавшая в районе Радинского и Россопача, состояла в основном из бывших полицейских и кулацких сынков. Все они носили клички.

На этом и обрывались данные. Известно было еще, что малочисленность бандитов, отпор населения заставили их прибегнуть к достаточно хитроумной конспирации и жестоким способам устрашения крестьян. Кроме своей чисто бандитской деятельности оуновцы проводили пропаганду, направленную на срыв всех мероприятий Советской власти. Прикрываясь лозунгом борьбы за так называемую «самостийну Украину», они отравляли сознание местных жителей выдумками и ложью, искажавшими советскую действительность. Но ни запугивания, ни убийства не могли заставить отступить людей, увидевших новую, светлую жизнь. Все чаще и чаще поступали в отдел письма, в которых просили, предлагали, требовали быстрее покончить с бандитизмом. Нужно было найти пути к скорейшей ликвидации оуновского подполья. Наметив мероприятия, офицеры подготовились на следующее утро выехать на участок. Однако обстоятельства сложились так, что они не смогли в тот день осуществить свое намерение.