Тайные тропы Магуры

ГАВРИЛОВ-ВАРЕНИЦА

До Дрогобыча оставался час пути, когда полил теплый дождь. Лукашов, укутавшись в плащ-палатку, молча наблюдал за попутчицей, которая прикрыла полой своего жакета мальчугана лет шести. Дождевые струи стали гуще. Женщина посмотрела на небо, чему-то улыбнулась, неторопливым движением сняла с головы промокшую косынку и подставила смуглое лицо дождю. Лукашов придвинулся к женщине и широкой полой плащ-палатки накрыл ее и мальчика, сказав:

— Еще километров пятнадцать осталось. Совсем промокнете.

Женщина благодарно улыбнулась, но ничего не ответила. Малыш вгляделся в лицо старшего лейтенанта и, очевидно, сообразив, что его матери ничего не угрожает, еще плотнее прижался к ней.

— Сиди спокойно, Гришатка, — сказала женщина и отвернула от Лукашова зардевшееся лицо. Он чуть приподнял руку, чтобы не смущать ее. Еще заподозрит его в ухаживании.

Приехали в Дрогобыч.

Лукашов первым соскочил на землю и протянул руки. Мальчик доверчиво потянулся к нему.

— А ты, брат, оказывается, совсем сухой, — сказал Лукашов. — Зовут тебя, значит, Гришей.

— Гришаткой.

— А меня — дядя Володя. Вот и познакомились, — Спасибо вам, пан начальник, — сказала женщина. — Скажи дяде спасибо, Гришатка.

— Пойдем с нами, — неожиданно выпалил мальчик.

— Я бы с удовольствием, да дел много. Как-нибудь в другой раз.

Лукашов долго смотрел вслед женщине и ребенку.

В управлении его поджидали с нетерпением. За «Гавриловым» велось непрерывное наблюдение — он жил на окраине города в домике престарелой полячки, последнее время ни с кем не встречался. Три дня назад сходил на почту и получил телеграмму: «Необходим врач ушник». Но об этой телеграмме Лукашов уже знал. Отправлена она была из Радинского кра-марем Морочканичем.

Выждав, когда «Гаврилов» выйдет на прогулку, Лукашов с двумя офицерами, переодевшись в гражданское, постучались в дверь.

На пороге появилась старушка.

— Прошу, Панове, в покои, — вежливо предложила она, даже не спрашивая о причине визита. А когда гости присели, спросила: — Чем могу быть полезной?

После беглого осмотра комнаты Лукашов остановил свой взгляд на фотографиях, висевших на стене над старомодным пузатым комодом.

— Уважаемая пани. Мы хотели выяснить, кем доводится вам гражданин, проживающий у вас на квартире?

— Цо пан мовит? — переспросила старушка.

— Ваш постоялец родственник вам или нет?

Хозяйка закивала головой, но было непонятно — разобрала она вопрос или нет, а если разобрала, то подтверждает свое родство с постояльцем или…

— Понимаю, понимаю, — продолжала кивать головой хозяйка, — могу сказать, что он порядочный человек и хорошо платит, аккуратно.

— Давно он у вас проживает?

— Пан Вареница снимает комнату уже второй год.

— Вам известно, где он работает?

Хозяйка задумалась, а потом задала вопрос сама:

— Может быть, лучше, если все это вам расскажет сам пан Вареница? Я не знаю, Панове, ваших намерений и вас. Мне трудно…

— Мы сотрудники органов государственной безопасности, уважаемая пани, так что наше любопытство носит служебный характер.

Выяснилось, что «пан Вареница» ведет замкнутый образ жизни, ни к кому не ходит, никого не приглашает к себе. Иногда ездит во Львов, а, приезжая в Дрогобыч, больше двух-трех недель не живет. Говорит, что работает заготовителем в кооперации. Иногда исчезает на целые месяцы и тогда никаких известий от него не поступает.

— Будем ждать постояльца, — сказал Лукашов.

Другие сотрудники занялись обыском.

Ждать долго не пришлось. Появившись на пороге, «Гаврилов-Вареница» одним взглядом охватил квартиру и сразу понял, кто эти незнакомые люди. Сколько раз пытался он представить этот момент — разоблачение, арест, сколько раз просыпался в холодном поту, сколько пугался самых различных людей. Вот оно… Резко отпрянул он в глубь прихожей и захлопнул дверь. Лукашов бросился было за ним, но спохватился и снова сел на стул.

Через минуту два других сотрудника, сопровождавших «Гаврилова» на улице, ввели его в комнату под руки. Вид у него был жалкий: побелевшее, с трясущимися губами лицо, на правой щеке свежая ссадина. Он старался ни на кого не глядеть, один раз только исподлобья метнул взгляд на хозяйку.

Задержанному предложили сесть.

— У нас будет время более полно и подробно поговорить в другой обстановке. А сейчас несколько предварительных вопросов, — обратился к «Гаврилову» Лукашов. — Намерены запираться или, как положено благоразумному человеку, понявшему, что игра проиграна, будете говорить правду?

«Гаврилов» посмотрел на него и неопределенно кивнул головой.

— Как прикажете понимать? — спросил Лукашов.

— Бесполезно… запираться. Нет смысла.

— Я тоже так думаю. А теперь вот что: какое значение имела первая, полученная вами, телеграмма?

— Что он благополучно пересек границу, находится в надежном и безопасном месте.

— Условия вашей встречи?

— Вещественные и устные. То и другое я получил от представителя посольства…

— Об этом особый разговор. А сейчас имя того, с кем вы должны связаться.

— Не знаю. — «Гаврилов» впервые поднял глаза.

Лукашов с недоверием поглядел на него.

— Но я знаю место, где мы должны были встретиться. В доме священника села Радинское.

— Что вы собирались делать после получения последней телеграммы?

— У него вышла из строя рация. Я должен был привезти новую.

— Так. Что ж, в этом для нас нет ничего нового. Доставайте свою рацию, собирайте вещи.

— Уже достали рацию, — сказал один из оперработников. — В чемодане была, под вторым дном.

— Я извиняюсь, — быстро заговорил «Гаврилов». — Я хотел, чтобы вы отметили мою искренность, когда будет определяться… моя судьба.

— А это уж будет зависеть от вас и дальше, — сказал Лукашов. — Пока вы рассказали сотую долю того, что знаете. Не так ли?

— Конечно, конечно…

Лукашов вышел к хозяйке.

— Простите, пани, но вам придется съездить с нами.

— Хорошо, я сейчас, — ответила старушка.