Вернувшись домой, Лукашов доложил о своей поездке майору Егоренко и более подробно все рассказал Башкатову. Тот потер руки и неторопливо спросил, когда, наконец, начнется операция по захвату банды, какое место будет отведено ему и что он должен делать сегодня, сейчас.
— Сейчас иди спать, — рассмеялся Лукашов.
— Спать? Да ты что? Какой тут сон!
— Представь себе, самый здоровый и крепкий. Нечего нервничать и горячиться.
— А я не горячусь. Почему ты не спрашиваешь, что нового в Радинском?
— В Радинском? Майор сказал мне, что нет ничего нового.
— Да, но…
— Что еще? Что-нибудь случилось?
— Нет… Понимаешь, я с Оксаной познакомился.
— С той самой девушкой?
— Ага.
— Поздравляю.
— Ничего ты не понимаешь, — смущенно произнес Башкатов.
— Как не понимаю? Понимаю.
— Ты не представляешь себе, какая она, Оксана…
— Ах, вот почему тебе не спится!
— Пошел к черту!
— Идем, провожу тебя до крыльца. Желаю сладких сновидений. Кстати, ты раздобыл мне «Хаджи-Мурата»?
— Да, на столе лежит. А я Джером-Джеромом зачитываюсь. Смеюсь до коликов. Ну, пока.
Лукашов вернулся в комнату и раскрыл книгу.
Он заметил, что начало светать, выключил настольную лампу, распахнул окно и с жадностью вдохнул прохладный утренний воздух. Еще проглядывали звезды, но восточная сторона горизонта уже посветлела. Где-то поблизости послышался хрипловатый голос петуха, ему откликнулся второй, потом третий. Послышалось мычание коров, рожок пастуха. Лукашов почуял ни с чем не сравнимый, памятный с детства, запах парного молока. И сразу захотелось есть. Он подумал: «Хорошо бы сейчас свеже-выпеченную краюху хлеба и крынку теплого, дымящегося на утреннем холодке, молока».
Послышался топот конских копыт. По дороге, вздымая облако пыли, во весь опор летел всадник. Лукашов увидел здоровенного мужика, неумело управляющего низкорослым коньком. Вцепившись в гриву взмыленного мерина, газда подгонял его ударами босых пяток.
Остановившись перед их домом, газда соскочил и побежал к крыльцу.
Дежурный привел его к Лукашову.
— Морозенко я, Василь, из Радинского, — начал газда.
— А я как раз думал, где вас встречал, — протянув руку, сказал Лукашов. — Здравствуйте, Морозенко. Что у вас случилось? Садитесь.
— В ночном, значит, я сегодня был, лошадей сторожил., Это для всех. А на деле Любомир поручил за домом лесника Гурьяна присматривать. Смотрю, огонек в окне зажегся. Спустился я со своего пригорка поближе к дому и смотрю. И вдруг вижу, чтоб мои баньки повылазили, вроде пани медичка наша показалась. Но только на себя не похожая: косы распущены, тощая, как с креста сняли, а возле нее, значит, Подкова стоит и с Карантаем о чем-то зубы скалят. У нее вид прямо ужасно испуганный. Ну, думаю, Василь, торопись к Любомиру. Не успел добежать до лошадей, как окно вдребезги, а вслед и очередь из автомата. Я к Любомиру, он говорит: сидай на мерина и гони к старшему лейтенанту. Вот.
— Кроме Подковы и Карантая, больше никого из бандитов не видели?
— Больше нет. Там еще один на часах у коровника стоял, цигаркой светил.
— А Гурьян, как по-вашему, дома был?
Василь сокрушенно вздохнул:
— Уж это не могу сказать. Лесника я не видел. Может, и был он дома, а может, и нет.
Лукашов вызвал дежурного и приказал немедленно по тревоге поднять лейтенанта Башкатова. Через несколько минут в Радинское выехала оперативная группа.
Прибыли в село. Любомир со своими людьми встретил их и сообщил, что банда уменьшилась на двух «самостийников», а Подкова лишился верного и активного пособника.
В доме лесника «ястребки» нашли только дочь его Зоею. Она, придя в себя, рассказала, что произошло у них.
Коптящая керосиновая лампа тускло освещала двух полуодетых людей на узком топчане. Голова Зины покоилась на обнаженной груди Юзефа. Уставившись в одну точку, она слушала его:
— Самое главное — вовремя выйти из игры. Игра становится бессмысленной. Это — футбол в одни ворота. Пусть называют то, что совершу, как угодно — предательством, трусостью, изменой. Плевал я на них!
— Умница! — Зина прижалась к нему.
— Мне осточертела такая жизнь. Удивляюсь, почему я раньше не додумался до этого? Ну их к черту с их самостийной независимостью!
Юзеф давно понял обреченность оуновского подполья. Предложение Зины было только последним толчком. Но и тут он решил по-своему. Она уговаривала выйти с повинной, а Юзеф решил исчезнуть из этого края, чтобы потом всплыть далеко на Востоке под другим именем. Для этого он сохранил документы одного убитого им советского работника. Прожить им с Зиной, слава богу, будет на что. Юзеф не такой дурак, как некоторые. У него есть один чемоданчик, а в нем… К тому же, он и Зина разработали обещавший солидную поживу план. Теперь они набирались сил, как выражался Юзеф, для «броска на Восток».
Раз в сутки Гурьян открывал люк, и Кася, зажав нос, выносила поданное Юзефом ведро-парашу, затем спускала затворникам продукты и водку. Рана, полученная в стычке с Любомиром, затянулась, но Зина убедила Подкову, что Юзефу нужно переждать еще несколько дней до полного излечения.
Кася хотела узнать, нет ли у ее вражины еще каких-нибудь замыслов, и только поэтому молчала, ничего не говорила Подкове.
— Какой все-таки сегодня день? — спросила Зина.
Юзеф обозлился.
— Не все ли тебе равно, какой сегодня день? На черта он тебе сдался! Сопи в две дырки и радуйся, что еще живы!
Зина всхлипнула.
— Надоело мне здесь.
— А мне, думаешь, не надоело?!
В это время Гурьян открыл люк.
Юзеф торопливо зашептал:
— Сегодня, поняла? Сейчас! Не хнычь!
Юзеф пригласил лесника спуститься к нему для очень важного разговора. Тот предупредил дочь, чтобы она открыла люк через час и слез по лестнице.
Юзеф усадил лесника на топчан и начал:
— Мы с тобой друзья, Гурьян.
— Что вы, что вы, пан Юзеф! Вы человек образованный, начальник в отряде, а я простой лесник.
— Мы теперь все равны, Гурьян. Ты меня, я тебя — знаем хорошо. И если я решил что-нибудь, то довожу дело до конца. Ты это хорошо заруби себе на носу.
Гурьян удивленно посмотрел на него.
— Мне сейчас для одного дела деньжата нужны позарез. Так я попрошу тебя…
— Что вы, что вы, Юзеф, — Гурьян засмеялся. — Какие у меня деньги! Вам же все, что было, и отдал. Подкове. На борьбу с москалями.
— У меня мало времени Гурьян. Не скажешь по-хорошему, я сам поднимусь и обыщу весь дом. Вверх дном подыму, но найду.
— Воля ваша, — заискивающе сказал лесник. — Только нет у меня ничего.
— Ну, раз ты согласен, давай я тебя свяжу, а то, чего доброго, ты придушишь мою касатку. И посидите здесь спокойно, пока я найду твои трудовые сбережения, — засмеялся Юзеф. — И мы расстанемся как старые друзья.
— Ох, Юзеф, не берите этого греха на себя. Ведь вы же скрываетесь у меня. Едите, пьете мое…
— Давай руки. Зиночка, покажи ему свою игрушку.
Зина вытащила из-за спины пистолет и дрожащей рукой направила на лесника.
Спустя несколько минут связанный по рукам и ногам Гурьян лежал в углу возле параши.
— А теперь, мой старый и неумный друг, продолжим переговоры, — Юзеф закурил. — Как ты мог подумать, что я такой же дурак, как и ты, и пойду шарить по углам. Шалишь, паскуда! Говори, где тайник, или я сейчас же придушу тебя, паразита!
— Побойтесь бога, Юзеф! Ну, есть у меня какая тысяча, — запричитал Гурьян.
— Тихо скули, стерво! Где тайник? Или я тебя со всем выводком отправлю на тот свет!
Юзеф притянул голову старика к себе и резко ударил ею об стенку. И еще, и еще, и еще… В глазах лесника поплыли желтые круги. Голова безжизненно опустилась на грудь.
— Не притворяйся, гад, не до смерти бил, — зашипел Юзеф.
Сверху посыпалась земля. Кто-то открывал люк.
— Юзеф, слышишь меня, — донесся голос Каси. — Проводник с хлопцами пришел. Просят вас с папой наверх выйти.
— А-а, наверх просят, — завозился старик, — сейчас другой у нас с тобой разговор пойдет. Кася! — закричал он. — Скажи батьке, что меня Юзеф связал и мордует.
Юзеф ладонью прикрыл ему рот.
— Чего ты? Брось, пошутили и ладно…
— Подкова! — кричал Гурьян. — Здесь предатель сидит! Тащите меня скорей наверх! Зося, Кася!
Видя, что уговоры не помогают, Юзеф ударил Гурьяна и заметался по схорону, лихорадочно придумывая, чем бы очернить его перед Подковой. Лесник взвыл еще сильнее, неистово заворочался, пытаясь освободиться, перекинул головой парашу и уткнулся в зловонную лужу, В этот момент раздался выстрел. Зина нечаянно нажала на спусковой крючок пистолета. Юзеф метнулся к ней:
— Что ты наделала! С ума сошла!
Он наклонился над лесником, перевернул его на спину — увидел окровавленную шею. Хрипя, Гурьян еще ворочал обезумевшими глазами.
— А ну, вылазь! Или я тебя выкурю из норы, как таракана! — раздался голос Подковы.
Юзеф схватил автомат и закричал:
— Не подходи к люку, застрелю. У меня автомат.
— Знаю, сволочь, — заорал Подкова, — но ты все-таки вылазь, по-хорошему. Слышишь, Юзеф? Вылазь, говорю.
— Не горячись, Подкова, — примирительно начал Юзеф. — Не знаешь, в чем дело, и не шуми. Уходите из дома, а то накличете беду. Гурьян говорил, с часу на час солдаты должны прийти.
— Вылазь, сука! — разъяренно требовал Подкова.
— Поуспокойтесь, тогда вылезу. Уходите, а я скоро приду в горы.
Подкова ничего не ответил. В схорон донеслись возбужденные голоса спорящих. Послышался голосок Каси, взволнованный и прерывистый. Подкова снова обратился к Юзефу:
— Юзеф! Не хочешь вылазить — черт с тобой. Но ты пришли сюда к нам фельдшерицу. Я хочу с ней потолковать.
Юзеф обрадовался.
— Зина, выйди, поговори с ними. Только о нашем плане не заикайся. Скажи, что Гурьян предатель. Мне бы только выбраться наверх, я быстро с ними разделаюсь. Поняла?
— Боюсь. Умрем вместе… — бессвязно лепетала Зина.
— Иди, не бойся, — стал подталкивать ее Юзеф, — я не дам тебя в. обиду.
Зина, дрожа, направилась к лазу. Подкова выволок ее из-под печи.
— Посмотрите на нее, какая она красивая, — ощерился Карантай. — Растрепанная, что ведьма.
— Отведите ее в ту комнату, — приказал Подкова и пошел за ними вместе с Касей. Охранять люк остался Мысько Копыла.
Услышав, что Подкова вышел, Юзеф высунул голову из-под печи и поманил Мыська.
— Чего тебе? — отозвался тот.
— Я ни в чем не виноват. Выпусти меня. Это фельдшерица пристрелила Гурьяна.
— А Гурьян убит? — удивился Мысько.
— Хрипит еще… Мысько, слушай меня, — зашептал Юзеф. — Я знаю, где Гурьян спрятал деньги… много денег. Пойдем, заберем их и поделим поровну.
— А где он их спрятал? — заинтересовался бандит.
— Так я тебе и сказал. Недалеко тут. Пошли.
Копыла раздумывал:
— А денег много?
— Сто тысяч, а то и все двести.
— Ого! — изумился Мысько и подошел к люку. — Вылазь, пойдем.
Вошел Гараська-рябой. Юзеф застыл на месте.
— Фельдшерица созналась, что кончила Гурьяна. А еще сказала, что они с Юзефом тягу хотели дать на Урал.
— Да ну? — разинул рот Мысько.
Юзеф выхватил автомат, прострочил спину Мыська, в одно мгновение выпрыгнул из люка, бросился к окну, выбил стекло, но длинная очередь подрезала его. Он повернулся и последнее, что увидел, — стоявшего в дверях неизвестного. Так Юзеф и не узнал, что прикончил его Орест Порожний. Кася и Зося спустились в схорон. Вскоре они вылезли, и Зося, обливаясь слезами, сказала:
— Отец уже мертвый…
Она ушла в другую комнату, рухнула на кровать и зарыдала.
Подкова даже зубами заскрипел. Подошел к неподвижно лежащим Копыле и Юзефу.
— Эти тоже готовы. Пошли, хлопцы, скорее!
И от усадьбы Гурьяна к лесу потянулась цепочка бандитов. Среди них под зоркой охраной Каси еле передвигала ногами Зина.
Зося осталась в доме. Когда сестра хватилась ее, Подкова рявкнул:
— Поздно. Светает уже. О, черт бы побрал этих баб!
Допрашивая Зоею, Лукашов и Башкатов обратили внимание на ее слова о неизвестном, впервые появившемся в их доме. Она его никогда раньше не видела. Один из «ястребков» Любомира сообщил, что из дома священника кто-то выходил ночью, но он потерял его в темноте. «Ага, сын священника стал активнее, — подумал Лукашов. — Ну, что ж, нам пора начинать».
Любомир на вопрос Лукашова о брате сказал, что тот не появлялся. Но в условленном месте была записка от Володьки: его хвалят за храбрость, он теперь, кажется, вне подозрений.
— Да, — сказал на обратном пути Лукашов, — как ни прикидывай, а придется идти на мой вариант захвата парашютиста. Пахнет дешевым детективом, но что поделаешь. Другого выхода нет. Он нам нужен живой.