Тайные тропы Магуры

ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

Трудно было примириться с мыслью о гибели старшего лейтенанта Александра Буланова. Никому не верилось, что нет и никогда уже не будет с ними этого жизнерадостного, всеми любимого офицера. Умолкли азартные споры, шутки, прекратились забавные «розыгрыши». Молодые работники оперативного отдела даже разговаривали неохотно — казалось, каждый чувствовал себя виновным в смерти товарища.

Начальник отдела майор Егоренко ходил, не поднимая головы. Чувствовалось, что этому и без того хмурому, немало повидавшему на своем веку человеку невыносимо тяжело. На похоронах Буланова офицеры впервые услышали, как дрогнул его голос. Он говорил:

— Так прими же, мать-земля украинская, тело верного сына русского народа. Пусть его кровь, пролитая в мирные дни, зажжет еще ярче пламя ненависти к нашим врагам, пусть память о нем станет еще одним звеном неразрывной дружбы двух великих народов — братьев…

Похоронили Александра в небольшой роще высоких лиственниц и сосен.

Никогда не забыть лейтенанту Башкатову того летнего дня 1946 года. На всю жизнь остались в памяти плач молодой вдовы Катюши, ее широко открытые глаза на вдруг постаревшем лице. Он стоял рядом с ней, держал на руках полуторагодовалого сына покойного. Долгим взглядом простился лейтенант с мертвым другом и, пробившись сквозь плотное кольцо офицеров и солдат, отошел в сторону. Мальчик лепетал:

— Папа… Мама… Там…

На другой день жена Буланова грустно упрекнула:

— Ты так и не попрощался с Сашей.

Башкатов виновато посмотрел на нее, пытался что-то сказать и не смог.

Расследовать убийство чекиста майор Егоренко поручил Башкатову.

Известно пока было следующее.

Ранним утром Буланов с отделением солдат направился в село Радинское. Оставив солдат на склоне горы Магуры, старший лейтенант спустился в село. Бойцам он приказал тщательно замаскироваться и вести непрерывное наблюдение за подходами к селу. А вечером, когда он выйдет на дорогу к селу Россопач, солдаты спустятся вниз и подождут его в условленном месте.

Солдаты видели, как Буланов ходил по хатам, видели, как он встретился в середине дня с участковым милиционером Дейнекой и как они вместе направились в село Россопач. Отделение снялось с наблюдательного пункта и скрытно двинулось к условленному месту.

Перед заходом солнца со стороны Радинского донеслись автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Солдаты забеспокоились. Сержант Ивченко — старший группы, хотел было двинуться к Радинскому, но решил не нарушать приказания. Да и выстрелы доносились не с той стороны, куда пошел офицер. Ивченко стал ожидать.

Стемнело. Буланов не появлялся. Тогда солдаты вошли в село, под разными предлогами заходили в дома. Обеспокоенные газды[1] отвечали, что никого из военных сегодня не видели. Они, видимо, больше всего опасались, что ищут самогонщиков, клялись в своей непричастности к самогоноварению, хотя в доброй половине дворов пахло сивухой.

В Россопаче старшего лейтенанта не оказалось. Глубокой ночью группа вернулась в Радинское. Тут солдаты уже прямо спрашивали — не видел ли кто старшего лейтенанта. Газды, словно сговорившись, только разводили руками — нет, никакого офицера они сегодня но видели. Но по лицам их было видно, что они что-то скрывают, боятся говорить.

Совещаясь, что предпринять, солдаты остановились возле какого-то сарая, закурили. Их окликнула девушка, как выяснилось позже — Оксана Гайдаше-ва. Она взволнованно рассказала про стрельбу, доносившуюся вечером с хутора Выжний, и добавила, что по селу прошел недобрый слух об убийстве военного, кого именно, она не знает.

Хутор находился в четырех километрах от Радин-ского, за темнеющей громадой Магуры. С трудом ориентируясь в темноте, солдаты перевалили через гору. Хуторские собаки отчаянно залаяли и помогли быстро найти обособленные хаты.

Ивченко долго не мог добудиться хозяев первого дома. Наконец в проеме двери показалась фигура здоровенного мужика в белом исподнем белье.

— Кого це бис ночами носыть?

Ивченко попросил разрешения войти в дом. Мужик молча постоял, затем отступил, и дверь захлопнулась — глухо громыхнул запор. Ивченко скомандовал двум солдатам залечь в кустах за домом, а сам встал за деревом. Несколько минут было тихо. Потом раздался оклик:

— Стой! Стрелять буду!

И короткая автоматная очередь. Бросившись за дом, сержант чуть не сбил с ног бежавшего навстречу солдата.

— Товарищ сержант! Ушел! Как привидение проскочил.

— Кто?

— Тот. В белом…

— Троих в погоню!

Ивченко с остальными солдатами стал дожидаться рассвета.

Скоро потянуло предутренней свежестью. Уже различались стволы деревьев. В тиши кто-то застонал.

Стон доносился сверху. Ивченко затаил дыхание. Стон повторился. Приблизившись к дому, сержант попытался выставить дверь. Она не поддавалась. Нащупав наличник окна, Ивченко хотел прикладом выбить раму, но увидел, что стекло разбито. Держа автомат наготове, влез в окно, крикнул:

— Кто здесь?

Молчание.

Ивченко подозвал одного из солдат. Тот тоже влез в окно.

Сержант чиркнул спичкой и увидел человека, лежащего ничком возле печки. Рядом валялась кепка. Ивченко склонился над лежащим, убедился, что он мертв, и стал обследовать комнату. С потолка свисала на проволоке лампа. Сержант зажег ее, увидел облупившуюся от выстрелов штукатурку на стенах, опрокинутый стол, длинная лавка закрывала проход из комнаты в коридор, на полу темнела застывшая лужица крови. Деревянный потолок был пронизан несколькими очередями.

В коридоре выяснилось — входная дверь приперта двухметровым бревном. Лестница у стены вела на чердак. Взбираясь по лестнице, сержант снова услышал стон. Предупредив, чтобы солдат был настороже, он полез дальше, высоко подняв в руке лампу.

У печной трубы, глубоко втянув голову в плечи, пытался приподняться человек в милицейской форме. Глаза его были открыты. Раненый запрокинул голову и силился что-то сказать. Затем руки его подломились. Сержант узнал участкового Дейнеку. Его перевязали, снесли в комнату. Он что-то бормотал, но понять его бессвязную речь было невозможно.

В пристройке солдаты обнаружили сгорбленную старуху.

— Кто хозяин дома? — спросил сержант. Старуха не отвечала. Вытирая концом платка беззубый рот, она непонимающе глядела на них. Сержант повторил вопрос. Старуха качнула головой. Сержант увидел на ее шее огромный зоб.

— Вы что, глухая, что ли? — уже резко спросил Ивченко.

На притулившихся в углу нарах зашевелилась полосатая перина. Из-под нее показалось испуганное лицо молодой женщины.

— Да, глухая, — сказала она.

— Ты чего прячешься? А ну, вылазь!

Женщина опустила босые ноги на пол. Длинная, почти до пят, сорочка с большим вырезом на груди плотно облегала полное тело. Женщина поправила разлохматившиеся волосы, стыдливо улыбнулась, но не запахнула сорочку.

— Глухая, говоришь? А ты почему молчала?

Женщина вскинула голову.

— А я спала.

— Ах, спала… Может быть, и выстрелов не слыхала?

— Нет.

— Не слыхала? — переспросил сержант и приказал: — Одевайся, пойдешь с нами!

— Никуда я не пойду, — возразила женщина и протянула руки к старухе. Та неожиданно проворно придвинулась к ней, обняла.

— Чтоб через пять минут была готова. Ясно? — распорядился сержант и вышел.

Уже совсем рассвело. Метрах в ста солдаты увидели другую усадьбу и возле нее стога почерневшего сена. Ивченко отправил туда солдата, и вскоре показались две фуры. Возницы — один пожилой, а второй, видимо, его сын — недовольные ехали вслед за солдатом.

На телегу, заполненную доверху сеном, положили Дейнеку, на другую — убитого парня. Заботливо поправив сено вокруг раненого, Ивченко пошел к пристройке поторопить женщин. Вернувшись с обеими — они теперь угрюмо молчали, — он скомандовал:

— Трогайте!

Беглеца так и не настигли.

В тот же день солдаты прочесали лес, но безрезультатно.

Труп Буланова нашли только на вторые сутки, далеко от хутора Выжний, возле оставленной бандитами землянки.

Дейнека скончался, не приходя в сознание. Женщины упорно твердили, что ничего не знают.

Выяснить все обстоятельства, связанные с этими тремя смертями, и предстояло Башкатову.

В органы госбезопасности он пришел недавно. Но его трудолюбие и настойчивость не раз ставились в пример другим офицерам. Майор Егоренко доверял его чутью оперработника и иногда использовал его успех по-своему. Были случаи, когда начальник откровенно присваивал его заслуги.

— Тебе не кажется, что идею-то подсказал я? Как думаешь, Борис? — с подкупающим простодушием спрашивал он Башкатова.

— Возможно, товарищ майор. Да и не в этом суть. Главное, успех отдела.

— Вот, вот, — подхватывал Егоренко, — я и говорю. Твой успех — мой успех, следовательно, успех всего отдела.

Борис улыбался про себя, а иногда делился с Булановым:

— Не пойму я что-то майора. Откуда у него такая тяга к ячеству? Я! Я! Когда прихватили Бема в доме, так целый месяц не смотрел нам в глаза. Тогда он не кричал «Я! Я!», а со страху оглушил бабку. Давеча зашел к ней, а она говорит: «Передай ему, что через него, окаянного, я по пять раз на день в церковь бегаю — все кажется к обедне звонят».

Буланов от души хохотал.

Этот случай произошел несколько месяцев назад. По имевшимся сведениям, бандит, Бем изредка появлялся в доме своей бабки. Как-то ночью Егоренко решил это проверить, взял Башкатова и двух солдат, заехали на хутор. Старуха сразу открыла дверь. Майор вошел и начал расспрашивать старуху о внуке. Один из солдат заметил торчащие из-под кровати ноги, крикнул: «Бандит!»

Егоренко среагировал мгновенно. Его автомат, судорожно затрепетав, влепил в пол длинную очередь. Лампа погасла, старуха свалилась в обмороке. Не растерялись только Башкатов и один из солдат. Они с фонариками бросились к кровати и вытащили бледного, как полотно, Бема. Бандит был настолько испуган, что пришлось силой разжимать пальцы, в которых он стиснул гранату. Зажгли лампу, привели в чувство старуху. Майор пожал плечами и вышел на улицу. Об этом случае, хотя он и лично принимал участие в захвате бандита, майор вспоминать не любил.