Тайные тропы Магуры

— Нет. Дело в том, что ваш дальний родственник Тымчак, которого вы знаете с детства, до 1930 года проживал в Станиславской области. Как же это вы ухитрились с ним вместе под стол пешком ходить?

Лабурь прищурил глаза.

— Не бери на пушку, пан начальник. Я на свете живу уже шестой десяток: меня не проведешь.

Башкатов протянул ему протокол допроса Тым-чака.

— Читайте! Видите? Являюсь уроженцем Станиславской области…

Лабурь задумался, снова уставившись в пол.

Вернулся Лукашов, прошел к своему столу, сел.

— Дважды Лабурь уже солгал, — сказал ему Башкатов. — Не понимает, что, добровольно признавшись, он заслужит снисхождение при определении меры наказания.

Башкатов коротко пересказал свою беседу с Лабурем.

Лукашов встал, прошелся по комнате.

— В документах, вернее, в блокнотике, который обнаружили в полевой сумке Човена, я встретил одну интересную запись… Три недели тому назад он записал: «На последнюю пятницу встреча с Каплаухим — в том же месте». — Лабурь повернулся к Лукашову и выжидающе замер. — Човен действительно явился в последнюю пятницу этого месяца на встречу с Каплаухим. Присмотревшись к тем, кто был в эту пятницу в доме Тымчака, я установил, что меткая кличка Каплаухий очень соответствует вашей внешности, Лабурь.

Башкатов не без любопытства уставился на большие свисающие уши Лабуря. Тот заерзал на табуретке, глаза у него забегали.

— Что, Лабурь, не прав ли я, утверждая, что, именно вас окрестили такой кличкой?

— Нет у меня никакой клички, — протестующе прохрипел Лабурь.

— Но почему именно вы оказались в доме Тымчака в последнюю пятницу этого месяца, да еще с такими характерными уликами, как ваши уши? — спросил Лукашов.

— Можете что угодно говорить — я ничего не знаю.

— Так вот, Лабурь, — подойдя к нему, продолжал Лукашов. — Нам остается только уточнить: встречались ли вы с Човеном в пятницу три недели тому назад? И тогда… А это мы легко сделаем, когда установим ваше отсутствие в Радинском в то время… Даю возможность до утра обдумать свое положение и затем откровенно рассказать обо всем. И подумайте — из Радинского вы или из какого-нибудь другого места. Нам ведь нетрудно это установить.

Лукашов вызвал вахтера и приказал увести Лабуря.

— Кажется, попал в яблочко, — сказал Лукашов, — надо еще раз все продумать. Кончик нити в наших руках, теперь надо размотать клубок до конца.

В дверь постучали. На пороге появился старшина Вдовиченко.

— Товарищ старший лейтенант, там этот — второй, просится к лейтенанту Башкатову. Говорит: «Пойди скажи, что я хочу кое-что сообщить».

— Тымчак? — удивился Башкатов. — Веди его.

Тымчак уселся у стола Башкатова и, воровато бегая своими маленькими глазками, стал убеждать офицеров в своей невиновности. От волнения по его лоснящемуся лицу сбегали струйки пота. Жидкие волосы слиплись на лысеющей голове, и казалось, что он только что вышел из бани.

— Я никогда не занимался тем, в чем вы хотели меня обвинить. Я жертва бандитского насилия. Я честный человек…

— Обождите, Тымчак, не торопитесь, — перебил его Башкатов. — Никто, вас ни в чем не обвиняет. Мы хотели только выяснить обстоятельства и причину появления в вашем доме бандитов. А вы увиливаете. Для чего вы просились ко мне, что хотели сообщить?

— Хочу правду вам сказать. — Тымчак вытер ладонью углы рта и зашептал: — Лабурь-то он Лабурь, но не тот Лабурь, за которого себя выдает. В Радинском тоже есть Лабурь, а этот из хутора Выжнего — из той хаты, где захватили вашего офицера. Только вы ему ни гу-гу про меня, он хитер. Ко мне приходил на связь с бандитами, а я что? Что я мог сделать? Все они одной шайки.

— А вы никакой связи с бандитами не имели? — спросил Лукашов.

— Нет, что вы! Я их сам ненавижу, истинный бог — ненавижу, — и Тымчак мелко и часто закрестился.

— Хорошо, идите, — сказал Лукашов. — Старшина, отведи Тымчака. И давай сюда Лабуря. Ну что, Борис, кажется, Лабурь из Выжнего будет прижат к стенке, а?