Мысли Габрии понеслись со скоростью света. Она может уничтожить его смертную оболочку. Если горфлинг и Брант — не одно целое, то, убив Бранта, горфлинга будет легче поймать или узнать. Когда он поднял руку, намереваясь вновь атаковать ее, она растворила в воздухе магический щит и, собрав силы, сотворила заклинание.


Не зная коварства своего нового тела, он не смог противостоять натиску Габрии. На его коже внезапно появились черные пятна. Горфлинг застыл; выражение недоумения пробежало по его лицу. Кожа его пожелтела, он согнулся пополам от боли.


— Колдунья! — взвыл он. — Что это?


Габрия не ответила. Она глубоко вздохнула и расслабилась на мгновение, чтобы вновь собраться с силами. Теперь настала ее очередь воспользоваться Силой Трамиана. Она сосредоточилась, ощутив концентрирующуюся силу внутри, и направила в горфлинга удар голубого пламени.


Он страдал и слабел на глазах от обычной лихорадки, и у него едва хватило сил увернуться от удара. Снова и снова Габрия атаковала его Силой Трумиана и всем, что могла придумать — кинжалами, огнем, камнями — всем, что заставляло его бегать по траве, теряя силы и не давая сосредоточиться.


Горфлинг постепенно начинал понимать причину своих страданий, насланных колдуньей, и человеческое лицо его налилось кровью. Он был вне себя от гнева.


Габрия остановилась. Она не знала, что предпринять, потому что горфлинг осознал, каким образом болезнь штурмует его тело. При второй попытке он, конечно, будет способен защищаться. Она почувствовала, что все ее средства исчерпаны.


Во время этой короткой паузы противники, не отрываясь, смотрели в лицо друг друга, как бы примериваясь. Горфлинг скривил губы.


— Ты искушеннее, чем я думал. Колдунья. Ты выдержала мои обычные атаки, которых мне почти всегда было достаточно. А что ты скажешь на это?


Габрия напряглась, готовясь встретить удар, но он все-таки застал ее врасплох. В глазах все стало совершенно темным, затем весь мир, казалось, погрузился в водоворот воющих ветров и обжигающего пламени. Она почувствовала себя абсолютно беспомощной, почувствовала, что вовлечена в гигантскую воронку бушующего вихря и нестерпимой жары.


Ее швыряло и раздирало на куски в этом смерче воздуха и огня, и она стонала от страха и боли. Пламя опаляло кожу, ветер бил в лицо и ревел в ушах с неистовой силой. Сквозь шум прорывались крики людей о помощи, но она ничего не могла сделать, вращаясь в желто-оранжевых языках огня. Она пыталась устоять против ветра и увернуться от пламени с отчаянной силой, которую давала ей воля к жизни.


Внезапно, откуда-то извне, из пустоты, в мозг ее вошел чей-то голос, как тоненькая спасительная ниточка: «Габрия, слушай меня! Это только мираж. Вернись!»


Слова прозвучали в ее голове сладким звоном, будя воспоминание о другом времени и о другом колдуне, лорде Медбе, который тоже пытался сразить ее с помощью миражей. Рассмеявшись где-то в глубине души, она закрыла глаза, отгораживаясь, словно стеной, от ветра и огня.


Шум резко стих. Исчезли жара и боль. Открыв глаза, она увидела над собой ослепительно синее небо, зеленые деревья вдали и смутную коричневую воду реки. Кожа ее ничуть не пострадала, руки и ноги были целы, а умница хуннули все так же несла ее на себе. Габрия почувствовала, что каждая косточка ее тела ноет от усталости, но она была жива и все еще способна бороться.


Габрия встряхнулась и, подняв голову, увидела горфлинга, стоящего у шатра Совета. Лицо его удивленно вытянулось. Его магический щит был снят, он вспотел и выглядел таким же уставшим, как и она.


Габрия понимала, что у нее уже нет энергии, чтобы вызвать Силу Трумиана, но она знала несколько других заклинаний, не требующих таких затрат энергии. Она произнесла вслух команду, и кучка камней и гравия у ног горфлинга превратилась в осиный рой.


Сотни назойливо жужжащих насекомых выпустили жала в кожу горфлинга. Безуспешно пытаясь от них отмахнуться, он почувствовал, что совершенно обессилен. Он явно недооценил эту колдунью. Она поражала его своей сообразительностью и упрямством. Горфлинг знал, что был слишком слаб, чтобы продолжать сейчас борьбу. Ему был необходим отдых, чтобы восстановить свои силы и придумать способ уничтожить эту женщину и взять, таким образом, реванш. Он поклялся себе не покидать равнины, не залив их землю кровью кланов.


Яростно выкрикнув что-то, он обратил ос в пыль и быстро огляделся в поисках надежного прикрытия для отступления. Его взгляд упал на кольцо камней на святом полуострове. Краем глаза он заметил людей, толпившихся на дальнем берегу, и в голову ему пришла блестящая идея. Люди имеют слабость спасать себе подобных, и эта женщина наверняка не исключение. До того как Габрия поняла, что он делает, он метнулся к шатру Совета и налетел на двух мужчин, прячущихся за стеной. У обоих были мечи, но с помощью заклинания горфлинг сделал их неподвижными и беспомощными.


Когда он, вытолкнув их перед собой, начал пятиться назад, Габрия не смогла сдержать крик ужаса: в заложниках оказались лорд Уортэн из Гелдрина и воевода Гутлак.


— Не приближайся ко мне. Колдунья, — выкрикнул он. — Или эти люди умрут… ужасной смертью. — Он медленно двинулся к реке, продолжая использовать Уортэна и Гутлака как прикрытие. Нэра шаг за шагом шла за ним.


Дойдя до воды, он схватил мужчин в охапку и столкнул их в реку. Перейдя таким образом реку Голдрин, он выбрался на землю священного острова.


Хуннули и всадница остановились на берегу, вместе с остальными напряженно наблюдая, что будет дальше.


Горфлинг медленно поднял руку. Тело его засветилось изнутри зловещим красным светом, и на глазах у своих пораженных и испуганных зрителей он начал расти. Его тело раздувалось в ширину, вытягивалось в высоту, он был уже выше деревьев, и тень, отбрасываемая им, достигла противоположного берега. Его лицо исказилось устрашающей гримасой — это было уже не лицо Бранта, а лицо горфлинга. Чудовище зарычало и сделало шаг к толпившимся на берегу людям. У воды началась паника.


Габрия вскрикнула. Она попыталась блокировать с помощью заклинания протянутую руку Бранта, но было слишком поздно. Горфлинг выхватил из толпы семерых мужчин и швырнул их, сопротивляющихся и орущих, в реку, к прежним заложникам. Напоследок он метнул в рассыпающуюся толпу несколько молний Силы Трумиана.


Габрия успела отразить их все, кроме одной. Последний удар попал в самую гущу людей, убив шестерых на месте и еще многих ранив.


— Отойди, Колдунья! — скомандовал горфлинг. — Или я убью их всех.


Габрия молча смотрела, как горфлинг сгреб своими огромными руками девятерых заложников, бессильная что-либо сделать. Пока она отчаянно перебирала в уме все возможные выходы, горфлинг поместил девятерых в каменное кольцо и воздвиг вокруг них силовое поле, затем начал возвращаться к своим обычным размерам.


Габрия стиснула зубы. Она потерпела поражение. Крики и стоны, доносившиеся с дальнего берега, резали ее по сердцу. Все это случилось по ее вине. Ей не удалось уничтожить горфлинга, ей не удалось даже защитить людей, находившихся с ним рядом, и теперь задача была сложнее, чем когда-либо.


Глаза ее сверкнули. Она поклялась себе, что больше не допустит такого. Чего бы ей это ни стоило, она найдет способ отправить его в тот мир, которому он принадлежит.

18


— Габрия, — кричал кто-то. — Что происходит?


Лорд Ша Умар подбежал к Нэре, не отводя глаз от священного острова, где укрылся горфлинг.


— Что Брант собирается делать? — спросил он.


— Это больше не Брант, — обессиленно ответила Габрия. — Лорд Брант вызвал горфлинга в Пра-Деш, и чудовище захватило его тело.


Ша Умар был потрясен:


— Что ему здесь нужно?


— Он хочет истребить всех магов.


Вождь в первый раз посмотрел на нее и заметил, как она утомлена и расстроена.


— А где Этлон? — спросил он.


— К северу отсюда. В полудне езды, — она взглянула на солнце и удивилась, увидев, что оно почти не передвинулось на восток.


Ей показалось, что битва с горфлингом заняла несколько часов, а между тем прошло совсем немного времени.


На острове пока было тихо. Габрии было видно, что заложники, связанные вместе, находятся в центре кольца. Брант сидел рядом, на большом плоском камне, наблюдая за Габрией и пленниками и отдыхая. Габрия знала, что он, конечно, и не думал расслабляться. Он вынужден поддерживать созданное им магическое поле, а это требует энергии.


Лагеря, тянувшиеся по берегам реки, были охвачены движением. Люди бежали к реке, к месту трагедии, чувство тревоги брало верх над чувством страха. Слышались стоны скорби и отчаяния: вокруг убитых собирались родственники и друзья. Раненых перетаскивали в кланы, к лекарям. Все не вполне понимали, что произошло. Отчаянные вопли, плач, крики, возбужденные восклицания смешивались в режущую слух какофонию звуков.


Остальные четверо вождей, перебравшись через реку, бежали к роще. Встретив Ша Умара и Габрию, они засыпали их вопросами.


Лорд Джеханана немедленно отвел их в сторону, чтобы дать Габрии возможность собраться с мыслями. Девушка спрыгнула на землю и расслабилась, благодарно прислонившись к теплому боку Нэры. Но спокойствие ее и отдых кончились, не успев начаться.


Лорд Каурус оттолкнул Ша Умара и, рванувшись к Габрии, потряс кулаком прямо у нее перед носом.


— Я так и знал! Я знал, что из-за тебя у всех нас будут неприятности. Двое из моих людей погибли, и в этом виновна ты!


Габрия не мешала изливаться его гневу. Она понимала его ярость и страх. В какой-то мере он был прав. Это она дала горфлингу возможность захватить заложников и улизнуть.


Лорд Бэль, новый вождь Ферганана, остановил гневный поток Кауруса:


— Что здесь делает Брант?


— И где лорд Этлон? — молодой лорд Рин старался перекричать шум.


— Как ты попала сюда? Вы, кажется, должны быть в Пра-Деш? — добавил Каурус.


Вождь Шэйдедрона, лорд Малех, допытывался:


— Что ты собираешься предпринять в этой ситуации?


Габрия постаралась ответить на все вопросы, которыми ее атаковали вожди, и торопливо рассказала о путешествии и о событиях в Пра-Деш. Мужчины слушали, не перебивая, и их смущение и гнев таяли, по мере того как рассказ близился к концу. На смену им приходили уважение и доверие.


Она не ответила только на один вопрос — на последний, на вопрос лорда Малеха. Она не знала, что ей предпринять.


После их поединка она была не ближе к цели, чем в самом начале, она так и не отыскала способ отправить его в другой мир. Все, чего она добилась — вконец измотала себя и заставила горфлинга решиться на отчаянный шаг.


Она все еще пыталась как можно понятнее объяснить мужчинам ход битвы, когда к ней протолкался лорд Джол и взял ее за руку.


— Леди Корин, вы бы не могли осмотреть Кошина?


Кошин! Она совсем о нем забыла. Она сорвалась с места и побежала за вождем Мурджика. Остальные молча последовали за ними.


После того как горфлинг покинул рощу, Ша Умар и Джол перенесли вождя Дангари в большой шатер Совета. Кошин, лежащий на своем голубом плаще, так и не пришел в сознание. Три воина личной охраны Кошина были убиты, но двое оставшихся в живых стояли рядом, не отводя глаз от лица своего лорда.


Габрия опустилась на колени подле раненого вождя. У Кошина не было никаких явных повреждений, но всем, смотревшим на него, было ясно, что с ним что-то не так. Он выгибался и стонал от боли, руки и ноги его судорожно двигались, пальцы были сжаты в кулаки с такой силой, что начали приобретать синеватый оттенок. Когда Габрия дотронулась до его кожи, оказалось, что она горела жаром лихорадки.


— Я ничего не могу сделать, — печально сказала Габрия. — Может помочь только Пирс, наш лекарь. У него есть знахарский лечебный камень, который изгонит разрушительную магию из тела Кошина.


Взгляды воинов засветились надеждой.


— А где ваш лекарь, леди? — спросил один из них.


— Он скоро будет здесь, я надеюсь. — Она выглянула в открытую дверь шатра. — Лорд Кошин — не единственный, кто нуждается в помощи камня. Есть и другие, более тяжело раненые Брантом.


Радостные мысли Нэры прервали ее речь: «Габрия, наши идут».


К недоуменному удивлению вождей, колдунья выскочила наружу. Добежав до рощицы, она их увидела. Этлон и Сайед вдвоем оседлали Эуруса, и хуннули, галопом пересекая долину, направлялся к шатру вождей.


Сейчас Габрия не знала, что ей делать: отчаиваться, что они будут свидетелями ее поражения, или радоваться неожиданной встрече. Она знала, что они сердиты на нее за внезапный побег, но они все-таки решили прийти ей на помощь!


Габрия радостно закричала и замахала рукой. Увидев ее, они поскакали еще быстрее. Торопясь как можно скорее добраться до Габрии, Этлон чуть не упал с лошади. Его злость и беспокойство были сразу же растоплены чувством облегчения, когда он увидел ее живой и здоровой. Он обнял ее, крепко прижимая к себе.


Она ничего не сказала, замерев в его объятиях.


Этлон тоже не спешил прерывать молчание. Он отпустил ее. Она поздоровалась с Сайедом. Юноша тоже горячо обнял ее.


— Я так рад, что ты жива, — сказал он, и было непонятно, смеется он или плачет.


— А где Пирс и все остальные? — спросила она.


— В пути. Ты же знаешь, другим лошадям не угнаться за Эурусом. — Он обезоруживающе улыбнулся: — Я чуть было тоже не остался.


Подошедшие к ним вожди приветствовали Этлона с нескрываемым чувством облегчения. Они сразу же засыпали его вопросами и рассказами о том, что произошло сегодня утром, причем версии значительно отличались одна от другой. Этлон терпеливо выслушал их, ответил на несколько вопросов, но, как только первое возбуждение встречи улеглось, извинился и отошел к Сайеду и Габрии.


Заглянув в глаза Этлону, Габрия долго не решалась начать разговор. Она попыталась решить судьбу мужчин, покинув их, полагая, что борьба с горфлингом касается только ее. Теперь она понимала, что ошибалась. Это чудовище было слишком сильным для нее. Ей приходилось признать, что она нуждается в помощи и поддержке этих двух мужчин. Однако решение выступить, будучи совсем неопытными в колдовстве, против страшного врага они должны были принять сами.


Она, как и прежде, очень боялась за них, но знала: им придется сделать выбор самим.


— Я скажу тебе только одну вещь, пока мы не заговорили о горфлинге, — сказал Этлон. Он взял ее лицо в свои ладони, и повернул его так, что его карие глаза встретились с ее. — Никогда больше не убегай от меня таким образом.


Мольба, скрытая за его спокойными словами, подействовала на Габрию куда больше, чем могли подействовать все его гневные речи. Тронутая до глубины души, Габрия подняла руку ладонью вверх и сказала:


— Я обещаю.


Его пальцы сплелись с ее пальцами, и клятва была дана.


Они стояли в тени, у шатра Совета, и Габрия поведала друзьям, что случилось с ней с минуты ее прибытия. До них доносился шум все еще не успокоившихся лагерей; иногда в этой какофонии слышались голоса вождей, пытающихся утихомирить людей. Вся роща постепенно заполнилась разговорами, криками и движением, но Габрию, Этлона и Сайеда оставили в покое.


Внезапно рядом с ними раздался чей-то голос:


— Я хочу видеть лорда Этлона. Я, как человек Хулинина, имею на это полное право.


Увидев жреца Талара, вождь скривился. Ша Умар пытался увести жреца, но Талар уже привлек к себе внимание вождя громким настойчивым голосом.


— Я не уйду, — кричал Талар, — пока не поговорю с моим лордом.


Этлон кивнул Ша Умару, и тот отошел, остановился неподалеку.


— В чем дело, Талар? — спросил вождь, в голосе его слышались нотки нетерпения.


Жрец, впрочем, не обратил на них никакого внимания.


— Лорд Этлон! Наконец-то вы пришли. Я спешу известить вас, что проклятый богами еретик Брант вторгся на священный остров, осквернив храм, и нанес ущерб людям нашего клана. Я требую, чтобы вы изгнали его оттуда, пока боги не наказали нас за это дерзкое вторжение.


Лорд Этлон еле сдерживался. Хотя вожди были наделены куда большей властью, чем жрецы и жрицы, даже вождь не имел права оскорблять как словом, так и действием того, чьими устами, как считалось, говорят боги. Однако Талар мог вывести из себя и святого.


— Мы стараемся… — начал было Этлон, но Талар повернулся к нему спиной до того, как он успел закончить фразу.


Жрец вдруг увидел Габрию, и лицо его приобрело свекольный оттенок.


— А что касается ее, — завопил он, показывая на девушку дрожащим пальцем, — эта злодейка колдунья расстроила весь наш сбор! В тот момент, когда она появилась, Соре обрушил на нас свой гнев.


Габрия старалась сдержать улыбку. Талар ничего не знал о личине Бранта, поэтому он и не подозревал, насколько он был близок к истине.


К несчастью, жрец заметил выражение лица Габрии и решил, что она смеется над ним.


— Видите, как ей смешно? Имеет ли для нее какое-то значение, что шесть человек погибло, что многие ранены, что девятеро — в заложниках, и среди них — вождь и наш воевода? Имеет ли для нее хоть какое-то значение то, что священный храм осквернен? Лорд Этлон, эта женщина — вечная угроза нам всем, и я требую ее немедленного изгнания.


— Нет, — спокойно ответил Этлон.


Талар раздулся, как жаба, и заорал:


— Тогда убейте ее! Вырвите с корнем ее зло! — Его голос гремел на всю рощу. Даже те, кто не слышал начала речи, повернулись теперь к нему. — Положите конец магической ереси, или, клянусь Шургартом, я вызову гнев богов на этот клан, я…


Он не закончил. Лорд Этлон решил, что этого достаточно. Он поднял руку, проговорил какое-то короткое слово, и голос жреца резко смолк. Красное лицо Талара стало болезненно бледным, он вытаращил глаза, издавая вместо звуков какое-то хрипение. Ша Умар и Сайед расхохотались. Остальные вожди изумленно застыли.


— Нет, — повторил Этлон. — Как вы видите, Талар, ересь магии очень быстро распространяется.


Талар все еще хрипел и шипел, и хватал ртом воздух, но слова крепко застряли у него в горле.


— А теперь слушайте меня, — приказал Этлон, в голосе его теперь звенела сталь. — Я тоже владею магией. Я собираюсь помочь леди Габрии, и лучшее, что я могу для нее сделать, чтобы изгнать горфлинга, — соединить свой талант с ее талантом.


Талар резко затих, и тело его застыло неподвижно.


Вождь, видя его реакцию, продолжал:


— Да, это так. Это чудовище вовсе не Брант, а зверь из царства Сорса, и леди Габрия пытается спасти кланы от его зла. Вы понимаете?


Талар кивнул, прищурив глаза.


— Прекрасно. Если вы желаете остаться в Хулинине, я советую вам пересмотреть ваши взгляды на колдовство. У всего есть свои положительные стороны.


Этлон произнес вторую команду, и Талар схватился за горло. Несколько минут он откашливался, пока не уверился, что снова может говорить.


— Итак, — сказал Талар ледяным тоном, — вы тоже отступили перед натиском ереси. Для чего вы здесь, интересно: чтобы избавить нас от горфлинга или помочь ему. — Он кинул на Этлона уничтожающий взгляд и пошел прочь.


— Это было весьма занимательно, — сказал Ша Умар. Находившиеся рядом люди смотрели на Этлона с удивлением.


Габрия тронула Этлона за руку.


— Так, значит, ты упражнялся, — сказала она укоризненно.


— Иногда, — сознался он.


Она повернулась к Сайеду:


— И ты тоже?


— Конечно, — усмехнулся тот.


— Но как? Вы же слишком мало знаете, чтобы обучать друг друга.


— Но мы наблюдали за тобой, — ответил Этлон.


— Какое счастье, что вы до сих пор не убили себя каким-нибудь заклинанием, вышедшим из-под контроля, — сказала она.


Сайед пожал плечами:


— Ты не хочешь устроить пир и думаешь, что мы будем сыты крошками.


Габрия уже собиралась ответить, но рощу вдруг накрыла тень. Вздрогнув, девушка подняла голову, но это было лишь облако, бегущее по знойному небу.


Колдунья все еще стояла, запрокинув голову, когда до нее донесся леденящий душу вопль. Все, кто слышал его, застыли на месте. Когда крик стих, Габрия, Этлон и остальные побежали к реке, не сводя глаз с острова, где укрылся горфлинг. Он снял силовое поле с каменного кольца, и вытащил из-за него на берег упирающуюся женщину. Остальные восемь все также были скрыты от глаз за высокими камнями.


— Колдунья! — крикнул Брант. Он встряхнул женщину, держа ее перед собой на вытянутых руках. — Подойди ко мне, или эта самка умрет! — Он принялся неистово трясти женщину, и она снова завизжала.


— Отпусти ее! — закричала Габрия. — Отпусти их всех, и я приду.


— Ты придешь сейчас, — прорычал он. — Я не собираюсь ждать.


Сказав это, он подтолкнул женщину к воде. Вырвавшись из его рук, она сделала несколько шагов, отчаянно пытаясь спастись, но заклинание горфлинга пригвоздило ее к месту. Магическая сила пронзила ее тело. Он не убил ее быстрым испепеляющим ударом Силы Трумиана, но выбрал куда более мучительный способ: огненная волна энергии медленно и неотвратимо накрывала ее.


Она не переставала кричать, корчась на песке и сползая в мутную воду. Люди не двигались, не в силах оторвать глаз от этого зрелища. Женщина издала предсмертный всхлип, и голова ее погрузилась в воду. Течение подхватило ее белокурые волосы, нежно омывая лицо.


Брант не дал людям времени опомниться. Он быстро выкрикнул команду, и из-за камней кто-то беспомощно зашагал к горфлингу. Это был Гутлак, воевода Хулинина.


Зеленые глаза Габрии вспыхнули.


— Этлон… — прошептала она и замолчала. Что-то остановило ее.


С того берега, где находилась роща, в воду шагнул человек. Мокрое платье облепило его короткие ноги, лицо его раздувалось праведным гневом.


— Убирайся, грязный еретик! Исчадие Сорса, оставь это священное место! — Талар кричал со всей силой и яростью, на какую был способен, шагая по пояс в воде.


— Талар! — вскричал Этлон. — Вернись!


Жрец не слышал его. В его мозгу стучала только одна мысль: изгнать зло с благословенного острова. Тир Самод был священным храмом, святилищем жрецов и сердцем одиннадцати кланов, а не убежищем для чудовища, наделенного магической властью. Если никто не собирался избавить землю острова от этого зла, он, Талар, сделает это сам.


— Уходи, проклятый богами червяк. Властью и волей Шургарта я приказываю тебе исчезнуть.


Горфлинг засмеялся и, не говоря ни слова, поразил жреца ослепительной голубой молнией. Талар захрипел и, вскинув руки, упал в воду. Его подхватила вода, и тело его медленно поплыло вниз по течению.


— Уже двое. Колдунья, — загремел голос горфлинга. — Ты хочешь, чтобы я запрудил эту реку телами?


Габрия свистнула. Оба хуннули прибежали на ее зов.


— Это животное нужно остановить, — сказала она, взбираясь на спину Нэры.


Этлон оседлал Эуруса, и огромный жеребец загородил Нэре дорогу.


— Мы идем с вами, — спокойно сказал вождь.


Габрия перевела взгляд с Этлона на Сайеда и увидела выражение непреклонной решимости на лицах обоих. На этот раз она не смогла бы отказаться от их помощи, даже если бы хотела. Она наклонила голову в знак благодарности и откинула прочь свои опасения. Однако теперь она задумалась, что им предпринять. У Сайеда не было лошади, к тому же ни один из них не владел как следует Силой Трумиана.


Она была погружена в сосредоточенные раздумья, когда Нэра внезапно навострила уши. Эурус вскинул голову, ноздри его раздувались. Прислушавшись к собственным ощущениям, Габрия уловила еле заметную вибрацию, похожую на раскат очень далекого грома или… стук копыт. Она выпрямилась и, окинув взглядом горизонт, увидела на западе, на верхней точке дальнего холма облачко пыли. Вибрация воздуха становилась все ощутимее. На вершине холма появился черный силуэт, потом еще один, потом много. Нэра и Эурус внезапно радостно заржали, их приветствие громким эхом разнеслось по долине и, достигнув западных холмов, было подхвачено каждой лошадью.


Табун лошадей галопом спустился с холмов, пересекая долину; их черные бока сияли на солнце. Маленький всадник на малыше хуннули скакал вторым, позади Короля. Они пересекали лагеря, и люди, восторженно крича, сторонились и давали им дорогу.


Горфлинг уставился на внезапно появившихся лошадей и, в первый раз с тех пор, как обрел смертную оболочку, почувствовал укол страха.


Табун проскакал по долине и вошел в реку, подняв фонтанчики сверкающих брызг. Они двигались по воде так же легко, как и по земле, и, достигнув острова, окружили его плотным кольцом, отрезав, таким образом, горфлинга от людей. Здесь хуннули остановились, повернув головы к острову. Солнце играло на их мокрых черных шкурах, на плече каждой горела белая молния.


Пятеро коней ступили на остров, стуча копытами и лязгая зубами. Горфлинг прикрылся заложником, как щитом. Он скользнул в храм как раз в тот момент, когда хуннули выбрались на берег, затем быстро воздвиг вокруг себя поле магической энергии. Пятеро лошадей встали вокруг храма, ожидая команды своего Короля.


Король хуннули тем временем приблизился к Габрии, его глубокие, мудрые глаза сияли золотистым светом. Он склонил перед ней голову: «Колдунья, мы были нужны тебе, и вот мы здесь».


Габрия на мгновение лишилась дара речи. Она взирала на легендарного жеребца, не отводя глаз, затем заметила маленькую темноволосую девочку, сидящую верхом на жеребенке Нэры.


— Я не буду спрашивать тебя, как это тебе удалось, Тэм, — сказала Габрия мягко. — Ты расскажешь мне позже, но я очень тебе признательна.


Щеки девочки порозовели, и ее улыбка стала еще шире. Сайед шагнул к ней и, взяв ее на руки, спустил на землю с гордостью и облегчением. Тэм обвила его шею руками.


Король хуннули гневно фыркнул: «Тэм сказала нам, что в этом мире появился горфлинг».


Габрия махнула рукой в сторону острова, где за своим магическим щитом взад и вперед расхаживал горфлинг, изучая взглядом непрошеных гостей.


— Вы знаете, каким способом можно отправить его обратно?


«К несчастью, нет. Такого рода знаниями мы никогда не владели. Но его магия на нас не действует, — он повернул голову, оглядывая свой табун. — Мы попытаемся удержать его на острове, чтобы он больше никому не причинил вреда. Остальное тебе придется совершить самой».


Габрия приуныла, узнав, что даже Король хуннули не знает, как изгнать горфлинга, но с радостью и благодарностью приняла его помощь. Она может не беспокоиться о безопасности кланов, пока их защищает табун хуннули.


«Я вижу, у одного из вас нет лошади. Так не пойдет». — Король призывно заржал, и один из жеребцов покинул кольцо хуннули. Подойдя к Сайеду, он остановился.


«Это Эфер. Он будет твоим конем на время поединка».


Проводя рукой по черному боку, юноша был охвачен радостью и в то же время благоговейным страхом. Он осторожно устроился на широкой спине Эфера.


Габрия кивнула Королю в знак благодарности, перед тем как повернуться к мужчинам.


— Помните, Эурус и Эфер неподвластны разрушительной силе магии, — быстро сказала она. — Оставайтесь верхом все время. Если вам нужна будет защита, создайте силовой щит между собою и горфлингом. — После паузы она добавила: — Пожалуйста, по мере возможности не употребляйте заклинаний. Атакую горфлинга я, но мне нужна ваша помощь.


— А как же заложники? — спросил Сайед.


— Если мы отрежем горфлинга от них и не дадим ему опомниться, они, может быть, выберутся сами. Или им помогут хуннули.


— Ты еще не пользовалась маской? — поинтересовался Этлон.


Габрия покачала головой:


— Я так и не знаю ее секрета.


— Колдунья! — вдруг закричал горфлинг. — Я вижу, тебе пришли на помощь, — он злобно рассмеялся. — Эти ни к чему не годные животные тебя не спасут. Иди сюда. Я уже устал ждать. Ты или эти людишки должны умереть!


Габрия скривила губы в презрительной усмешке.


— Мы найдем способ его уничтожить. — Она повернулась и позвала: — Лорд Ша Умар, хуннули постараются защитить людей от любого разрушительного действия магии, но, пожалуйста, уведите жрецов и воинов подальше от острова. Не будет ли вам трудно присмотреть также за Тэм?


— С удовольствием, леди Габрия, — ответил вождь, взяв девочку за руку.


Габрия отвернулась, глядя на остров, и не увидела упрямого выражения лица Тэм. Колдунья сделала Этлону и Сайеду знак, и три мага направили своих хуннули к реке. Горфлинг удовлетворенно засмеялся, увидев, что они приближаются.

19


Габрия, Этлон и Сайед разделились, чтобы приблизиться к острову с разных сторон. Их лошади прошли сквозь кольцо хуннули и осторожно ступили на берег. Пятеро коней у храма оставались на своих местах и ждали.


Горфлинг не сводил глаз с всадников. Теперь их было трое. Интересный поворот событий. А говорили, что в кланах только одна колдунья. Спустившись, он приоткрыл свой энергетический шит и метнул голубую молнию в одного из мужчин. Он был немало удивлен, когда тот воздвиг вокруг себя точно такой же щит, и энергия Силы Трумиана разбилась о него снопом искр. Во второй раз за сегодняшний день горфлинг почувствовал нечто вроде страха. Он выругался. Что это за колдуны? А по большому счету, какая ему разница, убить одного, трех или несметное количество людей, владеющих магией?


Затем он перевел взгляд на хуннули. Еще одна проблема. Он знал, что те пять, стерегущих его, ждут только сигнала, чтобы пробить его энергетическое поле и вывести его на открытое пространство. И никакая магия их не остановит.


Он обратил глаза на высокие, прямые колонны храма, и хитрая усмешка заиграла на его губах. Он произнес слова заклинания, и снова его тело засветилось красным и начало расти. Он уже стал выше башен храма и, шагнув один раз, добрался до своих пленников. Его магический щит рассеялся. С громовым смехом он вытащил из священного кольца огромный камень и с размаху швырнул его в одну из лошадей. Та еле успела рвануться в сторону.


Король хуннули заржал, созывая своих лошадей обратно. Оружия магии они могли избежать, но у них не было седоков, которые защитили бы их от каменных глыб. Пятеро хуннули неохотно подчинились, оставив магов и их лошадей наедине с горфлингом.


Всадники еще не успели достичь каменного кольца, а битва уже началась.


Горфлинг дохнул на них пламенем. Он продолжал штурмовать их Силой Трумиана, но, по счастью, ему приходилось тратить так много энергии, чтоб удержать свои гигантские размеры, что удары его были слабы на этот раз.


Наибольшую опасность для троих представляли камни, которыми горфлинг швырял в них, как только они осмеливались подойти ближе.


Вскоре обнаружилась еще одна опасность. Земля вокруг храма была ненадежной и каменистой. Гравий и камни сильно затрудняли движение лошадей. Горфлинг пользовался этим умело, обрушивая на всадников каменный дождь и заставляя лошадей маневрировать по всему острову. Сам горфлинг не двигался с места. Пленники его сбились в кучку между его огромными ступнями. Они не осмеливались бежать, и ни колдуны, ни хуннули не смогли до них добраться.


Горфлингу понадобилось совсем немного времени, чтобы заметить, что лишь Габрия пробует нанести ему ответный удар. Она использовала силу своих собственных заклинаний, в то время как мужчины пытались только отвлечь его внимание, когда это было возможно. Они всего лишь новички, радостно заключил горфлинг. Заметив это, он начал сосредотачивать свои атаки на Этлоне и Сайеде, понуждая Габрию тратить все больше и больше энергии на защиту своих друзей.


Время шло, битва становилась все горячей. Габрия благодарила богов за то, что они прислали ей в помощь хуннули. Она знала, что даже втроем они не продержались бы так долго, если бы, ко всему прочему, им пришлось бы еще защищать людей.


Присутствие лошадей, их неподвластность чарам магии заставляли горфлинга оставаться на острове.


Но даже с помощью хуннули они начинали уставать. Давала себя знать неопытность Сайеда и Этлона. Их щиты ослабевали, и уже несколько раз горфлинг чуть было не сбросил их на землю. Габрия чувствовала, как в душе ее зашевелился страх.


Она тоже теряла силы. На ее долю выпадали самые сильные удары горфлинга, и она знала, что ее надолго не хватит. Она атаковала горфлинга всем, чем могла, ударами Силы Трумиана, шарами пламени, дымом, дождем стрел. Но магия ее не давала никакого результата. Размеры и сила горфлинга позволяли ему с легкостью уходить от ее ударов. Габрия приходила в отчаяние.


Но вдруг в мгновение ока все изменилось.


Эфер, хуннули Сайеда, был рядом со священным кольцом, когда он внезапно поскользнулся на гладком камне и, потеряв равновесие, тяжело упал на землю. Передние копыта громко стукнули о камень.


Сайед, пролетев через голову жеребца, распластался на земле. Ударившись головой о камень, он потерял сознание. Эфер отчаянно пытался подняться, чтобы защитить своего седока. Эурус и Нэра, тревожно заржав, рванулись вперед, на помощь коню и юноше.


Горфлинг, воспользовавшись случившимся, быстро схватил огромной рукой бесчувственного турика. Голова Сайеда была в крови, он был оглушен и даже не пытался сопротивляться. Нэра и Эурус метнулись к каменному кольцу.


Горфлинг расхохотался, и его глаза загорелись красным светом.


— Сейчас, — заревел он, держа в одной руке Сайеда, а другой размахивая каменной дубинкой, — вы увидите, как умрет один из вас.


К безмолвному ужасу наблюдателей, великан поднял Сайеда над головой, вытянув руку. Увидев далеко под собой землю, юноша зажмурился, не пытаясь бороться с охватившим его страхом.


На берегу реки, рядом с жеребенком хуннули и лордом Ша Умаром, стояла Тэм, наблюдавшая за ходом сражения. Она не шевельнулась с тех пор, как ушла Габрия, и не отвечала на вопросы Ша Умара. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с острова и положив ладонь на шею жеребенка.


Когда Эфер упал, она застыла, рот ее приоткрылся, из горла вырвался стон. Тэм видела, как Горфлинг поднял Сайеда в воздух, и лицо ее напряглось от гнева и страха. Ярость, какой она никогда не испытывала раньше, переполняла ее, готовая вырваться наружу при одной мысли о том, что она может потерять того, кого так любила. «Нет! — кричало все ее юное существо. — Нет! Нет!»


— Нет!


Чистый и ясный голос пронесся над водой. Вместе с голосом наружу вырвалась не сознаваемая Тэм сила, гневный протест колдуньи, штопором вонзившийся в человеческий мозг горфлинга.


Эффект был оглушителен. Голос зазвенел в ушах Бранта, разразившись взрывом в незащищенном мозгу. Он подался назад, выпустил Сайеда и схватился руками за голову. Его лицо дрогнуло, дубинка с грохотом упала на землю, и он быстро стал возвращаться к нормальным размерам.


Колдуны отреагировали молниеносно. Тэм, до того как Ша Умар успел остановить ее, вспрыгнула на спину малышу хуннули и галопом помчалась к острову. Габрия спасла Сайеда от неминуемой смерти, успев превратить камни под ним в кучу сухих листьев, на которые он и приземлился, а Этлон выпустил молнию Силы Трумиана в ничем не вооруженного горфлинга. Удар был слабым и бесконтрольным, но и его было достаточно, чтобы повалить Бранта на спину и дать Сайеду возможность спастись.


— Перебирайся на другой берег! — закричала ему Габрия.


Турик не слышал. Вместо этого он метнулся к пленникам. Горфлинг завыл страшным голосом и попытался испепелить их ударом Силы Трумиана, но Сайед успел прикрыть их и себя энергетическим щитом. Голубой луч рассыпался искрами, не причинив никому вреда.


Горфлинг снова почувствовал страх, и действия его стали еще отчаяннее. Он вновь воздвиг вокруг себя силовое поле. Теперь у него не было ни возможности уйти, ни заложников. Он был загнан в угол и так же устал, как и его враги. Он тяжело дышал, не в силах более управлять своими гигантскими размерами и Силой Трумиана. Он думал теперь, что совершил роковую ошибку, не приняв всерьез этих троих, и решил дать себе передышку, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия.


— Кажется, мы зашли в тупик, — сказал Этлон Габрии. — Что нам теперь делать?


Габрия кусала губы:


— Не знаю, совсем не знаю. Он не может уйти с острова, но я до сих пор не знаю, как отослать его в царство Сорса. Я перебрала все, что могла. — Она посмотрела в сторону храма. — Сайед, с тобой все в порядке?


Юноша ответил без обычного для него юмора:


— Пока мы живы.


Тэм и жеребенок достигли острова и поспешили к храму. Увидев Тэм, Сайед воспрял духом и улыбнулся. Габрия лишь покачала головой, ничего не сказав на эту выходку девочки. Тэм спрыгнула на землю и теперь помогала Эферу подняться. Несколько хуннули поспешили прийти ей на помощь. Тэм будет под надежной защитой.


Горфлинг увидел приближение хуннули и почувствовал, что злость его возвращается. Он еще может стереть с лица земли этих людей и выбраться отсюда. Он резко послал молнию в сторону Этлона, надеясь застать вождя врасплох. К его великой ярости, огромный жеребец мужчины подставил удару свою мощную грудь.


— Сдавайтесь, человечишки! Вам не удастся справиться со мной, — завыл горфлинг. — Я останусь здесь навсегда! Покуда здесь будут тела, которые можно завоевать. Никто еще не смог победить горфлинга из Сорса.


— Ты забыл о Валериане, — напомнил ему Этлон, — и о Матре.


Он метнул в чудовище голубой луч. Удар его не достиг цели, но его слова эхом пронеслись в голове Габрии. Как вспышка молнии, неясная мысль приобрела отчетливую форму.


Она хлопнула рукой по тяжелому свертку за пазухой.


— Вот оно! Ну конечно. Валериан знает! — закричала она. Браслет у нее на запястье запылал от внезапного разряда энергии.


Этлон изумленно уставился на нее.


— О чем ты говоришь?


— Маска! — сказала она, стараясь говорить тише. — Этлон, Тэм, быстрее! Бегите в храм, к Сайеду!


Девочке как раз удалось освободить ногу Эфера, и, хлопнув коня по спине, она поспешила выполнить приказание, оставив его с другими хуннули.


Этлон все еще медлил.


— Что ты собираешься делать?


— Если Бранту удалось вызвать это чудовище из царства мертвых, значит, удастся и мне, — возбужденно ответила Габрия.


— Еще одного горфлинга?


— Конечно, нет! Я хочу использовать силу маски, чтобы вызвать Валериана. Если получится, он скажет нам, как избавиться от горфлинга.


Этлон был ошеломлен простотой и дерзостью ее плана. «Мои Боги!» — подумал Этлон. Не говоря ни слова, он направил Эуруса к храму.


Габрия выпустила два быстрых удара в землю рядом со щитом горфлинга, подняв облако пыли и мелких комьев земли, и через кольцо камней рванулась к храму вслед за Этлоном.


До того как горфлинг успел что-либо сообразить, Сайед приподнял щит, впустив Этлона и Габрию, и вновь сомкнул его вокруг всей группы, включая Нэру, Эуруса и жеребенка.


— О боги! — воскликнул воевода Гутлак. — Я рад видеть вас, вождь.


Остальные пленники смотрели на Габрию со смущением и надеждой. Она торопливо улыбнулась им и, вытащив сверток из-за пояса, вновь почувствовала в своих ладонях тяжесть священного золота. Повернувшись к Этлону, она сказала:


— Я не смогу поддерживать щит, пока буду творить заклинание. Тебе, Сайеду и Тэм придется защищать нас.


Он улыбнулся:


— Я с радостью.


Ее зеленые глаза вспыхнули:


— Еще два месяца назад я не могла себе представить, что услышу от тебя такие слова.


— Ты многому научила меня, — ответил вождь.


Он подошел к Сайеду и Тэм поближе, они соединили свои силы и волю, чтобы удержать магический щит вокруг осажденной группы. Горфлинг яростно захрапел. Он участил свои удары, пытался пробить щит, но на этот раз три мага держали его твердо.


Габрия скользнула на землю и подняла глаза на Нэру. Кобылица склонила голову к Габрии и тихо заржала:


«В памяти моих предков Валориан был высоким темноволосым мужчиной, гордым, добрым и бесстрашным. Собери всю свою волю, направь ее на маску. Может быть, он услышит тебя».


Колдунья склонилась над маской. Она не знала формулы заклинания для вызывания души из царства бессмертных, поэтому ей предстояло сейчас свое собственное. Она выпрямилась и положила маску на плоский каменный алтарь, что находился у восточной стены храма.


Пленники наблюдали за ней со все возрастающим изумлением. По толпе людей, сгрудившихся на берегу, откуда было видно, что происходит в отрытом храме, пробежал вздох удивления.


Колдунья невидящим взглядом смотрела на камень. Легенда гласила, что после смерти душа Валериана поселилась в царстве богов. Разве может быть лучше место для встречи с духом, чем священный храм? Если где-нибудь на Равнинах Темной Лошади и есть место, где человек вплотную приближается к миру богов, то только здесь, в Тир Самод.


— Амара, даруй мне силу, — взмолилась Габрия.


С благоговейным трепетом она подняла золотую маску и повернула ее к солнцу, ощущая покалывание в ладонях.


Габрия закрыла глаза. Звуки внешнего мира — проклятия горфлинга, шепот заложников за ее спиной, стук копыт десятков лошадей, бормотание реки — уходили один за другим, пока на нее не опустилась плотная тишина.


И в этой тишине она обратила свои мольбы к Валериану. Сосредоточив всю свою волю и желание, она обратила глаза к магической маске и воззвала к ее духу каждой частичкой своей души. Весь мир перестал существовать для нее, пока она погружалась в безграничную черноту, закрывшую для нее все земные чувства. И она вошла в эту тьму без страха, продолжая взывать к Валериану всем своим сердцем, душой и разумом.


Габрия не чувствовала течения времени. Ее мозг сконцентрировался на образе мужчины, высокого и черноволосого, с твердым подбородком и взглядом орла. Она должна найти его. От него зависит безопасность и спокойствие всех людей на равнинах.


Она не останавливалась ни на секунду. Где-то очень далеко впереди темноту внезапно прорезала полоска света. Габрия инстинктивно двинулась к ней, не отрывая глаз от ослепительной золотистой линии, наполняющей своей силой все ее существо. Ее вдруг окутала теплая пелена спокойствия и счастья.


Маска в ее ладонях дернулась. Свет исчез, возвращались звуки реального мира. Габрия открыла глаза и удивленно посмотрела на маску.


На нее глядела пара глаз такого чистого голубого света, какого она никогда не встречала раньше.


Мертвая маска напряглась, снова дернулась, и губы ее вдруг растянулись в улыбке.


— Я пришел, дочь моя. Как ты просила. — Золотое лицо заговорило голосом одновременно властным и добрым. Голос этот разнесся по всему острову и был слышен даже на дальних берегах.


Габрия едва не выронила маску от удивления. Она и не представляла себе, как будет разговаривать с Валорианом, когда собралась вызывать его дух. Она лишь сфокусировала на маске свою энергию.


Теперь она вновь подняла ее вверх. Напрашивался естественный вопрос, но она не осмеливалась спросить, на самом ли деле это воин-герой из клана далекого прошлого.


Маска светилась чистым светом, тем самым, поняла Габрия, который она видела в темноте.


— Я тот, кого ты звала. Я — дух мужчины, когда-то носившего имя Валериана.


Габрию переполнило чувство радости и священного страха, в ней проснулось желание смеяться и плакать одновременно.


— Я не могу поверить этому, — сказала она, стараясь унять дрожь в ладонях.


— Твоя власть сильна, дочь моя. Тебе, должно быть, нужна моя помощь.


— Простите меня, лорд. Я хочу спросить вас о том, что только вы можете мне поведать.


— Я слушаю тебя. Но говори быстро. Я не могу оставаться в этом мире надолго.


Габрия бросила быстрый взгляд на трех магов. Сайед заметно побледнел, но из последних сил держался, было очевидно, что он быстро устал. Лицо Тэм побелело, и Этлон, похоже, был вконец измучен. Поддерживать магический щит было трудной задачей, тем более под непрекращающимся огнем горфлинга.


Она быстро повернулась к маске и внимательно посмотрела в бессмертные голубые глаза.


— Мой лорд, один из мужчин Гелдрина вызвал горфлинга.


— Как? — маска дернулась.


— С помощью Книги Матры.


— Следует очистить мозги людей от знаний такого рода. Где сейчас горфлинг?


— Здесь. Завоевал тело этого мужчины и ворвался на сбор кланов. Лорд Валориан, я единственная, кто владеет магией в достаточной мере, но я не знаю, как уничтожить его.


Валериан посмотрел на нее с состраданием.


— Ни у одного человека не хватит ни сил, ни знаний заставить горфлинга пройти через узкие ворота между миром смертных и вечным миром.


Габрия похолодела.


— Но это необходимо сделать, — закричала она. — Как нам от него избавиться?!


— Только одна вещь в мире способна открыть эту дверь и втолкнуть туда горфлинга.


— Что?


Маска обратила глаза к небу. Ответ был краток:


— Власть молнии.


Габрия открыла рот. Она была ошеломлена.


— Молния? Но ведь никто не может распоряжаться подчиненным богам небесным огнем.


— Ты — колдунья, дочь моей крови. Ты ведь путешествуешь с хуннули?


Она кивнула.


— Будь верхом, это защитит тебя. Они недаром несут метку белой молнии. Их предок, мой жеребец, стал первым из этой благородной породы именно с помощью молнии.


— Лорд Валориан, — сказала Габрия, стараясь оставаться спокойной, — я не могу вызвать бурю. Откуда взяться молнии в такой безоблачный день?


— Если с тобой больше одной хуннули, они вызовут шторм, а значит, и молнию.


Золотистое сияние, исходящее от маски, начало таять, и голубые глаза потускнели. Прошло еще немного времени, глаза закрылись, маска стала почти такой же, какой была, когда Габрия нашла ее.


— Валориан, мой лорд, — взмолилась Габрия, — как смогу я использовать силу молнии?


— Я должен идти, дочь моя, — печально сказал Валориан. — Вызови молнию, чтобы отправить… его… обратно…


Последние слова звучали глухим эхом, будто произносили их откуда-то издалека. Маска снова была твердой и безжизненной. Габрия не сводила с нее глаз и отчаянно пыталась вновь заставить его заговорить, но было слишком поздно. Валориан навсегда вернулся в свой мир.


— Но я же не могу владеть молнией! — в отчаянии обратилась Габрия к безмолвным камням. Она знала, что ей никто не ответит, и медлить ей больше было нельзя. Силовое поле, защищающее маленькую группу, начало заметно слабеть. Сайед, похоже, готов был вот-вот свалиться на землю, зубы Этлона были плотно стиснуты.


— Держитесь! — крикнула друзьям Габрия. — Нэра! — позвала она кобылицу. — Вели Королю хуннули вызвать шторм.


«Мы никогда не вызывали молний, нашему поколению не приходилось этого делать, — ответил Король. — Но мы попытаемся».


Кольцо черных лошадей резко подняло головы к небу. Хуннули на острове, даже жеребенок, присоединились к ним в их молчаливом заклинании воздуха. Только Нэра и Эурус не включились в этот призыв, решив, что важнее охранять всадников.


Погода благоприятствовала шторму. Полуденный зной и сырой ветер уже начали сгонять пятна облаков на голубом небе, и темные полосы появились на дальнем горизонте.


Когда хуннули, взирая на небо, сконцентрировали свою силу, темные облака начали приближаться, сбиваясь в тучи. Хуннули напряглись изо всех сил, но талант, унаследованный ими от предков, еще не отказался им служить.


Небо постепенно темнело, где-то вдали послышались первые раскаты грома. Солнце затянули сердитые серые тучи, и в самой их сердцевине вспыхнула первая молния.


Горфлинг поднял глаза к небу, и лицо его явственно исказилось страхом. Однако это продолжалось недолго, и он вновь вперил глаза в священное кольцо камней.


— Габрия! — внезапно позвал Этлон. — Сайед потерял сознание. Щит прорван!


Колдунья вскочила на спину Нэры как раз в тот момент, когда горфлинг возобновил атаку. С диким ревом Брант выпустил в вождя через появившуюся брешь удар голубого пламени.


Этлон был слишком измучен, чтобы защищаться. У него лишь хватило сил спрятаться за Эуруса. Жеребец поднялся на дыбы, встретив удар плечом, но от этого резкого движения Этлон свалился на землю. Он ударился о камни и распластался недвижно.


Тэм, тоже измученная до предела, мысленно позвала хуннули, стоявших рядом с Эфером, и двое из них немедленно метнулись к Эурусу, чтобы защитить упавшего.


Горфлинг отвернулся. Он не имел возможности приблизиться к бесчувственному вождю или Сайеду — их охраняли хуннули, но сейчас это уже не имело значения. Никто из них больше не доставит ему неприятностей.


Габрия не выходила из храма. Она и Мэра прикрывали собой заложников. Она слышала, как за ее спиной лорд Уортэн и воевода Гутлак пытались успокоить взволнованных пленников. Габрия не сводила глаз с Бранта. По храму уже гулял, завывая, ветер; гром грохотал все ближе. Табун хуннули зашевелился, очнувшись от долгой неподвижности, и громким ржанием возвестил небу о своей победе.


Горфлинг начал медленно двигаться к храму, его жестокие глаза не отрывались от лица Габрии и от ее лошади.


Колдунья смотрела на него без страха, твердо и прямо, но не собиралась нападать. В ее мозгу стучала только одна мысль: сила молнии. Если она сможет использовать ее, как задумала, ей не придется пробовать что-либо еще. Она сидела верхом, чувствуя теплоту тела хуннули, пальцы ее скользнули по белой метке на черном плече Нэры.


Как когда-то в Пра-Деш, когда Габрия сражалась с пламенем, пожирающим дворец мэра, окружающее колдунью поле магии усиливалось энергией шторма. Она знала, что эта дикая природная сила поможет ей, но ведь она так же могла поддержать и горфлинга. Быстрыми и точными словами она начала складывать заклинание в мозгу, ожидая лишь подходящего для поединка момента.


Горфлинг тяжелой поступью приближался к ней.


— Валериан ошибся. Колдунья, — прошипел он. — Ничто не может отправить меня обратно. Готовься к смерти!


Габрия не ответила. Над головой ее сверкнула молния, и девушка почувствовала волну энергии в воздухе. Молнии были столь быстрыми, что ей пришлось действовать почти инстинктивно. Брант сделал еще один шаг вперед и поднял обе руки к небу.


«Габрия!» — прозвучал к мозгу крик Нэры, и в тот же момент лошадь скакнула в сторону. Мощный удар Силы Трумиана расколол надвое камень на том месте, где они стояли. Горфлинг, видимо, тоже решил воспользоваться энергией разрядов.


Габрия нагнулась вправо, чтобы избежать нового удара горфлинга. Еще удар, еще и еще! Они были быстры и горячи, от них веяло смертью, и Габрия никак не могла сосредоточиться на своем собственном заклинании. Колдунья не решалась воспользоваться защитой силового поля — она боялась тратить драгоценную энергию. Она могла рассчитывать лишь на собственную ловкость и поддержку лошади.


Крупные капли дождя упали на теплые камни. Удар молнии расколол надвое толстое дерево неподалеку, и в ту же секунду раздался оглушительный раскат грома. Приближалась буря, настоящая буря, и Габрия знала, что у нее осталось совсем немного времени — пока молнии не стали ближе. Решающий момент еще не наступил.


Горфлинг продолжал атаки. Кобылица металась то вправо, то влево, и Габрии стоило немалых усилий удержаться в седле.


Горфлинг злобно расхохотался. Колдунье никогда не справиться с ним, потому что через несколько секунд она умрет.


Габрия из последних сил старалась удержать равновесие. Она видела, что он отвел руки назад. В ту же секунду по телу ее пробежала волна электричества, и волосы на затылке встали дыбом. Она скорее ощутила, чем увидела, накатившую волну энергии и сосредоточила всю свою силу на самой высокой каменной колонне, справа от алтаря. Результат превзошел все ожидания. Девушка знала теперь только одно: свое заклинание.


Молния ударила в верхушку каменного столба, заполнив весь воздух разрядами энергии невиданной силы. Горфлинг вздрогнул и рванулся прочь, но Габрия, доверив свою безопасность хуннули, дернулась вперед, чтобы завладеть силой белого пламени. Почувствовав в следующий момент вспышку молнии, она поймала разряд и направила его прямо в свою протянутую ладонь. Габрия почувствовала, как сокрушительная энергия пронизала каждую клеточку, каждую косточку, каждый волосок на теле ее и хуннули, и увидела, как черная кобылица засветилась, испуская зеленовато-белое сияние. Огненный луч в руке Габрии оказался на удивление теплым и мягким на ощупь.


Габрия нашла взглядом отступавшего горфлинга. Бело-голубой луч расколол воздух и поразил тело Бранта, вызвав страшной силы взрыв языков пламени, искр и режущего глаза света.


В глазах у Габрии потемнело от боли. Она услышала нечеловеческий крик горфлинга, крик отчаяния и ненависти, заглушаемый страшными громовыми раскатами. В тот же момент ее и Нэру хлестнуло бумерангом вернувшимся разрядом молнии. Мэра зашаталась, и Габрия упала на холодную, мокрую землю.

20


На Габрию навалилась тишина, она ничего не сознавала, кроме непрекращающейся острой боли в глазах. Она попыталась открыть их и не увидела ничего, кроме черноты, перемежающейся огненно-красными пятнами. Она ослепла!


Габрия заставила себя отогнать эту мысль прочь и прислушалась, что говорил ей в самое ухо чей-то мягкий голос. Она могла поклясться, что никогда не слышала его раньше, но этот нежный, спокойный тон был страшно знакомым.


— Тэм? — прошептала она из темноты, окружающей ее. Она попыталась сесть, но каждая кость и мускул ее тела болезненно запротестовали.


Тихий голос с чувством неподдельной радости ответил:


— Да, леди, я здесь. Не двигайтесь. Вам придут на помощь.


Габрия повиновалась. Она лежала на холодной и твердой земле, чувствуя, как по ее телу стекают струйки воды. Тэм прикрывала ей лицо, но Габрия не могла этого видеть.


— Тэм, где горфлинг?


— Он исчез, — возбужденно заговорила девочка. — Молния, которую вы поймали, разрушила его. Не осталось и кончика пальца.


Габрия не смогла сдержать улыбку. Среди всего этого хаоса Тэм неожиданно обрела дар речи.


К ним подошел еще кто-то, и знакомый голос сказал:


— Дай-ка я помогу тебе, Габрия.


Жрица Амары завернула колдунью в теплый плащ и помогла ей сесть.


— Ты можешь подняться? — спросила жрица.


Габрия проглотила подступивший к горлу комок тошноты и покачала головой. Боль пронзила ее мозг и желудок. Она дрожала всем телом, она была слепа и слаба, как новорожденный котенок.


— Не двигайся и ничего не предпринимай, — приказала жрица. — Я найду остальных.


Габрия услышала ее шаги, удаляющиеся к тому месту, где упал Этлон. Подошла Нэра и встала рядом. Тэм прикрыла голову Габрии капюшоном плаща.


— Нэра, Этлон и Сайед серьезно ранены?


«Они очень измучены, но все будет в порядке, я знаю».


Габрия повернула к кобылице свои незрячие глаза.


— Ты тоже устала? Твой голос слаб. С тобой ничего не случилось?


«Я истощена. Сила, которая потребовалась, чтобы защитить нас от молнии, была даже больше той, которой я обладала».


Девушка нащупала рукой сильную ногу лошади.


— Спасибо, Нэра.


Ржание Нэры напоминало смех.


«Добрая была битва. Горфлинг ушел, а мы здесь все еще живы».


Габрия вздохнула.


— Что происходит вокруг? К Этлону и Сайеду уже позвали лекаря? Эфер сломал ногу. Кто-нибудь пришел ему на помощь?


Тэм ответила, и ее юный голос дрожал от гнева:


— Жрецы и жрицы не разрешают никому и шагу ступить на остров, но и сами не спешат помочь нам. Только у жрицы Амары из вашего клана хватило смелости прийти сюда.


Габрия почувствовала, как в ней закипает обида. Она и ее друзья столкнулись лицом к лицу со смертью, а теперь, когда им нужна помощь, люди не спешат с ней. Тошнота отступила немного, и она выпрямилась.


Только сейчас она осознала, что же, собственно, совершилось. Гнев ее понемногу утих, когда она попыталась представить себе, как этот поединок выглядел со стороны. Они же все страшно напуганы.


Габрия поняла, что имеет прекрасную возможность произвести нужное впечатление на упрямых и подозрительных скептиков. Они своими глазами видели всю жестокость горфлинга и злобу его магии. Теперь она может показать им и другую сторону магии: удовольствие победы и радость исцеления.


Габрия, превозмогая боль, ухватилась за сильную ногу Нэры и, заставив себя подняться, оперлась на ее плечо. Холодный дождь хлестал ее по лицу, но они не обращала ни это внимания. Она собрала все силы, стиснула зубы, чтобы стоять прямо, но ее шатало, и она вцепилась руками в гриву Нэры.


Сильная рука легла ей на плечи.


— Ну пожалуйста, Габрия. Тебе нужен отдых.


— Не сейчас. Где Этлон?


— Я здесь, — голос Этлона был слаб, но тверд.


Габрия вскрикнула от радости. Он медленно обошел большую кобылицу и приблизился к Габрии. Он хотел сказать что-то еще, но запнулся, заметив странное выражение ее лица. Ее глаза были закрыты, а голова склонена набок, словно ей стоило больших усилий слушать его.


— Ты ранен?


— Нет, только ударился головой, но чувствую себя скверно. — Он потер виски и посмотрел вокруг, полузакрыв глаза. — Что произошло?


Ответила Тэм:


— Колдунья уничтожила Бранта ударом молнии.


— Боги мои! — воскликнул он.


Перейдя реку, до них добрался Король хуннули, а с ним и весь табун. Черные их спины были мокрыми и блестящими от дождя.


— Этлон, — прошептала Габрия, — помоги мне подняться.


Он бережно помог ей сесть в седло и отступил на шаг назад, глядя, как тоненькая, высокая девушка обернула лицо к Королю.


Черный жеребец тряхнул гривой:


«Ты хорошо потрудилась. Колдунья».


Габрия махнула рукой в сторону его табуна.


— Спасибо за помощь. Я не могу выразить словами, как я вам благодарна.


«Валориан должен гордиться тобой. — Он неожиданно приблизил к ее лицу свою большую черную голову. — Что с твоими глазами?»


— Я ничего не вижу, — сказала она просто.


Сердце Этлона упало.


«Молния ослепила тебя».


— Это излечимо? — спросила Габрия со слабой надеждой.


Жеребец тихо фыркнул:


«Возможно. Попозже».


Она грустно кивнула и поспешила переменить тему.


— А Эфер? Мы можем что-нибудь для него сделать?


В ответ на этот Король наклонил голову: «Мы, хуннули, обладаем сильнейшим талантом в магии среди всех животных во Вселенной. Но здесь мы так же бессильны, как и любые другие лошади. Все ваши лекари не смогут излечить его сломанную ногу, и магия тут не поможет».


Габрия чуть не разрыдалась.


— Значит, мы должны освободить его от страданий?


— Нет! — донесся из-за камней крик Сайеда.


Юноша, с кровоточащим куском ткани на голове, пытался наложить повязку на покалеченную ногу лошади.


Тэм побежала на помощь ему.


— Вы не убьете его, — решительно сказал Сайед.


— Сайед, у него сломана нога, — сказал Этлон, стараясь говорить как можно мягче. — Ты же знаешь, ни одной лошади не удавалось поправиться после такой травмы.


— Одной удалось! Лучшей кобылице моего отца. Она сломала ногу во время состязания, и у отца не поднялась рука убить ее. Он подвязал ее ремнями, пока ее нога не зажила настолько, чтобы выдерживать ее вес. Это нелегко, но возможно. Пожалуйста, — Сайед почти кричал, — дайте ему шанс.


Воцарилась долгая тишина.


— Мы постараемся, — сказала наконец Габрия.


«Благодарю тебя, Колдунья. Мы без страха оставим Эфера на твое попечение».


Король тряхнул головой и заржал так громко, что задрожали камни. Лошади склонили головы, прощаясь с четырьмя магами равнин, и одна за другой вслед за Королем вошли в реку, затем, выбравшись на берег, направились на восток, в свой горный дом.


Грохот их копыт по земле был заглушен грохотом грома, но их удивительное появление осталось в памяти кланов на долгие годы. Нэра, Эурус и жеребенок ржанием попрощались с ними.


Пальцы Габрии перебирали гриву Нэры, по щекам ее струились слезы. Она не видела ухода хуннули, но сердце ее разрывалось от боли расставания. Она резко тряхнула головой, чтобы успокоиться. Боль снова резанула ее по глазам, и она охнула.


— В чем дело? — спросил обеспокоенный Этлон. — Ты и вправду ослепла?


Габрия улыбнулась:


— Ничего. Это пройдет. Ты сможешь ехать верхом?


Он внимательно посмотрел на нее и покачал головой. Он не удовлетворился ее уклончивым ответом, но решил не тревожить ее и сказал:


— Да.


— Тогда поехали. Тэм, Сайед, догоняйте. Нам нужно объехать кланы.


Этлон с трудом взобрался на Эуруса, Тэм оседлала жеребенка.


— Жрица, — крикнула Габрия, — принесите, пожалуйста, маску.


Жрица Амары направилась к храму.


Навстречу ей вышли восемь пленников горфлинга и остановились напротив колдунов. Гутлак с уважением приветствовал вождя, лорд Уортэн подошел к Габрии.


— Спасибо вам, леди, — сказал он с неподдельной признательностью. — Нам можно уйти?


Она лишь кивнула.


Восемь человек пошли к реке. Сначала они шли медленно, затем чувство радости и освобождения прорвалось наружу, и они побежали к другому берегу, шлепая по мутной воде, где были встречены с распростертыми объятиями членами своих семей.


Жрица Амары отыскала золотую маску Валериана, оставленную на каменных плитах храма. Когда тяжелое золото оказалось у нее на ладонях, руки ее задрожали. Она осторожно принесла ее Габрии.


— Воистину, — сказала она, и в голосе ее звенело торжество и радость, — тебе покровительствует Амара. Поезжай, Колдунья. Кланы ждут.


Жрица подняла маску над головой, на вытянутых руках, и запела гимн благодарности Богине Матери.


Любопытные люди, все еще толпившиеся на берегу, не вполне понимали, что творится на острове. Ими было увидено и услышано много странных вещей, вещей, одновременно ужасных и удивительных. Брант, или кто бы то ни был, казалось, исчез, осталась четверка магов, все они были живы и здоровы; целый табун хуннули с почестями попрощался с ними на глазах у всех; заложники были свободны; а теперь жрица воспевала заботу Богини Матери.


Люди не знали, что и подумать. Этот поединок добра и зла, смелости и жестокости, уважения и презрения был выше их понимания. Магия была заклеймена как всеобъемлющее зло, разложение и ересь. Многие уже склонялись признать Габрию своей, но как быть с остальными тремя колдунами, двумя мужчинами и ребенком, так же, как и Габрия, рисковавшими жизнью, чтобы спасти их всех? На поверку магия оказалась не тем, чем ее так долго стремились представить. Чувства путались.


Четверо всадников и четыре хуннули брели через реку. Они шли очень медленно, потому что Нэра и Эурус поддерживали Эфера, и у сбитых с толку людей было достаточно времени, чтобы рассмотреть всю группу. Никто так и не решил, кричать ли им «Ура!» или швырять в них камнями.


У берега, около рощи Совета, хуннули остановились. Они стояли перед стеной людей, по колено в бурной воде, гривы их стали тяжелыми от дождя и прилипли к черной шерсти.


Вожди и маги молча смотрели друг на друга, и тишина эта, казалось, никогда не кончится. Грохот грома уходил дальше к востоку, небо начало светлеть, и сильный ливень перешел в моросящий дождик.


Габрия ничего не видела, но чувствовала напряжение и смущение людей настолько отчетливо, будто смотрела им в лицо. Она всегда надеялась убедить Совет отменить закон о колдовстве, но никогда не думала, что все это зайдет так далеко.


Она слышала, как чей-то голос произнес:


— Добро пожаловать в Совет, лорд Этлон. Простите, что я не имел возможности приветствовать вас раньше.


Габрия узнала голос: это был лорд Хилдор, вождь Вилфлайинга.


Его спокойный дружелюбный тон частично рассеял напряжение. Вожди посторонились, давая дорогу хуннули, каждый спешил приветствовать магов. Толпа людей разделилась на говорящих и наблюдающих, и никто не спешил вернуться в кланы.


Со вздохом облегчения Ша Умар подошел к Нэре и помог Габрии спешиться. Как и остальные, он обратил внимание на ее закрытые глаза, но ни о чем не спросил ее, лишь крепко взял ее за руку и повел к шатру Совета. Остальные последовали за ними.


Сесен, Валар и Кет уже приехали и ждали в шатре. Трое воинов отсалютовали колдунам с явным удовольствием встречи. Пирс, сообщил Габрии Сесен, уже начал работу со своими целебными камнями.


Охрана Этлона водрузила над шатром одиннадцатое, золотое, знамя.


Битва с горфлингом была выиграна, но битва с законом только начиналась. Этлон и Габрия хорошо знали, что люди кланов слишком упрямы и что неприязнь к магии стала неотъемлемой частью их жизни. Они могут быть очень признательны за избавление от горфлинга, но они не забудут двухсот лет ненависти и подозрительности.


У входа в шатер стоял лорд Ша Умар, уже долгие годы бывший председателем Совета. Он поднял руку, утихомиривая шум.


— Завтра, если лорд Кошин и лорд Этлон будут в состоянии, мы начнем заседание. Лорды, в этом году у нас огромное количество вопросов, требующих немедленного решения.


Предложение Ша Умара было встречено шумом.


Он продолжал:


— Если вы не возражаете, я бы хотел созвать вас всех на митинг, на специальный митинг, посвященный искусству колдовства. Леди Габрия, Турик, Тэм приглашаются особо.


Вожди с готовностью закивали. Дело было решенным. У Габрии словно гора с плеч упала. Она обвила руками шею Нэры и зарылась лицом в ее теплую гриву.


Она чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда чей-то голос рядом произнес:


— Леди Габрия? Лорд Кошин просил передать вам вот это. Он думает, что это может вам понадобиться.


Она почувствовала, как в руку ей скользнул тяжелый кожаный сверток.


— Он пришел в себя? — спросила она.


— Совсем недавно. Лекарь Пирс сказал, он будет… — голос воина Дангари смолк, на лице его появилось выражение страха и смущения.


Почувствовав это, Габрия рассмеялась.


Ей не пришлось долго ломать голову над содержимым свертка. Пальцы ее сжимали древний фолиант. Книга Матры наконец-то была в ее руках.


Вожди тоже узнали этот переплет и теперь опасливо на него косились. То была книга, уже многие годы служившая причиной раздоров и смертей. Они гадали, что будет делать с ней Габрия.


— Спасибо, — сказала Габрия воину. — Вас не затруднит передать это лорду Ша Умару? Пусть книга будет у него, до тех пор пока Совет не решит, что с ней делать.


Ша Умар, пожав плечами, встретил усмешку Этлона и передал книгу своим охранникам.

* * *


Отдав Книгу Матры Ша Умару, Габрия отправилась искать Пирса. Она нашла его, помогающего раненым, пострадавшим от магических ударов Бранта. Пирс как раз закончил пользовать целебным камнем очередную жертву и разговаривал с родственниками, когда увидел Габрию. Ему было достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять, что с ней. Он взял ее за руку и отвел в свой вновь возведенный тент.


Проснувшись на следующий день, Габрия вновь ощутила страх. Мир вокруг нее был все так же погружен во тьму. Пальцы ее потянулись к глазам и нащупали повязку вокруг головы.


— Тише, тише. Все в порядке, — успокоил ее мягкий голос Пирса. Он взял ее руки и неназойливо отвел их в сторону. — Я наложил повязку на твои глаза, чтобы дать им отдых.


Она почувствовала, как медленно отступает страх.


— Я буду видеть?


— Честно говоря, не знаю, — печально ответил лекарь. — Я никогда не сталкивался со случаем слепоты такого рода. Я осмотрел твои глаза и не нашел никаких повреждений. Нам остается только ждать.


— Я слышу голоса, — произнес кто-то снаружи. — Она проснулась?


В шатер ворвался Сайед, принеся с собой запах солнца, ветра и лошадей. Он улыбнулся Пирсу и подошел к постели Габрии.


— Я уже начал подумывать, что ты собираешься проспать все время сборов, — сказал он, усаживаясь подле нее.


— Габрия, выпей это, — Пирс подал ей чашку. — Пэра говорит, что это придаст тебе силы.


Колдунья села на постели и поднесла чашку к губам. Сделав глоток, она улыбнулась. Чашка была до краев наполнена густым и теплым молоком лошади. Габрия выпила все до капли и сразу почувствовала, как ей полегчало.


— Что произошло за то время, пока я спала?


Пирс и Сайед сообщили ей обо всем, что случилось за последние два дня. Сайед с радостью и гордостью упомянул об Эфере.


— Они продолжают твердить, что ни одна лошадь не излечивалась от такого. Но они не знают моих методов лечения. Они не берут в расчет необыкновенный ум хуннули. Мы подвязали его к двум хлопковым деревьям. Тэм кормит его свежей травой и плодами. Он скоро поправится, вот увидите. Все конюшие будут носить меня на руках.


Габрия улыбнулась. Какой же он еще мальчишка!


Они продолжали. Лорд Кошин вполне поправился — спасибо целебным камням Пирса. Совет вождей состоялся. Этлон во всех подробностях описал их многодневную погоню за горфлингом.


— Я думаю, что они начали склоняться на нашу точку зрения, только когда лорд Этлон сообщил о трагедии в клане Багедин, — объяснил ей Сайед. — Когда они вчера вечером вышли из шатра, лица у всех были белее бумаги. — Он хлопнул себя по колену. — Хотел бы я послушать, о чем говорили в лагерях прошлой ночью. Сказки о Бранте, о горфлинге, о нашем путешествии в Пра-Деш поистине будоражат умы.


Пирс усмехнулся:


— Кроме тебя, вряд ли кто-нибудь смог уснуть прошлой ночью. Слишком много разговоров.


— И впечатлений. Жрица Амары и Этлон выставили маску Валериана для всеобщего обозрения. Кого там только не было, — потряс головой Сайед, — и старцы, и дети. Горфлинг, поединок магии, маска Валериана, — он загибал пальцы, — разговоров хватит на долгие годы.


Габрия улыбнулась:


— Я тоже так думаю. Что касается Совета, они уже поднимали вопрос о магии?


— Нет. Они ждут тебя, — ответил Пирс.


— Этлон сейчас в шатре и пытается лично убедить лорда Кауруса, что магия не несет разрушения в кланы, — сказал Сайед.


— Ему придется потрудиться.


Имя Этлона растревожило Габрию. Ей нужно было сказать Сайеду нечто важное, но она боялась. Она любила молодого турика как брата, как друга, он заполнял в ее сердце пустоту, возникшую со смертью Габрэна, ее брата-близнеца. Она боялась говорить ему правду, не зная, как он отреагирует на нее.


Но Сайед удивил ее. Взяв ее ладонь в свою, он сказал:


— Хорошо, что ты жива и здорова, Габрия. Когда ты покинула нас и уехала на поиски горфлинга, мы предполагали самое худшее. Лорд Этлон был похож на жеребца, рвущегося в битву. Я никогда не видел, чтобы человек настолько не владел собой. — Он наклонил голову. — Если ты не выйдешь за него замуж, ему будет очень плохо, Габрия.


Она подскочила как ужаленная:


— Ты понимаешь это?


Он бережно накрыл своей ладонью ее пальцы:


— Я знаю это уже давно. Я просто пытался отмахнуться от правды, потому что любил тебя, но его и твои чувства для меня священны. Вы созданы друг для друга.


— Спасибо, — прошептала она.


— Надеюсь, это не значит, что ты отказываешься учить меня колдовству?


Она крепко стиснула его пальцы:


— Ты останешься?


— Габрия, — серьезно сказал Сайед. — Моя любовь к тебе не умерла. Я только немного притушу ее огонь. Я нашел тебя, чтобы выучиться колдовству, и я останусь здесь, если ты не возражаешь.


— И я тоже, — сказал Этлон, стоящий у входа.


Вождь Хулинина ступил в глубину шатра. Пирс незаметно вышел, чтобы оставить трех магов одних.


Лорд Этлон сел на пол у постели Габрии. Он нервничал, собираясь сказать ей что-то важное, и тщательно подыскивал слова.


— Мы о многом успели переговорить за последние дни, — медленно начал вождь. — Мы обсудили множество неприятных вопросов. Я понял многое о магии, я понял многое о себе. Помнишь, ты спрашивала меня, смогу ли я всю жизнь прожить бок о бок с магией. Сейчас я могу сказать тебе твердо: да, смогу, но только в том случае, если ты уедешь со мной.


Габрия застыла, что-то напряженно обдумывая.


— Если мои глаза… Ты сможешь жить бок о бок с моей слепотой?


— Я люблю тебя такой, какая ты есть, — просто ответил он.


Повисла напряженная пауза, затем она протянула ему руку ладонью вверх.


— Тогда я даю тебе свое слово.


Он сплел свои пальцы с ее пальцами, и клятва была дана.


Этлон кинул быстрый взгляд на Сайеда. Юноша молча кивнул. Он потерял любимую женщину, зато обрел новых друзей.


Наутро, собираясь на заседание Совета, Габрия одевалась с особой тщательностью. Присев в ожидании Этлона, она терпела, пока Пирс менял повязку у нее на глазах.


Он вздрогнул, когда ее пальцы железной хваткой вцепились ему в руку.


— Я вижу свет! — закричала она.


Пирс был вне себя от радости. Он быстро осмотрел ее глаза и, несмотря на ее протесты, снова наложил повязку.


— Твоим глазам нужен отдых, — сказал он.


Когда наконец пришли Этлон, Сайед и Тэм, Габрия находилась в эйфории. Трое магов осторожно взяли ее под руки и повели к двери, радуясь ее радости.


Габрия запомнила это заседание Совета навсегда. Выслушав ее страстную речь в защиту магии, вожди несколько часов спорили о судьбе Габрии и судьбе колдовства. Этлон, Сайед и Тэм сидели подле нее на длинной и низкой скамье. Наконец горячее обсуждение закончилось, но никто из колдунов не решался гадать, к какому решению пришли судьи.


Ранним вечером этого дня Кошин и Ша Умар одержали окончательную победу. Лорд Каурус поднялся со своего места:


— Я вижу, мне придется присоединить свой голос к голосу большинства. Я даю согласие на отмену смертной казни за использование колдовства. Однако я требую введения ограничений на ее употребление. Власть магии должна находиться под контролем.


Лорд Ша Умар поднял руку:


— Решено. Я предлагаю продлить сбор на несколько дней, чтобы установить новые законы относительно колдовства. Это слишком серьезное дело, чтобы откладывать его до следующего года.


Когда Ша Умар вернул Габрии Книгу Матры, она нашла страницы, касающиеся горфлинга, вырвала их и сожгла, переворошив пепел.


— Следует очистить человеческий мозг от знаний такого рода, — сказала она, повторяя слова Валериана.

* * *


Тремя днями позже, великолепным, чистым летним вечером лорд Этлон из клана Хулинин обвенчался с леди Габрией из клана Корин. На церемонии присутствовали все одиннадцать кланов.


Габрия надела алое платье, подаренное ей Хан’ди, и золотую вуаль, подаренную матерью Этлона: алый — цвет клана, который она покинула, и золотой — цвет клана, в который она наконец-то была официально принята. Лорд Этлон облачился в свои лучшие одежды и в золотую мантию.


Пирс, Сайед и Тэм первыми поздравили молодую чету.


Когда церемония закончилась, Этлон откинул вуаль и поцеловал свою жену, обняв ее.


Три хуннули подняли свои головы к ранним вечерним звездам, и их радостное ржание разнеслось над долинами Рамсарина.


КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ


Мэри Херберт

Валориан


Моим родителям, Бонду Хаузеру и Мэри Хаузер, от чистого сердца посвящается.


(И благодарю вас, мама и папа, за ваше ангельское терпение, когда я весь семейный отдых провела за чтением «Властелина Колец»)


ПРОЛОГ


Леди Габрия поднялась. Остатки людей ее клана окружили женщину. Она с переполнявшей ее гордостью смотрела, как в зал вождей через массивные двойные двери, выстроившись в цепочку, входили шесть юных воинов. По древней традиции, существовавшей в клане Хулинин, юноши уже прошли обряд посвящения в вероды — воины клана — и теперь следовали за жрецом Шургарта, покровителя воинов и бога сражений, чтобы присягнуть на верность своему вождю, лорду Этлону.


Габрия крепко сцепила пальцы, словно пытаясь таким образом удержать переполнявшую ее радость, которая, казалось, вот-вот готова была выплеснуться наружу. Для этих шестерых юношей церемония являлась самым торжественным моментом в их жизни, и она не собиралась смущать их, прилюдно выказывая свои чувства. Но ей с трудом это удавалось.


Обряд Посвящения в воины был всегда праздником для всех людей в клане, но на этот раз он был наполнен особым значением. Ее старший сын Саварон должен был присягнуть на верность. Она знала, что при благоприятном стечении обстоятельств через несколько лет Саварон станет предводителем веродов и, в конечном итоге, вождем всего племени. Нельзя было передать, каким глубоким удовлетворением наполняла ее эта мысль, так же как и сознание того, что племя с готовностью признало ее сына. Саварон был одаренным, отважным и способным юношей, в его характере явственно прослеживались черты родителей. К тому же он унаследовал их дар творить волшебство.


Габрия предалась размышлениям об иронии человеческих судеб, пока воины приближались к возвышению, на котором восседал вождь. Они поклонились лорду Этлону. Такое никогда не могло бы произойти двадцать лет назад, когда ее сын еще не был рожден. Племена отвергали волшебство в течение более чем двухсот лет и приговаривали к смерти всякого, кто только осмеливался пустить в ход природный дар. И так продолжалось до тех пор, пока лорд Медб, вождь клана Вилфлайинг, не отыскал древнюю книгу волшебства и не попытался с ее помощью подчинить себе двенадцать племен Валориана. Только тогда члены племени начали понимать, как глубоко они заблуждались, отвергая магию и колдовство. Лишь одна Габрия рискнула противопоставить зловещему колдовству лорда Медба свое собственное искусство. Ей удалось победить его, и таким образом было положено начало очень непростому, но неуклонному процессу возрождения использования колдовства внутри племен.


Двадцать долгих лет она вместе со своим мужем Этлоном, предводителем самого могущественного клана в долинах Рамсарина, к тому же обладавшим даром волшебства, боролась за то, чтобы вернуть магии ее законное место в жизни племен. Это было совсем непростой задачей. Пришлось постепенно изменить внутренние законы племен, чтобы люди с даром волшебства могли безбоязненно жить в них и к тому же защищать интересы тех, кто подобного дара был лишен. Но, к сожалению, многие поколения выросли с сознанием того, что магия была достоянием еретиков, олицетворением зла и коррупции. Даже сейчас, по прошествии двадцати лет, это сознание все еще глубоко сидело в умах людей.


Хвала Господу, что внутри клана Хулинин его члены научились быть довольно терпимыми к колдовству. Конечно, сначала они испытали шок при известии, что их предводитель был волшебником, но потом начали воспринимать его способность, как и он сам: как бесценный дар богов. Сейчас, спустя двадцать лет после утверждения внутри их племени магии, люди клана Хулинин наблюдали за тем, как у ног своего отца будет приносить клятву верности еще один новый волшебник.


Юноши преклонили колени перед возвышением, на котором восседал их лорд, склонив перед ним свои сильные загорелые лица. В толпе воцарилось мгновенное молчание, когда жрец извлек из складок своего одеяния маску и высоко поднял ее над головой. Казалось, что ее пустые глазницы были обращены прямо на коленопреклоненных воинов. Маска была сделана из отполированного до блеска чистого золота, ее бережно хранили. Это было самое драгоценное сокровище клана Хулинин, потому что она запечатлела посмертный слепок лица воина — героя Валориана.


При виде этой блестящей маски Габрию наполнило ощущение волнующего любопытства. Изображение высеченного на ней лица было почти так же хорошо знакомо ей, как лицо собственного мужа, и почти настолько же любимо ею. Она нашла старую маску много лет назад в развалинах города волшебников Мой Тура и, переполненная гордостью, принесла ее домой в Хулинин Трелд. Человек, с лица которого был сделан слепок, умер более четырехсот лет тому назад, но законы, им установленные, по-прежнему жили среди племен долин Рамсарина. Хулинины часто использовали маску на торжественных церемониях, как бы показывая тем самым, что Валориан находится среди них. Габрия чувствовала, что, будь сегодня этот герой с ними, он гордился бы происходившим сейчас обрядом и ее сыном, которому предстояло приложить все усилия, чтобы использовать данный ему дар во имя своего народа.


На глазах всего племени и перед лицом полной загадочности маски шесть воинов один за другим повторяли древние слова клятвы верности, а затем принимали из рук своего вождя первые награды: традиционный мешочек с солью и кинжал. Когда последний воин произнес слова клятвы, все шестеро поднялись и встали рядом, подняв к потолку мечи, а затем одновременно выкрикнули боевой клич Хулининов.


Не успели его звуки смолкнуть, как Саварон повернулся к своему отцу и громко выкрикнул:


— Просьба, мой лорд! Я прошу исполнить мою первую просьбу!


Лорд Этлон, казалось, был в легком замешательстве из-за поведения своего сына, но все же кивнул головой, не понимая, к чему клонил молодой человек.


— Сейчас еще рано, — с улыбкой заметил Саварон, — у нас есть время до начала пиршества, чтобы послушать предание.


Громкими выкриками Хулинины высказали свое одобрение. Они были готовы до бесконечности слушать волшебные предания, рассказанные их бардами. Но Саварон движением руки успокоил толпу. Он подошел к жрецу и, требовательно глядя ему в глаза, взял из его рук посмертный слепок с лица героя. Жрец склонил голову в знак молчаливого одобрения его поступка, и передал бесценную ношу воину.


Но, ко всеобщему удивлению, Саварон лишь чуть помедлил около сказителя клана, а затем, не задерживаясь более, прошел сквозь толпу к своей матери Габрии.


— Я хочу услышать сказание о Валориане, — громко проговорил он и вложил в ее руки золотую маску.


Несколько мгновений Габрия молча прижимала маску к груди, слишком взволнованная, чтобы говорить. Саварон знал о ее глубоком и неизменном уважении к Валориану. Ему также было хорошо известно, что уже много лет она терпеливо собирала по крупицам разрозненные истории о подвигах воина-героя и складывала их в единое сказание. Но почему он захотел услышать его именно сейчас? Двигало ли им его собственное любопытство, когда он увидел внесенную в зал маску, или же он счел предание как нельзя более подходящим для этого торжественного момента?


Она огляделась вокруг. Лица ее соплеменников светились любопытством. Она еще никогда не рассказывала им этого предания, потому что потребовалось почти двадцать лет на то, чтобы очистить настоящие факты от окружавших имя Валориана мифов и сказок, соединив воедино разрозненные истории, фрагменты событий и забытые песни. Даже сейчас она была не совсем уверена, что готова поделиться с кем-либо своим знанием… за исключением собственного сына.


Принимая ее молчание за знак согласия, Саварон провел ее к возвышению, а лорд Этлон с охотой уступил жене место. Отец и сын, взяв стулья, опустились у ее ног, остальные члены клана подошли поближе.


Габрия долго колебалась, глядя в лицо маски, лежавшей у нее на коленях. Ее глазницы были пусты и темны, лишенные огня жизни. Она вдруг вспомнила мимолетное мгновение, когда эти глаза смотрели на нее, голубые, словно осеннее небо, и она постаралась удержать в памяти это ощущение, пока собиралась с мыслями.


— Пусть мои слова усладят ваш слух, мой господин Валориан, — прошептала она, а затем, возвысив голос, чтобы все могли слышать ее, заговорила:


— История началась с убитого оленя…

ГЛАВА 1


Валориан присел и застыл неподвижно, скрытый грудой валунов, напряженно прислушиваясь к голосам, долетавшим к нему из лежавшей у его ног долины. Несколько секунд он почти не дышал, внимательно вбирая долетавшие до него звуки, а затем медленно перевел взгляд с вершины скалы на узкую, поросшую деревьями долину. Там они все и были, разбивая лагерь, стараясь сделать это по возможности лучше, в тени темных мокрых деревьев. Рядом были привязаны несколько худых лошаденок, склонившихся над жидкой охапкой сена.


Сильный моросящий дождь размывал черты лиц и детали одежды, но Валориан успел заметить достаточно, чтобы понять, чем занимались эти всадники. Они все носили эмблему черного орла, а это значило, что они принадлежали к 12 Легиону императора Тарниша. Однако было очень странным то, что они вдруг оказались в этих краях, потому что легион в данный момент должен был находиться по другую сторону Дархорнских гор. Что же забыла здесь эта маленькая группа, вдали от дома?


Валориан еще несколько минут наблюдал за солдатами, затем вновь растянулся в своем прикрытии за выступом камней. Присев, он задумчиво потер выросшую за четыре дня скитаний щетину. Эти люди внизу серьезно мешали охотнику. При обычных обстоятельствах он постарался бы избежать встречи с солдатами Тарниша, словно с прокаженными. За многие годы, прошедшие с момента, когда войска Тарниша завоевали его родину Чадар, Валориан привык думать о них не иначе, как о безжалостных, алчных псах, которые помогали своему императору удерживать власть. Но Валориан знал, что если он сейчас спустится к ним вниз, они могут убить его, но могут и вступить в разговор.


Охотник рискнул еще раз выглянуть из своего укрытия. Мужчины все еще стояли вместе, безуспешно пытаясь развести костер. Валориан задумчиво теребил губу. Эти придурки все делали неправильно, и судя по их изможденным лицам и грязным туникам, у них уже довольно давно все шло не так, как надо.


Валориан перестал вглядываться и перевел взгляд на холм у себя за спиной, где в зарослях деревьев был надежно спрятан его жеребец. У него на спине лежала награда Валориана, завоеванная в результате длившейся четыре дня почти бесплодной охоты и преследования: худой пятнистый олень. Олень означал свежее мясо для всей его семьи впервые за много дней.


Но, с другой стороны, у этих людей в долине мог быть куда более ценный приз, который стоил того, чтобы спуститься вниз одному с голыми руками. Они могли обладать информацией.


Валориан полагал, что 12 Легион располагался во владениях Тарниша в Аб-Чакане, на востоке, по другую сторону Дархорнских гор, в загадочной земле, о которой Валориану было известно лишь по сказкам, которые довелось когда-то услышать. Эта земля звалась долинами Рамсарина и описывалась как огромное пустынное царство трав и бесконечных холмов. Эта земля как нельзя лучше подошла бы его кочевому народу и лошадям. К несчастью, империя Тарниша завоевала долины почти семьдесят лет назад и по-прежнему удерживала власть над ней.


Но сейчас пришло время, когда силы империи начали ослабевать, и особенно это становилось заметным в отдаленных от центра провинциях. Многочисленные враги нападали на границы империи, несколько племен на отдаленных западных рубежах позволили себе восстать, побуждая императора отправлять на усмирение восстаний плохо укомплектованные легионы. Три года непогодицы сослужили плохую службу урожаям, которыми кормилась огромная столица империи Тарноу. Да и сами жители столицы становились просто неуправляемыми. Положение еще более ухудшилось из-за того, что старый император, почти в два раза расширивший границы империи и вселявший страх одним лишь упоминанием своего имени в сердца врагов, умер, передав трон в наследство своему куда более слабому и менее талантливому сыну. И за последовавшие за этим событием восемнадцать лет империя потеряла почти четвертую часть принадлежавших ей провинций и была вынуждена оставить многие крепости. Аб-Чакан был последним оплотом Тарниша на восточных склонах Дархорнских гор и единственным в долинах Рамсарина.


Очень может быть, что этим солдатам, расположившимся внизу, в холодной мокрой лощине, известно что-либо полезное. Ведь не просто так они оказались так далеко от своего гарнизона, на это должна была быть веская причина. Что могло развязать языки больше, чем горячая еда и жаркий огонь?


Все эти мысли вихрем пронеслись в мозгу Валориана, пока он принимал решение. Затем, переполненный отвращением к самому себе за то, что он собирался сделать, он вышел из своего укрытия и быстро пересек лощину, направляясь к своему коню. Мясо даст лишь временное спасение его семье, в то время как информация может оказать неоценимую услугу на долгие времена всему его племени.


Его жеребец Хуннул спокойно ожидал хозяина в окружавших его со всех сторон сумерках подступавшей ночи. Когда Валориан вошел в заросли, он тихо заржал, приветствуя своего господина. Валориан потрепал лошадь по могучему черному плечу. Охотник горько усмехнулся:


— После всех наших трудов, Хуннул, нам придется расстаться с нашей добычей и отдать ее нескольким солдатам Тарниша.


Огромный конь наклонил голову. Его темные влажные глаза смотрели на хозяина, переполненные необычайным разумом и любовью.


— Наверное, я сумасшедший, — прошептал Валориан, — но они пришли из долин Рамсарина! Я уже много дней пытаюсь что-нибудь разузнать об этой земле.


Резкими движениями охотник спрятал свой лук и короткий меч в мешок, оставив только привязанный к поясу охотничий нож. Затем он взобрался в седло, положив оленя перед собой, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы справиться со слабой дрожью в холодных руках.


— Поехали! Нам надо покормить солдат Тарниша.


Жеребец послушно покинул свое укрытие и начал осторожно спускаться, прокладывая себе путь по усеянному камнями склону. Сумерки уже опустились на долину, сопровождаемые моросящим дождем и туманом, и это помогло Валориану добраться незамеченным почти до самого лагеря воинов, пока один из них не заметил его и не приказал остановиться.


Остальные смотрели на всадника в полнейшем недоумении. Валориан тотчас же отметил про себя, что, несмотря на покрывавшую их грязь и неопрятный вид, они по-прежнему являли собой образец военной дисциплины, принятый в 12 Легионе. В мгновение ока пятеро мужчин выхватили мечи и заняли круговую оборону, их лица были угрюмы, а оружие готово к бою.


— Доброй встречи! — как можно более непринужденно поприветствовал их Валориан.


Он постарался сгорбиться, чтобы казаться более безобидным, и натянул поводья. Хуннул замер как вкопанный у начала лощины.


Пятеро солдат не сделали ни единого движения, продолжая в упор смотреть на него.


— Назови себя, — приказал один из них. Вместо ответа Валориан отвязал от седла оленя и кинул его на землю перед солдатами. Он дал пятерым изголодавшимся мужчинам вдоволь насладиться зрелищем еды, пока он сам неторопливо спускался с коня. Но солдаты по-прежнему не меняли принятого ими положения.


— Меня зовут Валориан, — сообщил он им и распахнул перед ними свой плащ, показывая, что не вооружен.


Солдат, стоявший перед ним, внимательно рассматривал его отделанный железом кожаный шлем, длинный шерстяной плащ, куртку из меха овцы, сильно потрепанную тунику и рейтузы. Он не стал затруднять себя более подробным обыском этого мужчины, чье длинное изможденное лицо, несмотря на долгие дни голодных мучений, не утратило следов привлекательности, а в глубоко посаженных глазах светился ум.


— Абориген, — облегченно проговорил один из воинов. Все остальные заметно расслабились.


Валориан уловил некоторое раздражение и презрение в их отношении к нему и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла вялой. Он прекрасно знал, что в империи Тарниша и в Чадаре считали таких, как он, людьми второго сорта. Племена Фиррала рассматривались как рабские, слабые и тупые, короче, не имели значения. Единственное, что они могли делать, и это спасало их от окончательного порабощения и работы на императорских галерах или соляных копях, так это разводить и выращивать лошадей. Валориан понял природу отношения к нему солдат, но это совершенно не значило, что он готов был удовлетвориться подобным к себе отношением. То, что его заботило на самом деле, было то, что в немалой мере в основе их отношений к племенам была и изрядная доля истины.


Нарушивший молчание тарниш вышел из круга и направил острие меча прямо в грудь Валориана.


Охотник не пошевелился и стоял неподвижно, когда меч, приблизившись, замер, почти касаясь его ребер. Он заставил себя расширить глаза, словно его парализовало от ужаса, и широко раскрыл рот.


Солдат подозрительно рассматривал с головы до пят охотника. Это был крупный мужчина, почти такой же высокий, как и Валориан, его сила и жестокость выковались в многочисленных сражениях. Его грубое неровное лицо было гладко выбрито, а его одежда и оружие, хотя и были заметно потрепаны в долгих странствиях, все же были аккуратно ухожены. По знакам отличия на плече воина Валориан смог определить, что он был центурионом, которому обычно подчинялось от восьми до десяти человек внутри легиона. Сжав зубы, Валориан попытался изобразить восторг и склонил голову в знак глубокого уважения.


— Генерал, у меня есть олень, которым я хотел бы поделиться с вами.


— Я тебе не генерал, ты, гнусная тупая собака! — заорал в ответ солдат. Но острие его меча все же убралось от груди Валориана.


— Поделиться, ишь ты! — ехидно заметил невысокий коротышка с кривыми ногами. — Убей ты его! Нам только больше достанется.


Центурион внимательно посмотрел на охотника, ожидая увидеть его реакцию.


Валориан вздрогнул, его глаза по-прежнему смотрели в землю.


— Вы, конечно, можете убить меня, но кто тогда разведет для вас костер и поджарит мясо?


— Отличная мысль, — заметил черноволосый тарниш. — Нам что-то пока не очень везет с костром.


Кольцо солдат начало распадаться на глазах, теперь они столпились вокруг оленя, пожирая его голодными глазами.


— Пусть он поджарит нам оленя, центурион. Мы можем убить его потом, предложил кривоногий.


Их предводитель издал раздраженный возглас и засунул меч в ножны:


— Довольно! 12 Легион никогда не марает свою честь грязными поступками! Охотник, ты можешь присоединиться к нам, и твой олень, разумеется, тоже.


Всего лишь на долю секунды Валориан позволил себе поднять глаза и посмотреть в лицо центуриона. Он ненавидел тарнишей со всей остротой, которой его научили прожитые тридцать пять лет жизни. Здравый смысл подсказывал ему, что надо было отвести взгляд и продолжать разыгрывать безобидного слабого охотника, но на одно-единственное мгновение гордость взяла верх над здравым смыслом. Он позволил центуриону заметить его тяжелую ненависть. Но, когда он увидел, как недобро начали сужаться глаза воина, он вспомнил о цели своего поступка и, подавив в себе гордость, отвел глаза в сторону. Его челюсти с лязгом сомкнулись, он повернулся, пока еще не был разрушен созданный им образ безвредного аборигена, и неспешно направился к лошади, чтобы отвязать притороченные к седлу сумки.


Центурион застыл неподвижно, словно погруженный в какие-то глубокие раздумья, лицо его было перекошено. Наконец он сделал знак своим людям:


— Если вы собираетесь есть сегодня, то помогите ему.


Четверо остальных повиновались ему, подгоняемые приступами голода, сводившими желудок. Двое принялись разделывать тушу оленя, а два остальных начали помогать Валориану развязывать поклажу, притороченную к седлу.


— Хороший конь, — заметил коротконогий. Он потянулся к шее Хуннула и потрепал ее, в то время как жеребец пытался отвернуть голову от этой странной ласки. На лошади не было упряжи, поэтому солдату никак не удавалось как следует ухватить ее.


Валориан чуть помедлил с ответом. Хуннул действительно был отличным конем, пожалуй, лучшим во всем Чадаре. Высокий в холке, с длинными ногами, прекрасно сложенный жеребец был отличным конем, радостью и гордостью Валориана. Он терпеливо взращивал его и научил почти всему, чему мог. Очень странно, но жеребец был совершенно черным, без малейшего коричневого или белого волоска. Такая лошадь дорого бы стоила у солдат Легиона Черного Орла.


Валориан недружелюбно взглянул на солдата, сунул ему в руки поклажу и ответил:


— Да, он неплох. Хотя довольно злобен.


И не успел солдат сказать и слова в ответ, как охотник отдал какой-то приказ.


Огромный конь встряхнул гривой. Испустив короткое ржание, он развернулся и скрылся в темноте.


Пятеро солдат в изумлении проводили его глазами.


— Собираешься отправиться домой? — поинтересовался центурион.


Валориан пропустил его замечание мимо ушей и подхватил свой плащ.


— Он будет неподалеку, если он мне потребуется.


Мужчины обменялись взглядом, в котором сквозило смешанное с любопытством сомнение, но Валориан лишил их возможности посплетничать о великолепном жеребце. Он немедленно нашел им работу, предложив разрубить на куски оленя и собрать побольше дров. Из своих седельных сумок он извлек небольшую связку сухого трута, с помощью которого он всегда разводил огонь, и небольшой топорик. С умением, выработанным за более чем тридцатилетнюю практику, Валориан расчистил место для кострища и расположил на нем тонкие ветви и более толстые сучья под наклоном друг к другу таким образом, чтобы защитить зарождающийся огонь от струй дождя, затем подобрал все необходимое, чтобы высечь огонь.


Солдаты молча наблюдали за тем, как он разложил свой трут — пригоршню сухого пуха, травы и тоненьких прутиков — на расчищенной земле. Ловко орудуя ножом, он зачистил концы нескольких толстых палок и добавил их к лежавшей на земле кучке, а потом извлек на свет божий свое самое драгоценное походное сокровище: маленький блестящий уголек, бережно спрятанный внутри выдолбленной тыквы. И спустя мгновение охотник высек огонь, который весело заплясал, освещая сырую и темную лощину.


Солдаты Тарниша обменялись усмешками, внезапно ощутив освобождение от так долго владевшего ими раздражения и напряжения.


— Как по мановению волшебной палочки, — проговорил один из них, похлопывая Валориана по плечу.


— Волшебство, — усмехнулся центурион. — Тебе бы лучше следовало поучиться, чем тратить время на пустую болтовню вроде этой! Волшебство существует для самовлюбленных жрецов и дураков.


Охотник распрямился. Словно из чистого любопытства он спросил:


— А что вы знаете о волшебстве, центурион?


Племена отличались от остального населения империи Тарниша еще и тем, что не верили в возможности волшебства, полагаясь исключительно на могущество четырех почитаемых ими богов.


Предводитель солдат помахал в сторону костра обломком палки:


— Магии просто не существует, абориген. Есть только умение.


— Только смотри не говори об этом генералу Тирранису, — с усмешкой предостерег его черноволосый. — Я слыхал, что он хочет найти секреты волшебства.


— Заткнись! — прошипел центурион. Упоминание имени генерала Тирраниса заставило Валориана крепче стиснуть зубы. Генерал являлся имперским губернатором огромной провинции, которая включала в себя Чадар и предгорья, в которых было вынуждено обитать племя Валориана. Мало было сказать, что генерала ненавидели. Тирранис представлял собой странную смесь амбиций, сочетание коварного политика и безжалостного воина, сметавшего со своего пути всякого, пытавшегося помешать ему. Он управлял своей провинцией с помощью жестокости и держал все население у себя под каблуком. Ни у кого даже мысли не возникало о возможном восстании. Валориан слыхал даже, что амбиции генерала распространялись и на имперский трон, поэтому его нисколько не удивило, что генерал искал помощи у магии.


Может быть, думал Валориан, если нам повезет, генерал сам себя уничтожит в ходе какого-нибудь безумного эксперимента в поисках того, что просто не существует.


Валориан заметил, что центурион наблюдает за ним, и поспешил стереть со своего лица всякое выражение и приступить к работе. Он совершенно не собирался задерживаться здесь более, чем того требовали обстоятельства. Он хотел накормить этих людей и развязать им языки в надежде услышать полезную информацию — например, почему они очутились в Чадаре, чем занимался гарнизон в Аб-Чакане, и где находился надежный хороший проход в долины Рамсарина.


Со всей быстротой, на какую он только был способен, Валориан добавил огня, и когда он стал достаточным, поджарил на углях полоски оленьего мяса. Солдаты с жадностью голодных волков набросились на приготовленное им угощение.


К тому времени как они насытились, от оленя остались лишь кости, а дождь превратился в густой туман. Солдаты откинулись на землю, разговаривая и оживленно смеясь, время от времени прикладываясь к последним оставшимся у них запасам вина. Никто не предложил Валориану сделать глоток или просто обратил на него внимание. Он сидел в тени дерева, обгладывая остатки оленины.


Охотник чувствовал себя виноватым, что ел мясо, в то время как его семья, скорее всего, хлебала водянистую похлебку с последними крошками черствого хлеба. Зима выдалась очень суровой, и в его краях осталось мало животных. Семья была вправе рассчитывать на него и других охотников, что они достанут добычу и принесут ее для общего котла. Он тешил себя надеждой, что кому-нибудь из охотников все же улыбнется удача. Он попытался выбросить из головы обуревавшие его чувства и сосредоточился на болтовне солдат.


Действительно, мясо и вино смягчили владевшее ими напряжение, развязав им языки. Они начали делиться друг с другом своими тревогами и сомнениями. Они настолько презирали выходцев из племен, что, казалось, вообще не замечали его присутствия.


Некоторое время пятеро мужчин перебрасывались замечаниями о том, что всегда тревожило солдат: одиночество, плохая еда, тяжелая работа. Валориан прислушивался к их болтовне сквозь подкрадывающуюся дремоту. Ему было тепло в его плаще, к тому же после стольких дней, проведенных на охоте, он очень ослаб. Его глаза закрылись. Он уже и сам не знал, как ему удастся повернуть разговор на интересующую его тему долин Рамсарина, как вдруг коротышка произнес нечто, что сразу же прогнало сон Валориана.


— Не знаю, как вы, а я необыкновенно счастлив, что мы покидаем эту проклятую богом кучу камней. — Он сделал глубокий глоток из фляги с вином и передал ее другим: — Счастливо избавиться Аб-Чакану!


— Как ты можешь говорить такие вещи? — полным сарказма голосом спросил его другой солдат. — Мне будет очень не хватать этого местечка — холод, ветер, жара и мухи летом и на многие мили пути ни одного города или жилого поселка! С какой стати нам менять это чудо на комфортабельный билет в Тарноу?


Один из солдат хлопнул себя по эмблеме с черным орлом и проговорил, усмехаясь:


— Клянусь священным быком, я буду очень рад снова увидеть Тарноу. Вот уже десять лет я не был дома.


Это был черноволосый солдат, он встал со своего места и выпрямился, чтобы размять затекшую спину.


— Ответь, центурион, сказал ли тебе генерал Сарджас, когда нас отводят?


Усмешка исчезла с лица центуриона, когда он оторвался от фляги с вином:


— Вы что же, думаете, что командующий 12 Легионом боевой генерал будет обсуждать свои планы с простыми центурионами?


— Да нет, но ты же должен думать что-то об этом. Ты ведь служишь достаточно для того, чтобы предугадывать поступки наших офицеров.


Центурион поплотнее уселся на своем месте и сказал:


— Никому не дано понять офицера… но все же я бы предположил, что мы поднимем гарнизон где-то в конце лета. Повозки, обеспечивающие легион, должны миновать Волчий Проход до того, как снег заблокирует перевал.


Трое легионеров обменялись понимающими усмешками. Не так-то часто удавалось им услышать какие-либо новости из уст своего неразговорчивого начальника, и такую возможность нельзя было упустить. Валориан лег на спину в тени дерева, под которым он находился. Сердце громко стучало в груди. Он не верил своим ушам. Затаив дыхание, он лежал неподвижно, сомкнув веки, ожидая продолжения разговора.


— И как ты думаешь, каким путем мы направимся домой? — осторожно нащупывая почву для продолжения разговора, спросил центуриона коротышка. — Через север, минуя Чадар, в направлении к Актигориуму или на юг, через Сарсисию к Сар Нитине?


Наступило долгое молчание, повисшее в воздухе, так что солдаты даже начали подумывать, что их центурион так и не удостоит их ответом. Но он все-таки пожал плечами в конце концов и проговорил:


— Я бы поставил на южный вариант. Он несколько длиннее, чем дорога через Чадар, но намного проще и безопаснее, чтобы избежать ловушек генерала Тирраниса. Он жен своих не пожалеет и продаст, только бы заполучить в свое пользование настоящий легион. И если мы хотим добраться без помех до Тарноу, нам следует избрать направление на Сар Нитину.


Он сделал большой глоток вина, словно желая показать таким образом, что разговор окончен, и передал флягу своему соседу.


— Но зачем же в таком случае мы направляемся в Актигориум, чтобы увидеть великого и всемогущего генерала Тирраниса? — спросил кто-то.


Черноволосый присвистнул:


— Генерал Сарджас не настолько дальновиден, как наш достопочтенный центурион. Может, он решил заручиться письменным разрешением генерала пройти через территорию Чадара просто на тот случай, если вдруг ему вздумается избрать этот путь. Я прав? — спросил он у центуриона.


Центурион повел в его сторону бровями:


— У тебя слишком длинный язык, Каллас.


Губы Калласа сложились в торжествующую улыбку:


— Значит, я прав. Ну что же, мне совершенно наплевать, каким путем мы двинемся отсюда, лишь бы поскорее убраться из этой долины. Господи, мне так не хватает больших городов. — Но вдруг он обратил внимание на четвертого солдата, спокойно сидевшего у костра и казавшегося очень мрачным. — Ну, а ты что, Маркус? Ты не проронил ни словечка. Разве ты не рад возвращению домой?


— Не настолько! — горько ответил его собеседник. — 12 Легион никогда не отступал, а сейчас мы уже почти оставили великолепную крепость и отступаем, и все из-за того, что наш всесильный император не в состоянии даже управлять завоеванным его отцом!


— Оставь эти мысли при себе, Маркус! — угрожающе прорычал центурион. Смотри, как бы от таких разговоров твоя голова не рассталась с телом!


Старый вояка сердито отмахнулся в ответ:


— Я говорю правду, и вы все это знаете! Аб-Чакан — это наша последняя крепость в долине. Когда мы ее оставим, империя потеряет и долины Рамсарина.


Коротышка Тан склонил голову:


— Эти долины нам не давали ничего, кроме травы, меди, бесконечных ловушек и малочисленных рабов. Такое можно найти везде. Лучше пожертвовать отдаленной и маловыгодной провинцией, чем потерять всю свою родину!


— Да, потеря провинции совсем не так страшна, — признал Маркус. — Но меня волнует цена, которую придется за это заплатить, — потеря чести и гордости Легиона, уверенности и уважения к империи. Человек, который занимает имперский трон, повсюду посылает сигналы слабости, безграничной глупости и…


— Довольно! — коротко скомандовал центурион. — Совсем необязательно рассказывать, что ты думаешь, всему Чадару!


Солдаты притихли. И хотя Валориан по-прежнему лежал с закрытыми глазами, он почувствовал, как их внимание внезапно переключилось на него.


— Что будем делать с аборигеном? — он услышал, как тихо был задан этот вопрос. — Убьем или дадим ему уйти?


— Пусть убирается восвояси. Это мясо достойно того, чтобы подарить ему жизнь, — ответил центурион.


— А что, если он слышал весь наш разговор?


Их предводитель презрительно рассмеялся в ответ:


— Он всего лишь грязный абориген. Он ничего не сможет извлечь из нашего разговора, а новость и так довольно скоро будет всем известна.


Сквозь переполнявшее его презрение центурион не заметил тонкой улыбки, тронувшей губы Валориана. Он был теперь начеку, но все еще притворялся крепко спящим, пока солдаты устраивались под своими покрывалами и пока не догорел огонь костра. Когда они все захрапели, а лощина была погружена во мрак и окутана туманом, охотник поднялся со своего места под деревом. Он подхватил седло и растворился в темноте ночи.


На заре Валориан отыскал Хуннула на лугу в долине, совсем неподалеку от лощины, в которой уже начали просыпаться солдаты. Охотник свистом подозвал своего жеребца и с удовлетворением наблюдал, как большое животное послушно прибежало на его зов, его грива и хвост, словно черный дым, неслись за ним. Он быстро оседлал коня и направил его к югу, в сторону от стоянки своего племени.


У Валориана было время, чтобы обдумать услышанное, пока он безуспешно пытался заснуть этой ночью под укрытием густых зарослей кустарника. Он с возрастающим восторгом перебирал в памяти слова солдат, пока не принял решения продолжить свою охоту. Зимняя стоянка его племени лежала к северу отсюда, и он уже отсутствовал дольше, чем предполагал. Его жена Кьерла уже, должно быть, начала волноваться. Но он по-прежнему не добыл мяса, и где-то там — он полагал, что на юге находился проход, единственный, о котором ему довелось услышать в своей жизни. Этот перевал был достаточно широким и находился не очень высоко, что позволяло повозкам пройти сквозь нависающие с обеих сторон Дархорнские горы. Он пойдет охотиться к югу. Возможно, если боги будут к нему благосклонны, он найдет мясо и перевал. В последовавшие за этим два дня охотник продолжал двигаться к югу вдоль границ Чадара и Сарсисии, все больше углубляясь в неведомые доселе места. Он изучал встававшие на его пути горные хребты опытным взглядом родившегося в предгорьях человека, но не мог заметить ничего, что хотя бы отдаленно напоминало перевал. Он искал дичь, любую дичь, которая могла бы накормить его народ, но не встречал даже следов животных. Над его головой нависла сырая крыша облаков, из которой не переставая моросил дождь, реки начали выходить из берегов, превращая землю в жидкую грязь и смывая с ее лица все следы животных. Одежда и плащ Валориана намокли и отяжелели, и даже его мастерство лесного жителя не могло выжать огня из отсыревшего дерева.


На третий день он пустил Хуннула глубже в предгорья. Весь день они поднимались все выше и выше по склонам вздымающихся гор Дархорна, направляясь к высокому крутому хребту, который выделялся на фоне низкой гряды невысоких вершин.


— Хуннул, если мы в самое ближайшее время ничего не найдем, нам придется возвращаться домой с пустыми руками, — заметил Валориан, когда конь осторожно ступил на вершину хребта.


В ответ Хуннул вскарабкался на его самую высокую точку. Бока лошади вздымались и опадали в изнеможении, ноздри покраснели.


Валориан потрепал лошадь по взмыленной шее. Ему казалось совершенно естественным то, что он разговаривал с ней, как со своим старым добрым другом. Хуннул был очень умным животным и, казалось, понимал большую часть из слов своего хозяина. Охотник только сожалел временами, что конь не мог ответить ему. А ведь он столько времени проводил один в седле, что обрадовался бы возможности поговорить немного с кем-нибудь. Охотник дал коню возможность немного отдохнуть, а сам окинул взглядом расстилавшийся перед ним пейзаж. Увиденное не понравилось ему. Собственно, там и смотреть было не на что. Кругом шел дождь. Непробиваемым облаком он опутал горы, сводя на нет возможность отыскать проход в горах, которую лелеял в своей груди Валориан.

Загрузка...