— Это же горфлинг! Ты принес сюда одно из этих созданий из недр Гормота? — закричал один из воинов.
Раздался всеобщий возглас отвращения и ужаса, и люди как по команде отпрыгнули назад, к стенам своего убежища.
Вождь встал, по-прежнему сжимая горфлинга в своих руках. Тот шипел, вцепившись в плечо Валориана, и мрачно смотрел на воинов.
— Да, он из недр Гормота, — угрюмо признал Валориан. И он отправится назад, когда мы разгромим тарнишей.
Горфлинг неожиданно зафыркал, обнажив свои острые заточенные зубки.
— Это ты так думаешь, тупоголовый. Тебе никогда не удастся отправить меня назад!
При звуках этого злобного скрипучего голоса все поспешили еще дальше отодвинуться.
Валориан не стал обращать на слова горфлинга внимания. По правде говоря, он и сам не знал, каким образом вернет существо назад, но сейчас не стоило об этом волноваться.
— Как долго мы здесь находимся? — спросил он, подойдя к отверстию в стене, чтобы выглянуть наружу. Тарниши сновали туда-сюда, пытаясь выпустить стрелы сквозь щели между валунами.
Охотники посмотрели на него с каким-то странным выражением. Один из них чуть пожал плечами и ответил:
— Не очень долго, лорд. Вы сидели в таком положении всего несколько минут.
Вождь облегченно вздохнул. Всего несколько минут. А ему показалось, что его путешествие тянулось целую вечность. Возможно, что у них еще было время.
— По коням, — коротко приказал он.
— По коням, придурки смертные. Вы сейчас умрете, — повторил, кривляясь, горфлинг.
— Замолчи, — приказал ему Валориан, — и сиди тихо, а не то я засуну тебе это золото прямо в вонючую пасть.
Рот горфлинга с шумом захлопнулся, и он вцепился в плечо Валориана, при этом на лице у него было написано чрезвычайно мрачное выражение. Валориан между тем вскочил в седло и провел рукой по шелковистой шее жеребца, тихонько приговаривая: «Благодарю тебя, мой друг». Хуннул в ответ замотал головой.
Когда все были готовы, Валориан кивнул.
— Заткните уши и держитесь, — предупредил он. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь.
«Будет ли действовать в мире смертных волшебная сила горфлинга?» — вдруг подумалось ему. Неужели его путешествие в недра Гормота окажется напрасным? Он начал накапливать волшебную энергию и тут же нашел все ответы: он почувствовал невероятный прилив энергии. Его переполнила и захлестнула сила, которая распространилась по его сознанию и телу, словно рождаясь в недрах гор.
— Амара! — вне себя от восторга прокричал он, широко раскинув руки, чтобы выговорить заклинание.
И по его приказу стены каменной крепости неожиданно взорвались. Взрыв разорвал валуны и раскидал во все стороны осколки и куски камней, которые подобно косам срезали ноги оказавшихся поблизости тарнишей. Взрывной волной другие солдаты были сбиты с ног на большом расстоянии вокруг места взрыва, а оно само расчистилось. Тела погибших лежали вокруг в грязи и осколках.
На мгновение воины племени и их лошади, так же как и тарниши во главе с Тирранисом, застыли в изумлении при виде такого мощного взрыва. Никто не двигался, давая осесть пыли. А затем Хуннул рванулся вперед по дороге, ведущей к перевалу, и остальные кони последовали за ним.
— Задержите их! — яростно закричал Тирранис.
Вытащив свой окровавленный меч, генерал погнал коня в погоню за Хуннулом. Его офицеры и те немногие солдаты, которые еще оставались в седле, последовали за ним, также обнажив мечи.
Валориан заметил их приближение и почувствовал, как волна ненависти захлестнула его. Больше всего на свете он желал испепелить Тирраниса дотла, но он не станет ради этого нарушать данную клятву. Вместо этого он высоко поднял двумя руками свой меч над головой и громко яростно крикнул, пришпоривая Хуннула. Черный жеребец насторожил уши, готовясь к мощному броску, а затем рванулся прямо на огромного гнедого коня генерала.
Гнедой зашатался под мощным броском, лишая своего седока равновесия. В припадке бешенства Тирранис сжал меч и ухватился за луку седла. Его лицо было перекошено от гнева. Он почти вывалился из седла, в то время как его лошадь пыталась восстановить равновесие. Тирранис взглянул на непроницаемое лицо Валориана. Его губы искривились от ненависти.
Черный меч опустился на плечо генерала, туда, где кончалась начищенная нагрудная пластина. Этот удар лишил Тирраниса равновесия еще больше. Он наклонился в сторону, на короткое мгновение подставив под удар шею, и именно в это мгновение Валориан снова нанес удар. Его меч вонзился в шею Тирраниса и разрезал ее до позвоночника. Голова генерала наклонилась в сторону, и кровь хлынула на безупречно чистую форму. Секунду или две тело генерала все еще держалось в седле, а затем покачнулось и упало на землю. Гнедая лошадь понеслась прочь.
Горфлинг на плече Валориана облизнул губы.
Словно отключившись от происходящего, Валориан закрутил смерч из пыли, ветра и камней и послал его прямо в центр все еще остававшихся в седле офицеров Тирраниса. Вихрь сорвал их с перепуганных лошадей. Оставшиеся в живых солдаты чадарианского гарнизона были совершенно деморализованы и больше не предпринимали попыток остановить воинов, которые разорвали кольцо окружения и помчались в погоню за караваном по горной дороге.
Молитва застыла на губах вождя, чтобы он и его люди не опоздали. Судя по положению полуденного солнца, он заключил, что они потратили не слишком много времени, но ведь и Двенадцатому Легиону не потребуется много времени для того, чтобы догнать и уничтожить все племя. И он еще быстрее погнал Хуннула по каменистой дороге все дальше, а его воины отчаянно пытались не отставать от него.
Сначала Валориану все никак не удавалось разглядеть караван сквозь заросли деревьев и каменистые выступы горных пород. Первыми до него долетели звуки. Это был один сплошной стон, в котором смешались крики, вопли, голоса в сочетании со ржанием лошадей и бряцанием оружия. Этот стон острым ножом пронзил его сердце.
Валориан ниже прижался к гриве Хуннула, пальцы его обхватили рукоятку меча, тело его инстинктивно слилось с конем, приспосабливаясь к стремительному движению. Черная грива била ему в лицо, когти горфлинга впились в плечо, но Валориан ничего этого не чувствовал. Он видел только дорогу перед собой, которая вела к легиону. Легион Валориан должен был разгромить.
Неожиданно долина раскрылась перед ним плоским широким лугом, покрытым густой травой, цветами и порхающими над ними бабочками. Именно здесь тарниши настигли караван и заставили его остановиться.
Валориан успел охватить всю картину одним взглядом, в то время как Хуннул вихрем вылетел из-за деревьев и в мгновение ока преодолел небольшой подъем. Его и караван разделяло около двухсот солдат. Очевидно, они заняли это положение для того, чтобы не дать каравану отойти или спрятаться за деревьями и кустарниками, в склонах гор. Валориан воспринимал это как глубокое личное оскорбление, как вызов, брошенный ему в лицо, чтобы разлучить его с семьей. Чуть дальше по дороге повозки, телеги и стада животных смешались в одну хаотическую массу из перепуганных людей и животных, вдоль линии которой то тут, то там виднелись охотники и женщины, пытавшиеся оказать легионерам сопротивление.
Валориан крепко стиснул челюсти. Он снова решил положиться на прикосновение к горфлингу, чтобы усилить свое волшебство. Его живые голубые глаза, казалось, метали молнии, переполненные колоссальной энергией, стекавшейся к нему из самой земли, рек и деревьев. Горфлинг на его плече начал визжать и размахивать руками от восторга, потому что и ему еще никогда прежде не доводилось чувствовать подобной энергии. Остальные воины теперь догнали их и стояли рядом с угрюмыми и мрачными выражениями лиц.
Одновременно они сорвались с места и понеслись на тарнишских солдат, которые спокойно восседали на своих лошадях, наблюдая за битвой вокруг каравана. Тарниши совершенно не ожидали нападения с тыла, поскольку были уверены, что остатки защитников племени давно уничтожены людьми Тирраниса. Только когда они услышали совсем рядом топот копыт и несколько человек повернулось, чтобы узнать, в чем дело, тарниши поняли, какая опасность им угрожает. И не успели они перейти к обороне, как всадник на огромном черном коне поднял руки в их направлении.
Из рук Валориана вылетело несколько разрядов горячей белой энергии и упало на землю у ног тарнишей. Солдатам показалось, что это были настоящие молнии. Они не могли раньше как следует увидеть колдовство Валориана, потому что находились на некотором удалении от него. Они были совершенно не готовы к таким мощным ударам прямо среди их рядов или таким громоподобным взрывам, которые раздались, когда энергия пронзила скалистую поверхность земли. Люди и лошади попадали на землю. Те же, кто удержался на ногах, были очень скоро повержены подоспевшими людьми Валориана.
Вождь последовал вперед, даже не бросив прощального взгляда на всю картину сражения. Его людям пришлось очень постараться, чтобы догнать его и Хуннула, который быстрым галопом преодолевал разделявшее их с племенем расстояние. Валориан был настолько напуган воображаемой картиной бедствия, которая должна была ему открыться, что даже не пытался отыскать взглядом повозку Кьерлы или просто посмотреть на телеги. Вместо этого он заставил себя сосредоточиться на пятнах туник с эмблемами черного орла. Вот что должно было стать его заботой. Он подумал, что его задача намного упростилась бы, если бы солдаты не были рассеяны по всему племени, а сражались бы рядами. Но, к сожалению, они были разбросаны среди повозок, столпившихся животных, смешались с членами племени в отчаянном поединке, ценой которому была жизнь. Он не сможет разнять их одним единственным мощным ударом энергии. Ему придется разбираться с этим постепенно.
Но потом ему в голову пришла одна идея. Если он не может побороть их, когда они перемешались с племенем, то он может попытаться заставить их отступить. Он чуть замедлил бег Хуннула, давая возможность своим воинам догнать его, а затем расположил их несколькими рядами неподалеку. На глазах изумленных охотников он начал создавать образы вооруженных всадников. Образы эти были похожи на охотников племени. Они были одеты в домотканые туники, на головах блестели отделанные железом шлемы, в руках они держали маленькие круглые щиты. Они были вооружены мечами и копьями, ехали верхом на лошадях, выведенных в племени, но их лица были неразличимы за прикрывавшими их козырьками для глаз, а движения были как-то странно безжизненны. Ряд за рядом эти призраки-воины вырастали перед лордом Валорианом, пока наконец все войско совершенно точно не напоминало легион. Над их головами реяли знамена, а воздух наполняли вполне реальные звуки ржущих лошадей, бряцающего оружия и позвякивающих уздечек.
По команде Валориана вся волшебная армия галопом понеслась к каравану, а во главе скакал сам вождь. Он мельком взглянул на воинов через плечо и помолился, чтобы они выглядели достаточно убедительно для тарнишей. Скорость, на которой они приближались, и пыль, взлетавшая из-под копыт, должны были замаскировать некоторую неестественность движений вымышленных воинов.
Первая группа тарнишей в самом конце каравана была рассыпана среди повозок. Некоторые были заняты грабежом телег, кто-то сражался с охотниками, кто-то приканчивал лошадей. Они были все настолько заняты и настолько уверены в своей безопасности и победе, что даже не заметили приближающихся всадников, пока Валориан не протрубил в рог и не сотворил мощный взрыв, который потряс долину и эхом прокатился по горным вершинам.
Тарниши замерли на месте, как вкопанные, при виде огромной армии охотников, которая была готова обрушиться на них. Валориан гневно улыбнулся, когда солдаты побросали свои жертвы и начали торопливо строиться рядами, чтобы отразить нападение. Он сотворил тогда еще один смерч из пыли и камней и послал его прямо в гущу солдат. Ряды тарнишей распались. И как раз тогда, когда воины должны были столкнуться с легионерами, Валориан успокоил ветер и выхватил свой меч.
Солдаты, наполовину ослепленные ветром, наполовину сбитые с толку намного превосходящим их числом воинов племени, недолго оказывали сопротивление. Валориан зарубил двух солдат, а его спутники убили еще человек двенадцать, когда тарниши начали отступать и прятаться за повозками.
Валориан протрубил еще раз в рог, и племя начало собираться вокруг, приветствуя его, когда он проезжал мимо. Затем он направился к следующей группе тарнишей неподалеку от хвоста каравана, которые сражались с небольшой кучкой охотников и молодых ребят, окруженных чем-то вроде стада из рассерженных лошадей. С удивлением Валориан узнал в одном из сражавшихся Гилдена. С еще большим удивлением он понял, что лошади, которые окружили небольшой отряд, были сплошь племенные кобылы со своим потомством. Маленькие жеребята кусались и брыкались, помогая своим друзьям. А их обезумевшие от ярости матери еще больше мешали тарнишам, защищая свое потомство. Солдаты находились в явном затруднении от такого поворота событий, но все же продолжали наступать, явно намереваясь уничтожить охотников.
Хуннул отрывисто заржал, словно предупреждая, и его дети рассыпались в стороны как раз в ту минуту, как Валориан обрушил целый шквал разрядов в тарнишей. Удивленные солдаты обернулись и увидели ужасающее видение человека с молнией, летящей из рук, восседающего верхом на огромной лошади чернее ночи, а за ними следовала целая армия страшных воинов. И эти тарниши были застигнуты врасплох. Немногие, кто попытался оказать сопротивление, были мгновенно уничтожены живыми воинами Валориана, но казалось, что никто так и не заметил, что образы охотников никому не причинили вреда.
Ход сражения начал стремительно меняться не в пользу тарнишей. Бегство нескольких солдат повлекло за собой бегство остальных. Валориан и его армия ехали вдоль повозок и телег, и все большее число пятившихся тарнишей следовало перед ним. Силы Валориана с помощью горфлинга заметно увеличились, и он не упускал возможности поразить воображение тарнишей. Если только легионеры пытались замедлить движение или оказать сопротивление, Валориан тут же выпускал по ним мощный разряд белой или голубой энергии, целясь под ноги и заставлял их продолжать движение, в то время как сопровождавшие его воины уничтожали любого тарниша, пытавшегося сопротивляться.
Оставшиеся в живых члены племени с удивлением наблюдали за происходящим. Удивление быстро уступило место радости, когда они узнали своего вождя. Те, кто еще мог держаться в седле и сражаться, поспешили присоединиться к отряду, увеличивая ряды настоящих воинов.
Наконец отступавшие тарниши и наступавшие воины приблизились к головной части каравана. Там дорогу ему перекрывало несколько сотен солдат, которые уже практически разбили последних воинов племени. Даже издалека Валориан мог заключить, что битва была жестокой. Он в третий раз протрубил в рог, извещая оставшихся в живых о своем приближении. В награду навстречу ему полетел ответный сигнал.
Улепетывавшие тарниши проскользнули мимо последних повозок и животных, оставив позади сражавшихся в начале каравана солдат и охотников племени. Валориан неожиданно потерял из виду своих воинов в этой массе лихорадочно отступавших людей. Он отчаянно пытался отыскать взглядом в этой заварушке Айдана, но находил только беспорядочную массу сражавшихся солдат.
И только в этот момент Валориан впервые разглядел небольшую группу тарнишских офицеров верхом, наблюдавшую за происходящим с возвышения у реки слева от него. Судя по их оружию и знаменам, чуть реявшим в ленивом ветерке над головами, он заключил, что это был командовавший Двенадцатым Легионом генерал, его помощники и какие-то важные персоны из правительства Сарсисии. Если эти люди окажутся у него в руках, он может требовать сдачи всего легиона.
Он видел, что офицеры были явно расстроены и спорили. Несколько человек показывали на него. Другие отчаянно протестовали. Вождь не стал дожидаться, пока они придут к решению. Он прервал свою атаку на легионеров, повернул Хуннула влево и направил ряды своих воинов прямо к офицерам.
Очень немногие тарниши, которые попадались ему на пути, попытались помешать ему приблизиться к своим командирам. Да у них просто не было такой возможности. Те, кто пытался оказать сопротивление, сметались в сторону волшебным вихрем, который создавал Валориан, те же из них, кто на самом деле пытался сражаться, немедленно уничтожались настоящими воинами.
Люди на возвышении заметили приближавшуюся опасность слишком поздно. Они постарались соединиться с остатками легиона рядом с головной частью каравана, но Хуннул без труда обогнал их медлительных лошадей и преградил дорогу всадникам. Спустя мгновение офицеры были окружены кольцом разгневанных охотников с мечами в руках и кровью на мрачных лицах.
Валориан заставил своих волшебных воинов замереть рядами перед живыми солдатами. Его лицо было непроницаемо. Довольно долго он изучал своих семерых пленников, в то время как они отчаянно потели от страха, а их лошади прыгали на месте и дрожали. Наконец Хуннул двинулся в центр кольца. Офицеры разглядывали Валориана со смешанным выражением воинственности, уважения и гнева.
Только один из них, мужчина с самым, пожалуй, богатым оружием и сарсисианской эмблемой, казался настолько испуганным, что с трудом владел собой. Валориан чуть кивнул генералу:
— Генерал Сарджас? — Мужчина чуть склонил голову, его глаза впились в охотника. Сначала он не заметил горфлинга, который повис на шее у Валориана за спиной.
— Я — Валориан, верховный вождь племени. Я требую немедленной сдачи вашего легиона.
Он увидел, как напряглись мускулы на шее генерала и крепко сжались челюсти. Он следил за игрой эмоций, отражавшихся на лице старого солдата. Он знал, о чем он думает. За всю свою историю Двенадцатый Легион ни разу никому не сдавался. И если сейчас это произойдет перед лицом такого презираемого противника, то ляжет пятном несмываемого позора. Лучше смерть, чем подобное бесчестье.
Но пока генерал раздумывал, его спутник не колебался ни одной минуты. Антонин развернул коня, чтобы смотреть Валориану прямо в лицо, и резким испуганным движением швырнул меч на землю.
— Сдавайтесь, генерал Сарджас! У нас нет выбора! — пролепетал он.
Сарджас был, очевидно, поражен, словно молодой человек ударил его, а потом с горечью последовал его примеру и кинул меч на землю.
Вождь чуть кивнул в ответ на это движение, а затем указал пальцем на одного из помощников генерала, у которого в руках был сигнальный горн.
— Протруби сигнал о сдаче в плен. Созывай всех, — приказал он.
Звук горна, выводящего такой незнакомый солдатам сигнал поражения, пролетел по долине, словно похоронная песнь. Сначала солдаты Двенадцатого Легиона не поняли сигнала, но затем по двое, по трое они начали складывать оружие на землю.
Впервые за всю историю существования племя поставило на колени один из легионов императора.
ГЛАВА 18
Послышалось отвратительное хихиканье, которое должно было означать радость. Этот звук поразил всех, включая и Валориана. Он совершенно забыл о горфлинге. А тот снова взобрался к нему на плечо и злорадно кривил губы в усмешке. Тарнишские офицеры с нескрываемым отвращением смотрели на маленькое безобразное создание, не скрывая своего удивления могуществом человека, которому подчинялась подобная тварь.
— Чего же ты ждешь? — прошипел горфлинг на ухо Валориану. — Уничтожь их! Испепели их! Они не достойны того, чтобы жить после того, что сделали с твоим народом!
Этот вкрадчивый голос, казалось, проникал до самого потаенного нерва в сознании Валориана. И неожиданно он на самом деле вдруг захотел уничтожить тарнишей на том самом месте, где они стояли, одним ударом молнии, убить всех до единого, как они поступили с племенем. И этого все равно было бы мало в наказание за восемьдесят лет унижения, нищеты, смерти, к которой они приговорили его людей, и за эту последнюю совершенную ими жестокость — ничем необъяснимое нападение на совершенно беззащитный караван. Ненависть, которая столько лет копилась в нем, словно кислота, разъедала мозг. Происходившая в нем борьба явственно отражалась на лице Валориана.
— Ну, сделай же это! — настаивал горфлинг. — Это же так просто! У тебя есть сила. Убей всех!
Рука Валориана начала медленно подниматься. Он почувствовал, как в нем родилась волшебная энергия. Он увидел лица офицеров, которые стояли прямо перед ним и смотрели на него со все усиливавшимся страхом и тревогой. Он заметил, как рядом начали собираться легионеры и складывать оружие на землю. Убить их будет так просто… Ему только надо… Горфлинг недовольно закудахтал. Неожиданно рука Валориана упала на колено. Он вернул меч в ножны и, напрягая всю свою волю, загнал ненависть, душившую его, в самые потаенные уголки сердца. Как только он мог решиться даже думать о том, чтобы оскорбить дар, врученный ему самой Амарой, убийством уже сдавшегося на его милость противника? Или о том, чтобы нарушить клятву, данную своему народу? Это было бы омерзительно и более всего подходило для горфлинга.
Он с любопытством взглянул на маленькое чудовище, устроившееся на его плече. Валориан знал себя: он не так-то просто поддавался эмоциям. Не могла ли эта тварь каким-то образом влиять на его мысли? Но если это так, то ему следовало бы избавиться от нее как можно скорее.
— Заткнись! — грубо приказал он горфлингу.
На некоторое время тот успокоился, спрятавшись вновь за спиной Валориана.
Вождь отдал еще один приказ, и охотники, окружившие плененных офицеров, опустили мечи. Хуннул направился к маленькой группе людей, где Валориан взял знамя с изображением символа Двенадцатого Легиона — орла. Он повернулся лицом к племени и высоко поднял знамя, чтобы его осветили лучи полуденного солнца.
Собравшиеся люди издали громкий крик.
Он становился все громче и громче, по мере того как племя понимало, что угрожавшая им от тарнишей опасность миновала, что они одержали удивительную победу и солдаты были теперь их пленниками.
Генерал Сарджас взглянул на шумный караван, на молчаливые ряды воинов за спиной вождя племени. Его брови сошлись к переносице.
— Лорд Валориан, — наконец совершенно озадаченный спросил он, — а где же прятались ваши люди? Перед началом сражения мы нигде не видели никаких следов войска.
Лицо Валориана медленно озарила широкая улыбка. Театрально прищелкнув пальцами, он беззвучно прошептал заклинание, и образы воинов растаяли, оставив на поле боя лишь вождя в окружении небольшой группы всадников.
— Какие воины? — переспросил он. Тарниши вытаращили глаза, словно не веря самим себе, на опустевшее поле. Генерал Сарджас с трудом сглотнул комок в горле. Как он объяснит все это императору?
Улыбка на лице Валориана растаяла, и он резко повернулся, чтобы присоединиться к племени.
— Генерал, как мы и планировали, мы направляемся в долины Рамсарина. Если вы оставите свое оружие и лошадей здесь, то можете идти с миром вместе с вашими людьми. В противном случае этот человек останется с нами в качестве заложника, — и он указал на Антонина.
Валориан все еще не знал наверняка, кем был этот нежный молодой человек, но он чувствовал его власть над генералом Сарджасом.
Командующий колебался. Оставить все оружие и лошадей этим аборигенам было выше его сил, но и на этот раз Антонин не дал ему принять решения.
— Сарджас, делай как сказано! Я куплю тебе новых лошадей, когда мы выберемся из этой передряги!
Лицо Сарджаса, словно высеченное из камня, было маской непроницаемости. Крепко сжав зубы, он спустился с коня и приказал своим людям последовать его примеру. Один из охотников, приблизившись, подобрал поводья семи лошадей.
Валориан был полностью удовлетворен. Он повернулся к Карезу, который стоял рядом с ним, и сказал:
— Проследи, чтобы этот приказ был выполнен всеми. Пусть оставят свое оружие здесь, а лошадей около реки. Если хотят, пусть забирают убитых и раненых.
Карез кивнул, немало удивленный и польщенный таким важным заданием.
Затем вождь повернулся к командующему Двенадцатым Легионом и отсалютовал ему.
— Делом вашей чести будет проследить за тем, чтобы Легион выполнил условия соглашения. Всего доброго, сэр!
Сарджас неохотно ответил на его приветствие, но все же в его движениях читалось уважение к охотнику.
Валориан прикоснулся к коню, и Хуннул поскакал к каравану через поле, покрытое зеленой травой. Вождь застонал. Теперь у него была возможность как следует рассмотреть скопище повозок, телег, людей и животных. Скорее он смотрел на остатки побоища. Он даже не знал, с какой стороны ему лучше было приступить к работе. Повозки были опрокинуты, разломаны или сцеплены вместе. Тут и там свободно бегали лошади. По всем склонам холмов и окрестным полям были рассеяны стада домашних животных. На земле валялись плащи и личные вещи племени.
Люди в замешательстве стояли вокруг, а обезумевшие дети и собаки путались под ногами.
Но самым ужасным было то, что по всей дороге лежали тела убитых и раненых, которые виднелись и в траве, и вокруг повозок. Многие тела принадлежали людям племени, но они отдали жизнь, сражаясь против тарнишей, которых погибло не так много. И ими тоже следовало заняться: похоронить погибших и перевязать раны еще живых. Валориан понимал, что поставить племя на ноги снова будет непростой задачей.
Он начал с первой группы людей, к которым подъехал. Там он встретил тех, кто защищал головную часть каравана, вернее, тех, кто остался в живых. Они пытались помочь раненым, которые лежали вокруг. На самом деле отступавшие тарниши сослужили добрую службу оставшимся в живых воинам, потому что пронеслись через караван, повергнув остальные силы тарнишей в хаос.
Валориана захлестнула волна облегчения, когда он увидел Айдана, сидящего на камне и наматывающего на довольно большую рану на ноге кусок тряпки.
— Слава богам! — пробормотал Валориан. Его родителям придется подождать еще немного, прежде чем кто-то из братьев посетит царство мертвых. Он соскочил с Хуннула и заторопился помочь брату.
На лице Айдана вместо обычной широкой улыбки и сияющих глаз застыли боль и усталость, но жизнерадостный характер делал свое дело. Кончики рта чуть изогнулись, приветствуя Валориана, а руки по-прежнему крепко сжимали плечо Валориана. Он почти начал говорить, когда вдруг заметил выглядывавшего из-за плеча Валориана горфлинга и отшатнулся от отвращения.
Уродец зашипел на него.
— Не обращай на него внимания. Он скоро отправится восвояси, — сказал Валориан.
— Это ты так думаешь, — прошипел горфлинг.
На лице Айдана было написано отвращение и любопытство, но потом это выражение сменилось пониманием.
— Так вот что ты сделал? Ты воспользовался горфлингом, чтобы увеличить свою волшебную силу? — Валориан кивнул в ответ. — Всемогущие боги! Ты должен мне рассказать, как тебе удалось вытащить его сюда.
— Как-нибудь в другой раз, — ответил ему вождь, отнимая у Айдана тряпку и превращая ее в чистые бинты, которые он аккуратно и бережно обернул вокруг раны. — Ты должен отдохнуть.
Айдан заставил себя встать.
— О, нет. Очень много работы. Я отдохну потом.
— Тебе нужно лекарство, — настаивал Валориан.
— Тогда найди мне его. А пока ты будешь искать, я соберу раненых вон там, — и он указал на тихое место в тени рощи деревьев у реки.
Вождь устал спорить с братом и неохотно уступил. Все равно бесполезно было пытаться заставить его отдыхать, а племя нуждалось в помощи.
— Как мы поступим с ранеными тарнишами? — спросил Айдан, обводя взглядом тела, покрывавшие поле вокруг.
Валориан почувствовал, как напрягся горфлинг, как его зубы впились в кожу сквозь ткань туники. Он мягко зашипел ему в ухо. И снова в сознании Валориана волной поднялась ненависть, которую он, казалось, навеки похоронил. Ненависть обвивала его густыми клейкими щупальцами, и Валориан открыл рот, чтобы приказать Айдану перерезать тарнишам глотки. Глубина ненависти поразила его — он не привык к таким сильным эмоциям. Неужели это горфлинг влиял на него? Он вновь поборол в себе отвратительное чувство и сказал:
— Отведите их к тарнишским офицерам. Они лучше нас позаботятся о своих солдатах.
Но не успел он продолжить, как позади него раздался незнакомый голос, наполненный горечью:
— Мне следовало убить тебя тогда. Валориан вздрогнул, вытащил меч и внимательно осмотрел людей, окружавших его. Сначала он заметил только воинов племени, которые бродили вокруг, осматривая тела. Но потом он увидел, как в пыли зашевелился тарнишский офицер. Очень осторожно, чтобы не причинить себе боль, он заставил себя сесть и теперь смотрел на двух охотников. Валориану потребовалось совсем немного времени, чтобы сквозь грязь и кровь разглядеть лицо мужчины и его знаки отличия. Он вспомнил ночь почти год назад, когда он видел этого человека в последний раз, на промокшей темной лесной прогалине в сопровождении четырех голодных тарнишей.
— Центурион, — выговорил он, опуская меч, — ты упустил свой шанс, но похоже, что вам всем тогда очень понравился олень.
Он опустился на колени рядом с пожилым воином и внимательно осмотрел кровавую рану, зиявшую под ребрами.
Центурион беспомощно смотрел на него. Хотя стрела попала в бок, и кроме нее, у него было еще несколько ран, но все же солдат не был похож на умирающего. Однако он тяжело дышал и страдал от боли.
Валориан осторожно дотронулся до стрелы и на глазах изумленного центуриона превратил ее в облако.
— Это тебе в благодарность за сведения, которые я получил той ночью. — Валориан скривил рот в сухой усмешке:
— И за то, что не убил.
Солдат скривился от этих воспоминаний.
— Если вы все еще собираетесь в долины Рамсарина, то делаете большую ошибку. Твой народ к зиме умрет от голода.
— А в Бладиронских холмах наша участь будет не лучше, — ответил ему Валориан. Он помог центуриону подняться на ноги и сделал знак двум другим тарнишам, которые брели к реке. — Возьмите его с собой, — приказал он.
Айдан, склонив голову, наблюдал за удалявшимися солдатами.
— Думаю, что больше никогда в жизни он не примет еды из рук аборигена.
— Да, и я ничего не могу с этим поделать, — с откровенным удовлетворением проговорил Валориан.
Он уже повернулся, чтобы вскочить на Хуннула, когда рука Айдана легла ему на плечо.
— Пожалуйста, если у тебя будет возможность, отыщи Линну и скажи ей, что со мной все в порядке, хорошо?
В его голосе звучала откровенная тревога, да и сам Валориан испытывал похожее чувство. Он был вождем, и потому его первой обязанностью были люди. Однако он понимал, что не мог с головой уйти в заботы о племени, пока не узнает о судьбе своей собственной семьи. Он пожал руку Айдана на прощание, вскочил на Хуннула и поскакал вперед, навстречу своим таким непростым обязанностям.
Айдан остался, чтобы организовать все еще способных двигаться людей на розыски раненых. Валориан должен был отыскать целителей кланов и устроить что-то типа укрытия. Он медленно двигался вперед, отвечая на ходу на сотни вопросов, организовывал людей, чтобы решить самые неотложные проблемы, отыскал ребят, чтобы собрать скот, и везде, где только мог, помогал раненым.
Мордана он нашел в повозке, наполовину погребенного под телами мертвых тарнишей. Он опасался, что воин мертв, пока не откинул в сторону тела убитых и не обнаружил, что Мордан крепко стискивает окровавленный кинжал. Мордан благодарно улыбнулся Валориану.
— Я смотрю, ты был сильно занят? — с облегчением в голосе спросил его Валориан.
Мордан кивнул.
— Тарниши решили, что я похож на легкую добычу. Но даже раненый, я всё еще могу сразиться с ними, — резко ответил он.
Валориан знаком подозвал людей, которые вынули Мордана из повозки и понесли к роще.
А вождь продолжал свой торопливый путь, переходя от одной неотложной проблемы или бедствия к другой, и везде оставлял свою спокойную силу, оптимизм и магию, там, где было возможно. Среди охотников племени было много раненых и очень много убитых, куда больше, чем он мог предполагать. Не пощадили никого. В бою погибли мужчины, женщины, дети.
Все кланы племени понесли потери. Но только когда Валориан достиг той части каравана, где находилась его семья, он со всей ясностью понял горечь потери. Спокойный, всегда рассудительный и надежный Ранулф никогда не сможет пройти через перевал, который он отыскал, потому что он погиб, защищая своих сестер. Другие родственники были тоже мертвы или умирали, многие были ранены. Люди заплакали при его приближении, и несмотря на то, что он хотел им помочь, он ничего не мог с собой поделать: его глаза обшаривали поломанные телеги, сгрудившихся лошадей, толпу людей в поисках четырех таких желанных лиц.
А затем, перекрывая шум, до него долетел голос:
— Валориан! Мы здесь!
Он будто вылетел из седла, чтобы обнять кричавшего. Навстречу ему мимо повозок бежала Кьерла, ее темные распущенные волосы реяли на ветру, она казалась живой и невредимой. Она обвила его руками, уткнулась лицом в шею и заплакала от радости.
У Валориана не было слов. Он только крепко прижимал ее к груди, а сам посылал беззвучную молитву богам.
— Мы увидели, как ты проезжал, говорила сквозь слезы и радостный смех Кьерла, — ну и кавалерию ты себе отыскал.
— Совсем неплохо для тупого смертного, — проговорил горфлинг, ухмыляясь. — Подожди еще немного и увидишь, что он сможет сделать, когда я его немного подучу.
Кьерла словно задохнулась и отступила назад. Ее брови высоко взметнулись над широко раскрытыми глазами. Она не замечала горфлинга до этого момента.
— Я все объясню тебе позже, — отрывисто бросил Валориан. — Линна, Мать Вилла и ребенок в порядке?
Кьерла с сомнением смотрела на горфлинга, но потом все же ответила:
— Да, они в порядке. Мать Вилла велела нам обрезать поводья и перевернуть повозку. Мы заползли под нее прежде, чем солдаты смогли до нас добраться.
— И это еще не все, — добавила Мать Вилла, приближаясь. Вместе с ней подошла Линна, неся на руках ребенка. Мать Вилла продолжала:
— Кьерла ударила тарниша ножом в ногу, когда он попытался перевернуть повозку.
Вождь улыбнулся своей жене:
— Похоже, что вы вчетвером неплохо со всем справлялись.
— Нам повезло, — ответила она, откидывая волосы, спадавшие на глаза, резким напряженным движением. — Если бы ты не появился вовремя, нас не осталось бы в живых.
Линна согласилась с ней, на ее лице явно читались следы пережитого страха. Потом она добавила:
— Я не видела с тобой Айдана. Он… — Она не смогла договорить.
— Он жив. Он ранен в ногу. Но это не страшно. Он там, под деревьями, помогает раненым.
— Тогда и я пойду туда, — решительно заявила Линна. Она передала Хулинара Кьерле.
Валориан был чрезвычайно ей признателен. Если Линна будет там, он знал, что Айдан не переутомится.
— Возьми с собой Мать Виллу. Им нужны все целители, какие только есть у нас в племени.
Когда Линна ушла, Валориан звучно поцеловал жену в губы и заставил себя отойти от нее.
— Ты… — начал он говорить. Кьерла сразу же поняла, что он собирается сказать, поэтому перебила его:
— С нами все будет в порядке. Иди! Я помогу здесь.
Она так же, как и он сам, прекрасно понимала, что на нем лежат тяжелые обязанности вождя, поэтому слегка оттолкнула его.
К наступлению ночи на лугу воцарилось некое подобие порядка. Тарнишн покинули долину незадолго до захода солнца, маршируя мимо молчаливыми рядами. Валориан позволил им привести людей и фуражные повозки, чтобы можно было вывезти раненых и убитых, поскольку тарниши оставили большую часть провизии и медикаментов. Племя побросало все дела, чтобы посмотреть, как поверженный легион покидает долину, потому что такое зрелище никому еще не доводилось наблюдать. Когда в меркнущем свете дня растаяла последняя цепочка солдат, люди разразились громкими радостными криками, которые долго еще сопровождали уходивших по горной дороге тарнишей. Впервые в истории целых трех поколений племя могло идти, куда ему вздумается, и люди были переполнены восторгом.
Между тем оставшиеся в живых начали собирать у реки всех потерявшихся животных и вещи. Гилден при помощи ребят постарше и Хуннула согнал большую часть заблудившихся коней и постепенно собирал в одну кучу разрозненных домашних животных. Погибших сносили тоже сюда и укладывали рядами, прикрыв сверху, чтобы подготовить их к ритуальному погребению. Вдоль рядов был расставлен почетный караул, чтобы защитить умерших от любителей падали. За ранеными с любовью и заботой ухаживали в тени раскидистой рощи. Те, кто был в состоянии двигаться, были накормлены. И постепенно по одному, все, и стар и млад, отбросив в сторону печали, радости, благодарность и признательность, забыв о боли, погрузились в тяжелый усталый сон.
Один только Валориан все не находил покоя, который был так ему нужен. Он должен был решить одну небольшую, но очень важную проблему. Когда лагерь успокоился, а на небе воцарилась полная луна, он погнал Хуннула вверх по склонам холмов, направляясь к самой отдаленной вершине. Стояла теплая туманная ночь. Даже ветерок не нарушал ее покоя. Далеко к востоку, по другую сторону горных вершин, собирались облака и закрывали собой звезды. Слабые всполохи далекой молнии выхватывали из темноты очертания гор.
Валориан не обращал внимания на окружавшую его природу. Он просто долго смотрел на темный лагерь, лежавший у его ног, временами освещенный огнями разбросанных то тут, то там костров. Горфлинг тихо дышал на его плече.
Сейчас у него появилась возможность попытаться отправить горфлинга назад, но почему-то он чувствовал странное нежелание этого поступка. Это нежелание было таким же сильным, как уже испытанная им прежде ненависть. Он знал, что не мог позволить этому существу — олицетворению зла — навсегда остаться в мире живых, потому что каждая крупица здравого смысла в его сознании говорила ему, что это опасно и неправильно. Горфлинг принадлежал Гормоту.
Но ведь он на самом деле не знал, как послать или отвезти горфлинга назад, а его голова устала от раздумий. Напряжение очень дорого ему обойдется. В конце концов, он может решить этот вопрос и позже.
Горфлинг перестал перебирать лапками и нежно стер грязь со щеки Валориана. Вождь едва обратил внимание на этот жест, целиком уйдя в свои мысли.
Он думал про себя, что, собственно, не было причин, по которым он должен был отправить создание назад именно сейчас. Он вполне мог подождать до завтра. Или даже несколько дней. Дополнительная сила, которую он получал от горфлинга, может очень ему пригодиться, когда племя будет чинить повозки и лечить раненых. Да и вообще, он мог достичь очень многого с такой великой силой в своих руках.
Он слабо пошевелился, упершись локтями о гриву Хуннула. Он достаточно потрудился за этот день. Валориан решил, что горфлинг может подождать, а он между тем несколько дней поразмыслит над нужным заклинанием. Позже, когда-нибудь, он отошлет эту тварь назад.
Хуннул беспокойно перебирал копытами под своим седоком. Он насторожил уши, чувствуя нежелание хозяина принять решение. Конь размахивал во все стороны хвостом.
«Хозяин, — его голос нарушил покой, воцарившийся в мыслях Валориана, — ты спросил горфлинга, как можно вернуть его назад?»
Вождь неожиданно выпрямился. Резкое движение причинило горфлингу неудобство, и он нечаянно поцарапал щеку Валориана. Вождь раздраженно хлопнул его рукой, отогнав тварь к самому краю плеча.
— Откуда он может это знать? — спросил Валориан. — Да и потом, ради чего ему говорить мне правду?
Валориан был очень недоволен тем, что кто-то вмешался в его мысли, несмотря на то что в глубине души он признавал идею Хуннула неплохой.
«Горфлинги хитры и знают намного больше нас о мире бессмертных. У него в голове может быть план, как вернуть его домой. Ты просто прикажи ему сказать правду».
Нежелание Валориана несколько ослабело от такой здравой мысли. Он стащил горфлинга со своего плеча и опустил на колено, где его было лучше видно при свете луны. Сейчас, когда горфлинг был далеко от головы Валориана, странное колебание, возникшее в вожде при мысли о расставании с горфлингом, еще более ослабело.
Глаза Валориана расширились в тревоге и понимании происшедшего. Значит, горфлинг пытался воздействовать на его сознание своими злобными мыслями. Вот почему Валориану так хотелось уничтожить всех тарнишей до единого и оставить горфлинга себе. Если горфлинг так легко мог воздействовать на его чувства спустя всего полдня, проведенного вместе, что останется от способности Валориана управлять своими мыслями, если он помедлит, скажем, несколько дней? Сознание опасности уничтожило последние следы неуверенности. Теперь Валориан совершенно не сомневался, что горфлингу нельзя было позволить остаться даже на ночь — во имя спасения его бессмертной души.
— Ты сейчас ответишь мне честно на все вопросы, если, конечно, не хочешь скушать этот золотой браслет, — доверительно сообщил Валориан испуганной твари, сидевшей на его колене.
У горфлинга не было выбора, поскольку он находился во власти золотого браслета. Он чуть качнулся вперед, его губы изогнулись в тихой ухмылке:
— Что же ты желаешь знать, обладатель жалкой клячи… правду? Ты же видел ее. Твоя волшебная сила удесятеряется, когда я рядом. Ничто не может причинить тебе вреда. Ничто не может причинить вреда твоей семье или твоим людям, когда ты распоряжаешься подобной силой. Подумай о возможностях, открывающихся перед тобой.
Валориан не стал обращать внимания на этот обманчивый тон и спросил:
— Могу ли я использовать свое сознание и вернуть тебя назад в недра Гормота тем же путем, которым принес сюда?
— Да-а-а…
Валориан почувствовал в самом конце ответа слабую нотку торжества.
— Но? — настаивал он.
— Да, ты можешь вернуть меня обратно. Но существует ряд трудностей.
— Например?
Лицо горфлинга перекосилось еще больше, он отчаянно пытался не отвечать, но перебороть силу золотого браслета, висевшего на шее, ему не удалось. Слова сами посыпались из него:
— Если ты попытаешься вступить в царство мертвых без Посланника, который будет указывать тебе путь, ты можешь навеки потеряться в облаках и никогда не выберешься из этой пограничной зоны. Если же ты все-таки отыщешь Посланника, который укажет тебе путь, и тебе удастся преодолеть первую преграду, лорд Сорс может не позволить войти в царство мертвых, раз твое тело все еще живо. Тебе удалось проскользнуть раз, но больше у тебя не получится. Да к тому же лорд Сорс, скорее всего, совсем не в восторге от того, что ты меня похитил!
Остальные горфлинги не позволят тебе войти в Гормот. Они уже почувствовали и узнали твое сознание, и им станет известно о твоем присутствии. Они поймают тебя в тот самый момент, как ты откроешь дверь. — Горфлинг вдруг неожиданно замолчал и ухмыльнулся. — Ты знаешь, что они с тобой тогда сделают? Они будут мучить твое сознание, может быть, вечность, а может быть, несколько лет. Если потом твое сознание когда-нибудь вернется в твое тело, ты будешь… полностью… совершенно… безумным! — И горфлинг даже присвистнул от такой идеи.
В глубине сознания Валориан опасался чего-то вроде этого. Ненависть и злоба, которые он почувствовал, войдя в Гормот, были слишком очевидно направлены против него, когда он вырвал оттуда горфлинга. Остальные, похоже, знали, что ему придется вернуть уродца назад, и у них была целая вечность для ожидания. Он потер шею, чесавшуюся от высохшего пота, и подумал о других способах.
— А могут ли Посланники доставить тебя назад?
— Нет! Эти мальчики подчиняются одному лишь лорду Сорсу. — При мысли о боге смерти горфлинг начал ерзать на колене у Валориана. — Пожалуйста, господин! Позволь мне остаться с тобой. Я буду носить твое противное золото и исполнять любые твои желания. Пожалуйста, позволь мне остаться!
На этот раз Валориан остался глух к попыткам горфлинга разжалобить его. За этим умоляющим голосом и просящей позой он отчетливо замечал фосфоресцирующий блеск в глазах твари, от которого по спине охотника побежали мурашки.
— Довольно! — прокричал он. — Скажи мне, какие еще способы существуют, чтобы вернуть тебя обратно в Гормот?
Горфлинг даже зашипел от раздражения, но все же ему пришлось дать ответ:
— Существует только один способ очень старый, которым воспользовался лорд Сорс, чтобы загнать нас в недра горы. — Горфлинг неожиданно издевательски засмеялся. — Но он тебе не поможет. Ни один простой слабый смертный не в состоянии сосредоточить в своих руках такое количество энергии, чтобы вернуть меня обратно! — и все еще смеясь, горфлинг начал отплясывать сумасшедший танец на колене Валориана, словно празднуя победу.
Но вождю уже порядком надоели все эти выходки. Бормоча ругательства, он схватил горфлинга за золотой браслет и начал трясти, пока тот не прекратил свои дикие коленца и не повис, глядя на него.
— Расскажи мне об этом! — настойчиво потребовал Валориан.
— Да, хозяин! Добренький хозяин! — завопил горфлинг и сжал своими тонкими ручонками пальцы Валориана. Вождь с отвращением стряхнул его назад на колено. Горфлинг противно захихикал: — Тебе нужно сделать проход в стене, которая разделяет мир живых и мир умерших, а затем послать меня по нему. Если ты сможешь сделать это, а тебе все равно не удастся, тогда твоя магия поместит меня назад в Гормот.
— Какой силой я должен обладать, чтобы проделать этот проход?
С усмешкой горфлинг ответил:
— В мире смертных есть только одна сила, способная совершить это, но она испепелит тебя дотла, а твою клячу превратит в хищное животное.
— И это?
Горфлинг махнул рукой на восток, где слабые вспышки на долю секунды освещали горные вершины.
— Молния.
Валориан потерял дар речи и застыл на месте, как вкопанный. «О добрая, милостивая богиня, только не это!» — подумал он, насмерть испуганный одной только мыслью о предстоящем ему испытании. Всего один раз довелось ему столкнуться с молнией, но этой встречи ему хватит на всю оставшуюся жизнь и на все последующие тоже. А горфлинг был прав. Даже с теми возможностями, которые открывались для его волшебной энергии с горфлингом в руках, она все равно не могла сравниться с невероятной силой обжигающе-белого разряда молнии.
«Хозяин, — прикоснулся к его сознанию спокойный, уверенный голос Хуннула, — мы можем попробовать сделать это вместе».
Возникла долгая пауза, а потом Валориан сказал:
— Говори.
Голос его дрожал, Валориан боролся с надеждой и страхом, переполнявшими его.
«Когда нас раньше ударила молния, она оставила во мне часть своей энергии, тебе об этом известно. Каким-то образом, который мне и самому непонятен, благодаря этому молния не может причинить мне вреда. Если ты будешь касаться моего тела, когда будешь звать молнию, ты можешь оказаться защищенным».
— «Можешь», а не «будешь»? Жеребец повернул голову и посмотрел на Валориана уголком бездонного бархатного глаза.
«Мы ведь никогда прежде не пробовали ничего подобного, поэтому я не могу быть уверенным».
Валориан раздумывал над словами Хуннула. Сама идея воспользоваться молнией в качестве горючего для волшебного заклинания была совершенно за пределами его опыта или знаний. У него было только слово его коня, что молния может не испепелить его на месте в ту же самую секунду, когда он только коснется ее. Это звучало не очень обнадеживающе.
Но заманчиво. Он почувствовал сам следы энергии внутри Хуннула, оставленные молнией, и если только жеребец не ошибался, стоило попробовать сотворить такое заклинание, которое послало бы горфлинга назад одного по проделанному проходу.
Была только одна загвоздка. Рядом не было молнии. Он был уверен, что даже при помощи горфлинга у него не хватит умения, а в результате он только все усложнит и создаст бурю. Он также не мог сотворить молнию из прозрачного зыбкого воздуха. Огонь, разряды волшебной энергии, осколки камней, образы воинов — это он мог осилить, но молния была намного больше его возможностей.
Единственной надеждой было воспользоваться настоящей молнией, но опять же поблизости таковой не было. Гроза, освещавшая горные вершины, была слишком далеко. Она, скорее всего, где-то над долинами Рамсарина, а когда они с Хуннулом доберутся туда, она уже пройдет.
Облегчение, разочарование и раздражение по очереди сменялись в его сознании. Что же им делать?
— Не получится, наконец мрачно сказал он Хуннулу. — У нас нет молнии, которой мы могли бы воспользоваться.
Горфлинг захихикал:
— Нет молнии! Ну, разумеется, баран. Все небо в звездах. И чего это ты разговариваешь с этим созданием? Неужели ты подумал, что эта насквозь проеденная червями жалкая кляча, способная только есть траву, может помочь?
Хуннул заржал:
«Вообще-то я думаю, что могу».
Валориан выпрямился в седле.
— Как?
«Молния рождает молнию. Мне кажется, мы можем воспользоваться нашей волшебной силой, чтобы подтащить сюда грозу, и тогда ты можешь воспользоваться ее энергией».
— Мы?
«Мои дети и я».
— О всемогущие боги! — слабо пробормотал Валориан.
И больше не надо было думать или колебаться. Он сам извлек горфлинга из его темницы, и поэтому он должен был сам, любыми способами, вернуть его назад, пусть даже и при помощи молнии.
— Давай попробуем.
Горфлинг подпрыгнул, его глаза горели словно угли.
— Попробуем? Попробуем что? Что ты собираешься сделать, какое безумство сотворить? Отвечай мне!
Но и человек, и лошадь не обратили на него никакого внимания. Хуннул задрал голову и издал громкий протяжный клич в ночи.
Из темноты начало доноситься ответное ржание маленьких жеребят на зов отца. Маленькие, черные, словно сама ночь, они казались привидениями в лунном свете, окружив Хуннула на вершине холма. Слабое сияние луны и звезд отражалось в их глазах и на белых отметинах, отбрасываемое назад легким свечением. Они шумно толкались на месте, словно дети во время игры, пока Хуннул не велел им отрывистым ржанием вести себя спокойно.
К тому времени в стаде племени насчитывалось уже около семидесяти детей Хуннула, и каждый из них, включая даже самого маленького, рожденного всего несколько часов назад, пришел сюда, чтобы помочь отцу. Он терпеливо объяснил им, что надо было делать, и они ответили ему восторженными легкими всхрапываниями.
Хуннул снова успокоил их. Как одно целое, отец и его сыновья и дочери изогнули шеи к небу, где на эбонитово-черном пространстве были рассыпаны сверкающие звезды, и объединили свои силы, призывая грозу. Глубокая неподвижность охватила черные застывшие силуэты коней, и тишина, ощутимая почти так же, как темнота.
Валориан едва дышал, настолько захватило его созерцание происходившего в ночи с лошадьми и волшебством. Только горфлинг скакал на месте, потому что никак не мог понять, что происходит. Его начинали мучить подозрения.
Довольно долго ничего не менялось. Кольцо маленьких лошадок и большого жеребца в центре оставалось во власти своего заклинания, посылаемого невидимой силой, луна продолжала ярко светить на небе, а человек и горфлинг наблюдали за происходящим.
Изменения начались сначала почти неосязаемые, в виде легкого шума, который слегка нарушил молчание ночи. Валориан не понял, что это было, пока этот шум не раздался снова, чуть громче и дольше. Гром. Он взглянул на небо и увидел, как на ясном лике луны появились первые облака. Легкий ветерок зашевелил траву.
Некоторое время Валориан не мог поверить в происходящее. Ни одна лошадь в мире не могла вызвать грозу, даже жеребец, который пережил удар молнии. Яркая вспышка озарила звезды, а затем, через три удара сердца, прогремел в горах раскат грома. Хотел он верить в происходящее или нет, но гроза приближалась, и Валориану нужно было подготовиться к ее встрече.
Используя только свою интуицию да воспоминания о посещении царства мертвых, Валориан быстро придумал заклинание, которое, по его мнению, должно было пронести горфлинга через барьер из облаков в недра Илгодена. Ему нужен был только разряд молнии, который проделал бы отверстие в мир бессмертных, да смелость, чтобы решиться на этот шаг. Над его головой небо почти совершенно покрылось облаками, а ночь стала черной словно смоль. Не было никакого света за исключением слепящих разрывов энергии, которые перечеркивали порой лик надвигавшейся грозы. Ветер прилетел в горные склоны, принеся с собой сырой запах дождя.
Валориан почувствовал, как напряглись мышцы тела, превратившись в звенящие струны. К своему великому изумлению, он почувствовал, как усиливалась волшебная энергия вокруг него, словно что-то подпитывало ее силу. Он припомнил, что подобное уже случалось, когда племя переправлялось через реку и надвигалась гроза. Должно быть, колоссальные силы грозы и молнии производили такой эффект. Это полезно было запомнить.
Потом он посмеялся сам над собой. Усиливавшаяся магия должна быть очень полезна сейчас! Ему не следовало полагаться на дополнительную энергию от присутствия горфлинга, когда вокруг него сжималась все усиливавшаяся волшебная энергия. Он быстро спустился с коня и отнес горфлинга на плоский камень, лежавший на расстоянии нескольких шагов.
— Не шевелись. Оставайся на этом камне, — приказал он.
Горфлинг с ненавистью посмотрел ему в лицо, его глаза яростно сверкали:
— Чего ты хочешь, смертный? Ты пытаешься покончить жизнь самоубийством?
Валориан повернулся к этому отвратительному созданию спиной и пошел к Хуннулу. Гроза была уже недалеко, ветер, рожденный ею, низко гнул траву. Молнии сверкали почти над головой.
«Приготовься, хозяин», — сказал ему Хуннул.
Валориан крепко обхватил ногами круп Хуннула. Теперь горфлинг не влиял на его силу, потому что их разделяло некоторое расстояние, поэтому Валориан воспользовался все усиливавшейся энергией природы, чтобы выговорить начало заклинания.
Неожиданно горфлинг понял, что пытался сделать человек. Темноту ночи, перекрывая раскаты грома и ветер, прорезал холодящий кровь крик:
— Ты безумец! Ты не можешь этого сделать! Я принадлежу теперь этому миру! Я никогда не вернусь в Гормот!
Горфлинг, подпрыгивая, метался по камню, но золото по-прежнему было на его шее, и он не мог не повиноваться Валориану и покинуть свое место. От этого он еще больше злился. Напрягая легкие, он выкрикивал ругательства и угрозы в адрес Валориана, Хуннула, маленьких жеребят, племени и даже самого лорда Сорса, а когда никто не обратил на это внимания, его крики сменились бесконечными злобными воплями.
Валориан возвысил голос. Молния была теперь совсем рядом, он чувствовал ее мощь, вибрировавшую в каждой клеточке тела. Рот Валориана пересох от страха, он едва шептал молитву Амаре с просьбой сохранить его. На нос упала капля дождя, облака над головой прорезала ослепительная полоса молнии. Время пришло. Он медленно поднял руку к небу.
Горфлинг заметил его движение и прекратил завывания.
— Не делай этого, смертный! Не обрекай меня на возвращение в эту тюрьму! — вне себя от ярости закричал уродец. — Я прокляну тебя до десятого колена! Богиня жизни наградила тебя и твоих потомков способностью творить чудеса, но я отниму этот дар! Однажды где-нибудь твоего дара будут бояться и ненавидеть так же, как ты ненавидишь меня. Люди будут охотиться за твоими потомками и уничтожать их! Ты слышишь меня, Валориан? Вчера твое волшебство спасло твою семью, но если ты отправишь меня назад, я позабочусь, чтобы оно привело к уничтожению всякого, в ком будет хоть капля твоей крови!
Секунду Валориан колебался. Он не знал, что Амара наградила и его детей способностью наследовать волшебный дар. Неужели горфлинг был прав? Мог ли он на самом деле наложить проклятие на его потомков?
Ветер начал покалывать его кожу и легкие, возвещая о новой молнии, зародившейся в облаках. Сейчас или никогда. Вождь, перекрикивая вопли горфлинга, его предсказания, громко выговорил заклинание. Пусть жизнь идет своим чередом, но горфлинг должен быть возвращен в Гормот.
Спустя долю секунды крутящиеся внутри грозы энергетические потоки выстрелили ослепительно белой полосой, более горячей, чем само солнце, и более быстрой, чем было доступно глазу. Она рванулась в землю подобно копью, пущенному рукой самого бога Шургарта, и была остановлена охотником. Одним коротким осторожным движением он переложил молнию в правую руку. Валориан почувствовал, как ее энергия перетекает от него к Хуннулу, а через него в землю, и только тогда он понял, что Хуннул не ошибся.
Торжествуя, он направил свое заклинание и соединил его с гневной энергией молнии, а затем послал весь этот разряд, усиленный своей волей, на брыкавшегося горфлинга. Раздался оглушительный взрыв, сопровождаемый разрядом искр и светом, воплем отчаяния и гнева, а затем последовал завершающий раскат грома, который потряс окружающие склоны гор. Почти одновременно Хуннул и его дети были отброшены силой отдачи назад. Валориан закачался из стороны в сторону в седле, и, прежде чем он успел ухватиться за что-либо, он упал на землю. Голова Валориана ударилась о камень, и ночь, лошади, гроза растворились в темном забвении.
* * *
На следующее утро его отыскал Гилден. Валориан лежал на мокрой траве, кровь покрывала его голову с одной стороны, Хуннул возвышался над своим хозяином. Очень осторожно Гилден поднял друга, поддержал его голову и дал сделать глоток целебного травяного настоя Матери Виллы из маленькой фляжки.
Валориан пил жадно. Издавая отчаянные стоны, он сел, обхватив гудящую голову руками. Даже не глядя и не спрашивая, он понял, что горфлинг исчез. Он чувствовал его отсутствие каждой клеточкой своего тела. Теперь у него не было горфлинга, чтобы подпитывать волшебную энергию, и результаты ее неуемного использования начали сказываться. Каждый мускул тела болел, лимфатические узлы были воспалены, он чувствовал себя полностью выжатым. Биение сердца отдавалось сильнейшей головной болью, он промок до нитки. Он настолько устал, что вообще не был уверен, что сможет двигаться.
Мягкая морда коснулась его руки, и он скосил глаз, чтобы увидеть, как один из жеребят Хуннула с нескрываемой тревогой смотрит на него.
Гилден любовно потрепал лошадку:
— Не знаю, что ты здесь делал, но жеребята очень о тебе беспокоились. Это они привели меня сюда.
Не дождавшись от Валориана ответа, он опустился рядом с ним на землю, ожидая, когда целебное питье начнет оказывать действие.
Это было восхитительное утро, свежее и прохладное, с легким ветерком и чистым голубым небом. И спустя довольно долгое время солнце, питье и сознание одержанной победы вернули вождю силы.
Все было кончено. Борьба за объединение племени, длинная дорога через Чадар и Сарсисию, гонка на выживание, битва с тарнишами, и водворение горфлинга на место. Все было кончено. Горфлинг испарился. Валориан, правда, потерял и свой золотой браслет, но он не сомневался, что Кьерла поймет причину. Тарниши были разгромлены. Теперь племя могло начать новую жизнь. Валориан не был настолько глуп, чтобы поверить, что дорога к ней будет проста, но начиная с этого момента, что бы не делало племя, оно будет делать это только для себя. И эта мысль радовала его.
Он заставил себя встать на ноги, пожал Гилдену руку в знак благодарности и медленно побрел к подножию холма, лошадь шла с ним рядом.
* * *
На небе была полная луна, и лето уже полноправно хозяйничало в природе, когда племя наконец оставило луг и направилось в свой последний путь вверх по дороге, ведущей к вершине Волчьего Прохода. Позади они оставили огромную насыпь, увенчанную копьями и цветами, где покоилось почти двести членов племени. Несколько повозок, следовавших в караване, были полны раненых, которые не могли двигаться самостоятельно. Стадо лошадей увеличилось почти вдвое. Число потомков Хуннула достигало теперь сотни. А в надежной теплой глубине материнских животов зрело еще по меньшей мере сто жеребят. Династия, заложенная черным жеребцом, брала бурное начало.
Когда люди взобрались выше в горы, печаль на их лицах смешалась с радостью. Сверкающие снегом горные пики возвышались над ними, ноздри щекотал резкий горный аромат. Далеко за полдень они миновали горный перевал, и все от мала до велика уставились на подернутые туманом земли к востоку, где им предстояло обрести свою новую родину.
Валориан твердо решил быть последним членом племени, который пройдет через перевал. Он остановил Хуннула на самой высокой точке скалистой дороги и следил, как последняя повозка, несколько всадников и воины охраны проезжали мимо и спускались по дороге вниз к широкому плоскому плато, где племя остановилось на ночь.
Даже если бы он очень постарался, он все равно не смог бы никому описать те чувства, которые владели им. Его существо превратилось в смесь воспоминаний, надежд, чувств, которые омывали его бесконечным, неподдающимся управлению потоком. Самое главное чувство, как он решил про себя, была признательность богине Амаре. Без Матери-Богини они по-прежнему влачили бы жалкое существование в Чадаре.
В сознании ярко вспыхнуло воспоминание об открытом им на далеком севере каменном храме, и он неожиданно решил, что племя начнет создавать свои новые законы и порядки прямо сейчас. Они соорудят памятник Амаре, символ проделанного ими пути и благодарности, которая вечно будет жить в их поколениях. Возможно, что это широкое плато как нельзя лучше подходило для этой цели.
В этот самый момент вокруг него закружился нежный ветерок, вздымая гриву Хуннула и развевая одежду Валориана. Он принес с собой непередаваемый аромат сладости и нежности, который Валориан уже чувствовал однажды. Цветок, который раздвинул камни. Сила жизни.
— Амара, — выдохнул он.
Ветерок пролетел мимо, лаская кожу лица. Он ощутил знакомое чувство полного комфорта и уверенности, которое наполняло его раньше в присутствии Амары, и он завертел по сторонам головой, пытаясь разглядеть ее.
Хуннул замотал головой, издавая приветственное ржание.
— Ты преуспел, сын мой, — прошептал ветер ему на ухо.
— Благодаря тебе, — отозвался Валориан.
Голос рассмеялся, словно ветер тронул листву деревьев.
— Я дала тебе в руки инструменты. А уж ты сам должен был решать, как ими воспользоваться.
Валориан почувствовал, как внутри у него потеплело от похвалы богини, но все же ему нужно было спросить у нее одну вещь.
— Правда ли, что мой дар ты передала и моему сыну?
— Им всем. И всем детям твоих детей тоже.
Слезы, неведомые до той минуты Валориану, наполнили глаза охотника. Богиня вручила ему великий дар, а он своей слабостью и глупостью разрушил его.
— Значит, горфлинг был прав, — прошептал охотник.
— Да, сын мой, и его проклятие нельзя изменить, потому что оно было произнесено бессмертным. Но я обещаю тебе. Не все из твоих потомков будут уничтожены. Нескольких я могу спасти, и когда придет надлежащее время, они вернут племени твой дар.
Он склонил голову и прошептал:
— Благодарю тебя.
И неожиданно закрутившись в порыве, ветер улетел, унося с собой аромат и чувство покоя. Валориан и Хуннул остались одни на перевале.
Вождь поднял руку в прощальном приветствии, а затем он верхом на черном жеребце навсегда оставил позади империю Тарниша и направился вперед, чтобы присоединиться к племени.
ЭПИЛОГ
Последние слова предания, рассказанного Габрией, мягко упали в тишину. Очень бережно она коснулась рукой щеки золотой маски, лежавшей у нее на коленях, а потом подняла голову и обвела глазами слушателей. Ее предание заняло несколько часов, но люди смотрели на нее внимательно, все еще находясь под впечатлением. Кое-кто начал потягиваться. Кто-то протер глаза, и приглушенные голоса прорезали тишину.
Но один человек продолжал смотреть на нее с таким выражением, словно вдруг понял правду, которую всегда знал, но не верил до этого самого момента.
Она нежно взглянула на него сверху вниз:
— В чем дело, Саварон?
Молодой человек сел, переводя глаза с нее на отца и обратно.
— Ведь это вы, правда? — с каким-то благоговейным страхом спросил он. — Это предание о вас.
Габрия взглянула на Этлона, и их глаза встретились. В них светилось понимание. В прошлом им самим не раз приходила в голову подобная мысль, но они не были настолько самоуверенны, чтобы поверить в такую возможность. Желания богов порой непостижимы и таинственны для простых смертных.
Но Саварон был совершенно ошеломлен подобной идеей.
— Все сходится, — вскричал он, вскакивая на ноги. Мама, ты и отец — прямые потомки Валориана. Вот почему вы обладаете даром творить чудеса. И это вы вернули магию назад в племя. Обещание Амары свершилось!
Габрия склонила голову, чтобы скрыть румянец, выступивший у нее на щеках.
— Возможно, — сказала она в ответ, приподняв пальцами маску Валориана так, что она была устремлена на Саварона. — Но если это так, сын мой, то наследие Валориана перешло и к тебе. — Она снова посмотрела на него, ее зеленые глаза сверкали, как два драгоценных камня. — Отнесись к нему с заботой и уважением, ибо это дар богов.
Саварон был больше не в силах сдерживать себя. С громким криком восторга он пролетел по залу и широко распахнул двери, чтобы приветствовать всех. Внутрь зала ворвался свежий воздух, и огонь факелов и ламп заплясал в его волнах. Снаружи раздалось ржание черной лошади породы хуннули, которая приветствовала молодого человека, торопясь ему навстречу. Помахав родителям рукой, Саварон вскочил в седло.
Всего лишь на одно мгновение Габрия подумала, что он очень похож на Валориана, когда сын скакал прочь по склону холма. А потом она улыбнулась сама себе и отложила в сторону маску глубоко почитаемого героя-воина.
Мэри Х. Герберт
Крылатая магия
Пролог
Меара поднял голову, навострил вперед свои стройные уши и повернул нос навстречу ночному ветру. Его ноздри широко раздулись от холодных запахов, доносившихся с ветерка. Зимний лагерь клана располагался неподалеку, в укрытии между двумя высокими, пологими холмами. Тяжелые запахи кожи, дыма, собак и людей были ясны во всех деталях чувствительному носу жеребца. Люди мирно спали, за исключением всадников, которые дежурили на страже вокруг рассеянных стад и большого скопления палаток, загонов, небольших хозяйственных построек и бревенчатого зала вождя, обозначавшего трелд, или зимний лагерь. Всадник возле стада меары, похоже, тоже дремал, потому что его голова склонилась на грудь, а лошадь стояла расслабленно.
Большой жеребец раздраженно фыркнул, его бока тряслись, как расплавленная бронза, от напряжения, которое он не мог определить.
Его выбрали на роль меары, или королевского жеребца, не только из-за его телосложения, красоты и скорости, но и из-за его страстного желания защитить своих кобыл. Какое-то неопознанное чувство в его разуме подсказывало, что что-то не так. Он еще не мог понять, что это такое, и это настолько встревожило его, что он побежал вверх по пологому склону и прочь от треда к месту, откуда он мог обозревать луга.
На подъеме он поднял голову навстречу холодному ветру. Весна пришла только по названию, и в воздухе висел толстый мороз. На восточном горизонте бледно-золотая полоса света возвещала наступающий день. Ветер снова зашевелился, шевеля тяжелую гриву меары.
Он глубоко вдохнул пронизывающий холод и уловил вкус чего-то нового на дуновении ветра. Появился намек на мягкость, слабый лучик тепла, которого не было раньше. Ветер подул с юга, и его кружащийся прилив нес пряный аромат Турических пустынь далеко за пределами реки Алтай и лугов Руад-эль-Башира. Жеребец почувствовал предстоящую перемену погоды так же отчетливо, как и холод, покалывающий в ноздрях.
Но он понял, что ветер не был предметом его беспокойства. Ветер был естественной частью его существования; чего-то другого там в ночи не было. Он снова вдохнул и на этот раз уловил другой запах. Оно было слабым и южнее трелда, но теперь его можно было безошибочно узнать: лошади, многие из них, и все чужие. Низкий звук прогремел глубоко в его груди.
Его шея выгнулась, как натянутый лук, он гарцевал по краю луга, где паслось его стадо, до другой вершины холма к югу от лагеря. Он остановился там, потому что запах стал сильнее и приближался. Он чувствовал и другие запахи: кожу, металл и тяжелый запах людей. Не члены клана. Эти мужчины пахли по-другому, пряно, как пустыня.
Теперь меара могла их слышать. Шаг странных лошадей внезапно перешел в галоп, а топот копыт стал все ближе. В предрассветном свете жеребец увидел, как лошади поднялись по дальнему склону длинной шеренгой и понеслись вниз по склону к спящему треду. Мягкий свет блестел на лезвиях множества мечей и на полированных наконечниках копий.
Повернувшись, меара проревел предупреждение своим кобылам. Он поскакал обратно к своему стаду, пока странные лошади грохотали по замерзшей траве. Где-то в лагере крикнул охранник. Потом еще один. Рог издал безумную высокую ноту. В прохладном утреннем воздухе раздались новые крики, и среди палаток начали появляться люди.
Все лошади на лугах теперь были начеку, подняв головы, наблюдая за приближающимися неизвестными всадниками. Новоприбывшие издали громкий крик, когда их лошади достигли первых палаток в южной части лагеря. Внезапно послышались крики, а ветер стал пропитан запахом крови. Лошади испугались. Только меара не обратила на это внимания. Его единственная мысль была о своем стаде. Подобно торнадо, он пронесся по пастбищу, ревя и огрызаясь на кобыл, заставляя их двигаться.
Их не нужно было уговаривать. Ржав от страха, они галопом помчались впереди своего короля, прочь от крови и паники, к открытым лугам. Ни один всадник не пытался их остановить, поскольку стражники лихорадочно скакали обратно к трелду.
Еще один звук рожка прервал нарастающий шум криков, визгов и звона оружия. Меара колебался, вызванный смутными воспоминаниями о своих молодых годах, когда его готовили к бою. Песня рога вождя когда-то была важным сигналом для его разума. Его шаги замедлились, и он повернулся, чтобы оглянуться назад. В рассветный день он увидел, как трелд погрузился в хаос. Незнакомцы были повсюду, их мечи поднимались и опускались среди борющихся людей клана.
Женщины и дети разбросаны повсюду, и люди яростно сражались, защищая свои дома. Уже дым и пламя поднялись из зала вождя.
Жеребец протрубил о вызове. Он ждал, пока рог вождя прозвенит снова, не подозревая, что рог сломан в кровоточащей руке умирающего вождя. Ожидание стало невыносимым, страх за кобыл слишком велик. Жеребец отвернулся от убийства и поскакал за убегающими лошадьми, ведя их в безопасное место на открытых равнинах Рамтарина.
Ветер дул с юга три дня, ревел с первыми весенними фанфарами по замерзшим равнинам. Это был мечущийся, кувыркающийся, шумный ветер, огромный теплый океан воздуха, который раскачивал деревья, кружил засохшую на зиму траву и непреодолимым потоком несся над далекими холмами. Его тепло стерло остатки снега и наполнило долины колеблющимся блеском воды.
В зимних трелях одиннадцати кланов Валориана жители клана вытряхивали коврики и постельные принадлежности, проветривали палатки и радовались смене времен года. Лошади кланов подняли морды навстречу несущемуся ветру и наполнили ноздри теплым, сухим дыханием пустынь далеко на юге. Кобылы терпеливо ждали, зная, что скоро роды, но молодняк кинулся наперегонки с диким ветром.
В ярко-голубом небе над высоким плато Моя Тура одна лошадь не просто подняла пятки по ветру. Кобыла хуннули, черная, как обсидиан, подбежала к крутому краю нагорья и кинулась навстречу ветру. На мгновение она поджала передние ноги и приземлилась на скалистое основание в нескольких сотнях футов ниже. Ее наездница, молодая женщина с волосами, такими же черными, как хвост ее Хуннули, издала резкий крик восторга; затем лошадь расправила крылья и поднялась высоко в поток.
Крутясь, паря, с радостным сердцем, лошадь и всадник летели вместе с весенним ветром в ярком, чистом свете утреннего солнца. Они направились на юг на волнах воздуха в течение нескольких часов, пока кобыла не промокла от пота, а суровые горы Химачал не поднялись крепостной стеной справа от них. На юге, где продолжал реть ветер, холмистые луга растворялись в серо-голубом горизонте.
Молодая женщина, Келин, поняла, что пора возвращаться домой, но какое-то время смотрела на юг, на ветер. На юге лежал Дангари Трелд и река Исин, а еще дальше лежал зимний трельд клана Хулинин, дом ее родителей, лорда Этлона и леди Габрии.
Келин несколько раздраженно пожала плечами. Три или четыре года назад она и представить себе не могла, что уедет так далеко от дома и будет так сильно скучать по родителям. Девочкой она избегала родительской любви и заботы, как упрямый ребенок отказывается от кислого напитка. Только когда она вышла замуж и переехала за двести лиг от Мой Туры, она осознала, как много времени и мудрости ее матери и отца ей не хватает.
«Было бы здорово», — сказала она, не подозревая, что высказала свою задумчивую мысль вслух.
Кобыла Хуннули, лошадь, происходящая от древней и почитаемой породы, насторожила уши. Что было бы здорово? — спросила она безмолвным телепатическим общением, которое связывало всех хуннули с их всадниками.
Келин вышла из задумчивости и рассмеялась собственным размышлениям. «Чтобы снова увидеть своих родителей. Прошло так много времени; Я просто подумал, как было бы здорово продолжить полет на юг и удивить их визитом.
Кобыла Демира фыркнула. Это было бы сюрпризом. Особенно Рафниру. Он ожидает, что вы поможете с колодцами сегодня днем.
Это напоминание вызвало гримасу на загорелом лице Келин. Неожиданно утренняя радость угасла, и она пробормотала сквозь зубы: «Я просто немного устала от этой развалины».
Словно эти слова прорвали плотину, ее разочарование бесконтрольно нахлынуло, как желчь в горле. Келин яростно замотала головой, пытаясь отказать им. На что ей было злиться? У нее была самая чудесная лошадь в мире, крылатая кобыла, которая могла доставить ее в любое место, куда бы она ни пожелала. У нее был муж, который ее обожал, родители, которые любили ее, а также редкий и одаренный талант целителя, который сделал ее одной из самых уважаемых женщин в кланах. Погода была великолепная, приближалась весна, и эта летающая поездка была всем, о чем она когда-либо мечтала. Так почему же, спрашивала себя Келин, почему я чувствую себя такой неудовлетворенной?
Она размышляла над этим вопросом, пока Демира летела домой по северному пути ветра. По правде говоря, решила Келин, ее разочарование не было чем-то внезапным, вызванным мыслью о родителях или напоминанием о неприятной работе. Он нарастал слой за тонким, хрупким слоем в течение довольно долгого времени, и это ее беспокоило.
В конце концов, она слишком хорошо знала разочарования и неудачи. В детстве она была искалеченной и своенравной, боявшейся собственной силы и слишком упрямой, чтобы просить о помощи. Затем, три года назад, во время ежегодного летнего собрания кланов, старое зло вырвалось на свободу, и смертоносная чума поразила жителей клана. В отчаянной попытке помочь Келена, ее брат Саварон, его друг Рафнир и несколько других магов отправились вместе с колдуном Сайедом в запретные руины Мой Туры, чтобы найти старые записи исцеления, которые могли бы помочь спасти кланы.
В разгар монументальной трагедии Келин выросла компетентной и заботливой женщиной. Она научилась принимать свои сильные и слабые стороны и максимально использовать свой дар сочувствия и магии. С помощью Рафнира она дала крылья Демире; она подружилась с Коргом, колдуном в образе каменного льва, охранявшим Мой Туру; и она научилась использовать целебные камни, которые помогали ей лечить умирающих людей.
Когда мертвых похоронили и жизнь клана стала возвращаться к какому-то подобию нормальной жизни, Келин и Рафнир отвезли ее родителей в Мой Туру и сделали поразительное предложение: они хотели восстановить город. Келин до сих пор помнила волнующее волнение и предвкушение их надежд и мечтаний. Это была бы грандиозная задача, но их вдохновил собственный оптимизм и вновь обретенная зрелость.
Это было три года назад.
Светлая мысль Демиры насмешливо прервала ее размышления. Вы имеете в виду эту руину?
Келена взглянула вниз и увидела, что они уже достигли огромного плато, на плоской вершине которого находились руины Мой Туры. — Пока не приземляйтесь, — сказала она.
Кобыла услужливо расправила крылья, чтобы поймать поднимающийся сквозняк, и лениво кружила над городом.
Келин вздохнула. С этой высоты птичьего полета смотреть, конечно, особо не на что. С земли тоже было не на что смотреть, даже после трех лет бесконечной работы. Моя Тура оказалась более сложной проблемой, чем она или Рафнир предполагали.
Когда-то Мой Тура был жемчужиной царства кланов и центром мудрости и обучения.
Обладатели магии, эти люди произошли от героя-воина Валориана и родились с талантом владеть невидимой, данной богами силой магии, и построили город.
Но с годами кланы стали бояться и подозрительно относиться к силам колдунов. Одним кровавым и жестоким летом люди клана восстали против своих магов и убили всех, кого смогли найти. Некоторые скрылись, но Мой Тура был сровнен с землей, а магия была запрещена под страхом смерти. Так оно и оставалось более двухсот лет.
«Пока не пришла Мать», — подумала Келин с внезапной усмешкой. Она все еще не была уверена, как леди Габрии это удалось. Габрия столкнулась с невероятными трудностями, включая резню всего своего клана и сопротивление вождя клана, ставшего колдуном, и каким-то образом вернула магию в признание клана. Именно ее решимость, сила и смелость позволили Келин оказаться там, где она была.
«Но где я сейчас?» Келин спросила небо над головой.
Я верю, что ты со мной над Моей Турой, - ответила Демира за безоблачное небо. Когда Келин не ответила на ее поддразнивающий юмор, кобыла быстро оглянулась. Вы сегодня, конечно, задумчивы.
Руки Келин сжали кожаное летное снаряжение, которое сделал для нее Рафнир. Это была единственная одежда, которую носили хуннули. «Этим утром было весело, Демира. Мне нужно это.”
Но это не помогло.
Келина фыркнула от отвращения. «Моя Тура по-прежнему представляет собой не более чем груду развалин. На каждое здание, которое мы сносим или восстанавливаем, приходится сделать еще сотню. Мы не можем получить достаточно помощи. Никто не хочет покидать свой комфортный клан и переезжать в холодную, продуваемую сквозняками, населенную призраками груду камней, а после чумы не хватает даже магов, чтобы обойти кланы, не говоря уже о переселении Мой Туры. Вожди кланов нас не поддержат. И где, во имя Амары, городские колодцы? Корг сказал нам, что там были цистерны, но не мог вспомнить, где именно.
Почему мы не можем их найти?»
Келин потрясенно замолчала. Она не собиралась взорваться такой вспышкой; оно только что вылилось, вероятно, ослабленное первым вкусом весны после долгой зимней тяжёлой работы.
«На самом деле вы многого добились», — холодно и буднично напомнила ей Демира. Вы изучили ремесло исцеления, вы опытная волшебница и единственная женщина в клане, которая делает внутренний цикл.
Келин рассмеялась над этим. «Внутренний цикл» — это трюк, который они с Демирой однажды проделали. Это напугало их до смерти и повергло Рафнира в приступы ярости из-за их безрассудства. Он быстро сконструировал летательную систему, которая удерживала Келин на спине Демиры, и запретил им летать без нее. Келин пришлось признать, что это оказалось очень полезным.
— Если посмотреть на это с этой точки зрения, ты прав, — признала Келин.
Но Демира знала все нюансы речи и характера своего наездника. Вас беспокоит не только город, не так ли? Вы были там всего три года. Вы знали, что он не вырастет в одночасье.
— Нет, — сказала Келин ровным голосом. «Это не просто город». Она не могла продолжать. Остался один страх, который она не могла выразить словами, одна пустота внутри нее, которая болела холодным страхом и делала все труднее противостоять любой другой неудаче. В конце концов, какой смысл строить дом, если в нем нет детей? Она ничего не сказала Рафниру о своей неспособности рожать детей, а он ей, но она почувствовала его разочарование и беспокойство так же остро, как и свое собственное.
Возможно, именно поэтому ее охватило такое желание снова увидеть леди Габрию. Ее мать с любовью и сочувствием выслушает ее тревоги и, возможно, сможет подсказать что-то, что Келин упустила из виду. К сожалению, в Моей Туре было слишком много дел, чтобы даже думать о поездке в Хулинин Трелд.
Девушка снова вздохнула. Кланы соберутся в Тир Самоде через три месяца. Возможно, Рафнир согласится поехать в этом году. Им нужны были различные инструменты, травы и продукты питания, которые даже магия не могла предоставить, и они могли использовать время, чтобы поговорить с другими магами. Наверняка нашлись немногие, кто был бы готов протянуть руку помощи Мой Туре. Затем Келин могла поговорить со своей матерью и поделиться своими тревогами. До этого времени ей придется набраться терпения. Как отметила Демира, ни города, ни дети не выросли за одну ночь.
Келин собиралась попросить Демиру приземлиться, когда хуннули повернули голову на юг. «Кто-то идет», — объявила она.
Настроение Келин немного улучшилось. Всегда было приятно увидеть кого-то нового. “ВОЗ?” она спросила.
В ответ кобыла отклонилась от руин и пошла по бледной тропе старой южной дороги, пересекавшей вершину плато. На краю холма тропа обрывалась и спускалась к нижним лугам. Он там, на нижней тропе. Скоро.
Тогда Келина увидела его: всадника на черной лошади, скачущего галопом к подножию плато. Ее сердце забилось чаще, когда она узнала цвет плаща его клана. Каждый клан имел свой собственный цвет, по которому можно было идентифицировать своих членов, цвет, который всегда окрашивался в удобные и универсальные плащи, которые носили люди. Этот всадник, направлявшийся, очевидно, к Моей Туре, носил золотисто-желтый хулининский костюм.
По просьбе Келин Демира приземлилась на вершине тропы и подождала, пока всадник поднимется на плато. Келин старалась не ерзать, но все же не могла не напрячься и посмотреть через край. Ее родители не часто посылали гонцов, только когда новости были важными. Она также размышляла о совпадении своего желания навестить родителей и прибытия их гонца в то же утро.
Наконец прибыл всадник, его хуннули запыхались и потели. Он поднял голову на приветствие Келин и ухмыльнулся очень усталым и пыльным ответом. Жеребец преодолел последние несколько футов склона, достиг вершины тропы и благодарно остановился рядом с Демирой.
«Келена! Мне показалось, что я увидел большого черного стервятника, парящего над этими мертвыми руинами». Обветренное лицо всадника сморщилось вокруг зеленых глаз.
Демира возмущенно фыркнула.
— Венег, — обратилась Келена к жеребцу Хуннули. — Как ты его терпишь?
Он груб только с теми, кто ему нравится. — Всех остальных он игнорирует, — ответил Венег с усталым добродушием.
Молодая женщина рассмеялась. — Гални, он слишком хорошо тебя знает. Она остановилась, впервые осознав утомленную бледность мужчины, его грязную одежду и почти пустые дорожные рюкзаки на спине Хуннули. Эти двое путешествовали долго и упорно. «Мои…» начала она говорить.
Гэлни поспешил ее заверить. «Лорд Этлон и леди Габрия в порядке и передают вам привет. Моё послание — плохая новость, но оно предназначено для Сайеда и Рафнира, а также для тебя».
— Тогда сохрани свои слова и скажи их один раз перед всеми нами. Она указала на север, в сторону города. “Приходить. В Мой Туре есть и еда, и напитки, и достойный прием.
Бок о бок двое хуннули медленно ехали по старой дороге, ведущей в город. Такой темп дал Келин немного времени, чтобы изучить мужчину рядом с ней. Гэлни была дальней родственницей своего отца. Это был молодой человек, временами опрометчивый, но обладающий бесстрашной храбростью, которая помогла ему преуспеть в изучении магии. У него были жесткие желтые волосы, подстриженные намного короче, чем она помнила, полные зеленые глаза и тонкий рот, который, казалось, всегда приподнимался в причудливой улыбке. Она также заметила, что у него на шее, чуть ниже уха, была недавно зажившая рана.
Они ехали молча, пока не достигли разрушенных стен некогда великого города колдунов. Когда они приблизились, Келин взглянула на Гэлни, чтобы увидеть, какова будет его реакция. Она уже привыкла к огромному входу, но новички всегда производили впечатление. Гални не был исключением.
Лошади перешли на шаг, и Гэлни пробежал глазами по отремонтированной каменной кладке, одобрительно насвистывая. Келин улыбнулась. Она, Рафнир и Корг очень усердно работали над восстановлением старых врат. Хоть это и был один из четырех входов в Моя Тура, но пока единственный, который они отремонтировали. Большинство посетителей приходило по южной дороге к этим воротам, и Рафнир хотел произвести на них хорошее первое впечатление. Ворота представляли собой огромный арочный проем между двумя мощными башнями. Обе башни были перестроены до декоративной каменной кладки вокруг оборонительных зубцов. Дорогу отремонтировали и заложили новыми каменными плитами, арку очистили от многосотлетней грязи и старого мусора, а над аркой висело золотое знамя.
Самым лучшим, по мнению Келин, было восстановление двух каменных львов, которые когда-то охраняли ворота. Пригнувшись к постоянному вниманию, звери стояли по обе стороны дороги и пристально смотрели глазами, украшенными красными драгоценными камнями, на путников, приближавшихся к городу.
Гэлни посмотрел на обоих львов и покачал головой. «Они великолепны». Лошади вместе прошли через ворота, и юноша махнул рукой на каменную арку. «Это какой-то показатель вашего прогресса в городе?»
Келин протянула руку и провела пальцами по холодному гладкому камню. Старые чары в воротах были все еще нетронуты — однажды они спасли ей жизнь — и она почувствовала, как их древняя сила покалывает на кончиках ее пальцев. Она черпала силу в их присутствии, силу, которая сохранялась на протяжении поколений, и загоняла свои собственные разочарования и тревоги обратно в темные уголки своего разума, откуда их вытряхнул ветер. Улыбаясь теперь, она выехала на Демире из тени камня на солнечный свет и указала на городские стены, которые все еще лежали в руинах.
— Ну нет, — признала она. «Это больше похоже на остальную часть города. В последние несколько лет у нас были некоторые проблемы. Члены клана утратили искусство обработки камня.
Она не стала вдаваться в подробности, позволив Гэлни убедиться в этом самому. Окраины города вдоль стен были еще нетронуты. Здания лежали грудами руин там, где их оставили нападавшие и стихия. В этой части Моей Туры расчищена и отремонтирована только главная дорога. Остальные руины, населенные ветрами, остались такими же, какими они были со времен Чистки.
Пока они ехали, Гэлни молчал. Его глаза бегали туда-сюда по опустошению и медленно наполнялись удивлением. — Как ты можешь здесь жить? - спросил он. «Все это меня бы слишком угнетало».
Его выбор слов поразил Келин, и она открыто призналась: «Иногда меня это тоже угнетает».
— Тогда почему ты остаешься здесь? Почему бы тебе не вернуться домой?» — спросил Гэлни, озвучивая вопрос, который, как Келин была уверена, задавался многим людям.
Прежде чем она успела дать разумный ответ (если он вообще был), лицо Гални превратилось в выражение восторга. Они ехали по одной из главных дорог, ведущей в центр города, где когда-то стояли основные общественные здания. Одно из таких зданий возвышалось слева от дороги, возвышаясь среди разрушенных костей соседей.
Это был храм, построенный триста лет назад во славу священной четверки богов, которой поклонялись кланы. Корг перед своей смертью восстановил храм в качестве подарка Келене и Рафниру. Из последних сил, прежде чем его изношенное и старое тело увяло, он использовал свои знания и магию, чтобы вернуть большому храму его прежнее великолепие. Теперь, сияющее на солнце, белое мраморное здание представляло собой достойный памятник Коргу и его желанию защитить и восстановить свой город. Когда он умер, Келена и Рафнир похоронили его у подножия большого алтаря, украшавшего центральное святилище.
— А я думал, что ты починил только ворота, — засмеялся Гэлни, явно впечатленный.
Келин, наблюдая за восторгом кузины, впервые за долгое время снова взглянула на храм. Она так привыкла работать над другими разрушенными зданиями, что на мгновение забыла, насколько прекрасен этот. Она кивнула и подумала о своем друге Корге. Спустя два года после его смерти она все еще сильно скучала по нему. «Это Храм Богов», — объяснила она. «Корги надеялись, что они благословят наши усилия здесь, в городе, если мы восстановим их священный храм».
— А они есть?
— Более или менее, — сухо ответила Келин. — Пошли, Рафнир уже должен быть в нашем доме.
Гэлни не ответил и последовал за Келин и Демирой по дороге, мимо каменной стены и нескольких груд обломков, к широкой центральной площади города. Огромное открытое пространство в самом сердце Мой Туры когда-то было рынком и местом сбора всей общины. Его широкое пространство было вымощено гранитными плитами, а в центре, где сходились четыре главные дороги города, высокий черный обелиск возвышался почти на двадцать футов в воздух. На вершине обелиска висело солнце с золотыми лучами, эмблема богини Амары.
Келин наблюдала, как колдун Хулинин оглядывал город своих предков, и видела едва уловимую перемену выражения на его лице — от благоговения к гневу. Это была перемена, которую она видела на лицах многих магов. Было бы очень трудно ничего не чувствовать. Ярость, унесшая жизни целого населения, все еще безмолвно очевидна в разрушенных руинах старой площади, где скелеты стен и полые фундаменты выстилали открытое пространство.
Величественный Зал Чародеев продемонстрировал сильнейшую ярость нападавших, поскольку на его оскверненных останках все еще были безошибочные следы тепловых переломов и следов большого пожара. Из рассказа Корга было известно, что нападавшие бросили сотни тел в горящий Зал Чародеев — и Келин этому поверила. Двести лет в этой полузасушливой стране не хватило времени, чтобы полностью стереть куски пепла, остатки костей и черные пятна сажи, все еще лежавшие в трещинах и расщелинах разрушенных камней зала. Она и Рафнир не предприняли никаких попыток восстановить какую-либо часть старого фундамента.
Но если площадь была местом трагедии, она также была центром возвращающейся жизни – пусть и малой, но жизни, тем не менее. Отвернувшись от мертвого зала, Келин указала Гэлни на переулок, где он мог видеть несколько отреставрированных зданий недалеко от площади. На углу улицы, напротив площади, стоял приличный дом, полностью перестроенный и блестевший на солнце, как жемчужина среди хлама. Это был дом, который Келена и Рафнир выбрали, когда переехали в Мой Туру. Широкий, открытый и просторный, он был удобным жилищем для людей, привыкших жить в тесных передвижных палатках. Келин потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться к различиям в ведении домашнего хозяйства, но теперь она полюбила этот дом и назвала его своим домом.
Усталое лицо Гэлни просветлело, когда он увидел это.
«На этой улице есть зал для гостей», — сказала ему Келин. — Если хочешь, можешь оставить там свои вещи и прибраться, пока я найду Сайеда. Рафниру следует быть в туалете, чтобы пообедать в полдень. Присоединяйтесь к нам там. Если Венег захочет отдохнуть, рядом с гостевым залом есть конюшня, или он может присоединиться к другим лошадям в поле.
Рот Гэлни приподнялся в причудливой улыбке. «Гостевой зал, да? Сколько у вас здесь людей?»
«Недостаточно», — честно ответила Келин. «Мы построили гостевой зал для людей, которые приходят, но не хотят оставаться. На данный момент у нас есть три историка из Пяти Королевств, архитектор из Пра Деша, который помогает нам учиться строить, два барда, два целителя, несколько изгнанников, пытающихся вернуться в кланы, и священник из Клана. Дангари. Остальным нашим резидентам, постоянным, всего восемнадцать.
Гэлни поморщился от холодных цифр. Даже он, как новичок, мог видеть, что восемнадцати постоянных жителей — независимо от того, сколько у них гостей — недостаточно, чтобы создать жизнеспособную колонию. Он поблагодарил ее за информацию и направил своего жеребца по дороге к залу для гостей.
Демира побежала через площадь к Залу Волшебников. Келене не нужно было говорить ей, где найти отца Рафнира. Сайед ходил в одно и то же место почти каждую свободную минуту с тех пор, как приехал сюда почти два года назад. Кобыла обошла старый фундамент, пошла по главной дороге и свернула налево, на разрушенные улицы к западу от зала.
До чистки этот район был одним из лучших жилых районов города. В то время как несколько домов были уничтожены пожаром, охватившим зал, многие другие дома были просто разграблены и оставлены гнить.
Однажды из любопытства Сайед решил посмотреть, что он сможет найти в руинах. Под развалинами и руинами он был очарован, обнаружив множество артефактов золотого века Мой Туры и, что самое важное, несколько драгоценных реликвий и свитков, оставленных самими магами. С тех пор он занимался раскопками.
Хотя некоторые посетители считали работу Сайеда довольно легкомысленной по сравнению с восстановлением и повседневными делами, Рафнир и Келин сочли его самозванную задачу неоценимой. Полезные предметы хранились в колонии, магические реликвии отправлялись в Габрию, а найденные в хорошем состоянии драгоценности и редкие предметы охотно продавались многочисленным представителям клана, интересующимся их прошлым, или продавались купцам из Пра Деша, отклонившимся от основных караванных путей. посетить город, который когда-то был запрещен. Деньги, собранные Саедом, в свою очередь, пошли на покупку скота и необходимые припасы для крошечной колонии.
Несмотря на то, что некоторые из них были обладателями магии, жители Мой Туры не могли использовать магию, чтобы обеспечить все, что им нужно. Живые существа, такие как овцы с шерстью или рабочие лошади, не могли быть созданы, а незнакомые вещи, такие как столярные инструменты или каменное оборудование, не могли быть воспроизведены, пока у них не было под рукой чего-то для изучения. Они также знали, что не смогут эффективно действовать, если будут постоянно использовать магию. Дар богов был безграничен, но возможности смертных его использовать — нет. Владение магией было утомительным, а иногда и опасным, и колдуны давно поняли, что физический труд в сочетании с разумным использованием магии — самый безопасный и эффективный способ выполнить работу.
В то утро Сайед в выполнении своей задачи полагался на простые мускулы. Келин и Демира нашли его в комнате без крыши некогда роскошного дома. Солнечный свет лился на руины, омывая упавшие камни и гниющие балки пола теплым золотистым светом. Молодая женщина соскользнула с лошади и высунула голову через большую щель в стене. Она увидела, как Сайед осторожно вынимал куски камня один за другим из кучи у дальней стены. Разгоряченный после работы, Сайед снял тунику и носил только леггинсы и кожаные ботинки.
Келин ухмыльнулась его бронзовой спине. Все еще стройный, прямой и энергичный в свои сорок четыре года Сайед был достаточно красив, чтобы привлечь большинство женщин. Ростом чуть ниже среднего, у него была короткая, аккуратно подстриженная борода и острые, пронзительные черные глаза.
Когда-то его лицо и глаза были наполнены весельем и озорным добродушием, пока чума не поразила кланы и не забрала его любимую жену Тэм. Не вынеся воспоминаний и печали о ее кончине, он оставил Хулининых жить с сыном и Келин в Мой Туре. Он взял с собой только животных Тэма, своих хуннули и неистовое желание похоронить свое горе тяжелым физическим трудом. Он нашел много занятий в руинах города.
Вокруг Сайеда слонялись несколько собак и одна белая кошка, терпеливо ожидая его внимания. Собаки виляли хвостами, приветствуя Келин; белая кошка подняла голову с драгоценно-зелеными глазами и тихо мяукала.
Колдун повернул голову, чтобы поприветствовать Келин. Они сблизились с тех пор, как она спасла ему жизнь три года назад, но Келин чувствовала глубокое, болезненное одиночество в своем тесте, которое еще ничто не могло заполнить.
«Келин, ты вернулась!» - воскликнул он голосом, полным волнения. — Пойди посмотри, что я нашел.
Женщина еще мгновение продержала свое сообщение и поспешила посмотреть, что он обнаружил.
«Под этой кучей старый сундук», — объяснил Сайед. «Хороший вариант, насколько я вижу. Оно все еще цело». Он улыбнулся — вспышка белизны под пылью и черной бородой. Стоимость предметов его не интересовала. Ему нравилось раскрывать тайны, узнавать тайны прошлого, открывать новые предметы, которые могли бы пригодиться. Он понятия не имел, что было в сундуке, который он нашел, и ему не терпелось узнать.
Келин не хотелось его разочаровывать, но усталость и настойчивость в поведении Гэлни заставили ее сказать: «Мне очень жаль, но Гэлни здесь с посланием от Отца к вам и Рафниру».
Сайед медленно выпрямился, предвкушение исчезло с его лица. Без дальнейших вопросов он потянулся за своей туникой. Собаки вскочили на ноги. Он подхватил кошку и быстро последовал за Келин и Демирой обратно на площадь, собаки следовали за ним по пятам.
Добравшись до дома, они обнаружили Гаални, выглядевшую несколько чище, и Рафнира, стоящего в саду за домом. В начале сезона в саду ничего не цвело, но в этот теплый ветреный день здесь было приятно посидеть, поесть и поговорить.
Келин была рада видеть, что Рафнир уже принес хлеб, сыр, вазу с фруктами и кувшин эля. Гэлни с удовольствием налил себе еды.
Внезапно молодой человек прервал трапезу и в изумлении уставился на Келин. «Ты не хромаешь!» — пробормотал он через набитый рот хлеба.
— Конечно, я не… — Келин замолчала и просияла. Она не видела Гэлни три года. Откуда он мог знать, что она сделала со своей искалеченной ногой? «Я использовал заклинание, подобное тому, которое использовал Лорд Медб, и выпрямил кости лодыжки и стопы. Это не идеально, но теперь я могу ходить без боли».
Удивление Гэлни сменилось восторгом, и он заставил ее ходить взад и вперед, чтобы полюбоваться ее изящной походкой. «Почему кто-нибудь не попробовал это заклинание раньше?» он спросил.
«Никто не умел работать с такими сложными костями, пока мы не нашли записи целителей здесь, в городе, а мама не хотела рисковать экспериментировать на собственной дочери». Она остановилась рядом с Рафниром, чтобы быстро его обнять. Его рука обвила ее талию и осталась там, сильная и успокаивающая на ее спине. «Рафнир дал мне силы попытаться», — продолжила она, и ее тон стал дразнящим. «Ему нужен был кто-то целостный, чтобы подняться на эти высокие башни, потому что он боится высоты».
Рафнир усмехнулся и протянул Келин кружку эля. Все четверо устроились поудобнее на низких сиденьях, и пока остальные ели, Гэлни передал им свое послание.
— Сколько новостей с юга ты здесь услышал? — спросил он первым.
— Достаточно немного, — ответил Рафнир. «Большинство наших посетителей либо были здесь какое-то время, либо принадлежали к северным кланам».
— Значит, вы не слышали слухов о войне с туриками.
Сайед выпрямился на своем месте, его темные глаза были острыми, как острия кинжала. Он был полукровкой, которого воспитывал его отец-турик, пока отец не отверг его из-за врожденного таланта к владению магией. Хотя он прожил с кланами своей матери более двадцати пяти лет, в дальних уголках своего сердца он все еще был Туриком.
«Проблемы на границе начались прошлой осенью», — продолжил Гэлни. Он наклонился вперед и оперся локтями на колени, и вся радость исчезла с его лица. «Поначалу все было умеренно — украдено несколько лошадей, ограблены путешественники — ничего необычного, и никто не пострадал. Мы думали, что это всего лишь несколько разбойников, но набеги зимой не прекращались, как это обычно бывает. Они становились все хуже и смертоноснее. Вилфлинг Трелд, Ферганан Трелд и Шадедрон Трелд подверглись серьезным нападениям со стороны большой и хорошо организованной банды. Буквально в прошлом месяце караван, возвращавшийся на север через реку Алтай, попал в засаду. Все в партии были убиты. Рейдеры дошли даже до Хулининских пастбищ на севере.
Келин пошевелилась. — Вот так тебя ранили?
Гэлни автоматически коснулся нового шрама на шее. «Я был в группе всадников, которые вели годовалое стадо на луга Голубой горы, когда на нас напали. Стрела пронзила мою шею. Венег спас меня, но мы не смогли спасти ни людей, ни лошадей». Его глаза потемнели, когда он сказал: «Лорд Этлон в ярости. Он призвал к экстренному созыву совета и обратился к Шар-Джа с просьбой встретиться с лидерами кланов в Скале Совета, чтобы уладить эти пограничные столкновения, прежде чем эмоции выйдут из-под контроля».
— Вызывали ли других вождей? – спросил Рафнир.
«Я уже был в Бахедине, Амноке и Гелдринге. Они идут. Ты моя последняя остановка».
Рафнир и Сайед переглянулись. Шар-Джа был правящим главой тюрских племен. Если Этлон счел необходимым встретиться с ним, ситуация на юге была мрачной.
— Шар-Джа согласился? – спросил Сайед. Нынешний Шар-Джа занимал трон туриков девятнадцать лет, и за все это время между племенем и кланом никогда не было серьезных разногласий. Сайеду показалось довольно странным, что сейчас назревают проблемы.
Гэлни ответил: «Мы еще не получили сообщения, когда я ушел, но Шар-Джа всегда был тверд в своей дружбе с кланами. Вожди думают, что он придет. Вот почему лорд Этлон просит вас троих присоединиться к нему на совете. Ему нужен ваш опыт, и, как он сказал, «присутствие трех более могущественных магов не повредит».
Келин молчала и размышляла над эмоциями, которые пронеслись в ее голове от новостей Гэлни. Больше всего ее возмущала жадность и дерзость туриков. Мир с туриками всегда был непростым делом, но он существовал уже несколько поколений, и рисковать им ради скота и грабежа было безумием. В чем был смысл? Тюрики были многочисленным и процветающим народом. Их царство простиралось на сотни лиг, от гор Абсаротан через равнинные луга Руад-эль-Башир до моря Таннис, от реки Алтай до пустыни Кумкара далеко-далеко на юге. У кланов было очень мало того, чего не было у туриков. Так почему же соплеменники хотят вызвать недовольство своих соседей? Были ли налетчики из нескольких недовольных племен вдоль границы, или вся турическая нация готовилась захватить Равнины Рамтарина?
Взгляд Келин обратился к Рафниру. Даже имея мужа наполовину турика и тестя наполовину турика, она очень мало знала о южных племенах. Однако эмоции на открытом лице Рафнира были достаточно ясными. Здесь еще слишком многое нужно было сделать: нужно было найти цистерны, несколько имевшихся у них племенных кобыл скоро жеребят, грядки с травами и огородами, запланированные Келин, нужно было вспахать и засадить, а новую кузницу собирались ввести в эксплуатацию. операция. Как можно было оставить все это для путешествия, которое заняло бы как минимум несколько месяцев?
Келин тоже чувствовала его разочарование, но глубоко в сердце, в небольшом пространстве, отведенном для себя, она нашла приятное облегчение от того, что, возможно, все-таки сможет увидеть леди Габрию. Затем ее мысли остановились, и она спросила Гэлни: «Почему отец хочет, чтобы я пришла? Я не говорю по-тюрикски, как Рафнир или Сайед, и на совете я действительно не нужен.
«Твоя репутация волшебницы-целительницы распространилась за пределы наших границ», — ответил Гэлни. «Ходят слухи, что Шар-Джа заболел неизвестной болезнью. Его посол, получивший наше послание, намекнул, что Шар-Джа может прийти на встречу, если вы приедете, чтобы допросить его.
Темные глаза Келин расширились. — У племен нет собственных искусных целителей?
— Их десятки, — сказал Сайед, внезапно вставая на ноги. — Но таких, как ты. Он протянул ей руку. “Ты пойдешь со мной? Ты и Рафнир? Приходите посмотреть на людей моего отца».
Она взглянула на него и заметила на его лице проблеск живого интереса, которого она не видела уже много лет. Рафнир, должно быть, тоже это заметил, потому что он встал и сжал руку отца.
У Келин не было предчувствия предстоящих событий, не было видения катастрофы или укола большого пальца, чтобы предупредить ее. Она чувствовала только потребность служить — и предвкушение путешествия к Хулинину. Она взяла протянутую руку Сайеда и сказала Гэлни: «Мы придем».
Келене, Рафниру и Сайеду потребовалось два дня, чтобы собрать вещи и выполнить свои непосредственные обязанности в Мой Туре. Жители и некоторые гости были встревожены их отъездом и причинами его, но все трое поклялись вернуться как можно скорее и оставили руководство крохотной общиной в умелых руках Банна, вдовца средних лет, колдуна, и строитель новой кузницы. Сайед также очень неохотно оставил своих собак и кота Тэма на попечение счастливого сына Банна.
В сопровождении Гаални трое волшебников сели на свои хуннули в тусклом свете холодного рассвета и покинули Мой Туру, чтобы отправиться в путешествие к реке Голдрин, где им предстояло встретиться с лордом Этлоном и делегацией Хулинина.
Теплый, порывистый южный ветер накануне утих, открыв путь к перемене погоды. Воздух стал влажным и прохладным; огромная арка открытого неба превратилась в свинцовый потолок из низко висящих облаков. Дождя еще не было, но лошади чуяли его, тяжелый и душный в утреннем воздухе.
Всадники поплотнее натянули свои золотые плащи, а хуннули галопом направились через плато к дороге, ведущей вниз к равнинам. На краю плато остальные три лошади замедлили ход, чтобы спуститься по крутой тропе, а Демира помчался вперед один. Подобно огромному черному орлу, она перелетела через острый край и взлетела в воздух. Она не могла идти галопом час за часом с бесконечной легкостью других хуннули, поскольку ее более легкие ноги и тело, а также большие крылья слишком затрудняли дальний бег. И все же, подхваченная невидимой рукой воздуха, она мчалась по холмистым равнинам гораздо быстрее любого наземного существа.
Она небрежно повернулась над головой, ожидая, пока остальные доберутся до нижней тропы. Когда три жеребца пустились в галоп по ровной местности, крылатая кобыла повернула на юг и пошла впереди, держа северный ветер на хвосте.
Через три дня, после спокойного, хотя и дождливого путешествия, они достигли реки Голдрин. Под проясняющимся небом сумерки переросли в ночь, и полная луна уплыла на восток.
Хотя луна была полной, Демира не любила летать по ночам, поэтому, как только она заметила огни Хулининского лагеря на южном берегу реки и обнаружила неподалеку проходимый брод, она присоединилась к остальным на земле.
Теплая погода привела к таянию снегов в горах Темного Рога, но паводок и проливные дожди поздней весны еще не повлияли на Голдрин. Его воды в броде были неглубокими, что облегчало переправу четырех хуннули. Они добежали до южного берега, свернули налево и побежали рысью по травянистой, холмистой долине к подковообразному излучину реки, где расположились лагерем Хулинины.
Не успели они уйти далеко, как все четверо хуннули насторожили уши вперед. Вскоре все могли видеть сияние костров для приготовления пищи и твердые очертания небольших дорожных палаток клана.
Келин напряглась и наклонилась вперед. Даже с такого расстояния в ночи она могла видеть, что в лагере царит шум. Мужчины бегали взад и вперед, темные силуэты метались в пляшущем свете костра. Лошади ржали, и резкий звук повышенных голосов смешивался с более тихим шумом реки и ночных насекомых.
Келена услышала стук тяжелых копыт, и еще двое хуннули выскакали им навстречу из темноты. Нара, любимая кобыла Габрии, и Эврус, гордый жеребец лорда Этлона, заржали, одновременно приветствуя и настойчиво, затем развернулись и быстро повели новичков в лагерь. Движение, свет и шум окружали их, пока они ехали среди палаток.
Келин заметила, что неожиданная поспешность была не запутанным хаосом, а встревоженной организацией, поскольку люди быстро двинулись, чтобы снести лагерь. Вокруг нее рухнули палатки, были нагружены вьючные лошади и как можно быстрее переупакованы припасы.
Посреди безумной работы стоял лорд Этлон, застывший от ярости, со свернутым свитком в одной руке и рваным клочком ткани в другой. Его темные волосы теперь поседели, а обветренное лицо прорезали глубокие морщины. Высокий, сильный телом и духом, он легко и страстно носил авторитет вождя клана. Хотя сорок девять лет жизни и близкое столкновение с чумой замедлили его выносливость и закостенели суставы, его сила командования не ослабевала, а его глаза по-прежнему изучали мир, как глаза бдительного ястреба. Он заметил Келин и ее спутников, и его гнев уступил место радости, когда он подошел их поприветствовать.
Сайед спешился и, как старший член клана, отдал честь вождю. — Приветствую вас, лорд Этлон, мы из Мой Туры отвечаем на ваш призыв.
Улыбка осветила лицо Этлона, превратив его глаза из камня в коричневую землю. Он ответил на приветствие и обнял своего друга, зятя и, наконец, единственную выжившую дочь. Келин яростно ответила на его объятия и позволила им задержаться еще на мгновение, прежде чем отпустить его.