— Хорошо. Я посмотрю. Но я сомневаюсь, что это сильно поможет.


Этлон погладил Борея по шее.


— Мы никогда не можем знать заранее. Войны ужасно непредсказуемы, — он замолчал, затем произнес: — Я не говорил тебе, но я был очень рад увидеть тебя живой в ту ночь. Если бы Кору удалось задуманное, я бы лично живьем содрал с него кожу.


— Я рада, что тебе не представилась такая возможность, — ответила Габрия, удивленная и обрадованная его замечанием.


— Как долго ты будешь продолжать этот маскарад? — внезапно спросил он. — Ты не можешь вечно притворяться мальчиком.


Габрия пожала плечами:


— Я не задумывалась так далеко вперед. Я думаю, пока не узнает Сэврик или пока Медб не убьет меня.


Этлон непроизвольно схватился за рукоять меча.


— Медб не убьет тебя, если мне есть что сделать этим, — пробормотал он на выдохе.


— Что ты сказал?


— Ничего. Завтра присоединяйся к передовым всадникам для поисков Аб-Чакана.


Она отсалютовала:


— Есть, вер-тэйн. — Он отвернулся, чтобы ускакать, но она протянула руку и остановила его. — Этлон, тебе что-нибудь известно о Женщине болот?


Этлон замер. Борей фыркнул, когда его седок наклонился вперед.


— Где ты услышала об этом?


— От Кантрелла.


— Ну так забудь об этом немедленно. Эта женщина злая и опасная. Ты не должна иметь с ней дел. Я запрещаю тебе упоминать о ней. — Он пришпорил Борея, и они исчезли во тьме.


— Странно, — произнесла Габрия, пораженная его неистовой реакцией.


Нэра тихонько заржала.


«Он еще не понял. Он думает о магии так же, как ты когда-то».


— Когда-то?


«Твои представления сильно изменились с тех пор, как ты впервые поразила Кора с помощью магии».


— Впервые, — слабым голосом повторила Габрия.


«Конечно, ты не думаешь, что я этого не знаю. Хуннули особенно удобно с владеющими магией. Мы можем многое чувствовать о своих всадниках, чего не замечают люди».


— Тогда ты знаешь, что я убила его.


«Конечно. И теперь ты знаешь правду».


— Что я волшебница, — произнесла с отвращением Габрия.


«Ты еще не волшебница. Твои силы не тренированы, но у тебя большой природный талант. Он не должен быть растрачен зря. Особенно сейчас».


— Хорошо, что я должна для этого сделать? — требовательно спросила она, стараясь не повышать голоса. — Лорд Медб никогда не будет учить меня, а кто еще владеет запрещенным искусством?


«Последуй совету барда», — ответила Нэра.


— Женщина болот? Я даже не знаю, существует ли она!


«Женщина там, в этих огромных болотах. Она поможет тебе, если почувствует, что твоя решимость достаточно сильна».


Габрия была ошеломлена. Она знала, что Нэра говорила правду, и возможность того, о чем говорила хуннули, была невероятна. Она сидела, на некоторое время уйдя в свои мысли. Когда, наконец, она заговорила, ее голос был полон печали.


— Ох, Нэра, какое странное наступило время. Легенды воплощаются в жизнь, клан идет войной на клан, а наши судьбы висят на нитке чар волшебника. Теперь я владею силой, которую меня учили презирать, и я не знаю, что мне с ней делать. Все, о чем я могу думать, это Медб, магия и мертвое лицо моего отца. — Она умолкла и подавленно сгорбилась на спине Нэры.


Хуннули с симпатией заржала:


«Я не всегда могу понять чувства людей, но я тоже испытывала чувства потери и одиночества. Когда такое случается, надо искать новые силы и новые пастбища».


Габрия вслушивалась в мягкие слова в своем сознании. Она охватила руками шею Нэры:


— Осмотрим болота?


«И хорошенько осмотрим. Я чувствую потребность как следует пробежаться».

* * *


Через два часа после восхода Этлон выслал вперед конников в качестве следопытов. Направляясь на северо-восток, они развернулись широким фронтом, чтобы отыскать наиболее быстрый путь к горам Химачал и крепости Аб-Чакан. Габрия и Нэра отправились вместе с ними. Они скакали галопом, покрывая лигу за лигой, по ровной, поросшей травой долине Хорн-гард. Постепенно местность повышалась, и холмы вздымались все выше, переходя в предгорья. Впереди темное, дымчатое пятно, отмечающее горы, разделилось на отдельные вершины.


Горы Химачал не имели такого сурового, величественного вида, как Дархорн. Они были просто авангардом мощной горной цепи, и их вершины не очень высоко вздымались над равнинами. Но, несмотря на округленные, сглаженные вершины, их склоны были крутыми, труднопроходимыми и покрыты лесом с густым подлеском.


На южной оконечности гор, там, где поток вырывается из лесов и по широкой долине впадает в реку Айзин, клан Дангари построил свой Трелд и круглый год занимался своими конными заводами. Они вели наиболее оседлый образ жизни среди кланов и сменили свои привычки кочевников на удовольствие племенного разведения лошадей.


Разведчики Этлона осторожно миновали Дангари Трелд и продолжали движение на север, занимаясь только поисками ущелья и крепости. До сих пор не было никаких вестей о действиях Кошина и никаких видимых следов банды изгнанников. Нарушившие клятву прислали известие Сэврику, что армия платных наемников прибыла в лагерь Медба и объединенные силы четырех кланов и наемных солдат идут по следам Хулинина. Медб также осуществил свою угрозу в адрес служителей культа Крат и послал большие силы на осаду ее Цитадели.


Время убегало. Сэврик повернул кланы к северу, следом за разведчиками, и состязание в скорости началось.


Три клана имели преимущество в пять дней перед Вилфлайингом, и им понадобится каждый час из них для того, чтобы вовремя найти крепость. Караваны двигались значительно медленнее, чем вооруженный-отряд, а им надо пройти много лиг. Они сблизятся, но Сэврик надеялся, что кланы достигнут Аб-Чакана, имея в запасе один или два дня. Это было реальной возможностью, если Дангари или разбойники не помешают им.


Следующие четыре дня были ужасны, но гордость Сэврика в его людях возрастала десятикратно. Преследуемые по пятам армадой волшебника, три клана вместе убегали в сторону гор. Лишний груз, сломанные повозки, больные или слабые животные были брошены. В течение дня они не делали остановок, а ночью останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям, напоить скот и поесть чего-нибудь всухомятку. Кланы не разжигали костров, не ставили шатров, а забывались коротким сном до восхода под прикрытием повозок. В пути солнце обжигало их спины, а пыль душила их. Наконец этот ужасный темп начал сказываться, особенно на детях и жеребятах, но караван продолжал двигаться, зная, что, если их застигнут на открытом месте, это будет означать верную смерть.


К концу второго дня движения на север несколько разведчиков, включая Габрию, вернулись, чтобы сообщить Сэврику, что стены Аб-Чакана еще стоят, а пещеры в ущелье пусты. Двух человек они оставили наблюдать за крепостью, а остальные были расставлены вдоль пути. В Дангари Трелд было тихо, а об изгнанниках не было никаких вестей.


Сэврик вздохнул с облегчением, услышав доклад разведчиков, и послал еще несколько человек следить за продвижением сил Медба. Втайне он беспокоился о том, где находятся Кошин и его клан.


На десятый день пути с места встречи кланов Сэврик получил ответ на тревоживший его вопрос.

Глава 14


Усталые, сбив все ноги, три клана повернули к востоку, чтобы обойти Дангари Трелд, а затем снова к северу, вслед за Айзин. Горы Химачал лежали слева от них, а продуваемые ветрами долины Рамсарина справа.


Сэврику стало немного спокойнее, так как они прошли почти тридцать лиг за четыре дня после того, как оставили реку Голдрин — неслыханная скорость для такого большого каравана — но кланы были измучены. Мужчины, женщины, дети и животные достигли предела своих сил. Только хуннули не проявляли признаков утомления, когда караван с трудом одолевал последние лиги на пути к ущелью.


Вдоль предгорий река Айзин текла к югу, следуя за понижением местности. Как пограничная линия она отделяла неровные холмы на западном берегу от ровных степных просторов, которые разворачивались к югу до самого моря. После некоторых споров вожди решили остаться на восточном берегу реки. Там было очень мало растительности, чтобы укрыть их от преследователей, и мало мест, где им было бы легко обороняться, если на них нападут, но их передвижение здесь будет проще и быстрее.


Решение оказалось мудрым. По мере продвижения каравана к северу горы рассыпались на неровные холмы, овраги и островерхие отроги, которые были бы непроходимы для повозок. На восточном берегу склоны были мягче, а попадающиеся заросли кустарников было легко объехать. Кланы пошли быстрее в надежде, что почти достигли крепости, а значит, и безопасности. Только открытость, которую они обычно любили, заставляла их испытывать странное чувство неуверенности. Никто не знал, когда банда изгнанников или воинство Медба набросится на медленно движущийся караван, поэтому люди выжидали, высматривали и постоянно оглядывались назад.


На пятый день, сразу после полудня, один из всадников, охраняющих караван с юга, развернул своего коня и галопом пустился назад. Мгновенно вероды сгрудили повозки вместе и образовали вокруг них плотный круг; мечи засверкали на солнце, и смертельный заслон из копий образовался по всему кругу. Всадники промчались внутрь, и все конники заполнили бреши между воинами.


Вожди обнажили свои мечи и ожидали, пока разведчик остановит своего коня. Лицо Сэврика было сурово. Габрия и Этлон ожидали бок о бок на своих хуннули за его спиной. Кланы молча ожидали известий.


— Лорд, — обратился хулинин к Сэврику, — Дангари позади нас. Они быстро приближаются, с ними нет скота и повозок.


Возбужденный шепот пронесся среди слушающих кланов. Кажется, оправдываются их худшие опасения.


— Мы можем вернуться назад к реке, под защиту деревьев, — предложил лорд Рин.


Сэврик тряхнул головой и вложил меч в ножны.


— Нет. У нас нет времени. Будем ждать.


Больше никто не двинулся. Они с беспокойством следили, как большая группа конников в кольчугах скакала в их сторону вдоль подножья холмов. Всадники держали свои щиты одетыми на руку, а в руках толстые ясеневые копья. Синее знамя развевалось над их головами.


Внезапно они повернули в сторону ожидающего каравана и помчались, издавая звук, подобный грому. Три клана инстинктивно сдвинулись теснее, а руки воинов напряглись на рукоятях мечей.


Зазвучал горн, чисто и резко, и скачущие остановились напротив Сэврика. Две группы молча смотрели друг на друга. Затем вперед выехал один всадник, ведя за собой на веревке семь кобыл. С его шлема свисал белый лошадиный хвост. Его синий плащ был откинут за спину, а красивое лицо усмехалось с облегчением.


— Сэврик, за тобой трудно угнаться.


— Кошин, что, во имя Шургарта, ты здесь делаешь? — подозрительно выкрикнул Ша Умар.


— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, так как это ты находишься в моих владениях, — ответил Кошин, игнорируя подозрительные взгляды. — Но я пришел заплатить мой проигрыш. Семь кобыл, помнишь?


— Ты выбрал для этого странное время, — произнес Сэврик.


— Этого потребовали обстоятельства. Банда изгнанников ненамного отстала от меня.


Этлон с загоревшимися глазами послал Борея вперед:


— И ты вывел их прямо на нас!


Лицо Кошина потемнело, как будто яростная тень прошло по нему.


— Они напали на мой лагерь прошлой ночью и зарезали пятерых из наших призовых жеребцов и два десятка кобыл, прежде чем мы их отогнали. Сейчас они зализывают раны, но они вернутся.


Гневные и удивленные голоса послышались среди наблюдающих за встречей людей. Воины держали свои копья поднятыми, но их руки расслабились. Здесь каждый понимал гнев и горе Дангари, потерявших своих любимых лошадей.


— Почему бандиты напали на твой клан? — спросил Сэврик.


— Потому что я отказался присоединиться к Медбу. Мы покинули встречу следом за тобой. Медб был в ярости. Я думаю, он отвлек изгнанников от тебя, чтобы отомстить нам.


— Я вижу. Спасибо тебе за предупреждение и кобыл. Мы должны двигаться.


Сэврик развернул своего коня и поднял руку, чтобы отдать приказ каравану. Хотя он отчаянно жаждал помощи Дангари, он не стал бы просить об этом сейчас — после стольких дней неистового бегства и тревоги.


Кошин выехал вперед и остановил его. Глаза молодого вождя сверкали от гнева, а татуировку на лице скрыл темный румянец:


— Мы идем с тобой, лорд Сэврик, — сказал он. — Я был достаточно наказан за то, что не спешил проявить отвагу, и теперь я прошу твоего разрешения присоединиться к вам.


Сэврик помедлил и взглянул на своих товарищей. Ша Умар пожал плечами, Рин твердо кивнул. Сэврик в течение целой минуты пристально смотрел в лицо Кошина, оценивая ярость и искренность, которые он видел в его синих глазах. Потом коротко кивнул.


— Мы очень рады твоей помощи, но нам надо быстро двигаться, если разбойники следуют за нами. Где остатки твоего клана?


— Они идут. Мы перегоняем табуны на тайные пастбища в горах, а женщины собирают припасы. Я пришел отыскать тебя и услышать твой совет.


— Тогда слушай. Мы направляемся в Аб-Чакан, что в ущелье Гнева Тора. Там присоединяйся к нам как можно скорее.


— Эта груда камней? Ради чего? — поразился Кошин.


— Груду камней легче оборонять, — коротко ответил Сэврик.


Молодой вождь взглянул на уставших людей, потом снова перевел взгляд на Сэврика. Он все еще не мог поверить, что караван так быстро прошел такое огромное расстояние. Когда его разведчики сообщили ему о местонахождении кланов, он не мог им поверить, пока сам не увидел это. Его уважение к Сэврику неизмеримо возросло.


— Мы будем там, — ответил Кошин.


Он передал повод от семи кобыл Сэврику, развернул своего коня и направился к своим людям. Издав звонкий крик, они галопом поскакали назад в свой лагерь.


Ша Умар усмехнулся:


— Теперь нас всего лишь сильно превосходят в числе, в то время как до этого превосходство врага было подавляющим.


Сэврик откинулся на луку седла и сказал:


— Если бы только остальные кланы было бы так же легко уговорить.


Он жестом отдал приказ каравану, и верод и повозки выстроились позади него.


Нэра выжидала момент, наблюдая, как оседает пыль позади удаляющихся всадников.


«Нам надо скоро уходить. До того, как станет слишком поздно».


— Хорошо. Я думаю, этой ночью. Я надеюсь, когда мы вернемся, мы застанем кланы еще в живых, — ответила Габрия.


С тех пор как она приняла решение разыскать Женщину болот, ей мешало странное нежелание покидать Хулинин. Она все время откладывала уход, выжидая лучшего момента. Габрия понимала, что время поджимает, но каждый раз, когда она решалась на уход, одна и та же мысль, как назойливая муха, начинала жужжать у нее в голове: однажды это случилось, может случиться и снова. Она может вернуться и не найти ничего, кроме дыма, крови и разлагающихся трупов. Это видение мучило ее больше, сказала она себе, чем страх перед своей силой или возможной встречей со странной женщиной из легенд. Если она останется с Хулинином, ей не придется снова столкнуться лицом к лицу с картиной полного уничтожения, и она сможет жить или умереть вместе с ними.


Нэра понимала ее нежелание. Она ударила копытом о землю и фыркнула.


«Они проживут достаточно долго за стенами этой крепости. Пока ты им не нужна».


Габрия слегка вздрогнула:


— Ты можешь пообещать мне, что они будут живы, когда мы вернемся?


«Я ничего не могу тебе обещать. Ты просто должна верить в них».


Она погладила кобылу по шее, ощущая под шелковистой шкурой твердые как скала мышцы:


— Ты всегда честна, Нэра. Ты меня ободряешь.


Кобыла искоса посмотрела на Габрию из-под длинной челки:


«Вот почему я с тобой. Упакуй побольше еды — я не знаю, как долго мы будем в пути».

* * *


День медленно перешел в вечер. Небо было покрыто высокими облаками, и солнце, садясь, приобретало медный цвет. Почти смеркалось, когда разведчики отыскали остатки древней дороги в переплетении кустарников и трав долины Айзин. Построенная задолго до того, как конный народ пришел на равнины, дорога служила крепости Аб-Чакан средством сообщения с другими городами и укреплениями, которые обратились в руины после распада империи. Теперь только неровные лоскуты, мощеные камнем, проглядывали среди травы и пыли.


По мере продвижения кланов на север дорога становилась все заметнее. Ее прямое направление и ровная поверхность были хорошо видны на склонах холмов, где она следовала вдоль реки. Хотя травы и ползучие кустарники покрыли камни, дорога все еще была проходима, и караван с радостью воспользовался ею. Даже в сгущающихся сумерках кланы могли разглядеть умелую работу людей прошлого, обтесавших и уложивших камни.


Через несколько часов после наступления ночи кланы остановились у реки. Сэврик известил всех о том, что они находятся в пяти лигах от крепости и достигнут ее на следующий день. Вознося благодарственные молитвы богам, все готовились к ночи. Скоро лагерь погрузился в тишину, забывшись тяжелым сном. Только часовые и конные стражники двигались по границам лагеря. Ночь была достаточно темной, так как луна всходила очень поздно, а костры и лампы не зажигались. Легкий ветерок проносился над землей, а звезды отражались в реке, как драгоценные камни в черном зеркале.


Габрия выждала, пока все затихло, потом втихомолку собрала свое снаряжение. Она взяла только сумку с едой и свой кинжал. Пирс позаботится о ее вещах, пока она не вернется. Однако после минутного раздумья она вытащила волшебный каменный шар и тщательно завернула его в свой плащ. Она надела темно-синие тунику и штаны, уложила свой плащ в сумку и засунула кинжал за пояс.


Пирс и Кантрелл спали у повозки. Она осторожно подняла свою сумку и бурдюк с водой и проскользнула к барду. Она тихонько встряхнула его. Бард немедленно проснулся.


Габрия не могла видеть лицо Кантрелла, но она почувствовала, как его тело напряглось.


— Все нормально, — прошептала она. — Это просто Габрия.


Он полежал минуту, прислушиваясь, затем понимающе пробормотал:


— Ты уходишь.


— Да. Пожалуйста, скажи Этлону, чтобы не беспокоился. Я вернусь.


Он мягко засмеялся:


— Вер-тэйн будет очень занят следующие несколько дней, но я скажу ему. Пожалуйста, будь осторожна. Мои советы не всегда достойны похвалы.


— Хуннули позаботится о моей безопасности. Пока.


Она скользнула прочь.


Пирс обернулся:


— Итак, она наконец ушла.


— Да. Я только молю, чтобы это принесло больше пользы, чем вреда.


— Бард, у нее не было выбора.


Кантрелл вздохнул:


— Я знаю. Но Женщина болот может оказаться опасной, и она может не взять ее в ученики.


— Иметь среди нас необученного носителя магических сил еще опаснее.


Бард откинулся на свои одеяла.


— Скоро мы это увидим, — печально произнес он.


Пирс снова улегся и взглянул на звезды.


— Боги помогут тебе быть быстрее, Габрия, — пробормотал он про себя.


Нэра ждала Габрию в конце лагеря. Безмолвные, как гонимые ветром тени, они проскользнули мимо стражи и скрылись в темноте. Немного отойдя, хуннули поскакала к югу по тропе, которой следовал клан, затем она повернула на восток и перешла в галоп. Как туча, несущаяся по ночному небу, она оставляла позади лиги степи, выбрасывая вперед ноги в бесконечном ритме. Она бежала легко, без усилий, и только воздух трепетал позади нее. Габрия крепко вцепилась в гриву Нэры и поражалась той скорости, которую выдерживала хуннули. Девушка наклонилась вперед. Ветер бросал ей в лицо черную гриву лошади.


Нэра чувствовала удовольствие своего всадника и в ответ скакала еще быстрее. Ее ноздри раздувались, уши были плотно прижаты, а мышцы переливались под черной шкурой. Бескрайние равнины распахнулись перед ними. Далеко впереди гроза перечеркивала молниями горизонт. Высоко подняв голову, кобыла мчалась навстречу буре.


Они свернули далеко к востоку, чтобы не двигаться навстречу армии Медба, стараясь по возможности направлять свой путь к югу, в сторону моря Танниса и болот Голдрин. Буря осталась позади. Спустя какое-то время Габрию усыпило покачивание поступи Нэры, и она задремала на шее кобылы, наблюдая через полузакрытые веки, как под ними проносилась земля размытыми пятнами. Постепенно эти неясные очертания начали светлеть и наливаться цветом. Наконец Габрия проснулась и, взглянув вокруг, увидела взошедшее над краем земли солнце. Холмы слегка выровнялись, поднимаясь медленными пологими куполами, и их безлесные склоны скоро оказались покрытыми густыми травами, которые образовали упругий ковер под копытами Нэры.


День быстро стал жарким, и ветер увял. В вышине ястреб кружил в сверкающем синем небе, но это было единственное живое существо, которое Габрия увидела за весь день. Все животные попрятались от дневной жары или разбежались при виде скачущей хуннули. К полудню вдали стали возникать миражи в дрожащем жарком мареве. Габрия окостенела и хотела пить, и наконец она почувствовала, что Нэра начала уставать.


Хуннули отыскала колодец с водой в понижении между холмами, и они отдохнули в тени небольшой купы деревьев. Несколько часов спустя Габрия с Нэрой снова тронулись в путь, и кобыла галопом помчалась к югу со скоростью ветра. В сумерках они добрались до границы болот Голдрин.

* * *


Поздним утром Этлон узнал, что Габрия ушла. Возглавляя часть верода, идущего впереди каравана, он постепенно осознал, что уже несколько часов не видел девушки и хуннули. Когда он спросил об этом Борея, он узнал, что Габрия ушла ночью, но куда она направилась, жеребец не сказал. Пылая гневом, вер-тэйн галопом поскакал назад к каравану. Были только два человека, которые могли знать, куда она подевалась, и Этлон намеревался выяснить, что им известно.


Пирс, идущий рядом со своей повозкой, увидел несущегося на него вер-тэйна и тихонько предупредил сидящего на узлах Кантрелла. Лекарь причмокнул на свою старую кобылу и начал беззаботно насвистывать.


— Где этот негодный Корин? — потребовал Этлон, после того как Борей, резко затормозив, остановился около них.


Люди вокруг с интересом уставились на них. Пирс старался иметь невинный вид.


— Мальчик скоро вернется, вер-тэйн, — ответил Кантрелл.


Лицо Этлона было мертвенно-бледным:


— Где он? — закричал он, чуть не забыв употребить это выражение в мужском лице перед заинтересованными зрителями. Борей отпрыгнул в сторону под своим взволнованным всадником.


Бард пожал плечами. Его забинтованное лицо ничего не выражало. Он сказал спокойным и рассудительным голосом:


— Причины его поступка очень существенны, и он вернется. Давай на этом остановимся.


— Я на этом не остановлюсь. Этот юноша находится под моей опекой и… прекрати этот адский свист, — раздраженно прикрикнул он на Пирса. Знахарь метнул на него обиженный взгляд, который Этлон проигнорировал. — У Габрэна не было причин уходить одному в такое время! Это слишком опасно. — Его глаза внезапно сузились: — Если… он не был все это время под влиянием Медба!


— Этлон, загляни в свое сердце, — сказал Кантрелл. — Ты знаешь, что это не так.


— Когда он ушел? И почему вы позволили ему уйти? — закричал Этлон на обоих.


— Нам нечего было сказать на решение Габрэна, — ответил Пирс, — но мы не должны были его останавливать.


Борей мягко произнес в сознании Этлона.


«Нэра ушла с Габрией, Этлон. Они скоро вернутся».


Этлон немного успокоился.


— Я уповаю на милость богов, что юноша вернется, — с чувством произнес он, — потому что, если Медб или бандиты не убьют его, я сам могу это сделать.


Борей развернулся и галопом ускакал, оставив успокоившихся Пирса и Кантрелла.


— Ты заметил, — произнес Пирс, — что вер-тэйн проявляет больше заботы о Корин, чем сам сознает?


Кантрелл кивнул:


— Интересно, не правда ли? Но трагический парадокс заключается в том, что, если она убьет Медба, чтобы спасти Хулинин, закон клана приговорит ее к смерти за использование магии. Этлон, как вер-тэйн принявшего ее клана, должен будет выполнить этот приговор.


— Такова ее судьба? — печальна спросил Пирс.


— Только если она сможет найти ответ на загадку Медба.


— А если она не сможет…


Кантрелл закончил за него:


— Никому из нас не нужно будет тревожиться о трудностях с законом клана.


Высокие туманные облака после обеда плыли в небе и затеняли солнце равнодушной пеленой. По рядам пронеслась весть, что до крепости осталось всего несколько миль, и те, у кого острые глаза, уже могли разглядеть черные башни, как крошечные зубцы на фоне красных откосов. Эта новость подбодрила караван. Заставляя свои утомленные ноги двигаться быстрее, они продвигались вперед, надеясь достичь укрепления к сумеркам.


Внезапно в хвосте каравана возник переполох. Со сверхъестественной быстротой он охватил всех, когда хулинин с плечом, перевязанным промокшей от крови повязкой, проскакал мимо на взмыленной лошади. Два конных стража скакали по бокам его. Раздались полные ужаса голоса, так как хулинины узнали в нем одного из разведчиков, посланных следить за силами Медба. Люди следили за тем, как он остановился перед вождями во главе каравана. Многие головы обернулись, чтобы взглянуть назад, ожидая увидеть армию волшебника, обрушивающуюся на них. Многие руки потянулись к оружию.


Разведчик утомленно оперся о свое седло и отдал приветствие вождям. Его лицо было покрыто коркой из пыли и пота, брови были сведены от боли:


— Они уже близко, лорд, — сказал он, стараясь сохранять голос спокойным. — Не более чем в трех днях.


Люди разразились восклицаниями. Сэврик остановит их:


— Где?


— Они двигались в сторону Хулинин Трелд, но повернули за нами несколько дней назад.


— Я понял. Вы видели банду изгнанников?


Разведчик сердито кивнул:


— Они гнались за нами некоторое время. Застрелили второго следопыта, Дорлана.


Сэврик тихо выругался:


— Где они сейчас?


— Изводят Дангари. Синие плащи тоже следуют за нами.


Сэврик сухо улыбнулся:


— Меня интересует, кто первый нас догонит.

* * *


Построенная во время правления восьмого императора Тарниша, крепость Аб-Чакан являлась вершиной архитектурной мысли и умения. Создатель выбрал для нее место на полпути в горы Химачал, где долина Айзин открывается на равнину. В верховье долины холмы смыкаются, образуя глубокое ущелье, проникающее в самое сердце гор, в котором скалы вздымаются неприступными кручами, а река вырывается на волю у лишенных света подножий гор.


В устье ущелья, где река вытекала в долину, склоны резко обрывались высокими откосами. В этом месте архитектор императора построил Аб-Чакан на маленьком гребне скалы, который выступал из южных скал и частично перекрывал вход в ущелье.


Строитель воздвиг восьмиугольную крепость с черными башнями на каждом углу. Башни соединялись стенами в тридцать футов высотой и такой ширины, что по их верху могли пройти бок о бок две лошади. Над парапетами выступали зубцы и амбразуры, через которые могли стрелять лучники. Огромные камни стен были уложены с таким искусством, что между ними нельзя было вбить никакого клина.


Осознав значение ущелья позади крепости, люди древности построили также толстую стену от угла Аб-Чакана до северных утесов, перекрыв вход в ущелье. Айзин протекала под стеной по трубе. Течение реки было слишком сильным, чтобы ее можно было переплыть или запрудить, и поэтому, огибая подножие крепости, Айзин обеспечивала еще одну природную защиту Аб-Чакану.


Было почти темно, когда повозки наконец достигли пересечения дорог, где широкая, хорошо мощеная дорога пересекала их путь и вела к главным воротам крепости. Караван остановился, и все глаза обратились к неуклюжей, темной массе, возвышающейся над ними. Ее пустые стены и лишенные окон башни были мрачны и, казалось, маячили перед кланами в тусклом свете.


Даже Этлон не испытывал желания раскрывать тайны крепости ночью, поэтому кланы решили провести ночь в относительной безопасности ущелья. Вторая дорога привела к разрушающимся воротам в стене над рекой. Путники осторожно пробирались по остаткам дороги в ущелье. Голос стремительно мчащегося потока казался ужасно громким в каньоне, а обдуваемые ветром каменные стены вздымались над ними как тюремные башни. Дно ущелья было неровным и каменистым. Едва заметная тропа была часто перегорожена каменистыми осыпями, но кланы пробирались все дальше в ущелье, пока не нашли широкое, поросшее травой место, свободное от осколков валунов. Здесь они разбили лагерь и стали беспокойно ожидать наступления утра.


Свет медленно проникал в глубокое ущелье, но вожди со своими кланами приступили к работе задолго до того, как солнце показалось над речной стеной. Около устья реки они отыскали пещеры и спрятали в них повозки и припасы. Стада были оставлены под такой охраной, которую только можно было выделить. Женщины занялись собиранием любой пищи, которую только можно было найти, выпечкой пресного хлеба, заполнением бурдюков водой и сбором дров. Оружейные мастера развернули свои маленькие кузницы для починки доспехов и изготовления наконечников для копий и стрел. Детей послали собирать корм для скота.


Тем временем Сэврик поставил людей на укрепление речной стены. Она простояла века, но потоки и время сказались на ней. Воины отставили своих лошадей и оружие и занялись переноской камней и поднятием земли. Они провели весь день, укрепляя ворота и заполняя образовавшиеся между камней бреши.


Этлон все еще злился на исчезновение Габрии, поэтому он бросился в незнакомую работу. Его люди наблюдали за ним и удивлялись, но его неутомимая сила придавала им бодрости, и они работали до глубокой ночи безо всяких жалоб или увиливаний. Над ними в неприступной бдительности возвышался огромный Аб-Чакан.


К наступлению ночи три клана были довольны сделанным. Женщины и дети сделали большие запасы пищи, воды и дров. Речная стена была починена, а ворога укреплены на случай атаки. Вряд ли можно было ожидать, что стена выдержит долгую осаду, особенно если охранная крепость падет. Но пока ее камни стоят, а защитники живы, стена поможет защищать стада и будет служить последней преградой, если кланы будут вынуждены отступить в ущелье.


Люди вернулись в лагерь смертельно усталые, и, хотя они выполнили большую часть задачи, они все знали, что основная работа ожидает их завтра в крепости. Поэтому они обрабатывали мазями натертые волдыри, растирали уставшие мускулы и молились, чтобы судьба послала им больше времени — времени для укрепления Аб-Чакана и выяснения его секретов, времени, чтобы Дангари успели прибыть.


Сэврик знал, что Кошин выполнит свое обещание прийти, но где-то между Дангари Трелд и Аб-Чаканом находилась банда разбойников, а позади Дангари — армия Медба. Если что-нибудь пойдет не так, клан Кошина будет уничтожен. Сэврик собирался послать гонцов к Дангари, чтобы поторопить их; потом раздумал и только расставил наблюдателей на откосах. Ни к чему было сообщать Кошину то, что он и без того знал.


Однако Сэврик не мог отвести глаз от юга, где он надеялся увидеть пыль, поднятую приближающимся кланом. Или хуннули. Этлон сказал ему об исчезновении Габрэна, и, хотя он был подавлен тем, что мальчик в опасности, он чувствовал, что у Габрэна была важная причина для ухода. Милостью богов, мальчик скоро вернется.


На следующий день кланы обследовали крепость. Три вождя вместе с Кантреллом, Этлоном и самыми отборными воинами ступили на древнюю дорогу к главным воротам. Мощеная камнем дорога, начинаясь в долине, пересекала по разрушающемуся мосту реку и взбиралась в лоб на небольшой холм.


Когда люди достигли вершины холма, они остановились на широком, ровном скате, который вел сквозь стену в крепость. По сторонам его находились две из восьми башен, у основания которых стены переходили в естественные скалы и спускались до дна долины. Главные ворота стояли перед ними полуоткрытые.


Две бронзовые створки, ставшие от времени грязно-коричневыми, закрывали огромный арочный проем главного входа. Футов пятидесяти, или больше, в высоту, они вздымались над головами людей, до самого перекрытия покрытые изображениями странных животных и письменами. С каждой створки бронзовая голова льва смотрела вниз на непрошеных гостей. Львы, хранители ворот, были потертые и грязные, но их топазовые глаза по-прежнему свирепо сверкали в лучах восходящего солнца.


За воротами можно было мельком увидеть другую стену, строения красного цвета, темные дверные проемы и густые куртины сорных трав. Покинутые стены возвышались над ними, и ветер стонал в пустых башнях. Люди задержались у входа и нервно заглядывали внутрь. В огромной, с гулким эхом крепости не было ничего, кроме теней, но замкнутые, лишенные жизни пространства страшили привыкших к свободным скитаниям людей чуть ли не больше, чем все армии Медба. Воины со сверкающими мечами представляли из себя привычную опасность. А эти странные, старые руины были вне их понимания. И все же выживание кланов зависело от этого укрепления и от того, насколько хорошо они разузнают, как пользоваться его преимуществами.


Этлон смело выступил вперед и толкнул одну из створок двери. Несколько человек подскочили помочь ему. Они ожидали, что двери окажутся тяжелыми, но массивные бронзовые ворота были так хитроумно подвешены, что открыть их с легкостью мог один человек. К удивлению воинов, створки легко распахнулись и с громким гулом ударились о камень стены. Люди вздрогнули, как испуганные гончие, когда этот звук разнесся над внутренними дворами и стенами крепости. Стая ворон сорвалась с башни и пронеслась над их головами, издавая резкое карканье.


Кантрелл оперся о плечо своего поводыря и тихо засмеялся:


— Если здесь есть кто-нибудь, мы уж точно сообщили ему о нашем присутствии.


Люди с удивлением взглянули на барда.


— Кто здесь может быть? — встревоженным голосом спросил Рин.


— Только мертвые и их воспоминания, — ответил бард. — Здесь только камни, лорд Рин, обтесанные людьми, но сами по себе мертвые. Внутри нет ничего, чего стоило бы бояться.


Это не убедило Рина, но он не хотел, чтобы другие видели его страх. Он шагнул в проем ворот. Этлон и остальные последовали за ним. Дорога перед ними проходила через вторую, меньшую стену, в собственно крепость. Когда-то пространство между двумя стенами поддерживалось в чистоте, свободным от мусора, потому что широкое пространство было жизненной частью защиты крепости. Однако за многие годы накопилась нанесенная ветром пыль и остатки диких растений, и теперь среди плесневеющего хлама, упавших камней и гниющих остатков нескольких лачуг, поставленных более поздними захватчиками, бурно разрослись сорняки. В то время, как первая стена имела только одни ворота, во второй было проделано восемь — в каждой из башен, и одни — на дороге. Одностворчатые бронзовые двери с маленькими головами львов закрывали дверные проемы.


Люди прошли в крепость и с беспокойством стали осматриваться. Несмотря на военное назначение укрепления, его центр напоминал богатый город. Внутри окруженного стеной пространства находились гниющие остатки деревянных бараков, конюшен, кухонь и жилищ слуг. Но кроме всего этого, там располагались роскошные дома и дворы, широкие мощеные пути, зеленые сады, теперь заросшие и одичавшие, и фонтаны, все построенные или отделанные покрытым искусной резьбой гранитом или местным красным камнем. Только восемь башен были построены из черного мрамора, камня, который блестел как черный лед и был высоко ценим древними завоевателями.


Сэврик с воинами медленно шли по главной дороге мимо пустых домов к центру укрепления. Они были поражены размерами крепости и трудом, который был затрачен на ее создание. Они никогда не видели ничего подобного.


В свете раннего утра тени между строениями были еще густыми, и в молчаливых камнях таилась прохлада. Не раздавалось ни звука, за исключением их шагов. Этлон поймал себя на том, что напряженно всматривается и прислушивается, пытаясь уловить голоса в залах или звуки шагов на боковых улицах или заметить лицо в амбразуре. Но единственное, что он видел, это запертые или сломанные двери, гниющие крыши, многие из которых обрушились, и разрушающаяся кирпичная кладка, в каждой трещине которой, где скопилась хотя бы горсть земли, росли сорняки. Год за годом Аб-Чакан обращался в руины, и все же их поразило, как много еще в нем уцелело.


Воины вышли из тени, отбрасываемой строениями, и увидели перед собой, в центре крепости, изящные комнаты и террасы дворца, выстроенного для генерала, возглавлявшего Аб-Чакан. Широкий двор дугой изгибался в обе стороны от дворца. В центре стоял фонтан с лошадью, вырезанной из черного мрамора. Покрытая пятнами и выщербинами, статуя изящно вставала на дыбы в центре высохшего бассейна. Этлон устремился к лошади и положил руку на поднятое копыто.


— Я начинаю восхищаться этими странными людьми, — произнес он. — Они явно разбирались в лошадях.


— И умели строить, — ответил Сэврик.


Его лицо сморщилось от беспокойства, и он внимательно все изучал. Он был уверен, что принял верное решение привести кланы сюда, но его тревожила мысль об огромных размерах крепости, которую они выбрали для обороны. Никто из них не имел опыта в таком способе ведения боевых действий, в то время как Медб вполне мог иметь нескольких советчиков среди своих наемников, которые знали, как планировать осаду.


— Теперь пора за работу, — продолжил Сэврик. — Рин, ты хорошо работал на речной стене вчера. Может быть, ты приведешь вероды и проверишь стены и башни? Надо удостовериться, что там нет проломов или слабых мест.


Молодой вождь Багедина кивнул, польщенный, что получил такое важное задание.


— Джорлан, — обратился Сэврик к своему новому второму вер-тэйну, — я хочу, чтобы ты взял двух человек и отыскал колодцы. Если вода в них плохая, нам надо будет наносить воды из реки.


Ша Умар взглянул с дороги на огромные стены:


— Нам потребуется много еды. Я начну заносить припасы.


Сэврик согласился:


— А еще выбери скот. Племенных животных и лошадей мы оставили в ущелье.


Все разошлись выполнять свои задачи. Кантрелл со своим поводырем, Этлон и Сэврик остались одни.


— Я бы хотел осмотреть этот зал, — сказал Сэврик, — до того, как станет некогда.


Они прошли через двор ко входу в огромный зал, который образовывал переднюю часть дворца. Семь арок украшали фасад здания. Позади средней арки находилась уменьшенная копия великолепных бронзовых ворот крепости. Этлон очень осторожно толкнул их, и двери легко распахнулись. Хулинин осторожно заглянул в зал.


Он освещался глубокими бойницами, расположенными под самой крышей, через которые просачивался свет утреннего солнца. Два ряда высоких колонн поддерживали сводчатую крышу, которая все еще была в хорошем состоянии. На полу под толстым слоем грязи, мусора и птичьего помета все еще поблескивали слабые следы золота. Не сохранилось никаких драпировок, мебели, ничего сделанного из дерева или ткани. Но на всех стенах были росписи, изображавшие древние битвы и давно забытых полководцев. Краски потускнели от времени, а стены были грязные и выщербленные, но фигуры были все еще отчетливо видны.


Сэврик с Этлоном разглядывали зачарованно стены, когда Кантрелл вдруг поднял голову.


— Перед главными воротами трубят горны, — настойчиво обратился он к Сэврику. — Оставь нас. Мы сами найдем дорогу отсюда.


Сэврик с Этлоном выскочили за дверь и побежали через двор. Когда они бежали по дороге в сторону главных ворот, они тоже услышали горны конной стражи Хулинина, неистово трубящие снизу из долины. Остальные воины толпились у ворот и облепляли стены. Сэврик с Этлоном вскарабкались по каменным ступеням, протолкнулись среди людей и остановились на краю парапета.


Там, на расстоянии мили от перекрестка дорог, небольшая группа конников мчалась галопом с юга. Синее знамя струилось над ними. За ними на полной скорости следовала группа повозок и в арьергарде большая группа всадников на ходу сражалась с неизвестными воинами. Атакующие были без плащей и проявляли меньше дисциплинированности, чем отступающие воины, но они создавали смертельную завесу из стрел перед превосходящими силами и повергали наземь каждого, кто отставал.


Клан Дангари быстро приближался к крепости, нападающие не отставали от них. Наблюдающим стало ясно, что преследователи не подозревают о том, что остальные кланы находятся рядом.


Сэврик и его люди наклонились со стены, чтобы видеть погоню.


— Давай, Кошин! — закричал Этлон. — Скачи!


Внезапно два десятка всадников под водительством Ша Умара покинули защиту речной стены и помчались навстречу приближающемуся клану, приветственно трубя в горны. Всадники и повозки развернулись около подножия крепости и поспешили к речной стене. Нападающие, едва увидев приближающихся воинов и собравшихся на стенах людей, развернулись и затрусили под защиту леса на противоположной стороне долины. Измученные люди клана с облегчением въехали в ущелье под звуки бешено трубящих горнов.


Дангари прибыли.

Глава 15


Нэра осторожно ступила на песчаную полоску и фыркнула, когда вдруг по самые колени погрузилась в чавкающую грязь.


«Извини, Габрия. Я не могу идти дальше».


Габрия в испуге смотрела на реку, но она понимала безвыходное положение Нэры. Гигантская кобыла была вся покрыта грязью и уже один раз увязла в трясине, а они едва достигли окраин огромной дельты. С самого рассвета они следовали по течению Голдрин, чьи берега терялись в грязных наносах песка и зарослях тростника. Река быстро превратилась в трясину, состоящую из мелких проток, сыпучих песков и крохотных ненадежных островков.


Когда Габрия и Нэра достигли прошлой ночью реки, они расположились на ночевку в низине, поросшей колючками, ежевикой и травой. Но утром, когда хуннули углубилась в болото, заросли камыша и гигантской болотной травы с серебряными метелками образовали настоящую чащу. Габрия только могла видеть, где бледно-серый цвет метелок превращался в твердую массу колеблющейся зелени. К сожалению, иллюзия твердости была весьма предательской, так как трава являлась зыбким болотом, по которому ни хуннули, ни любая другая лошадь не могли пройти.


Нэра вытащила передние ноги из ила и перебралась на более твердый участок берега. Опустив голову, она стояла, тяжело дыша, уже растратив свою огромную силу на борьбу с трясиной.


Габрия неохотно соскользнула с лошади. Она надеялась, что хуннули будет с нею, когда она встретится с Женщиной болот, и она полагалась на умение Нэры разыскивать дорогу через опасные трясины. Но было ясно, что Нэра не может двигаться дальше.


Она вздохнула:


— Как я найду эту женщину?


«Она сама тебя найдет».


Девушка стянула свою шляпу и сунула ее в сумку. Затем она скрестила руки, испытывая большое неудовольствие:


— И как я могу быть уверенной, что она мне поможет?


«Она поможет тебе. Она является обладательницей магии. Как и ты».


Габрия отвернулась. До этого момента никто не говорил ей, что женщина является колдуньей. Но ее интуиция уже давно подсказала ей такую возможность.


Глаза Нэры блеснули, как черный кристалл. Она осторожно подтолкнула девушку.


«Я буду ждать поблизости».


Не говоря ни слова, Габрия подвесила сумку с едой себе на пояс, стиснула зубы и смело двинулась вперед. Грязь поднялась ей до лодыжек, и вода просочилась в башмаки, но она не провалилась, как хуннули. Она услышала, как позади нее Нэра поплыла прочь, и на мгновение ее решимость почти исчезла. Она остановилась на полушаге и подумала о том, чтобы кинуться следом за лошадью. Затем ее нога соскользнула, и она плашмя упала в реку.


Вода была теплой и солоноватой и пахла гниющими растениями, и все же она прояснила ее мысли. Отплевываясь, Габрия встала и уныло оглядела себя. Она была в грязи с головы до ног и воняла болотом. Рукава ее туники были черными от грязи, а сумка промокла. Это послужит мне хорошим уроком, подумала она раздраженно. Я слишком далеко зашла, чтобы теперь паниковать при мысли о том, чтобы в одиночку встретиться со своими страхами.


Сжав челюсти, Габрия пробиралась, преодолевая течение, к сердцу болот. Утреннее солнце начало припекать, и запах гниющих растений начал подниматься от реки. Ее осаждали мошка и москиты. Вода неустанно струилась по поверхности земли, и океан болотных трав смыкался вокруг. Она скоро обнаружила, что то, что выглядело как одна огромная покрытая травами топь, на самом деле представляло бесконечную сеть озер, хлюпающих трясин и извилистых, полузанесенных проток. Опытный глаз мог отыскать здесь извилистый, непостоянный проход через месиво ила, крошечных островков и песчаных наносов. Однако, по мере того как проходили часы и Габрия барахталась, пробираясь вглубь болот, она начала терять надежду, что ей удастся это.


Путешествие становилось очень утомительным. Огромные заросли тростника часто загораживали ей дорогу, заставляя ее идти вброд или плыть в глубокой, пенистой коричневой воде. Плотные заросли травы возвышались над ней, заключая ее в свой зеленый, шелестящий мир. Она знала, что вверху веял ветерок, так как метелки травы склонялись пронизанными солнцем волнами, но ничто не тревожило поверхность воды, разве только рыба плеснет или прыгнет лягушка. Вскоре Габрия сильно вспотела, что только привлекало к ней еще больше насекомых.


День все тянулся, а Габрия пробиралась к югу, вглубь болот. Она высматривала хоть что-нибудь, что помогло бы ей отыскать женщину: тропинку, хижину, даже отпечаток ноги или какую-нибудь мелочь, оброненную на ходу. Но болота хорошо прятали свои секреты. Она не нашла никаких признаков присутствия других людей, только вода, тростники и цапли, которые следили за ней алчными глазами.


Наконец, измученная и вымазанная в грязи, девушка вышла к длинному темному открытому пространству воды, глубокой и мрачной, которая загораживала ей дорогу с обеих сторон. Некоторое время она смотрелась в воду и гадала, стал бы Этлон смеяться, если бы увидел ее в таком виде: больше грязи, чем толку. Наконец Габрия решила, что не имеет значения, как бы он поступил. Она слишком устала, чтобы беспокоиться об этом или переплыть протоку. Измученная и оцепенелая, она дотащилась до кочки, которая выглядела посуше, и скрючилась среди травы. Ее пища размокла, поэтому она выпила несколько глотков воды, положила голову на сумку и постаралась отдохнуть.


С наступлением темноты голоса, раздающиеся на болоте, усилились и превратились в настоящий гам. Повсюду квакали лягушки. Жужжали москиты. Тысячи созданий непрерывно скрипели ржавыми голосами, как сверчки, пока Габрия не впала в ярость. Жалящие насекомые разошлись вовсю и покрывали каждый открытый кусок ее кожи. Она извивалась и шлепала себя, но ничто не могло отогнать их. Она была мокрой, замерзшей, несчастной и очень одинокой.


Наконец она решила, что должна двигаться, иначе сойдет с ума. Но как раз тогда, когда она собиралась сесть, Габрия услышала далекий звук в протоке. Она замерла и затаила дыхание.


Звук повторился — тихий всплеск, похожий на звук шлепающего по воде животного, — или как будто змея охотится. Она слышала об огромных змеях, обитающих в болотах, и хотя они редко достигали таких размеров, чтобы проглотить человека, у нее не было никакого желания встретиться с одной из них. Рука Габрии потянулась за кинжалом. Луна, которая была на ущербе, еще не взошла, и ночь казалась очень темной. Она испуганно прислушивалась и напрягала глаза, стараясь увидеть в темноте.


Внезапно маленький проворный зверек выскочил из воды у ее ног. Габрия отпрыгнула, как ужаленная кошка, и выхватила кинжал. Зверек пискнул и качнул головой. Габрия изумленно взглянула на него. Он был похож на короткую толстую змею с тупым носом и суживающимся к концу хвостом. Но у него были четыре перепончатых лапы и усатая морда. Его круглые глаза поблескивали при свете звезд. Он снова запищал, явно вопросительно, и Габрия выпустила из рук кинжал. Это была всего лишь выдра.


— Привет, — наугад произнесла она.


Выдра заурчала.


Габрия внезапно ощутила всю нелепость ситуации. Мало того, что она, навоображав невесть чего, испугалась маленького безобидного животного, но разговаривать с ним среди ночи? Она присела на корточки и тряхнула головой. Болота измотали ее до полного расстройства.


Внезапно выдра встревоженно огрызнулась и, не успела Габрия и глазом моргнуть, бросилась в воду и исчезла.


Габрия вздохнула. Она откинулась на спину и стала смотреть на звезды поверх травы, стоящей стеной. Может быть, хулинины тоже смотрят на эти же самые звезды, и она гадала, видят ли они их со стен Аб-Чакана. Она покинула их всего три ночи назад, а казалось, будто годы пролегли между нею и кланом. Они были недостижимо далеко от нее, и время быстро уходило.


Размышления Габрии прервал всплеск, и, к ее удивлению, выдра опять выскочила на ее островок. Она что-то держала во рту и довольно захрустела, поедая свою добычу, затем вымыла мордочку и лапы и снова защебетала, обращаясь к Габрии.


— Я тоже голодна, — пробормотала Габрия.


Выдра скользнула в ее сторону, дернула за штаны и отскочила к границе травы. Габрия с возрастающим интересом следила за ней. Выдра требовательно позвала и вернулась, чтобы снова дернуть ее. Она нерешительно встала.


Выдра отбежала к краю травянистого островка.


В уме Габрии крепла догадка; она шагнула вперед. Выдра довольно пискнула и двинулась дальше. Предположение Габрии перешло в уверенность, она нагнулась и последовала за зверьком в густые заросли. За зверьком с темным мехом было трудно следить, так как казалось, что он сливается с каждой тенью. Габрия передвигалась чрезвычайно медленно, но выдра не спешила, держась близко впереди нее и безошибочно выбирая дорогу среди ненадежных болотных тропинок.


Несколько часов Габрия пробиралась вслед за зверьком через тростник и топи, обходя пространства чистой воды и заросли болотной травы, пока смертельно не устала и ее не начало тошнить от запаха стоячей воды.


Выдра по-прежнему вела ее вперед, даже тогда, когда ей приходилось барахтаться по пояс в воде или преодолевать трясину, которая засасывала ее ноги. Внезапно зверек обернулся и ободряюще пискнул ей, прежде чем глубже погрузиться в болото, следуя вдоль только ему видной тропинки.


Постепенно вода из черной стала темно-свинцовой, затем светло-серой, а бесформенные ночные тени молча обрели свою форму и цвет. Габрия обратила затуманенный взор к востоку и увидела красный солнечный диск, который загорелся, едва показавшись из-за горизонта. Выдра тоже увидела его и заурчала, обращаясь к Габрии. Пошатнувшись, девушка остановилась. Измученная, тяжело дыша, она протянула руку:


— Извини, но я должна отдохнуть. Я…


Прежде чем она успела еще что-нибудь сказать, выдра кивнула, юркнула в камыши и исчезла.


— Нет, подожди! — неистово закричала Габрия.


Но выдра убежала, а она была слишком уставшей, чтобы догнать ее. Она опустилась на самую сухую кучу тростника и грязи, которую смогла отыскать, и спрятала лицо в ладонях. Ей оставалось только надеяться, что выдра вернется. Габрия не была уверена, что зверек вел ее к Женщине болот, но у него явно была цель, и он был единственным ее проводником в этом полном опасностей месте.


К счастью, ей не пришлось долго ждать. Солнце едва поднялось над горизонтом, когда выдра вернулась. Зверек плыл по узкой протоке, волоча веревку. Габрия бросилась на помощь. Она потянула за веревку, и маленькая хрупкая лодка выплыла из высокой травы. Это было легкое плоскодонное суденышко цвета увядшего камыша. Выдра вскарабкалась в лодку и заверещала, обращаясь к Габрии.


— Ты серьезно? — спросила Габрия, придя в ужас.


С трудом пробираться через грязь было достаточно утомительно, но она никогда не пользовалась лодкой и не хотела пробовать это сейчас.


Выдра пискнула и похлопала по длинному шесту, лежащему на дне лодки. Габрия выглядела ужасно испуганной, но она осторожно взобралась в лодку и уселась. Медленное течение вынесло лодку на более глубокое место. Спустя некоторое время, когда она увидела, что лодка не собирается немедленно опрокинуть ее в воду, Габрия немного успокоилась. Она очень осторожно встала, взяла шест и опустила его в воду. Шест оттолкнулся от илистого дна канала, и лодка двинулась вперед. Габрия усмехнулась выдре и снова оттолкнулась шестом. Очень медленно они начали продвигаться по протоке.


— Куда теперь, малыш? — спросила Габрия выдру.


Как бы в ответ на ее вопрос, зверек нырнул с носа в воду. Его маленькая коричневая голова вынырнула впереди лодки. Габрия направила лодку вслед за выдрой.


К этому времени солнце поднялось довольно высоко, и болото переливалось всеми оттенками зеленого и золотого в лучах утреннего солнца. День становился жарким. Габрия устала, и ее голова отяжелела от бессонницы, но она не могла позволить себе расслабиться.


Ее желудок превратился в клубок нервов, а мысли постоянно обращались к выражению лица Этлона, когда она спросила его о Женщине болот. Его реакция была порождена прочно укоренившимся страхом перед владеющими магией, но Габрию волновало, что подумает он о ней, когда узнает всю правду о ее способностях. Она опустила взгляд на воду. Ее мучила также мысль о том, что подумала бы ее семья, если бы они узнали о ее еретическом таланте. Поняли бы они, что это настойчивое желание отмщения привело ее к волшебнице для того, чтобы изучить способы колдовства?


Габрия почувствовала слезы на глазах и усилием воли остановила их. Габрэн бы понял ее. Ее брат любил ее безгранично, и она знала, что он поддержал бы ее решение разыскать Женщину болот. Пирс и Кантрелл тоже поддержали ее. Теперь она поняла, что бард послал ее к этой женщине, чтобы она научилась пользоваться своим талантом, а не подавлять его. И наконец Габрия решила, что это был правильный выбор. Какими бы ни были последствия, она хотела изучить все сильные и слабые стороны магии, чтобы найти способ уничтожить Медба.


Выдра заверещала.


Габрия оторвалась от своих мыслей и взглянула вперед. Шеренга деревьев загораживала ей дорогу, и, по мере того, как она продвигалась вперед вслед за выдрой, шеренга превращалась в темную, плотную стену мангров. Странные деревья росли вплотную, опираясь на погруженные в стоячую воду корни. Под их ветвями воздух был душный, а сквозь плотную листву проникало очень мало света.


Габрия осторожно проталкивала лодку среди перепутанных корней мангров, следуя извилистым путем, который могла разглядеть только выдра. Деревья росли близко друг к другу, и открытые пространства воды становились все реже и располагались все дальше друг от друга. Воздух был спертый и зловонный.


Наконец выдра взобралась на что-то твердое и остановилась. Габрия посмотрела удивленно. Они находились у подножия огромной сети корней. В центре этой сети опорные корни переходили в мангровое дерево не так, как везде. Это дерево было огромно, его корни глубоко погрузились в воды реки, его ветви образовывали огромный, мрачный полог.


Выдра указала лапой на дерево и пискнула.


— Туда? — не веря, переспросила Габрия.


Девушка неохотно выбралась из лодки и закачалась на скользких корнях. Прежде чем она могла бы возразить, выдра скользнула в воду и исчезла. Габрия осталась одна. Она оглянулась. Вокруг не было ни насекомых, ни птиц, ни лягушек, и мрачное болото вокруг было совершенно безмолвным. Габрия вздрогнула. Она бы все отдала, чтобы оказаться сухой в безопасности шатра Пирса, вместо того чтобы мокрой и грязной цепляться как улитка за скользкие корни мангров в сердце владений волшебницы.


Габрия собрала все свою отвагу и вскарабкалась по корням главного ствола. Дерево было невероятно толстым; по сравнению с другими деревьями его ствол выглядел огромной колонной в лесу из палочек.


Где бы могла жить волшебница в подобном месте? Габрия заглянула под ветви, вокруг корней, даже в воду, но нигде не было никакой жизни, ни человека, ни кого-либо другого. Девушка уж начала думать, что выдра обманула ее, когда увидела узкую горизонтальную щель в стволе дерева. Она была едва ли шире, чем несколько пядей, и в несколько раз больше простиралась над ее головой. Габрия всмотрелась внутрь. Хотя внутри дерева было совершенно темно, она чувствовала, что в нем скрывается полость, достаточно большая, чтобы можно было войти.


Другой возможности не было. Габрия протиснулась через щель в абсолютный мрак. Воздух был спертый. Казалось, что внутри дерева царит полная тишина, но, так как чувства Габрии обострились в темноте, она начала замечать тихий скрежет и, даже еще тише, скрипящий шелест, как будто едва слышный шепот. Габрия ждала, сама не зная чего.


Спустя несколько минут единственный луч красного света ударил откуда-то сверху и осветил волшебницу. Старая женщина сидела на стуле, который в свою очередь покоился на платформе, подвешенной к невидимому потолку. Сгорбленная, высохшая и невероятно бледная, она больше походила на труп, чем на женщину. Ее немигающие глаза отсвечивали красным в падающем свете. У нее было прекрасное, выглядящее безумным лицо. С торжествующей усмешкой она устремила свой взгляд вниз, на Габрию.


— Итак, ты наконец пришла, — заговорила она резким от редкого употребления голосом. — Я слишком долго ждала, пока меня разыщет человек, владеющий магией.


— Я… — попыталась заговорить Габрия.


Женщина прервала ее:


— Ты пришла учиться. Я знаю, кто ты… но я не знаю, готова ли ты заплатить мою цену.


Габрия глядела зачарованно. Она одновременно ужасалась и благоговела перед лихорадочной силой, которая пылала в красных глазах женщины.


Волшебница встретила взгляд Габрии, и ее лицо исказилось гневом.


— Я знаю, о чем ты думаешь, — закричала она. — Ты думаешь, что я всего лишь старая ведьма, которая прячется в болоте, запутавшись в своем древнем искусстве и питаясь старой враждой. Да, я была когда-то могущественной волшебницей, изменяющей облик. Моя сила ставила людей на колени. Смотри!


Она широко раскинула руки и запела песнь на странном языке, который эхом отражался от ветвей и корней огромного дерева. Габрия прижалась спиной к дереву. Все внутри дерева начало колебаться и блекнуть, воздух звенел, как струна арфы. Голос женщины возвысился до триумфального крика, когда в помещении сформировалось видение. На взгляд Габрии дерево превратилось во дворец, где на зеркалах сверкало золото, вода била из сотни фонтанов, а на стенах мерцали шелковые знамена дворянского дома. Перед Габрией стояла женщина, волшебница, какой она себе всегда ее воображала: прекрасная и все же опасная, прелестная и беспощадная, одетая в платье из бархата и увешанная драгоценными камнями, как королева.


Но так же быстро, как образовалось, видение исчезло, превратившись в тонкий туман и унесясь клубами. Женщина, снова превратившись в древнюю старуху, осела на свой стул с усталым вздохом.


— Моя сила почти совсем пропала, — прошептала она.


Габрия ошеломленно огляделась, все еще надеясь увидеть темноволосую женщину, стоящую рядом. Но видение, было ли оно правдивым отражением прошлого или фантазией состарившейся отшельницы, исчезло. Девушка медленно откинулась назад и постаралась сохранить безучастное выражение лица. Было очевидно, что эта женщина — волшебница, и хотя она утратила силу, чтобы управлять своими способностями, у нее сохранились знания.


— Использование магии требует больше мудрости, чем силы, — сказала Габрия, стараясь задобрить старуху.


Волшебница раздраженно посмотрела на нее:


— Глупая. Что ты знаешь о волшебстве. Я наблюдаю за тобой со времени резни в Корин. Все, что я видела, это были твои жалкие попытки обескуражить нескольких сверхвосторженных мужчин.


— Обескуражить?! — вскрикнула Габрия. — Я убила человека.


— Вот видишь! Ты могла бы — обескуражить их еще сильнее. Но ты плохо сделала это. Ты ничего не знаешь о магии.


Габрия загнала свой гнев обратно и сказала:


— Вот почему я пришла к тебе.


— Я больше не принимаю новичков.


— Даже за плату? — мгновение поколебавшись, спросила Габрия.


Женщина опустила на нее свой взгляд:


— Какую цену ты хотела бы уплатить?


— Все, что только может быть в моих силах.


— Твои силы. Это действительно немного.


Волшебница протянула руку сквозь красный свет, и ее платформа медленно опустилась на пол дупла. Ее рука как паук скользнула по запястью Габрии и потянула вниз, заставляя усесться на платформу рядом со стулом. Габрия вздрогнула от ощущения сухого, пыльного прикосновения, но не отдернула руку.


— Что ты ищешь в волшебстве, женщина из клана? Ты знаешь, что использование его запрещено под страхом смерти.


Габрия могла чувствовать, как ее кровь пульсирует под рукой женщины. Она знала несомненно, что не сможет утаить правду:


— Я хочу отомстить за убийство моего отца, моих братьев и моего клана.


— Ах, да. Это единственная твоя причина? — ее глаза как иглы пронзали Габрию, вычленяя каждую ее мысль. — Месть — это ужасная причина для волшебства; она может исказить твою волю и обвить тебя, как змея. — Женщина с презрением отвернулась, скосив глаза, чтобы наблюдать за девушкой. — Но она может также ускорить обучение. — Она помолчала. — Этот Медб, которого ты хочешь уничтожить, за последнее время приобрел большое могущество, и потребуется большая ловкость и желание, чтобы одолеть его.


— Но он еще и сверхсамоуверенный. Он думает, что он единственный волшебник в кланах.


Женщина согласно кивнула. Некоторое время она изучала Габрию и удовлетворилась тем, что увидела.


— На данный момент это так. Но он жестокий человек. Это из-за таких волшебников, как он, люди поднялись против нас и смели магию с равнин. Теперь только я помню светлые дни мудрости и величия, когда магия была гордостью, и ее обладателей почитали. — Ее голос начал гневно повышаться: — Но теперь… теперь я прячу свою силу от людских глаз в вонючей грязи этих отвратительных болот.


Лицо женщины дергалось от гнева, а слова со скрежетом вырывались из горла. Внезапно она начала смеяться — грубый, маниакальный смех, который привел Габрию в ужас.


— Подходящее наказание ему за то, что он причинил мне. Мы опрокинем этого самодовольного злодея в навоз.


Габрия выпрямилась и спросила, затаив дыхание:


— Ты поможешь мне?


— Разве я только что не сказала об этом?


Девушка кивнула, не уверенная, довольна она или напугана этим:


— Спасибо.


— Пока еще не благодари меня, — она отпустила руку Габрии и снова уселась, гнев все еще отражался на ее древнем лице.


Мгновение она изучала девушку, и резкий проблеск, как у голодной крысы, мелькнул в красных глазах волшебницы. О да, она обучит девушку тайнам магии. Она даст Габрии достаточно знаний, чтобы победить этого выскочку Медба. Затем, если все пройдет хорошо, девушка заплатит цену за свое обучение. Женщина болот улыбнулась, медленно, злобно изогнув губы, и захихикала в предвкушении.

Глава 16


Этлон стоял на сереющих стенах речных ворот и наблюдал за сторожевыми огнями изгнанников, пылающими как огненная петля в поле перед крепостью. В сгущающемся мраке он едва мог видеть бандитов, сгрудившихся вокруг костров. Изгнанники считали, что им нечего бояться. Пойманные в ловушку кланы не будут бесполезно тратить время или людей, чтобы гнаться за врагом, который рассыплется и ускользнет при первых признаках нападения.


Терпение Этлона подвергалось испытанию при виде того, как изгнанники кривляются и насмехаются за пределами полета стрелы, а он не может ничего поделать. Сэврик приказал не стрелять и не делать вылазок — пока. Надо позволить изгнанникам думать, что все четыре клана укрылись в глубине ущелья.


С момента появления Дангари этим утром Сэврик с остальными вождями строили планы, как вывести кланы из ущелья в крепость под покровом темноты. Один из людей Джорлана обнаружил потайную лестницу, ведущую из кладовой в задней части крепости позади моста вниз и в ущелье за речной стеной.


С помощью лестницы Сэврику и остальным было легко проскользнуть в ущелье, но этот путь был слишком узким и крутым для большой группы с навьюченными животными. Кланы могли попасть в крепость только через передние ворота. Однако такое перемещение было слишком опасно осуществлять днем, так как банда изгнанников могла вызвать панику среди женщин, детей и фургонов с припасами. Ночью кланы могли проскользнуть в крепость в относительной безопасности, особенно если разбойники будут заняты.


Этлон ухмыльнулся про себя. Ему не придется долго ждать. Вер-тэйн почувствовал, что кто-то остановился рядом с ним, и, обернувшись, он увидел Кошина, опершегося о парапет.


По лицу молодого вождя нельзя было ничего прочесть в сгущающихся сумерках, и его татуировка была почти незаметна.


— Для людей, которые мертвы в наших глазах, они представляют из себя досадную помеху.


Из глубины горла Этлона вырвался звук. Он беспокойно пошевелился:


— Они думают, мы можем только сидеть на нашей чудесной стене и скалить зубы.


Кошин оглянулся и осмотрел затухающий на западе свет:


— Позволим себе еще немного не замечать их. Скоро стемнеет, и мы сможем выехать. — Он повернулся кругом и посмотрел на черную, неуклюжую громаду Аб-Чакана. Стены и башни старой крепости возвышались над ними в торжественном молчании. Ее камни хранили секреты и таили воспоминания, которые были недоступны пониманию людей кланов. — Я чувствую себя, как мышь, которая суетится вокруг какого-то ужасного монолита, — тихо произнес Кошин, как будто испугавшись, что камни услышат. — Что мы здесь делаем?


Сильное лицо Этлона искривилось в гримасе. Он тоже чувствовал тяжесть старых стен:


— Стараемся выжить.


— В неподходящем месте это ничего хорошего нам не предвещает. У нас не должно быть камня под ногами стен перед глазами. Мы сражаемся с помощью силы наших мышц и стали, — он указал на крепость, — а не с помощью старых осыпающихся стен.


— Неужели ты предпочитаешь встретиться с яростью Медба на равнине внизу? Это был бы блистательный путь к смерти.


Дангари усмехнулся и тряхнул головой:


— И бесполезный. Нет, Этлон, я не глуп, я просто напуган.


Этлон взглянул на запад, в глубине души надеясь увидеть кобылу хуннули, галопом скачущую из ночи. Но там только ветер проносился над травами, только приглушенный звук копыт лошадей, ожидающих в ущелье, эхом отдавался в ночи.


— Мы все боимся, — пробормотал он.


Кошин резко оттолкнулся от парапета и хлопнул по мечу на своем бедре:


— Мы слишком приуныли, вер-тэйн. Пока в наших руках оружие и есть с кем сражаться, давай поскачем в бой, как полагается воинам.


Этлон угрюмо улыбнулся:


— Ты прав, мой друг. Прежде чем падет эта крепость, мы будем в раю. Пошли, покажем изгнанникам наши зубы.


Они взялись за руки и зашагали вниз по каменным ступеням к воротам, где Сэврик и большая группа верховых воинов ожидали полной темноты. Позади всадников, в глубине ущелья, плотными рядами стояли четыре клана. Мужчины, несущие на спине поклажу, выглядели стесненными и раздраженными. Женщины и дети большой группой стояли в центре с полными руками узлов, опустив глаза, чтобы скрыть свой страх. Нагруженные вьючные животные, волы и рогатый скот, которых можно было позднее съесть, терпеливо ожидали среди рядов. Не было видно ни единого факела или костра. В ущелье было почти совсем темно. Этлон мог чувствовать тревогу почти каждого, кто был рядом.


Дрожь прошла по нервам вер-тэйна, как будто он ощутил прикосновение чего-то невидимого. Он видел Аб-Чакан при свете дня, и даже тогда его пустые помещения и древнее молчание выбивали его из колеи. Он знал, какие чувства испытывали сейчас его люди, ожидал, когда смогут проникнуть в крепость под покровом ночи.


Другая группа воинов, набранных из всех четырех кланов, стояла вдоль стены, глядя на Сэврика. Это были добровольцы, которые останутся охранять речную стену и стада, уведенные вглубь ущелья. Этлон нахмурился. К сожалению, их было слишком мало для защиты старой, рассыпающейся стены. Однако выбора не было. Все остальные способные сражаться мужчины, всего около трех тысяч, были необходимы для защиты крепости. Закатный свет померк, и ночь распростерлась над кланами. Шум реки казался неестественно громким в безмолвном, заполненном людьми ущелье. Несмотря на ветерок, веющий от бегущей воды, воздух был неподвижным и тяжелым от холодной сырости.


Направляясь вместе с Кошином навстречу верховым воинам, Этлон плотнее запахнулся в плащ. Борей присоединился к вер-тэйну. Черный конь был почти невидим в темноте. Можно было разглядеть только его глаза, поблескивающие, как две луны из-за легкого облачка, и белый след молнии. Он радостно фыркнул и ткнулся носом в грудь Этлона. Вер-тэйн вскочил ему на спину.


Сэврик подошел к хуннули и взглянул на сына. Капюшон вождя был глубоко надвинут, скрывая его резкие черты, но взгляд Этлона сквозь темноту добрался до отца, и на мгновение они замерли в молчаливом понимании и печали. В мгновение ока они поняли мысли и намерения друг друга, и каждый дал другому ту силу, которая была им нужна в предстоящие дни. Сэврик кивнул. Он сжал колено сына, отошел к своим телохранителям и тихим голосом дал воинам последние наставления.


— Возвращайся невредимым, Этлон, — сказал Джорлан, подходя к хуннули.


Этлон приветствовал его:


— Я скоро увижусь с тобой в крепости.


— Хм… — произнес второй вер-тэйн. — Я едва ли горю желанием отсиживаться в этом каменном чудовище.


— Подумай о том, какое удовольствие получит лорд Медб, когда до конца осознает, что за орешек мы предлагаем ему разгрызть. Он будет очень удивлен.


Лицо Джорлана искривила злобная усмешка:


— Эта картина заслуживает того, чтобы ею полюбоваться.


— Этлон, — окликнул Сэврик, — пора.


Приказ вождя прошел по рядам, и в ущелье немедленно возросла напряженность. Шеренги мужчин выдвинулись вперед, теснясь броней, мечами и поклажей; женщины сдвинулись плотнее. В конце колонны Ша Умар и арьергард терпеливо ждали, когда можно будет двигаться.


Джорлан отсалютовал Этлону, когда всадники двинулись к речной стене. Кошин присоединился к Этлону, и ворота открыли.


— Помни, — громким шепотом произнес Сэврик, — нам нужно время!


Беззвучно переставляя копыта, Борей вышел из ущелья, и отряд всадников последовал за ним. Все были верхом на черных или темно-коричневых лошадях, и Этлон сомневался, что бандитам удастся разглядеть их раньше, чем они достигнут костров. Он подбадривал Борея, пока они не достигли подножия гребня ниже Аб-Чакана, где река делала поворот к югу.


В ущелье основная масса людей ожидала, затаив дыхание и напряженно замерев; им предстоял только длинный путь в холодные, темные руины. Но Этлон и выступившие с ним воины могли действовать только так, как с рождения приучены идти в бой все кланы: с трубящими горнами, мечами в руках, лицом к лицу с врагом.


Этлон не мог больше ждать. В нем вскипали нетерпение и ярость, которые были рождены днями растерянности и бегства от врага. Он выхватил меч. Кошин уловил его настроение и крикнул горнисту, который скакал рядом:


— Теперь пусть они услышат песню охоты.


Звуки горна раздались в ночной тишине как удар грома. Они разнеслись над холмами чистым звоном победы над выслеженным зверем и радости от предстоящего убийства. Прежде чем затих последний звук, Борей встал на дыбы и заржал, послав вызов, который слился со звуками горна в песню смертельной опасности. Остальные воины с боевым кличем выхватили свое оружие и послали своих нетерпеливых скакунов галопом в сторону костров.


Изгнанники были захвачены врасплох. Когда всадники обрушились на них, они опомнились от своего изумленного оцепенения и в растерянности бросились к своим лошадям. Хуннули вскочил в середину самой большой группы. Два человека упали от меча Этлона и один от копыт Борея. Остальные бросились врассыпную. Воины кланов преследовали их по пятам. Несколько изгнанников были схвачены всадниками и немедленно преданы смерти. Остальные бежали под защиту холмов, где они могли легко ускользнуть от своих преследователей. Вот почему бандиты не видели шеренг тяжело нагруженных людей и животных, медленно передвигающихся по дороге к Аб-Чакану, и не слышали глухого стука, с которым закрылись огромные ворота.


На заре горнист снова затрубил, чтобы приветствовать восходящее солнце и собрать всадников. Усталые, растратив свой гнев, воины возвращались назад, довольные проделанным делом. Они получили всего несколько незначительных ран, убив девять бандитов. Отряд подъехал к воротам крепости, и встречающие приняли от них усталых лошадей и вздохнули с облегчением, увидев, что вернулись все. Большие бронзовые ворота со стуком закрылись за ними.


Вскоре изгнанники вернулись к своим погасшим кострам и возобновили наблюдение за крепостью.


Как только рассвело, женщины были размещены во дворце и окрестных домах; на башнях выставлены часовые, чтобы наблюдать за равнинами, высматривая признаки приближения армии Медба. После этого вожди со своими людьми решили исследовать все закоулки крепости. Все утро провели они, залезая во все углы, заглядывая во все щели и открывая то, что не открывалось уже в течение поколений. К тому времени, когда они вернулись в холл дворца, чтобы посовещаться, даже Кошин был восхищен работой людей прошлого, а наиболее недоверчивые осознали возможности этого укрепления.


Внешние стены и башни были все еще в очень хорошем состоянии. Внутренние стены начали разрушаться, но их можно было оборонять, а многие каменные строения в центре крепости были достаточно прочными, чтобы служить убежищем людям и скоту. Цистерны, зарытые глубоко в скалы, были полны, так как вода постоянно обновлялась во время сезонных дождей.


Как только вожди составили план обороны укрепления, все приступили к работе по приготовлению старой крепости к тому, чего она не видела уже много веков: к войне. Стены залатали, щебень и хлам между стенами убрали, а ворота укрепили бревнами с цепями.


Вер-тэйны, как дети, начинали все больше верить в свое новое убежище. Потребовалось бы что-то побольше, чем Медб и несколько кланов, чтобы выкурить их из этой горы камней.


Люди еще продолжали усердно трудиться, когда с одной из башен раздались тревожные звуки горна. Люди удивленно смотрели на садящееся солнце. Было еще слишком рано для сигнала захода солнца. Когда до всех дошел смысл происходящего, вожди со всех концов крепости бросились бежать к стене. Те, кто находился рядом с главной стеной, карабкались на парапет. В долине повсюду скакали изгнанники, а авангард армии волшебника приближался по старой дороге.


Как было решено раньше, со всех башен затрубили горны и пять флагов — золотой, синий, бордовый, оранжевый и темно-красный — взвились над главными воротами.


Сэврик вцепился в камень:


— Медб здесь, — обратился он к людям, протискивающимся под ним во двор замка. — Вы знаете свои обязанности.


Воины молча разбежались за оружием и заняли свои места у бойниц. Этлон, взбежав по каменным ступеням, присоединился к вождям, и лорд Рин молча указал ему на долину.


Медб снова выбрал время своего появления так, чтобы произвести наибольшее впечатление. Солнце уже почти скрылось за вершинами гор, когда армия волшебника приблизилась к ущелью Гнева Тора, и долина была погружена в сумрак. Резкий ветер приминал травы и завихрялся у подножия Аб-Чакана.


Предшествуемый ветром и укрытый плащом наступающей ночи, авангард волшебника пересек отрог и остановился у подножия холма, сразу под крепостью. Они ждали в зловещем молчании.


За ними под бой барабанов выступали основные силы армии. Они двигались бесконечным потоком, бессчетное множество людей, в тусклых сумерках, скрывающих их истинное количество. Они шли, пока не заполнили всю долину, и армия не разместилась до самых горных склонов. Монотонность ужасающего черного потока не нарушали ни факел, ни фонарь, ни человеческий голос, ни конское ржание. Раздавались только бой барабанов и неумолимый топот ног.


Люди в смущении и сомнении наблюдали за приближением врага. Они никогда не представляли себе ничего подобного. Силы, которые неумолимо двигались в сторону ущелья, не были больше вилфлайингами, или гелдринами, или эмноками, или нанятыми за золото иностранцами. Они превратились в безликую, бездумную массу, движимую только желаниями одного злодея.


Ветер стих, и все замерло в долине. Скрытая ночью армия собиралась с силами и ожидала сигнала своего хозяина. Но волшебник надежно удерживал их. Он заставил войско ждать, дав им увидеть их цель, а кланам — ожидающую их судьбу. Наверху, в крепости, Сэврик и кланы наблюдали за происходящим, затаив страх. Напряжение возрастало, пока не стало почти непереносимым.


Затем одинокий всадник отделился от авангарда и подъехал к воротам крепости.


Он был в коричневом плаще, а шлем закрывал его лицо, но ничто не могло скрыть фальшивого, презрительного тона его голоса.


— Хулинин, Дангари, Багедин и Джеханан. Сброд среди кланов. — Он грубо фыркнул. — Мой хозяин решил на этот раз быть милостивым к вам. Вы видели, что его колдовское могущество непобедимо, а теперь вы видите мощь его военных сил. Взгляните на эту армию. Взвесьте свои возможности. Вы долго не проживете, если решите противостоять лорду Медбу. У вас пока еще есть другой выбор: капитулировать перед ним, и он будет милостив.


Сэврик силился обрести свой голос. В гневе он протянул свои руки через край каменной стены и крепко вцепился в нее для поддержки:


— Брант, я вижу, ты потерял свой плащ. — В его голосе чувствовалась неприкрытая насмешка.


Гелдрин сделал широкий жест рукой, указывая на армию позади себя:


— Коричневый цвет так силен. Он предоставляет массу благоприятных возможностей.


— Это дерьмо, и я не желаю продавать за него мой клан. А что думают гелдрины насчет отказа от зеленого?


Брант произнес придушенным от гнева голосом:


— Мой клан подчиняется мне.


— Твой клан! — Сэврик разразился грубым смехом. — Нет, Брант. Твой клан теперь принадлежит Медбу, и это ему они подчиняются. Гелдрин больше не существует. Пошел вон, предатель.


Брант усмехнулся. Позади него в долине беспокойно шевелилась армия.


— Смело говоришь, вождь. Ты тоже скоро поймешь всю мудрость ношения коричневого цвета. Только не раздумывай долго. Армия уже почуяла запах крови. — С пронзительным криком Брант пустил своего коня назад по дороге.


В своем закрытом фургоне Медб удовлетворенно кивнул. Он двинул свою беспокойную армию назад, прочь от крепости. Ожидание резко усилит страх, который он возбуждает в крепости. Когда наконец он позволит начать атаку, обороняющиеся не выстоят долго.


Их судьбы решены так же несомненно, как гарантирована победа Медба. Хулинин вместе с остальными кланами прекратит свое существование; их вожди скоро будут уничтожены. Даже если Сэврик и его союзники сдадутся, Медб вовсе не собирался быть снисходительным.

* * *


Первая атака последовала перед восходом, в прохладные часы, когда реакции наиболее замедленны и мускулы холодны. Это была только попытка испытать силу обороняющихся, и кланы легко отбили атаку. И все же мужчины испытали облегчение, начав сражаться. После долгих, бесконечных часов ожидания в течение всей ночи появившаяся орда наемников, которая толпой неслась к стене, была благословением. Вожди знали, что это была только проба, и быстро удвоили число защитников, чтобы встретить следующий штурм.


На этот раз им пришлось ждать долго. После того как наемники отхлынули назад за реку, в лагере осаждавших в течение нескольких часов было тихо. Сэврик расставил посты и позволил остальным защитникам спуститься вниз, но мало кто из воинов покинул стены. Они наблюдали, надеясь увидеть, что теперь собирается делать Медб.


Около полудня в огромном лагере внезапно усилилась активность. Были видны телеги, движущиеся в сторону холмов и возвращающиеся со связками напиленных бревен. Сотни людей сгрудились вместе и, казалось, строили несколько больших сооружений, назначение которых защитники не могли определить. Звуки распиливаемого и сколачиваемого дерева были долго слышны после наступления темноты.


В крепости кланы во главе с Сэвриком уже вторую невыносимо длинную ночь продолжали напряженно ждать.


К восходу следующего дня стало ясно, над чем трудилась армия Медба. Три большие сооружения выкатили из лагеря, перевезли по старому мосту и установили у подножия холма, вне пределов досягаемости стрел из крепости, но как можно ближе к Аб-Чакану. Люди находились на своих местах на стенах крепости, и те, кто находился в передних рядах, с любопытством наблюдали, как устанавливались странные деревянные приспособления.


— Что это? — спросил лорд Рин, выражая всеобщее любопытство.


Сэврик окликнул одного из своих людей:


— Приведи сюда Кантрелла.


Быстро привели барда и осторожно помогли подняться по каменным ступеням туда, где на парапете стояли вожди.


— Я слышал, Медб был занят, — произнес Кантрелл, поприветствовав их.


— Там, прямо под крепостью, расположены три каких-то деревянных сооружения, — ответил Сэврик. — Это тяжелые платформы с бревнами наверху, которые можно катить. Бревна прикреплены за один конец к платформе и имеют на другом конце что-то вроде большой чаши.


— Посмотрите на это, — добавил Ша Умар. — Они кладут камни в эти приспособления, и они откидываются назад.


Лицо Кантрелла помрачнело:


— Катапульты.


Как бы в ответ на его слова, сооружение внизу с треском выстрелило, и большой камень, пролетев по воздуху, ударился о стену сразу под парапетом. Обороняющиеся инстинктивно пригнулись.


— Боги милостивые! — воскликнул Сэврик.


Когда второй камень выстрелил в крепость, люди перевесились через парапет. Метательный снаряд с громовым звуком ударил в бронзовые ворота. Защитники с облегчением увидели, что стенам и воротам не нанесено вреда, но, по мере того как утро проходило, люди на катапультах пристрелялись, и тяжелые камни посыпались через передние стены крепости. Несколько человек было убито, когда огромные камни упали среди них, некоторый ущерб был нанесен и старому парапету.


Около полудня Этлон взглянул через стену и увидел строящуюся за рекой армию.


— Они идут! — закричал он. Горнист в башне у ворот подал сигнал защитникам на стенах.


Внизу, в долине, люди бросились вперед, навели временные мосты через реку Айзин, и армия волшебника обрушилась всей своей яростью на Аб-Чакан. Под защитой тучи ядер и стрел первые ряды солдат с веревками и приставными лестницами карабкались вверх по дороге и склонам холма к передней стене. В крепости отдавались эхом безжалостный грохот барабанов и яростный крик наступающих.


В первые неистовые минуты боя Этлон был слишком занят, чтобы оценить стратегические выгоды своей позиции, но, по мере того как его люди отбивали натиск атакующих, он понял, что старую крепость легко оборонять. Этому способствовало не только то, что быстрое течение реки не позволяло одновременно большому числу атакующих пересечь ее, но и то, что крутые склоны горного отрога замедляли продвижение врага, оставляя его открытым убийственному огню из бойниц. Защитники ободрились, когда первая волна атакующих отхлынула, и проблеск надежды затеплился в их сердцах.


Нахлынула вторая волна атакующих, более яростная, чем первая, и почти достигла верха стены, прежде чем была отбита. Приступ за приступом, бросались атакующие на стены, и каждый раз отступали, пока земля не покрылась мертвыми и ранеными телами, а уцелевшие защитники не качались от изнеможения.


Не имеет значения, мрачно размышлял Этлон, отбрасывая свой пустой колчан, что эту крепость так легко удерживать. У Медба больше воинов, и на его стороне время. Крепость падет, когда не останется воинов, способных ее защищать.


Как бы в насмешку над мыслями Этлона, горны врага снова затрубили, и новая атака обрушилась на стены. На этот раз яростная волна достигла защитников. Они обнажили свои мечи и кинжалы и схватились врукопашную. Яростный бой шел вокруг бойниц. Кровь оросила старые камни, и яростные крики и визг разносились вокруг башен. Раз за разом Сэврик собирал людей и отбрасывал лезущих через парапет с дико выпученными глазами воинов Медба, чтобы тут же встретить еще больше, в то время как число защитников все уменьшалось. В отчаянии он забрал людей с задней стены, молясь в душе, чтобы речной стены и ее защитников оказалось достаточно для обороны тыла Аб-Чакана.


Кланы потеряли всякое чувство времени. После полудня битва продолжалась кажущимся бесконечным чередованием атак и отходов. Ша Умар сошел вниз со стрелой в плече. Джорлан был убит, прикрывая Сэврика. Катапульты продолжали метать снаряды через стены и в ворота, нанося повреждения крепости и сея панику среди защитников. И все это время в долине непрерывно били барабаны.


Внезапно враги отступили. Они вернулись в свой лагерь, и мрачная тишина опустилась на долину. В башне у ворот горнист протрубил сигнал к заходу солнца.


Все удивленно оглядывались, а темнота опускалась вокруг них. Они выиграли день. Но когда вожди начали считать своих убитых и раненых, они засомневались, будут ли они столь же удачливы завтра.


На другом конце долины, в шатре Медба горячо разгорелся гнев волшебника. Он удвоил свои силы с момента ухода из Тир Самод и вылечил свои искалеченные ноги. Но не существовало чар для восстановления энергии, и он был полумертв от усталости, затратив все силы на поддержание ярости своей армии в течение долгой битвы. Он понес большие потери. Наконец Медб понял, что недооценил Сэврика. Четыре клана запрятались в каменную нору, из которой их могло извлечь только что-то неожиданное. Ничего не оставалось, как продолжать атаки, пока не появится новая идея.


Волшебник позволил армии вернуться в свое убежище для отдыха и размышлений.


Аб-Чакан должен пасть, даже если ему придется по камешку разобрать его голыми руками.

* * *


Вскоре после полуночи Этлон сел на Борея и присоединился к небольшому отряду добровольцев, ожидающих у главных ворот, несколько человек держали факелы и сумки с маслом.


Сэврик ожидал Этлона и, подойдя, остановился рядом с огромным хуннули. Лицо вождя выражало большую обеспокоенность.


— Мне это не нравится, Этлон, — с силой произнес он. — Было бы лучше забыть об этих катапультах. Они слишком сильно охраняются.


Глаза вер-тэйна встретились с взглядом его отца, и он кивнул:


— Я знаю. Но эти машины сеют панику среди нас. Поэтому будет лучше, если кланы увидят, что эти штуки горят.


— Но если за воротами вы попадете в ловушку, мы не сможем вам помочь.


— Это не слишком далеко, отец, — ответил Этлон. — Мы зажжем их и вернемся назад как можно быстрее.


Сэврик вздохнул. Ему была ненавистна опасность, которой подвергал себя его сын, но он тоже хотел, чтобы эти катапульты были уничтожены. Наконец он неохотно кивнул.


Вер-тэйн отдал ему честь. Вдруг без всякой причины смертельный холод коснулся сердца Этлона, а лицо его отца, казалось, заслонила тень. Встревоженный, Этлон откинулся назад на Борее и потер рукой подбородок. Ощущение недомогания прошло так же быстро, как и появилось, оставив после себя тупую, ноющую пустоту и свежепосеянные семена страха. Он слегка тряхнул головой и задумался, в чем дело.


Сэврик, казалось, ничего не заметил, он попрощался с сыном и отошел в сторону. Бронзовые ворота распахнулись.


Первое ощущение беды пришло с огнем факелов у ворот крепости, когда конские копыта загромыхали вниз по дороге и как буря ворвались в гущу стражников при катапульте. Под предводительством всадника на жеребце хуннули с горящими глазами они набросились на замершего от неожиданности врага. Оружие всадников окрасилось кровью, а в глазах сверкало наслаждение битвой.


Пока Этлон со своими людьми оттесняли врага, люди с факелами подъехали к катапультам. Они облили машины маслом и бросили факелы на деревянные платформы. Катапульты заполыхали, и всадники начали отступать.


Но лорд Брант предполагал возможность атаки на осадные орудия, поэтому он ожидал со своими людьми в лагере. При первых признаках нападения он переправился через реку, чтобы перехватить людей Этлона прежде, чем они смогут скрыться.


Люди на стенах крепости в ужасе наблюдали, как Этлон и его отряд были окружены и начался жестокий бой. Сэврик неистово кричал, требуя послать на помощь воинов и выручить отряд, но он понимал, что уже слишком поздно.


Вилфлайинг и Гелдрин безжалостно обрушились на всадников из крепости. Кольцо вокруг Этлона и его людей сжималось все туже. Они ожесточенно пробивались назад, страстно желая теперь только уцелеть.


Внезапно над головами воинов пронеслась стрела и вонзилась в грудь Борею. Огромный хуннули яростно взревел от боли. Он встал на дыбы, молотя копытами воздух. Он попытался перескочить через сражающихся и вынести всадника в безопасное место, но стрела вошла слишком глубоко. Сердце жеребца разорвалось, и его черное тело рухнуло на землю.


Этлон каждым мускулом своего тела ощущал агонию своего друга, его голова закружилась от потрясения. Он слепо удерживался, когда Борей встал на дыбы и прыгнул, но, когда хуннули упал, он был слишком ошеломлен, чтобы спрыгнуть. Могучее тело коня обмякло под ним. Этлон увидел несущуюся навстречу землю, а затем беспамятство поглотило его жгучее горе.


Атакующие издали торжествующий вопль. Они усилили натиск и быстро уничтожили последних оставшихся в живых хулининов, которые напрасно пытались защитить тело Этлона. Брант пробился через толпу к трупу хуннули. Он радостно схватил шлем Этлона, отбросил его в сторону и поднял меч, чтобы отрубить вер-тэйну голову.


— Стой! — этот приказ остановил руку вождя.


В ярости он оглянулся и увидел лорда Медба, стоящего около моста, лицо которого освещали горящие катапульты. В его руке была вторая стрела. Брант затрясся от страха.


— Он мне нужен живым, — сказал Медб. — У меня есть применение для сына могущественного Сэврика.


На стене крепости Сэврик следил за тем, как упали огромный хуннули и его сын. Он видел врагов, склонившихся над их телами, и лорда Медба, стоящего прямо и уверенно на мосту через реку. Глаза вождя закрылись. Медленно его тело сползло вдоль каменной стены, и он отдался своему горю и отчаянию.

Глава 17


Габрия потеряла ощущение времени. Часы, которые она проводила в обществе Женщины болот, казалось, приходили из какого-то вечного источника и бесконечно текли поверх ее сознания. Колдунья и девушка спустились в большое круглое помещение, расположенное под деревом. Они уселись рядом за маленький деревянный стол: женщина, оберегающая свои слова и жесты, как подозрительная жрица, и девушка, наблюдающая за этим с побледневшим лицом и зачарованным блеском глаз. Постепенно, по мере того как проходили несчетные часы и скрипучий голос непрерывно звучал в ее ушах, Габрия начала понимать глубину своей силы.


— В центре колдовства стоит воля, — снова и снова повторяла женщина. — У тебя нет времени, чтобы изучить все сложности, трудные заклинания или жесты, которые управляют нужным использованием магии, поэтому будь осторожна. Ты пытаешься наложить свою волю на структуру нашего мира. Магия — это природная сила, которая есть во всем: в каждом создании, камне или растении. Когда ты затрагиваешь эту силу, пусть даже с помощью самого крошечного заклинания, ты должна быть достаточно сильной, чтобы контролировать воздействие и его последствия.


Габрия взглянула в безжалостные черные глаза волшебницы и вздрогнула.


Темный взгляд женщины устремился на нее:


— Да! Бойся. Колдовство — это не игра для слабоумных пли дилетантов. Это смертельно опасное искусство. Как носительница магии, ты должна использовать свою силу мудро, или она уничтожит тебя. Боги лишены этого дара, и они ревниво относятся к любому неосторожному использованию ее.


— А каждый может использовать эту магию? — спросила Габрия.


— Конечно, нет, — сердито ответила женщина. — Люди рождаются с этой способностью. Это явилось причиной падения волшебников в давние времена. Некоторые носители магии злоупотребили своей силой, и в тех людях, которые не обладали этим талантом, разгорелись зависть и обида. — Женщина кашлянула и выпрямилась в своем кресле. — Но это время прошло. Что касается тебя, твои способности к колдовству… хорошие. Твоя воля к жизни является одной из граней твоей силы. И эта сила воли является самой существенной чертой носителя магии.


Габрия кивнула:


— Я понимаю.


Лицо волшебницы утонуло в массе морщинок:


— Ты ничего не понимаешь! У тебя нет понимания того, что означает быть волшебницей. Ты дитя. Ты до конца знаешь себя? Ты должна знать все стороны и грани своей личности, а иначе ты не осознаешь, когда твое волшебство начнет высасывать силы из твоего существования.


Женщина вздохнула и откинулась на стуле:


— Но не в этом дело. У тебя нет времени на учебу, если ты хочешь как можно скорее победить этого Вилфлайинга.


— Тогда, как ты полагаешь, что я должна делать? — вскричала в растерянности Габрия. — Если я не могу изучить свои собственные способности, как, во имя Амары, я смогу контролировать эту силу?


Габрия обнаружила, что ее трясет. Она сцепила вместе руки и опустила глаза на стол.


Женщина засмеялась, высокомерно оборвав свое хихиканье:


— Для этой задачи тебе не нужны сверхчеловеческие знания или контроль, а только решимость и сосредоточенность. Критическим моментом в любом заклинании, не важно, насколько простом, сложном или причудливом, является воля и сила носителя магии. Этого, по крайней мере, у тебя достаточно. Я просто предупреждаю тебя, вдруг ты перенапряжешь свои силы, особенно в колдовском поединке. — Она помолчала, и ее глаза сверкнули странным алчным блеском. — Я желаю тебе победить.


Девушка была поражена странным выражением на лице старой волшебницы, но, прежде чем она успела подумать об этом, женщина заспешила дальше.


— Тебе надо знать, частью чего ты стала, поэтому слушай. — Она наставила свой палец на Габрию. — Другое необходимое условие для заклинания — это воображение. Не все заклинания являются жестко определенными. Часто бывает лучше создать собственные. Над этим мы будем работать.


Старуха встала и достала огарок свечи. Она поставила его перед Габрией:


— Причина, по которой приходится использовать заклинание, — необходимость сформулировать свою цель. Слова вычленяют цель в твоем сознании и помогают тебе сосредоточить твою силу на магии. Когда ты раньше использовала Силу Трумиана, она приходила как непроизвольная реакция на твое желание выжить, и поэтому она была очень слабой и неконтролируемой. Но если бы ты применила заклинание, ты смогла бы изменить интенсивность силы и использовать ее по своему желанию.


— Но как я могу выучить эти заклинания? — спросила Габрия.


— Волшебники экспериментировали с заклинаниями годами. Они создали много заклинаний, которые были сформулированы так, чтобы быть наиболее ясными и эффективными. Но тебе не всегда надо пользоваться ими. Магическое заклинание может быть выражено любым способом, который ты изберешь.


Женщина внезапно бросила странное слово, и свеча перед Габрией загорелась. Девушка отпрянула, широко открыв от удивления глаза. Женщина загасила пламя:


— Теперь ты попробуй. Сосредоточься на своей цели и произнеси команду.


Габрия пристально смотрела на свечу. Она старалась нарисовать в своем сознании образ пламени на ее конце, затем произнесла:


— Свеча, зажгись.


Крошечное пламя вспыхнуло и угасло.


— Сосредоточься! — приказала волшебница. — Сфокусируй свою волю на этой свече.


Девушка снова попробовала. Она закрыла глаза и потребовала:


— Свеча, гори.


На этот раз фитилек свечи мигнул разок и загорелся ровным желтым пламенем. Габрия открыла глаза и улыбнулась.


— Хорошо, — отметила волшебница, — ты начинаешь понимать. Ты должна точно знать, что ты пытаешься сделать, а то магия пойдет не так. Вот почему мы используем заклинания. — Она бросила другое странное слово, и огонь свечи исчез. — Теперь, — продолжала женщина, — можно делать с помощью магии почти все, что пожелаешь. Но жизненно важно точно знать, чего ты хочешь, перед тем как начнешь колдовать.


Габрия кивнула, зачарованная поучениями старухи:


— Какие вещи невозможно делать с помощью магии?


— Ты не можешь ничего создать из ничего. Ты должна использовать что-то, уже существующее в этом месте. Смотри. — С помощью короткого слова волшебница превратила свечу в яблоко. — Ты можешь касаться формы или менять видимость, но ты не можешь создавать.


— А как насчет Силы Трумиана?


— Сила Трумиана как защитное явление или любой вид видимых сил образуется из твоих внутренних магических сил. Вот почему так важно знать границы своих сил: ты не должна ослаблять себя настолько, что не сможешь контролировать свои чары. Помни об этом, если будешь сражаться с Медбом.


Старуха положила на стол другие небольшие предметы, и Габрия стала практиковаться в основных заклинаниях: изменение формы объекта и его внешнего вида, даже перемещение его по комнате.


По мере того как возрастала уверенность Габрии в себе, она огромными шагами продвигалась в совершенствовании своего искусства. Она научилась выражать цель заклинания словами, которые открывали путь магии, и разрушать заклинание прежде, чем оно пойдет неправильно.


Волшебница, пораженная быстрым прогрессом Габрии, научила ее заклинаниям возвращения здоровья и изменения облика, а также ритуалам колдовского поединка. Она также научила девушку самым лучшим заклинаниям для контроля Силы Трумиана, вызывания ее по желанию и, самое главное, защиты себя от нее.


Наконец старая женщина удовлетворенно кивнула, и ее морщинистое лицо, искривилось в улыбке:


— Ты выучила все, чему я могла научить тебя. Теперь ты должна учиться сама. С помощью приемов, о которых я тебе рассказала, изучи пределы своих возможностей и силы. Помни об опасности потери власти над магией. — Она подошла к старому побитому сундуку у стены, вынула маленькую шелковую сумку и подала ее Габрии. — Возвращайся в кланы. Когда почувствуешь себя готовой, открой эту сумку. Внутри находится последний предмет, который тебе нужен, чтобы стать настоящей волшебницей. Этот предмет поможет увеличить твои силы и отметит тебя как подлинную властительницу магии.


Старая колдунья опустилась на свой стул и замолчала. Габрия откинулась, чувствуя оцепенение. Девушка изумленно оглядывалась вокруг, так как время, проведенное с волшебницей, казалось каким-то нереальным. Она пыталась угадать, как долго они пробыли в этом помещении.


Габрия начала вставать, но ее немедленно охватило изнеможение. Ее ноги подкосились, и она ухватилась за стул, чтобы не упасть. Она сделала слабый шажок в сторону ступеней, ведущих к выходу. Какой сейчас день? Как долго она пробыла здесь?


— Я должна идти, — пробормотала она.


Волшебница подняла руку, и чары поймали девушку до того, как она упала. Она осторожно положила Габрию на пол. Девушка уже спала. Мгновение она смотрела на нее с радостью в сердце. Никогда она не встречала такой сильной способности к волшебству. У девушки были сила, воля и талант, и, если она не растеряется, у нее хорошие шансы победить Медба. Старуха сжала руки и захихикала от удовольствия. Если Медб погибнет, Габрия вернется в болота и заплатит свою цену, цену, о которой девушке сейчас знать ни к чему. Руки волшебницы задвигались над девушкой, и она забормотала заклинание, одно из немногих сложных заклинаний, которые она еще помнила.


Она поразилась, когда заклинание не удалось. Она знала, что ее силы ослабли, но врожденная защита девушки не была так сильна. Должно было существовать что-то еще. Женщина быстро обыскала одежду Габрии, пока не нашла маленькую каменную камеру. Ее глаза широко открылись, когда она узнала ее, так как она думала, что все эти камеры были уничтожены. Она пожала плечами, убрала камеру и повторила заклинание. На этот раз оно прекрасно сработало. Усмехаясь про себя, она отправилась отдыхать. Наведение чар на девушку отняло у нее последние остатки сил. Но плата, несомненно, будет уплачена, даже если для этого Габрии придется ползти от края могилы.

* * *


Габрия пришла в себя и уселась в удивлении. Она лежала на матрасе в помещении под мангровым деревом. Волшебницы нигде не было видно. Дневной свет проникал через люк, ведущий вверх, в ствол дерева.


— О боги, — прошептала она, — который теперь день?


Она вскочила в ужасной тревоге и собрала свои вещи. Ее плащ и сумка с едой лежали рядом, уже наполненные, полной была и сумка с водой.


Что-то заскребло по дереву снаружи, и в люк проскочила выдра. Она пискнула, когда увидела, что Габрия уже проснулась.


Габрия накинула на плечи плащ.


— Я должна идти, — прошептала она про себя. — Я слишком долго пробыла здесь.


Она вскарабкалась по ступеням, протиснулась через люк в ствол дерева и выскользнула через щель в дереве. Она помнила, что, когда она прибыла в мангры, было солнечно, а сейчас в листьях шелестел дождь, и облака тяжело и низко нависли над деревьями.


Габрия схватила свою сумку и последовала за выдрой вниз по спутанным корням в маленькую лодку, которая подпрыгивала на сильном течении. Ветер вихрем вился вокруг ее головы и хватался за плащ, но она не обращала на это внимания, так же как не замечала и дождя. Только одна мысль билась в ее голове: как долго она отсутствовала?


Путешествие через болото обратно было длинным и утомительным. Габрия с тихим отчаянием толкала лодку вперед, а выдра вела ее через лабиринт тростников и проток. Непостижимым образом зверек находил главное течение реки и неутомимо следовал вверх по течению. Непрерывно шел дождь, облака медленно ползли в сторону суши, навстречу течению.


К счастью, в поисках твердой земли выдра выбрала более короткий путь через болота. Габрия пришла к болотам с севера, где дельта глубже всего врезается в сушу. Следуя одной из основных проток к западу, выдра сократила их путь на многие мили.


Через несколько часов после заката дождь прекратился, и Габрия впервые увидела конец зарослям тростника и болотной травы. Река изгибалась огромной петлей к северу от нее, чтобы потом снова повернуть к западу. Недалеко от Габрии болота резко обрывались у подножия сухих холмов, которые являлись последней преградой перед великими равнинами.


Габрия подтолкнула лодку к берегу около границы тростниковых зарослей. Протока измельчала, превратившись в цепь мелких озерков и стоячих трясин, делая дальнейшее продвижение на лодке весьма затруднительным. Девушка вытащила суденышко на берег и с облегчением ступила на твердую землю.


Выдра скользнула к ее ногам и уселась, поблескивая круглыми глазками. Она защебетала и повела лапкой в сторону Габрии. Затем, плеснув хвостом, скользнула в воду и уплыла.


— Постой! — бросилась ей вслед Габрия, но выдра исчезла. Девушка заскользила, пытаясь удержаться, а потом свалилась в воду и уныло оглядела болото. Она надеялась, что под руководством волшебницы выйдет прямо к Нэре.


Вода попала в глаза Габрии, и она оглядела болота в поисках того, откуда она взялась. Хотя дождь прекратился, непроницаемо чернильные облака низко нависали над землей. Габрия чувствовала себя мокрой и несчастной. Она смутно представляла, где находится, так как холмы, у подножия которых она находилась, перегораживали дельту с юга. А ей надо было двигаться на север. Нэра ожидала ее на северной оконечности болот; теперь между ними лежала заболоченная река Голдрин.


Габрия пустилась в путь. Продвигаться вперед было трудно, так как она видела всего на несколько шагов впереди себя и не могла выбирать наиболее удобный путь среди густого кустарника и болотистой почвы. Несколько раз Габрия спотыкалась о незаметные корни или падала в ямы с вонючей грязью и застойной водой. Она брела так несколько часов, пока ее мышцы не задеревенели, а ноздри не перестали ощущать болотную вонь.


Наконец Габрия остановилась. Она уныло огляделась вокруг и призналась сама себе, что совершенно потеряла дорогу. У нее не было никакого представления о том, куда идти, а драгоценное время уходило напрасно. Ей была нужна Нэра.


Когда-то хуннули сказала ей, чтобы она свистнула, если ей понадобится помощь. Габрия понимала, что это невозможно, чтобы кобыла услышала ее на таком расстоянии, и все же она подумала, что, может быть, если она использует свои новые возможности, она сможет сообщить хуннули, что нуждается в ней. Габрия решила попробовать. Она ничего не потеряет, если свистнет в этой темноте. Она отгородила свое сознание от всего, кроме Нэры, глубоко вдохнула и свистнула, посылая кобыле свой призыв со всей настойчивостью, на какую была способна.


Долгое время ночь была безмолвной. Затем удивительным образом Габрия услышала ржание лошади, доносящееся как будто за много миль. Она свистнула снова, отчаянно надеясь, что не ослышалась.


Снова раздался полный радости отклик, на этот раз гораздо ближе.


— Нэра! — закричала она.


Хуннули приближалась. Габрия повернулась лицом в ту сторону, откуда она слышала удары копыт, и вот гигантская черная лошадь появилась из тьмы. Кобыла остановилась перед девушкой и встала на дыбы, закинув голову с развевающейся гривой.


Габрия задохнулась от радости:


— Нэра.


Кобыла опустилась на все четыре копыта и с фырканьем перевела дыхание.


«Ты действительно хорошо освоила свое искусство».


Голова девушки пошла крутом от радости, растерянности и тревоги.


— Как ты смогла так быстро прийти ко мне? — не раздумывая выпалила она.


«Волшебница послала мне известие, чтобы я двигалась к югу, но сюда меня привел твой зов».


— Как долго я отсутствовала?


«Солнце садилось четыре раза, с тех пор как мы расстались».


Габрия мысленно сосчитала дни. Это не было похоже на правду. Если Нэра права, она провела с женщиной болот всего два дня. А ей они показались годами. Она с облегчением прислонилась к теплому плечу Нэры и провела рукой по белой черте на ее шкуре.


— Поехали домой, — сказала Габрия.


С девушкой на спине Нэра затрусила через последние окраины болот к западу, в сторону холмов, где почва была потверже и больше подходила для конских копыт. Здесь она помчалась со скоростью ветра по сухим склонам.


Позади них восток озарился оранжевым светом позади расступившихся перед восходящим солнцем облаков.

* * *


Габрия и Нэра добрались до Аб-Чакана к заходу солнца, подъехав к нему с юга вдоль подножья холмов, под прикрытием деревьев. Нэра молча пробиралась через подлесок в направлении долины. В сгущающейся темноте они видели костры и факелы армии Медба. Сердце Габрии упало. Она увидела верод Вилфлайинг в полном сборе. Даже рассказы о дополнительных силах не подготовили ее к зрелищу бесконечных полей, покрытых шатрами, повозками, лошадьми и грудами припасов. Она никогда не сможет пробраться через этот лагерь в крепость. Силы Медба располагались полукругом шириной по крайней мере в полмили. Даже хуннули не сможет проскользнуть через их ряды незамеченной.


Габрия понурила голову. Она опоздала. Ей не приходило в голову, что раньше у нее не было возможности добраться до Хулинина, но сейчас эта возможность еще существует.


Внезапно со стен крепости зазвучал горн. Чистые и гордые, его звуки далеко разнеслись над долиной. Габрия с гордостью посмотрела на крепость и почувствовала, что ее угасшая воля возрождается. За этими чужими каменными стенами четыре клана по-прежнему придерживались традиции, по которой горн оповещал о заходе солнца. Она со злостью отметила, что армия волшебника не удосужилась ответить. Они так глубоко погрязли в борьбе за господство, что отбросили традиции кланов.


Она наклонилась, чтобы сказать что-то Нэре, когда вдруг уши кобылы отогнулись назад, а нос повернулся, ловя ветер.


— Что это? — прошептала Габрия, вцепившись рукой в кинжал. Без стального оружия ей было не по себе, и ей хотелось бы иметь при себе свой меч.


«Позади нас люди. Носители хлыста. Они ищут нас».


Габрия вытащила кинжал и спрятала его в складках плаща. Нарушившие клятву ищут ее, значит, они ее найдут. Когда они ее отыщут, никакое оружие не спасет, может быть, только Нэра сумеет выручить ее, если люди Крат захотят ее смерти. Но ощущение холодного тяжелого ножа под рукой придавало уверенности Габрии, пока она молча ожидала приближения мужчин.


Габрия удивлялась, почему Нарушившие клятву шли по следу Нэры. Последнее, что она слышала о них, — служители культа были взяты в осаду в их башнях силами Медба, и ни один из них не покинет свой пост. Она содрогнулась. Если цитадель Крат пала, то Медб завладел всеми колдовскими книгами, рукописями, заклятьями и предметами. Он сможет за несколько дней поставить кланы на колени.


Тут из вечернего сумрака показалась закутанная фигура на темной лошади и въехала под деревья. Фигура в мирном жесте подняла руку, за ней выехало еще десять всадников. Человек откинул капюшон, открыв свое худое жестокое лицо. Он кивнул и произнес:


— Привет, Корин, какая приятная встреча.


Габрия перевела дыхание. Это был брат Сэврика, Сет. Она пристально разглядывала кровавую рану у него на лбу и усталых, покрытых кровью людей позади него.


Сет кивнул, едва сдерживая свой гнев:


— Да, это все, кто уцелел. Цитадель вчера пала. Теперь мы пробираемся в крепость. Хочешь идти с нами?

Загрузка...