Темные Пути

Глава 18

Олтей

Уходя от нахтов, пришлось сделать немалый крюк по ничейным землям. Теперь дорога домой пролегала аккурат через Дремухинский бор. Если кто обрадовался такому повороту дела, так это Олтей. Раз уж так сложилось, то дочку он теперь точно оставит в деревне. Отродясь он Шаю ни к чему не принуждал, а теперь вот придётся. Хватит ей вокруг колдуна увиваться.

И напрасно эти двое думают, будто он ничего не замечает. Тут бы и слепой увидел, и безмозглый догадался. А молчит он потому, что нельзя сейчас ссориться. Слишком многое в этом походе на кон поставлено.

Но и дочку тоже жалко. Прикипит она к этому Луффу, а как дальше всё обернётся — одним лишь духам известно. Олтей, может, и не прочь породниться с могучим колдуном, да только будет ли оно, породнение это? Сказывают, в городе Вюндере, откуда явился Луфф, бабы только для потехи предназначены и, словно скот, содержатся в стойлах. Положим, привирают немного, как водится. Только и Тляк проговорился как-то, что слово «жениться» парень в первый раз в жизни уже в его деревне услышал. Как такой бестолочи объяснить, что приглянувшуюся девку следует брать к себе в дом по чести, по обычаю? Да у него, поди, и дома-то никакого нет! А силой принудить не получится, у колдуна силы на сотню Олтеев хватит. Вот и получается, что вмешаешься — только всё испортишь ненароком.

Да и что это за семья без детей? Даже между урдами и карлюками ничего путного не получается. Видно, духи так повелели: каким твоего предка переход выплюнул, такими, значит, и потомки останутся. А Луфф этот, даром что с Орденом воевать собрался, с виду — вылитый веркувер. Олтей попытался осторожно намекнуть дочке, рассказать, что получается, если смазлица или, скажем, карлючка захочет от веркувера родить. Но Шая смотрела на него так, будто он с ней бесудет про обычаи нахтов. Мол, очень интересно ты, батюшка, рассказываешь, только невдомёк мне, к чему этот разговор?

Старый смазль не стал спорить. Может, и не дошло у них до этого, но со дня на день должно дойти, или он сам никогда молодым не был. Пришлось проявить родительскую волю и почти что силой вести дочь в деревню. Попрощаться с Луффом Олтей её всё-таки отпустил, не зверь же он на самом деле. Но и сам стоял неподалёку, чтобы дочке не вздумалось сбежать с милым, куда глаза глядят.

Вот и плетётся теперь Шая в трёх шагах впереди отца с самым несчастным видом, хотя наверняка придумала уже не один план побега. Попробовал Олтей с ней поговорить — молчит, только губы кривит и морщится. Не желает, стало быть, разговаривать.

А может, это она от запаха гари так морщится. Кто ж это так за лесом не уследил, что возле самой деревни пожар приключился? И как таким ротозеям единственную дочь доверить? А сам Олтей с ней остаться никак не сможет. Его место на войне. И после всего, что смазль в походе насмотрелся, дело уже не кажется ему столь безнадёжным, как прежде. С этим Луффом, расшвырявших нахтов как игрушки, можно и от Ордена отбиться. Если только старейшины между собой не переругаются. Или колдун вдруг помогать откажется. Или… много ещё всяких «или»…

— Стоять! Руки за голову!

Грозный окрик нарушил размышления старого смазля. За кустами кто-то прятался, да не один, а целая группа. И скорее всего держали нас на прицеле.

Луфф

— Кому говорю, стой! Кто такие?

Да я бы рад, но Шадох от испуга о корягу запнулся и сзади налетел, толкнув меня в спину. Вот я и не сумел остановиться, а так бы не только встал, а лучше бы и прилёг. Экспериментировал в последние дни — дозу уменьшал. И теперь весь словно выжатый. Да ещё Шая со своими причудами! Батюшка, видите ли, повелел. Причём здесь какой-то батюшка, если она мне здесь нужна? И Тляк почему-то за неё заступаться начал, про обычаи что-то залепетал. Да разве их поймёшь, фраев этих — каждый день новые забабоны.

Короче, задумался я, и к окружающему лесу не прислушивался. Или не принюхивался? Не следил, одним словом. А остальные, как обычно, только на меня и рассчитывали. Вот и нарвались на неприятности.

Ну да ладно, прорвёмся. Не впервой.

— Погоди, Луфф! — сзади мне на плечо легла тяжёлая рука Тляка. — Говорок-то вроде наш, деревенский.

Там, за деревьями, кажется, тоже что-то сообразили.

— Братцы, да это ж, никак, Тляк! И Кун с ним, и колдун! — из кустов показалась удивлённо-радостная физиономия какого-то смутно знакомого урда. — Вот дела! А мы уже для вас холодицу заготовили.

— Типун тебе на язык, Хадуш! — тоже с заметным облегчением ответил карлюк. — На кого это вы тут засаду устроили?

— Так вы ещё не знаете ничего? — ещё больше обрадовался урд.

И затараторил, как уличный торговец, которому нужно успеть все свои товары расхвалить, пока из дома не выставили:

— Так ведь война же началась! Пока вы неизвестно где пропадали, Орден целое войско на нас двинул. Ох, и страшно же поначалу было!

Ну-ну, рассказывай, а я пока вздремну малость. Новости ваши деревенские и потом узнать можно…

— Только вот Дремуху уберечь не удалось, — прорывались сквозь сон слова рассказчика. — Спалили веркуверы Дремуху, и сами рядом лагерем встали. Пин предлагает на рассвете на них напасть, да только Бо сомневается…

На рассвете — это хорошо. Успею выспаться. А кто такой этот Пин — мне, в отличие от Тляка, неинтересно…

*****

— Лу, и долго ты ещё здесь валяться собираешься?

Какая же всё-таки скотина этот Тляк! Не дал поспать по-человечески.

— А ты можешь предложить место поудобнее?

— Какое ещё место? Ты разве не слышал, что здесь происходит?

— Слышал — нападаем на рассвете, а сейчас ещё темно. Отвяжись!

Но от этого зануды просто так не избавишься. Мёртвого разбудит. И обязательно уколет в самое больное место:

— Так ведь Шая твоя как раз в Дремуху и отправилась!

— Да? Я её туда не посылал.

Не хватало ещё показать, что я этим расстроен.

— Но ведь там же веркуверы!

— Ага, я слышал.

— Так ведь схватят они её!

— Схватят, и что? Убьют, что ли?

Мне почти удалось своим безразличием заставить карлюка замолчать. Но он так просто сдаваться не собирался.

— Ну, может, и не убьют, но изнасиловать могут.

— Изнасиловать — это как?

Мне всё-таки пришлось подняться. Не люблю незнакомых слов.

— Так же, как у вас с ней, только без её согласия, — попытался объяснить Тляк.

Вообще-то у нас с ней теперь никак, но что-то в голосе карлюка заставило меня спросить о подробностях.

— И что, это очень плохо?

Тляк недоумённо уставился на меня:

— Ты и вправду такой дебил, или прикидываешься? Если баба от веркувера понесёт, у неё потом рождается урод какой-нибудь. А часто и сама она помирает при родах. Прокляты они богами, веркуверы эти. Хотя и среди них бабы попадаются, но с теми ещё хуже. У тех не просто уроды рождаются, а самые настоящие чудовища. Говорят, кое-кого из выродков веркуверских даже нахты в свою стаю принимали. Поэтому веркуверам девок для утехи специально из города присылают, а детей потом в пропасть сбрасывают. Между собой им Капитул запрещает случаться, да заодно и на наших девок зариться. Но теперь ведь война, и на запреты всем наплевать. Понял теперь?

— Понял, — ответил я. — Да, это плохо. Но теперь уже ничего не исправишь.

Тляк побагровел, услышав мой ответ.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Я-то думал, у вас с ней серьёзно!

Тут уже и я не выдержал. Я ведь никого не просил в мои дела вмешиваться:

— Мало ли что ты думал! Я тоже думал. И теперь думаю, что нужно Шаю с Олтеем выручать. Но если я сейчас не высплюсь, как следует, от меня утром мало толку будет. Или вы и без меня справитесь?

Этот аргумент всегда убеждает. Мой учитель наконец-то замолк. Как до дела доходит, так они сразу сговорчивыми становятся.

Да, конечно, расстроился я из-за Шаи. Ясное дело, расстроился. Но сейчас мне нужно набраться сил, чтобы потом спасти и её, и отца. Если успею, конечно…

Юлл

Полуцентуриону Юллу не спалось. Он всегда неважно себя чувствовал во время дождя. Сразу начинали напоминать о себе старые раны. Ныла левая икра, прокушенная когда-то ядовитым болотным склизом. А голова норовила довершить дело десятилетней давности, когда она чуть не раскололась от удара дикого нахта. Днём ещё удавалось как-то отвлекаться, борясь с приступами боли в затылке — устроить для солдат учебные бои или марш-бросок в полном доспехе по лесу. В конце концов, составить внеочередной рапорт Капитулу. Но ночью никуда не скроешься от мыслей о приближающейся немощной старости.

Разумеется, утром Юлл сам же посмеётся над своей слабостью. Но сейчас, под мерный стук дождя по крыше палатки, отражающийся стократно усиленным эхом в голове, ему было совсем не до смеха. Юлл и сам чувствовал, что сдаёт. Ну, лет пять он ещё пободрится, а потом?

Пенсии в Ордене не существовало. У пожилого воина оставалось только два пути — либо пристроишься преподавателем в таможенную школу, либо отправишься во вспомогательные войска, до самой смерти присматривать за вонючими лесорубами и рудокопами. Первый вариант Юллу, судя по всему, не светил, второй совсем не улыбался. Он предпочёл бы умереть в бою. Но не от руки же взбунтовавшегося фрая?! А намеренно подставить себя под удар врага — непрощаемый грех, за который придётся отвечать в следующей жизни.

Хотя нынешняя компания заставила командира иначе взглянуть на способности фраев. Всё-таки на этот раз селюки попытались оказать сопротивление и дрались, хоть и неумело, но отважно. Да и пленные на допросах держались достойно. С ними ещё долго пришлось бы возиться, если бы у знайца в запасе не нашлись другие червячки. Забирающиеся в любое отверстие человеческого тела, а затем углубляющие и расширяющие нору, выедая внутренности. А уж знаец постарался выбрать, куда именно их запустить. И пленники тут же выкладывали всё, что им было известно, и даже больше. Правда, отозвать червяков назад, как обещал Юлл наивным пленникам, знаец при всём желании не сумел бы.

А вот последний фрай, старый смазль, разочаровал Юлла. Знаец ещё даже не притронулся к женщине, схваченной вместе со стариком, а тот уже начал давать показания. Правда, оказались они какими-то странными. Фрай ничего не знал про главаря бунтовщиков Пинна. О нём болтали все предыдущие фраи, а этот не промолвил ни слова. Зато несколько раз пригрозил Юллу неким колдуном Луффом, который всех веркуверов заставит пожалеть, что на свет родились. И сам, похоже, верил тому, что говорил.

Впрочем, теперь, когда полуцентурион своими глазами видел трупы семерых своих солдат, он готов поверить и в то, что фраи способны на военную хитрость. Не специально ли подослали к нему этого парня, в надежде, что его болтовня напугает веркуверов? Заставит поверить, что противник сильнее, чем кажется.

Наивная надежда, конечно, и в случае с Юллом она бы по-любому не сработала. Полуцентурион просто не может позволить себе просить у Капитула подкреплений. Это означало бы окончательный конец карьеры. Но допросить пленника ещё раз всё-таки необходимо. Вдруг его россказни содержат какую-то долю правды? И стоит ли тянуть до утра, если уснуть сегодня командору всё равно не удастся?

Юлл медленно, с усилием поднялся с расстеленных на полу мягких веток мохнолиста. Раньше он таких поблажек себе не делал, спал прямо на земле. Да чего уж там! Он даже пленницу, довольно симпатичную смазлицу, уступил заместителю, мальчишке Кифру. Когда так гудит голова, становится не до развлечений.

Шум дождя между тем всё усиливался. Это уже больше напоминало град. И Юлл, нацепивший доспех, чтобы утром не тратить время на переодевание, с сомнением посмотрел на свой шлем. Нет, если по нему сейчас начнут стучать градины, голова точно не выдержит. Лучше ограничиться вязаным подшлемником — ещё одной маленькой привилегией офицера. Тем более что до палатки, где содержится пленник, всего каких-то двадцать шагов.

Но и это расстояние пришлось пробежать, вжав голову в плечи. Непогода разгулялась не на шутку, и по спине командора уже молотили градины величиной с хорошую ягоду кисляка. Черная грозовая туча нависла над лагерем настолько низко, что если бы Юлл не был уверен, что уже рассвело, то ни за что бы об этом не догадался.

Юлл заметил караульного, прятавшегося под пологом палатки, и послал его за знайцем. Солдат несколько мгновений помедлил в надежде, что командир отменит жестокий приказ, а потом опрометью бросился в дальний конец лагеря.

Юлл вошел в палатку с пленниками, но сам не спешил начать разговор. Он ещё наслушается криков фрая, когда знаец повторит уже знакомую процедуру. А сейчас ему вдруг стало легко и уютно в этой холодной палатке. Даже голова болеть перестала. Командир не сразу понял, в чём причина облегчения — в палатке было намного тише, чем снаружи. Удивительно, но бушевавшая вокруг стихия, казалось, обходила это хлипкое убежище стороной. Ни одна градина не ударилась о крышу палатки, пока Юлл в недоумении стоял под крышей у входа. Он даже вопросительно посмотрел на пленника, может, у того найдётся объяснение происходящему. Но не прочитал в глазах фрая ничего, кроме ненависти. Только связанные за спиной руки мешали старому смазлю броситься на веркувера. Ничего, скоро его ненависть сменят совершенно другие чувства. Жаль, что и тишина тоже закончится, но служба есть служба.

Однако тишина закончилась ещё раньше, чем предполагал полуцентурион. Где-то совсем рядом раздался сдавленный крик, а вслед за ним короткое грубое ругательство. Только произнёс его другой голос, не тот, который кричал. Но было в нём что-то такое, отчего Юллу стало не по себе.

А дальше мысли командира на мгновение опережали действия. Он выглянул наружу, чтобы узнать, кто кричал, но тут же понял, что слышал голос караульного. Он увидел фигуру солдата, склонившегося над лежавшим на земле человеком. Но ещё до того, как разглядел подробности, узнал на лежащем мантию знайца. Он собрался осмотреть труп, когда упавшие прямо под ноги три острые сосульки уже подсказали причину смерти. Он едва успел подумать, что находиться в зоне падения сосулек небезопасно, как четвёртая ледяная игла воткнулась в затылок, раскроив, наконец, многострадальный череп полуцентуриона.

Юлл так и не узнал, что его желание исполнилось — он принял смерть от руки врага. Правда, рука эта направляла своё оружие издалека, от края нетронутого пожаром леса.

Олтей

Холодная смерть падала с неба ещё около получаса без перерыва, разрывала ткань палаток и насквозь пронзала ничего не подозревающих спящих веркуверов. Караульный, так и не сумевший привести знайца к пленнику, оказался одним из немногих в лагере, кто не снял на ночь доспеха, и потому продержался дольше остальных. Пробить чешую болотного гада даже летящим с огромной скоростью сосулькам было не под силу. Но порой они находили слабые места в сочленениях доспеха. Попадали в сгиб локтя, колена, даже в пах. Казалось, они специально изменяют траектории полёта, чтобы добраться до уязвимых мест.

А одна из них, тоненькая, хилая, и в сравнении с другими вроде бы не опасная, умудрилась проскочить между шлемом и воротником. И воткнулась прямо в шейную артерию.

Истекающий кровью веркувер инстинктивно пополз туда, куда не долетали смертоносные кусочки льда — к палатке с пленником. Добрался до цели и потерял сознание уже внутри палатки. Вероятно, это был последний живой веркувер, хотя и ему жить осталось недолго. Олтей с одного взгляда определил наступающую агонию и даже не пытался ни ускорить её, ни остановить. У старого смазля нашлись дела поважнее.

Он быстро перетёр связывающую руки верёвку об острый край набойки веркуверского сапога. Освободил руки, снял с трупа пластину нагрудника и, подняв его над головой, словно щит, побежал вдоль палаток лагеря разыскивать дочку.

Смазлю некогда было раздумывать о том, что произошло, откуда взялись падающие сосульки, и почему в его палатку ни одной из них не попало. Олтей помнил лишь об одном — Шая находилась в опасности и нужно спешить ей на помощь. Возможно, план сработал бы, но шальная сосулька задела руку, в которой он держал свой импровизированный щит. Рука невольно дёрнулась — и защита чуть опустилась. Этого оказалось достаточно, чтобы десяток ледяных игл тут же впился в тело смазля.

Умирая, Олтей так и не узнал самого главного — дочь его всё время находилась в безопасности. Колдун Луфф, устроивший весь этот ночной кошмар, удерживал защитные колпаки над двумя палатками. Той, из которой выбежал сам смазль, и той, в которой находилась его дочь.

*****

Потом, когда уставший колдун разогнал смертоносную тучу, фраи со всех ног бросились в лагерь. Кто-то, чтобы добить раненого врага, кто-то, чтобы первым завладеть веркуверским оружием. У Луффа были причины бежать впереди всех, но он, как обычно, отключился после изнурительного магического сеанса.

Шаю отыскали в одной из уцелевших палаток, живой и на первый взгляд невредимой. Вот только говорить с Луффом или кем-нибудь другим она наотрез отказывалась и до вечера бродила среди трупов веркуверов, пытаясь отыскать своего отца. Но не только по обезображенным лицам, но даже по залитой кровью и изрезанной в клочья одежде невозможно было никого опознать.

Впрочем, Тляк задолго до этого отыскал на шее одного из трупов амулет Олтея — солнечное колесо, вырезанное из клыка молодого хрипца. Никому не сказав о своей находке, карлюк спрятал её в карман до лучших времён. Пусть Шая думает, что отец пропал без вести. Всё-таки лучше, чем знать наверняка. Да и Луффу не стоит говорить, что это он убил своим колдовством того, кого на самом деле пытался спасти.