Когда Грайанна Омсфорд очнулась, то с удивлением обнаружила, что до сих пор жива. При попытке своего побега из Предела Крааля она предполагала, что если потерпит неудачу, то Тэл Риверайн предаст ее смерти. Именно так бы она и поступила, если бы они поменялись местами, а она все еще была Ведьмой Ильзе. Лежа на каменном полу своей камеры, страдая от боли и отчаяния, она обнаружила, что предварительная оценка ее положения подтвердилась: она останется живой, потому что именно это нужно от нее демону.
Но это была опасная гипотеза, и она быстро оставила ее ради менее приятного вывода: Стракен-Владыка намеревался сделать из нее пример остальным. Ей назначат какую–нибудь форму наказания.
Когда она снова смогла сесть, то быстро оценила свое нынешнее положение и обнаружила, что не все было так, как раньше. Заколдованный ошейник был на месте, но теперь ее руки были скованы за спиной к талии и лодыжкам, так что она не могла стоять в полный рост, а только на коленях. Ее перевели в другую камеру, в которой передняя стена была заменена железной решеткой, чтобы тюремщик мог сидеть на стуле напротив нее и наблюдать за каждым ее движением. Ей не стали затыкать кляпом рот, но в этом почти не было никакого риска. Она уже знала о последствиях попытки воспользоваться магией песни желаний.
Тем не менее, она почти сразу же начала думать о том, чтобы именно так и сделать, потому что понимала, что произойдет в противном случае.
Однако время проходило, но ничего не происходило. Ее покормили при помощи ложки и дали воды через решетку. Поначалу она сопротивлялась, но, в конце концов, голод и жажда взяли свое. Кроме того, после того, как ее первоначальное предположение о своей судьбе не оправдалось, она все сильнее жаждала узнать, почему это было так. Для того, чтобы оставить ее в живых, не было никаких причин — Стракен-Владыка не испытывал восхищения от ее смелости. Ее побег был нарушением правил, которым ее обязали подчиняться, и вызовом власти демона. Она не думала, что он простит ей это.
Однако, шли часы, потом дни, а ни Тэл Риверайн, ни его слуга Хобсталл не появлялись. Она не видела никого, кроме охранников, закутанные в плащи и капюшоны силуэты в слабом свете факелов, горевших в держателях на стенах напротив камеры, в которой она лежала. Время от времени один из них поднимался со своего стула, чтобы покормить ее или убрать испражнения, когда ей приходилось справлять нужду, а в остальном они не обращали на нее внимания. Она проводила время, стараясь устроиться поудобнее, довольно часто меняя положение тела, чтобы не допустить мышечных спазмов и пролежней. В этом она добилась кое–каких успехов. Спала она урывками и непродолжительные периоды времени, а поскольку ее заперли в камере без окон внутри горы Предела Крааля, она не имела никакого представления о времени суток. Через какое–то время это уже не имело значения. Ничего не имело значения. Она чувствовала как ускользают ее надежды. Как исчезает ее смелость. Она упустила единственную возможность бежать отсюда, и вряд ли у нее появится еще один шанс. Оставалось лишь готовиться к той судьбе, которую ей уготовил Стракен-Владыка.
Потом, когда прошло достаточно времени, чтобы она потеряла ему счет, появился Хобсталл. Только что коридор был пуст, кроме охранников, а потом там стоял Ловец, глядя на нее своим своеобразным способом, вздернув голову с задумчивыми глазами. Он ничего не говорил и не делал. Она уставилась на него в ответ, так же молчаливо, как и он. Небольшой всплеск надежды придал ей сил. Наконец–то, хоть что–то происходит.
Когда он удостоверился увиденным, Ловец открыл дверь камеры и вошел внутрь. Пара сморщенных гоблинов встала на своих кривых ногах с каждой стороны от него, направив на нее заряженные арбалеты. Не двигайся, как бы молча советовали ей заостренные болты. Она и не двигалась. Она подождала, когда Хобсталл наклонился и освободил цепи от ее талии и лодыжек, оставив их на запястьях до тех пор, пока не помог ей подняться. Затем он также снял и их, вытянул ее руки вперед и снова надел кандалы на ее запястья. Он отступил назад, наблюдая ее реакцию, направив на нее свои странные глаза, потом кивнул. Взявшись за свободный конец цепи, которая прикреплялась к ее запястьям, он вывел ее из камеры.
Они прошли по темному коридору до лестницы и начали подниматься, Хобсталл впереди, а гоблины настороженно следовали сзади. Ее мозг лихорадочно работал. Если они намеревались убить ее, то у нее будет последний шанс убежать, когда она окажется там, куда ее ведут. Если они хотели ее наказать, то у нее будет тот же самый вариант. Может, она проживет достаточно долго, чтобы выяснить, почему они оставили ее в живых и столько времени держали в одиночестве.
Наверху лестницы ее повели еще по одному коридору, затем через тяжелую железную дверь ввели в небольшой двор, окруженный со всех четырех сторон зданиями. Стены поднимались на несколько десятков футов, оставляя этот двор в прохладной тени; от этих стен эхом отдавались голоса, проникавшие сюда с каких–то других открытых мест. Она стояла на этом дворе, пока Хобсталл вновь снимал с ее запястий оковы и на этот раз так их и оставил. Ловец молча оценивающе осмотрел ее, потом вышел через дверь вместе с гоблинами, оставив ее одну.
Она огляделась. Стены были слишком гладкими, чтобы по ним можно было вскарабкаться. Кроме той двери, через которую она попала сюда, больше вообще не было ни дверей, ни окон. На самом верху были какие–то крошечные прорези, но добраться до них было невозможно. Бойницы. Она глубоко вздохнула, подошла к одной стене и села около нее. Над головой по серому небу проносились облака, напоминая желтоватую пену, образующуюся на бурных морских волнах. Она заметила темный крылатый силуэт, пролетевший мимо, наверное, гарпии. В воздухе стоял запах гниющей земли. Все в этом мире казалось больным и испорченным. Казалось, будто все вокруг умирало.
Тянулись минуты, а потом снова открылась дверь во двор и появился Тэл Риверайн. Он возник в бледном освещении двора как призрак, поднявшийся из своего полуночного логова, настолько непроницаемо черный, что невозможно было различить черты его лица. Он казался больше, чем она помнила, но возможно это было из–за поднятых, как загривок у злой собаки, шипов, торчавших повсюду и явно являющихся для нее предостережением. Держись подальше. Не приближайся. Он носил свое оружие, обвязанное вокруг его тела как доспехи, поблескивая остриями и лезвиями.
Его голубые глаза пристально смотрели на нее.
Она поднялась на ноги, не желая показать даже намек на свою слабость. Для этого ей потребовались значительные усилия.
— Ты ослушалась меня, — объявил он.
Он вяло взмахнул рукой, и в то же мгновение знакомая боль ворвалась в нее, парализуя мышцы и повалив ее на колени. Она уронила голову и сжалась всем телом, стараясь дышать.
— Неповиновение является неприемлемым ответом на мои команды, — продолжал демон и еще раз взмахнул рукой.
На этот раз она рухнула на землю, ее агония была настолько мучительной, что она лежала, свернувшись клубком, и всхлипывала. Ее разум заблокировался и не позволял ей думать ни о чем другом, кроме боли. Она уткнулась лицом в грязь, чувствуя себя разбитой и беспомощной.
— Встань на колени, — приказал Тэл Риверайн.
Ей потребовалось какое–то время для этого, но в конце концов ей удалось подняться на колени, правда согнувшись и обвив руками свое тело.
— Посмотри на меня.
Она так и сделала, подняв голову из–под завесы своих темных волос, стараясь скрыть смесь страха и страданий, которые она испытывала при этом.
— Извинись за свое неповиновение.
— Простите меня, Господин, — прошептала она.
Стракен-Владыка кивнул, сверкнув холодными глазами.
— Ты извиняешься лишь за то, что тебя поймали. Я вижу это в твоих глазах. Ты плохо придерживаешься дисциплины. Не в твоей природе повиноваться, когда ты можешь этого избежать.
Он подошел к ней, огромный и неприступный, и протянул руку, чтобы снова поставить ее на ноги, подняв ее как тряпичную куклу и прижав к стене двора. Она слегка обвисла, но осталась в вертикальном положении, устремив на демона взгляд.
— Любого другого я убил бы за то, что ты сделала, — спокойно произнес он. — Я бы потратил на это свое время. Я бы заставил его испытать такую невыносимую боль, что смерть показалась бы облегчением. Ты это понимаешь?
Она сглотнула:
— Да, Господин.
— Но ты мне интересна.
Он замолчал, а она ждала, все еще не понимая, что это означало. Почему она и дальше представляет для него интерес? Оставив в стороне ту цель, которой она уже послужила, поменявшись местами с каким–то существом, которого магия освободила из Запрета, какая еще была причина для того, чтобы Стракен-Владыка проявлял к ней интерес?
— Ты знаешь, почему ты здесь, в мире Джарка Руус?
— Нет, Господин.
Демон гневно взмахнул рукой и на нее снова нахлынула боль, вызывая волны тошноты, которые заставили ее упасть на колени. В тот же миг он оказался рядом, поставив ее на ноги и прижав к каменной стене.
— Не лги мне! — прошипел он, его плоское лицо скривилось от ярости, а в странных глазах сверкали искры гнева. — Ты думаешь, я такой дурак? Говори!
— Я…больше не буду лгать, Господин, — выдохнула она.
— Ты сообразительная. И расчетливая. Ты умная. Ты можешь притворяться, что это не так, но если ты не будешь мне повиноваться, то будешь наказана. Ты понимаешь? Отвечай мне.
— Понимаю, Господин. — Ее желудок подпрыгивал внутри, но она подавила желание опустошить его.
Стракен-Владыка терпеливо кивнул:
— Итак, ты знаешь, почему ты здесь?
— Да, Господин.
— Расскажи мне.
— Меня доставили сюда, чтобы то, что жило в этом мире, смогло перебраться в мой мир.
— Очень хорошо. А ты знаешь, для чего я это устроил?
Она сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— Нет, Господин.
Демон внимательно посмотрел на нее, потом кивнул:
— Пока нет, не знаешь. Но узнаешь, довольно скоро. Ты все поймешь, потому что твой пытливый ум будет искать ответ, пока не найдет его. Если же нет, я сам расскажу тебе. Если только ты доживешь до этого.
Если доживешь. Она закрыла глаза и тихо выдохнула. Каковы ее шансы? Она моргнула, чувствуя на себе тяжесть его задумчивого, изучающего взгляда, перебегающего с места на место. Она осознала, какой драной и грязной она была, немытая и непричесанная, как давно заброшенная игрушка. На мгновение она увидела себя ничтожеством, настолько незначительной, что вполне заслужила оказаться выброшенной без всякого сожаления.
— Ты — экземпляр, — сказал Стракен-Владыка, как будто прочитав ее мысли. — Хобсталл находит тебя такой же интересной, как и я. Он проводит много времени, изучая такие вещи, поэтому с его мнением стоит считаться. Он желает побольше узнать о тебе, но я пока что запретил ему использовать свои ножи. Однако, мы оба заслуживаем возможности увидеть, какой магией ты владеешь. Я знаю, у тебя есть магия. Она обитает в тебе — это особенность демонов. Его интерес касается именно этого. Он считает, что ты могла бы стать одной из нас.
Она съежилась от такой идеи. Она ничем на них не похожа. Она была человеком. Неважно, что они думали или делали, чтобы заставить ее выглядеть иначе, она была человеком. Но она ничего не сказала, держа свои мысли при себе.
— Я собираюсь проверить тебя, Грайанна Омсфорд, бывшая–когда–то-Ард-Рис, мой такой обещающий экземпляр. — Его голос стал до странности мягким и успокаивающим. — Я собираюсь испытать тебя так, как никого никогда прежде не испытывали. Я хочу увидеть, что ты можешь делать. Я хочу увидеть, насколько сильны твои инстинкты выживания.
Пока он это говорил, его шипы вернулись в его тело, совершенно изменив его облик. Она не отрываясь смотрела на него, гадая, чего же он добивается от нее на этот раз.
— Сегодня днем, — продолжал он тем же привлекательным голосом, — я испытаю тебя. И увижу, как ты справишься.
Потом он повернулся и исчез за дверью, оставив ее задыхающейся и крепко прижатой к стене двора.
Спустя несколько мгновений вернулся Хобсталл с гоблинами, и ее отвели обратно в камеру. Хотя на нее снова не надели цепи, трое охранников все время располагались напротив ее камеры с нацеленными в ее сторону арбалетами. Она тихо сидела на полу своей маленькой комнатки и размышляла над тем, что сказал ей Стракен-Владыка. Ее будут испытывать. Но что это означало? Испытывать как? Она не думала, что ответ ее порадует. Она хотела найти хоть какое–то утешение в том, что до сих пор жива, но ее инстинкты подсказывали, что думать так было глупостью.
Через некоторое время с тазом горячей воды появился Хобсталл, явно показывая, что она должна вымыться для того, что должно случиться дальше. Также к ее ногам он положил сандалии и одежду. Она подождала, когда он уйдет, затем повернулась спиной к охранникам гоблинам, сорвала с себя тряпье и, используя эти тряпки, вымыла свое ноющее тело. Потом она одела сандалии и одежду и снова села, ожидая, что будет дальше.
Ждать пришлось дольше, чем она надеялась. У нее не было возможности точно измерить, сколько прошло времени, но она посчитала, что должно было пройти несколько часов. Когда Хобсталл опять повел ее по лестнице и вывел из башни на свет, день уже стремительно приближался к ночи, по серому небу бесконечно скользили темные облака, а с высот опускался туман. Ловец снова сковал ее запястья, а фаланга гоблинов окружила ее. Ее провели по двору до внешней стены, где ждала клетка на телеге, подобная той, в которой ее привезли в Предел Крааля. Ее поместили внутрь клетки и приковали цепями к решеткам. Гоблины образовали шеренги с каждой стороны телеги, а Хобсталл забрался на сиденье рядом с кучером. Кучер щелкнул своим кнутом над головами мощных рогатых существ, запряженных в эту телегу, и та покатилась вперед.
Они проехали через огромные дубовые ворота, покрытые смолой и обитые железными пластинами. К процессии присоединились демоноволки, рыская желтыми глазами и крутя мордами, чтобы отыскать ее, часто дыша и пуская слюну. Она почувствовала их ненависть к ней, прочла предостережение в их рычании.
Петляя мимо строений крепости, они направились на восток в сгущающейся темноте, к горам, которые находились за этой твердыней. Встречные толпы бросали на нее настороженные взгляды, там были гоблины, гормии и кобольды, а также какие–то существа, которых она не смогла опознать. Оказавшись снаружи крепостных стен, они повернули на юг, спускаясь к огромной котловине, расположенной на простирающейся вдаль равнине. Поросшая кустарником, эта безжизненная котловина была изрезана лабиринтом глубоких оврагов и острых гребней, образованных благодаря мощной эрозии. Они двигались по дороге, отмеченной следами колес и животных, поднимая клубы пыли в смутном и сухом воздухе.
Она смирно сидела в центре клетки, покачиваясь взад и вперед от ее неровного хода, прикрыв рот рукавом туники, чтобы пыль при дыхании не попадала в легкие. Они ехали достаточно долго, так что, когда она оглянулась на крепость, ее стены и башни уменьшились до размеров детской игрушки. Она смотрела, как они становились все меньше и меньше, пока, наконец, совсем не исчезли.
Когда они добрались до дна долины, дорога выровнялась. Обитатели Предела Крааля, до этого момента отсутствовавшие, теперь толпились повсюду, куда бы она ни посмотрела, показывая на нее пальцами, оборачивая к ней свои лица и взгляды, оживленно разговаривая, когда она проезжала мимо них. Они понимали больше нее, что происходит — это было ясно по их поведению. Не трудно было догадаться, что здесь оказалась большая часть города.
Перед ними выросла насыпь, стена земли высотой более тридцати футов. Пара высоких ворот открылась в этой стене, и когда телега оказалась на другой стороне, то она обнаружила, что эта насыпь окружала круглый участок земли шириной примерно в четверть мили. Тысячи обитателей Предела Крааля сидели на этой насыпи, бросая на нее острые взгляды, приветствуя жестами и возгласами ее появление. Это приветствие не казалось утешительным; оно исходило от мрачных ожиданий и нетерпения, какие появляются при предвкушении кровавых состязаний. Уверенная, что ее испытание примет форму сражения с тщательно отобранным противником, ей совсем не понравились ее ощущения в этот момент.
Телега остановилась перед рядом высоких ступеней, образованных из железного каркаса и деревянных сидений. В центре группы неизвестных существ, закутанных в одежды и с капюшонами на головах, сидел Стракен-Владыка. Когда клетка прекратила свое движение, демон поднялся и спустился вниз, чтобы приветствовать Хобсталла. При его приближении волки отбежали прочь, опустив головы и ощетинив загривки. Гоблины тоже отступили назад и поклонились. Только Хобсталл не сделал ни одного движения покорности, его угловатое тело осталось несгибаемым, а ничего не выражавшее овальное лицо настороженно смотрело на демона. Стракен-Владыка тихо поговорил с ним, потом кивнул на Грайанну.
Она сделал глубокий вдох, когда Ловец подошел к ней с ключами в руках. Если она собиралась еще раз сбежать, то нужно делать это сейчас.
Но она подавила этот порыв, сказав себе подождать, быть терпеливой. Неверный шаг будет означать для нее конец. Она осталась неподвижной, когда Хобсталл открыл дверь клетки и вошел внутрь, потом снял цепи, которые сковывали ее запястья. Он отступил назад, показывая, чтобы она вышла. Она так и сделала, осторожно пригнувшись, выходя из клетки, и встала на земле арены, повернувшись лицом к Стракену-Владыке.
— Поклонись мне, — спокойно приказал он.
Она поклонилась, медленно и низко. Ей это ничего не стоило. Она не чувствовала никакого уважения к этому существу, только глубоко укоренившуюся настороженность. Она будет делать все, что от нее требуют, пока не придет время. Она умела ждать.
— Ты вымылась и отдохнула? — спросил демон.
— Да, Господин.
— Настало время твоего испытания. Ты готова?
— Да, Господин.
— Мои подданные, Джарка Руус, пришли посмотреть. Если ты разочаруешь их, показав страх и трусость, я отдам тебя им на растерзание. Если ты попытаешься сбежать, я сам убью тебя. У тебя есть только одна возможность. Успешно завершить испытание. Покажи, что ты достойна того, чтобы оставаться в живых.
Она ждала. Она знала, что не стоит говорить без разрешения, лучше дождаться, когда ее спросят. Она держалась прямо, сложив руки перед собой, пальцами разминая онемевшие от оков запястья.
Стракен-Владыка махнул рукой и телега с клеткой укатилась прочь. Вместе с ней удалились гоблины охранники и демоноволки. Остался только Хобсталл, устремив на нее свои яркие глаза. На свой экземпляр, ожидающий испытания. Она не посмотрела на него. Она не доставит ему такого удовольствия.
— Выйди в центр арены, — приказал Стракен-Владыка. Его голубые глаза блестели от волнения, чего прежде она никогда не видела. — Там ты найдешь своего противника. Ты можешь воспользоваться любой магией, которой обладаешь, для своей защиты. Ты можешь применять любые навыки и умения. До тех пор, пока ты не попытаешься сбежать с этой арены, заколдованный ошейник не будет тебе мешать. Единственное, на что ты можешь здесь полагаться, это ты сама. Твоя задача — выжить. Если ты справишься, бывшая-когда–то-Ард-Рис, твое будущее обеспечено. Не будет никаких дальнейших наказаний. Тебе будет предоставлено место среди нас, то, которое я для тебя выберу, и это будет почетное место. А теперь иди.
Она сразу же отправилась на арену, не удосужившись даже на миг взглянуть на него, опасаясь, что недоверие и отвращение, которое она испытывала, станут заметными, несмотря на все усилия, которые она предпринимала, чтобы их скрыть. О чем говорил этот демон? Неужели он мог подумать, что она найдет достойной жизнь в этом пустынной тюрьме? Все, чего она хотела, все, ради чего жила, это сбежать. У Стракена-Владыки было гипертрофированное мнение о том, чего он мог от нее ожидать, если думал, что все изменится, и она не имела представления, чем это его мнение подпитывалось.
По мере приближения к центру арены она осматривала площадку. Но ничего не заметила, никакого движения, никаких признаков жизни. Какого противника выбрал для нее демон, что целый город явился сюда посмотреть? Что за тварь она должна победить в бою, чтобы доказать, что она достойна сохранить свою жизнь?
Она на мгновение посмотрела наверх, потом на горизонт, думая, что нападение может прийти из–за пределов арены. Ничего. Она насторожилась, когда над собравшимися обитателями Предела Крааля наступила тишина. Они чего–то ждали в предвкушении. Все разговоры превратились в едва различимый шепот. Все замерло. Все глаза были направлены на нее.
Когда появился тихий, низкий мяукающий звук, она почти добралась до центра арены. Она сразу же поняла, что это был за звук. Мороз пробежал по всему ее телу, заставив кожу покрыться мурашками и подняв волосы на тыльной стороне шеи. Она ту же остановилась, беззвучно произнеся губами одно слово.
Фурии.
Она испытала странное чувство облегчения. Неопределенность исчезла, ожидание закончилось. По крайней мере, она могла почувствовать небольшое удовлетворение от того, что узнала личность своего противника. Что может быть лучше, чем испытать ее с такими существами, как эти? Она медленно, глубоко дышала, стараясь успокоиться. Мяуканье становилось все громче и сильнее. У нее было лишь несколько мгновений.
Что же ей делать?
У нее было сильное оружие, ее магия против их зубов и когтей. У нее было превосходное мастерство и хитрость, которые она оттачивала в тысячах сражений. Но фуриями двигал инстинкт, они не придавали значения безопасности или самосохранению. Ими правило стайное мышление, когда они находили жертву, они нападали и продолжали нападать до тех пор, пока или их враг, или они сами не будут уничтожены. Не будет никакой пощады, да о ней никто и не просил. Фурии знали только один путь, и этот путь отбрасывал любое рациональное поведение. Ее поместили в логово безумия, и источником этого безумия был легион безжалостных, неумолимых убийц.
Она проверила магию песни желаний, чтобы узнать, правду ли ей сказал Стракен-Владыка насчет ее использования, считая, что если демон солгал, то она достаточно быстро потеряет сознание, чтобы не почувствовать, как фурии будут рвать ее на куски. Однако магия распустилась на кончиках пальцев по ее команде, набирая силу, принимая форму, ожидая, когда ею воспользуются, и при этом заколдованный ошейник ничего не сделал. На нее нахлынула надежда с осознанием того, что это будет равное сражение. У нее будет шанс выжить.
Небольшой шанс.
Если она хочет выстоять, то ей придется убить их всех. Кроме этого ее ничто не спасет. Они будут идти на нее всей своей массой, и так будет продолжаться до тех пор, пока в них теплится жизнь. Эта задача становится битвой темной магии против темных намерений, вызовом ее способностей, источником которых была несгибаемая самоуверенность Ведьмы Ильзе. Но она больше не была Ведьмой Ильзе, и ее стремление к сражению пропало вместе с той личностью, которую она отбросила.
Ее сила должна исходить из ее жизни в качестве Ард Рис.
Что же ей делать?
Они начали появляться, как маленькие тени в свете сумерек, с кошачьими мордами и раскосыми глазами, виляя телами при выходе из нор в земле и из–за кустов. Они материализовались во мраке, как призраки, их мяуканье то увеличивалось, то уменьшалось волнами предвкушения. Они были повсюду вокруг нее, целые сотни. Слишком много, чтобы она с ними справилась, вне зависимости от того, сколько магии она использует и насколько сильна ее решимость. Как тот огр, которого она видела по пути на встречу с тенью Чародея-Владыки, она будет сражаться со страстью и яростью, но в итоге она тоже падет.
Мгновенно она начала переосмысливать свою стратегию выживания в этом противостоянии. Одной силы будет недостаточно. Ее спасет хитрость. Изобретательность и внезапность. Нечто неожиданное сможет раскидать этих маленьких ужастиков. Они приближались, некоторые были уже примерно в двадцати ярдах. Она заметила отражающееся в их глазах безумие. Она ощутила жар от их кровожадности. Чем дольше она тянула с ответом, тем наглее они становились. Сейчас они подкрадывались к ней с определенной долей осторожности, но эта проверка скоро закончится, и тогда…
Проверка.
Кем и чем я являюсь.
Как только эта мысль сверкнула у нее в голове, она уже знала, что должна делать. Она даже не остановилась, чтобы рассмотреть последствия или взвесить риск — она просто это сделала. Она поглотила собранную на кончиках пальцев магию, втянув ее обратно, изменив ее форму, и распространила по всему своему телу. Эффект был мгновенным и необратимым. Почти мгновенно она потеряла контроль, снесенный неумолимой реакцией магии. Задыхаясь, она опустилась на корточки, ее внешний облик стал меняться. Магия пылала внутри нее, вводя ее в лихорадочное состояние, она лишала ее зрения и обоняния, мыслей, способности рассуждать, самого сознания. Она начала мяукать, как и те, кто подкрадывался к ней. Как те, с кем ей предстояло сражаться. Как фурия. Она изменилась в мгновение ока, магия захлестнула ее до тех пор, пока Грайанна Омсфорд, Ард Рис Третьего Совета Друидов, просто не исчезла со дна долины.
То, что от нее осталось, была еще одна фурия, крупнее и гораздо опаснее, чем вся эта братия, но во всем остальном похожая на них.
Это преображение оказалось настолько неожиданным, что остальные фурии в шоке отпрянули. Только что их беспомощная добыча стояла перед ними. И вдруг она исчезла, изменившись в другую тварь, которая была не совсем такой, как они, но достаточно похожей, так что они немного опешили.
Она быстро двинулась вперед с кошачьей грацией и вызовом, ощетинившись и издавая угрожающие звуки, стреляя глазами по своим уменьшенным копиям, грозно обнажая зубы и когти. Она шипела и плевалась, раскачиваясь от неконтролируемой ярости. Где ее добыча? Где тот человек? Она настолько погрузилась в этот принятый образ, что смогла ощутить вкус крови во рту. Она настолько удалилась от своей человеческой сущности, что хотела разорвать что–нибудь — что угодно, — все, что окажется в пределах ее досягаемости. Она мяукала о своей жажде своим кошачьим собратьям, своим зеркальным отражениям, и они шипели и плевались в ответ.
Оказавшись в их среде, она кралась, потеряв себя, превратившись в демона–убийцу, от ее человеческой сущности больше не осталось и следа. Теперь она полностью стала фурией, частью стаи, наполненная таким же безумием. Если бы было, на что напасть, она бы так и поступила, с наслаждением разрывая это на части, удовлетворяя свою новообретенную первобытную жажду.
Остальные фурии терлись вокруг нее, когда она проходила мимо, принимая ее сущность, ее место среди них. Они кружились и принюхивались, впитывая ее запах, помечая ее, как это делают кошки. Она отвечала тем же, двигаясь по этой местности как во сне, как будто паря и совершенно ничем не отяжеленная. У нее было какое–то смутное ощущение, что все это не реально, что она теряет чувство времени и места — у нее было неясное воспоминание о какой–то другой жизни, не имевшей ничего общего с этой. Однако ее сущность фурии не уступила той другой жизни, не позволила ей вмешаться, и поэтому она почувствовала, как та ускользает все дальше и дальше.
Она бросала частые взгляды на насыпь, где гудели и шептались между собой существа, которые она могла бы съесть, если бы добралась до них, их голоса звучали весьма соблазнительно. Она кралась в их сторону, совершенно не понимая причину этого. Остальные фурии не обращали на нее внимания, возвращаясь в свои норы, исчезая в земле, как тени при свете солнца. Возбуждение прошло, возможность убийства пропала. Одна за другой, они исчезли, забыв о том, что произошло ранее.
Она продолжала идти, движимая какой–то тягой, которую не могла понять и которой не могла противиться. Поначалу ее влекли существа на насыпи, потом только одно из них, необычайно высокое, мрачное, колючее существо, которое спускалось со своего места на эту арену. В ожидании она навострила уши. Свежая добыча. Мясо. Она бросилась вперед, но существо не отступило и не отошло в сторону. Она оскалила свои зубы и вытянула когти. Сейчас она схватит его, а потом призовет свою братию на торжество.
Однако, в то же мгновение колючее существо махнуло рукой и боль прорвалась по всему ее телу, бросив ее извиваться и плеваться на землю. Она попыталась подняться, но боль вернулась, еще сильнее и дольше, терзая ее лезвиями кинжалов, истощая последние силы. Она лежала, задыхаясь, когда черное существо подошло к ней и бесстрастно уставилось на нее.
— Ты узнаешь меня? — потребовало оно, глядя холодными голубыми глазами.
Она узнала. Память мгновенно вернулась к ней, как только вернулась ее личность и осознание того, в кого она превратилась.
— Да, Господин, — прошептала она.
Стракен-Владыка кивнул:
— Ты блестяще справилась со своим испытанием. Ты доказала свою ценность. Я доволен.
Демон поднял ее на руки, как будто она была невесома, и понес ее с арены под громогласный рев собравшихся, под аплодисменты, крики и топот ног, что безошибочно означало ее признание. Однако она не чувствовала эйфории — только отвращение и гнев от того, что она была вынуждена сделать. Она выжила, как и намеревалась, но цена за это была несоизмеримой. Для этого ей потребовалось гораздо больше, чем она хотела признать, она нарушила свою эмоциональное здоровье, она уничтожила так тщательно выстроенную целостность. На арену она вышла как Ард Рис, а превратилась во что–то другое. Она вернулась к тому чудовищу, которым когда–то была. На этой арене она снова стала Ведьмой Ильзе, во всем, кроме своей души, и это уже преодолеть будет не так–то легко, если вообще возможно. Она вновь окунулась в черноту из–за того изменения, которое произвела над собой, приняв образ фурии.
Она подвергла себя этой заразе, и хотя это признание заставило ее внутренне разрыдаться, она не думала, что когда–нибудь снова станет здоровой.