Тейнквил (ЛП)

ГЛАВА 28

Грайанна Омсфорд лежала с прижатым к каменному полу своей камеры лицом, закрыв глаза. Она пыталась сбежать, хотя бежать было некуда. Свет факелов из коридора снаружи разгонял темноту, в которой она хотела спрятаться. Низкие голоса и шарканье сапог вытолкнули ее из укромных мест. Капающая вода и содрогающаяся земля напомнили ей о том, где она была. Как голодные хищники из черных нор, в которые она пыталась их загнать, воспоминания нахлынули на нее и заставили ее кожу покрыться мурашками.

Мяукающие вопли фурий, вызывающие смесь ужаса и безумия, от которых нет спасения, преследовали и находили ее, как бы далеко она не отступала внутри себя. Она съеживалась, сворачиваясь в клубок, становясь насколько можно меньше, изо всех сил стараясь исчезнуть. Но ничего не помогало. Она воспользовалась своей магией, чтобы стать одной из них, и не могла вернуться обратно. Она мяукала вместе с ними. Она шипела и рычала, как они. Она плевалась ядом. Она выпускала когти и втягивала свою морду. Она поднялась, чтобы приветствовать их, отвечая на их призыв, презирая себя за такую реакцию, но не в силах это предотвратить.

Она до боли сжала свои глаза. Она бы зарыдала, если бы были слезы. Ее мир представлял собой помещение размером шесть на десять футов, но он мог оказаться и размером с гроб.

Они вернули ее с арены в камеру точно так же, как и привезли туда, в клетке и цепях, в окружении гоблинов и демоноволков во главе с Хобсталлом. Снова через толпы и по проклятой земле. Через мрак и туман. Время остановилось, а ее ощущения себя и пространства исчезли. Она представляла из себя пойманного зверя. Ее жизнь оказалась вдали от своей роли Ард Рис, а друиды и Паранор стали лишь смутным воспоминанием. Всю дорогу обратно она боролась, чтобы восстановить свою личность, однако тряска телеги, казалось, только усугубляли ее смятение. Гораздо легче было раствориться в той роли, которую она приняла, чем пытаться следовать по нитям, которые могли вывести ее из этого состояния. Было проще принять то первобытное существо, которым она очнулась, чем отбросить эту сущность.

По возвращении они раздели и вымыли ее, а она даже не пыталась их остановить. Она стояла обнаженная и безразличная, уйдя в себя настолько глубоко, что не чувствовала ничего из того, что они с ней делали. Кошачьи звуки слетали с ее губ, а пальцы сгибались, как когти, но она не видела, как ее тюремщики отскакивали назад. Она вообще их не видела. Она не знала, что они там находились.

Я заблудилась, в какой–то момент подумала она. Я уничтожена, и сделала это сама.

Проходило время, но мало, что менялось. Приходили и уходили охранники, свет то слабел, то снова вспыхивал, когда гасли факелы и их заменяли новыми, приносили пищу и забирали недоеденные остатки, а демоны, которые преследовали ее, продолжали подбираться все ближе. Она хотела разрушить их чары, изгнать их вместе с шипением и мяуканьем из своих воспоминаний фурии, но не могла собрать воедино всю волю, чтобы это сделать.

Она спала всего один раз. Она не знала, как долго, только то, что уснула, и когда ее сны наполнились образами из ее воспоминаний, она с криком проснулась.

Стракен-Владыка не появлялся. Хобсталл держался подальше. Она не знала, что они замышляли, но чем больше она оставалась одна, тем отчетливее становилась понятно, что они потеряли к ней всякий интерес. Такая как она была бесполезна, женщина, которая с готовностью приняла образ монстра, погрузившись в неистовство.

Даже в мире демонов не было места для тех, у кого отсутствовали моральные устои или различимые цели. Она видела себя такой, как они, испорченным и конфликтным существом, хамелеоном, который не мог отличить вымысел от реальности, способный находиться или в одном мире, или в обоих, но не в состоянии уловить разницу.

Она чувствовала, что скользит к самому краю рассудка. Это происходило постепенно, по несколько дюймов за раз, но ошибиться в этом было нельзя. Каждый день она ощущала, как ее личность Ард Рис все больше и больше исчезает, а сущность фурии становится все сильнее и ближе. Ей становилось легче принять последнюю и отказаться от первой. Ее все больше тянуло видеть себя нечеловеческим существом. Если бы она оказалась одной из фурий, ее жизнь стала бы гораздо проще. Безумие все облегчит и конфликт исчезнет. Будучи фурией, ей уже не стоит беспокоиться о том, где она находится и как тут оказалась. Ей уже не нужно будет беспокоиться о становящихся все более нечеткими различиями между разными мирами и жизнями. Для фурии мир станет простым и ровным, ей останется лишь убивать, питаться и довольствоваться жизнью своего кошачьего вида.

Она начала смотреть на себя, как на пойманное животное. Она стала издавать все время кошачьи звуки, находя утешение в тихом мяуканье. Она согнула пальцы и выгнула спину. Она прикусила щеку и попробовала на вкус собственную кровь.

Но она не вставала и не ела. Она не двигалась с того места, где лежала. Она отказалась выходить из темного убежища своих иллюзий. Она оставалась в безопасности под защитой своего сознания.

Потом, как будто во сне, она услышала, как кто–то зовет ее. Поначалу она подумала, что ей это только кажется. Никто ее не позовет, ни здесь, ни где–то еще. Никто не захочет иметь ничего общего с таким ужасным существом, каким стала она.

Однако, она снова услышал голос, тихий, но настойчивый. Она услышала, как он назвал ее по имени. Удивившись, она шевельнулась в своем летаргическом состоянии, чтобы прислушаться, и снова услышала его.

— Грайанна из леса! Ты слышишь меня? Зачем ты произносишь эти кошачьи звуки? Ты спишь? Проснись!

Она заострила свой разум и сконцентрировалась, пока слова не стали отчетливыми, а голос вполне узнаваемым. Она узнала того, кто звал ее, вспомнила его из другого времени и места.

Она ощутила какое–то дружеское участие, как будто вернулась из длительного путешествия, к тому, кого оставила позади.

— Проснись, стракен! Хватит корчиться! Да что с тобой такое? Ты не слышишь меня?

Ее дыхание участилось и исчезла какая–то часть вялости. Она узнала этот голос. Она хорошо его знала. Что–то в нем придало ей свежую энергию и ощущения обновленных возможностей. Она попробовала заговорить, подавилась словами, которые не хотели произноситься, и вместо этого издала какие–то неразборчивые звуки.

— Что ты делаешь, кошечка? Неужели я напрасно сюда пришел? Ты не можешь разговаривать? Посмотри на меня!

Она так и сделала, впервые за эти дни открыв глаза, ломая корку от слез, которые высохли и склеили веки, поморщившись от забытой яркости, выходя из состояния сна и растерянности. Она медленно пошевелилась, приподнявшись на локти, и посмотрела в сторону света, который лился в ее камеру из коридора.

Гоблин, который сторожил ее, прижался к прутьям ее камеры и смотрел на нее. Тень, отбрасываемая факелом, скрывала его как саван. Она уставилась на него в недоумении, чувствуя, как почти тут же начали возвращаться вялость и безнадежность. Никого не было. Ее обманули. Ее голова снова поникла, а глаза стали закрываться.

— Нет! Что ты делаешь? Стракен! Это же я!

Она вовремя подняла взгляд, чтобы увидеть, как гоблин откидывает капюшон своего плаща, чтобы открыть лицо. Она глядела на него сквозь завесу усталости и неуверенности, смотрела, как его образ обретает форму, и силилась понять, что же она видит.

— Века Дарт, — прошептала она.

Она уставилась на него, не до конца веря, что это, действительно, он. Она совсем забыла этого маленького болотного улка. Когда он бросил ее, а она попала в руки Стракена-Владыки, она не ожидала, что когда–нибудь снова его увидит. То, что он стоял здесь, было почти невероятно.

— Тебе следовало послушаться меня! — прошипел он. — Разве я не говорил тебе? Разве я не предостерегал тебя, никуда без меня не ходить?

Его резкие черты лица были скручены узлом, придавая ему вид безумного зверя. На голове и шее волосы стали жесткими и прямыми, как щетина. Из–за губ сверкнули острые зубы, когда он неудачно попытался улыбнуться, а пальцы плотно сжались на решетке.

Ее разум еще прочистился, и она перестала мяукать и плеваться.

— Как ты нашел меня?

Он уставился на нее, как на сумасшедшую:

— Ты до сих пор ничего не знаешь, да? Что же ты за стракен такой?

Она покачала головой:

— Самый худший.

— Выглядишь ты именно так, — засмеялся Века Дарт. — Я нашел тебя, потому что обращал внимание на то, что творится вокруг меня, чем тебе, кажется, не особо удалось овладеть. Но ведь это не твой мир, не так ли? Он даже отдаленно не похож на него. Поэтому, наверное, не стоит тебя винить за неправильные решения.

Он о чем–то говорил ей, но она не могла понять смысл сказанного.

— Тогда, что за правильное решение привело тебя сюда?

Болотный улк сплюнул:

— Я не уверен, что именно. В своих путешествиях я услышал, что с тобой случилось, и, признаюсь, решил, что лучше предоставить тебя твоей судьбе. Но потом вмешались случай и стимул, и вот я здесь.

— Случай и стимул?

— Я двигался через Пашанон к равнинам Хука по дороге, что выбрал для себя и по которой советовал идти также и тебе. Пока я шел, до меня долетели слухи о том, что тебя схватили. На этой земле такие события не происходят незамеченными, и я держал глаза и уши востро. Оказалось достаточно легко определить, что именно с тобой произошло. Трудность состояла в том, что я должен был с этим делать.

Он выпятил свою грудь:

— Признаюсь, что сначала я решил, что лучше всего продолжать свой путь. В конце концов, ты бросила меня. Какое мне дело до того, что с тобой стало? Ты была груба со мной. Ты оскорбила меня. Наконец, ты проигнорировала мои добрые советы и накликала на себя беду. Я ничего тебе не должен. Никто не смог бы меня винить, если бы я решил предоставить тебя твоей участи.

Века Дарт вздохнул.

— Но потом я передумал. Ведь ты же не виновата в том, что эта страна для тебя незнакома, что тебе не хватает правильного суждения о ней и здравого смысла. Ты заслуживаешь, чтобы тебя пожалеть. Я почувствовал какое–то обязательство перед тобой. Я все обдумал и решил. Я пойду и найду тебя. Я посмотрю, что с тобой. Если ты будешь добра со мной, то я решу, достойна ли ты второго шанса.

Даже находясь в таком растерянном и ослабленном состоянии, будучи то одним существом, то другим, она поняла, что эти его слова были ложью. Она смогла это узнать по тому, как он говорил; она заметила быстрые движения его глаз и тела. Как всегда, он что–то скрывал, но она не имела ни малейшего понятия, что именно.

— Как же ты сюда пробрался? — спросила она.

Он небрежно пожал плечами:

— У меня свои способы.

— Которые позволяют тебе пройти мимо демоноволков и гоблинов, служащих Стракену-Владыке?

Он фыркнул:

— Я не без способностей.

Она приняла сидячее положение и впервые за эти дни осознала, какой больной и израненной она была. Она посмотрела на себя, сначала на синяки и порезы на руках и ногах, потом на белую рубашку, которую носила. Одета она была гораздо лучше, чем тогда, когда ее привезли на арену. Она огляделась. Ее камера тоже стала чище.

Фокус ее внимания резко сузился. Неужели она ошиблась насчет намерений Стракена-Владыки? Что же происходит?

Она взглянула на Веку Дарта:

— Если ты не перестанешь мне врать и не расскажешь правду, — тихо произнесла она, — то я, скорее всего, воспользуюсь своей магией в отношении тебя, болотный улк.

Он ухмыльнулся, показывая свои острые зубы:

— Это может оказаться довольно тяжело, поскольку ты носишь заколдованный ошейник.

Показалось, что он почти тут же понял свою ошибку, это проявилось в изменении взгляда и смене самодовольного вида, когда его губы сжались с немым упреком.

— Мне неизвестны заколдованные ошейники, — быстро сказал он. — Я просто видел их раньше.

По правде говоря, она уже забыла об этом ошейнике, пока он не напомнил ей, но он не знал этого, а она не собиралась ему об этом говорить. Она держалась очень спокойно и продолжала смотреть на него.

— Я не знаю, кто ты такой или чего ты хочешь, Века Дарт, — наконец сказала она, — но ты не сказал мне ни слова правды с тех пор, как мы встретились. Для тебя это была лишь игра, в которой ты, кажется, знаешь все правила, а я нет. Если ты знаешь, что такое заколдованный ошейник, то ты знаешь слишком много для такого простого деревенского существа, путешествующего по новой части страны. Если ты знаешь, как обойти охранников Стракена-Владыки, то у тебя имеются умения и знания, которые предполагают, что ты являешься совсем не тем, кем притворяешься. С меня довольно. Или ты расскажешь мне правду, или оставь меня гнить здесь.

Как только он начал говорить, она подняла палец:

— Будь осторожен. Подумай дважды, если вдруг собрался рассказать мне очередную ложь. У меня не так много осталось сил, чтобы призвать свою магию, но я смогу отличить правду от лжи. Ты ведь не хочешь испытать ее на себе.

Болотный улк вытаращил на нее глаза. Его настороженный взгляд неуверенно изучал ее; глубокие морщины избороздили его иссохшее лицо.

Он покачал головой:

— Я не знаю, сколько должен тебе рассказать, — наконец произнес он.

Она вздохнула:

— Почему бы не рассказать все? Какое значение это может иметь сейчас?

— Большее, чем ты думаешь. Это имеет значение и я должен внимательно все обдумать. Ты права насчет меня. Ты права насчет моей истории. Но ты находишься в более сильном положении, чем полагаешь. У тебя есть то, чего я хочу. Все, что я могу предложить в обмен, это правда — и, возможно, выбраться отсюда. Я могу дать тебе одно в обмен на другое. Но я боюсь, что ты откажешься, когда узнаешь то, что я должен сказать. Боюсь, что ты возненавидишь меня.

Он говорил с такой искренностью, что впервые с тех пор, как она повстречала его, она была склонная поверить тому, что он сказал. Она не понимала, как такое могло случиться, но это было неважно. Важно было то, что рассказанное им могло помочь ей сбежать. С этой точки зрения она сделает все, что угодно — примет любую сделку, согласится с любыми условиями, чтобы обрести свободу. Потому что, если она останется здесь, то, как она понимала, она будет потеряна.

Она не могла позволить ему это узнать. Она не могла позволить ему увидеть ее отчаяние. Давать Веке Дарту такого рода власть над ней было слишком опасно. Он воспользуется таким преимуществом так же быстро, как это сделал Тэл Риверайн.

Она сделала глубокий вдох:

— Послушай меня. Ты явился сюда, чтобы торговаться, иначе бы ты вообще сюда не пришел. Мое слово крепкое, Века Дарт. Я держу свои обещания. Поэтому я дам тебе одно сейчас. Если ты расскажешь мне правду про себя, то я скажу тебе, смогу ли простить тебе твою ложь. Тогда уже ты решишь, стоит ли попытаться сторговаться со мной о том, что ты хочешь за мою свободу.

Она поднялась на ноги и некоторым трудом доковыляла до того места, где он стоял.

— Ну так что, крошка болотный улк? Сделка или прощай? Больше меня на самом деле ничего не интересует.

Он еще некоторое время смотрел на нее, его желтые глаза бегали вправо–влево, вверх–вниз по ее лицу, никогда надолго не задерживаясь на одном месте. Она могла заметить, как в этих глазах отражалось сомнение и страх. Но также она увидела и надежду.

Он кивнул:

— Отлично, Грайанна многочисленных обещаний. Я расскажу тебе, хотя я думаю, что все стракены лгут. — Он снова сплюнул и покачал головой. — Я знаю, кто ты такая и откуда пришла. Я всегда это знал. Потому что был Ловцом у Тэла Риверайна до Хобсталла. Я бы до сих пор оставался Ловцом, если бы Стракен-Владыка не решил, что я растерял все свои навыки. Он ошибался, но со стракеном не поспоришь. Поэтому он меня заменил. Однако, перед этим он унизил меня, но это я никогда не буду обсуждать, так что даже не проси меня об этом.

Он с трудом сглотнул:

— Он взял меня к себе, когда меня изгнали из моего племени за то, что я съел своих юных соплеменников. Его это нисколько не беспокоило, для него главным было то, что я мог для него сделать. Он узнал о моих способностях и предложил мне место в Пределе Крааля в качестве его Ловца. Он знал, что я соглашусь, что я должен принять его предложение, потому что в мире Джарка Руус невозможно выжить в одиночку без чьей–либо защиты. Он дал мне все, что мне было нужно, однако отобрал это, когда выкинул меня. Поэтому я поклялся, что в свою очередь отберу у него все.

Его голос стал жестче:

— О планах перенести тебя сюда было давно известно. Тэл Риверайн хотел обменять тебя на свое существо, способное менять внешность, на Морика. Для стракена его силы это довольно легко. Я решил нарушить его планы, добравшись до тебя первым, что я и сделал. Я хотел забрать тебя у него, украсть прямо у него из–под носа. Я намеревался опозорить Хобсталла и показать его провал Стракену-Владыке! Затем я бы привел тебя и вернул свое законное место!

Он тяжело дышал, глаза превратились в узкие щелочки, горло делало частые глотки, пока он пытался понять ее реакцию. Она никак не реагировала, слушая его с застывшим лицом и пустым взглядом, эта способность Ведьмы Ильзе вновь возникла оттуда, куда она захоронила ее двадцать лет назад. Так легко снова призвать ее, подумала она. Так легко вернуть ту, кем я когда–то была.

— Мой план провалился, когда ты отказалась идти со мной, — продолжил Века Дарт. — Полностью провалился. И перепробовал все. Но ты так настойчиво хотела идти своим путем! И я не мог изменить твое решение, не выдав себя! — Он покачал головой. — Поэтому я отпустил тебя. Я сказал, если она хочет именно этого, то дай ей это! Она хочет идти дальше без тебя! Уходи от стракена и ничего не потеряешь! Я не собирался рисковать своей жизнью, следуя за тобой, поскольку знал, что случится. Хобсталл искал тебя, и когда он тебя найдет было лишь вопросом времени. Он не знал точно, где ты появишься, только то, что ты должна появиться. А я знал! Потому что всегда лучше всех мог прочитать знаки от таких событиях! Я всегда был лучшим Ловцом!

Он выплеснул последние слова и отскочил от решетки камеры, упав на корточки и отказываясь смотреть на нее. Она какое–то время смотрела на него, обдумывая над теми откровениями, что он выдал ей.

— Века Дарт, — произнесла она.

Он оставался на месте.

— Посмотри на меня.

Он отказывался, согнувшись и отвернувшись.

— Посмотри на меня. Скажи мне, что ты видишь в моих глазах.

Наконец, он повернулся настолько, чтобы на мгновение взглянуть через плечо в ее глаза и снова отвернуться.

— Я не сержусь на тебя, — сказала она. — Ты делал то, что сделала бы и я, если бы мы поменялись местами. На самом деле, давным–давно, когда я была другим человеком, ведя совершенно иную жизнь, я делала с остальными вещи гораздо хуже того, что ты сделал со мной.

Он еще раз оглянулся.

— Я не ненавижу тебя, — сказала она ему.

— А должна бы. — Он щелкнул зубами, когда его рот закрылся.

— Я приберегу свою ненависть для других, кто более ее заслуживает и меньше всего этого ожидает, за то, что хотели увидеть меня мертвой. — Она махнула ему рукой, чтобы он вернулся. — Расскажи мне остальное из того, что ты знаешь.

Он еще немного оставался на месте, затем вздохнул и подошел к ней.

— Ты не ненавидишь меня? Если ты станешь свободной, ты не будешь пытаться меня убить?

Она покачала головой:

— Я не ненавижу тебя. Даже, если бы у меня была такая возможность, я не стану тебя убивать. А теперь расскажи мне остальное. Тебе известны планы Стракена-Владыки?

Болотный улк кивнул:

— Я был здесь в Пределе Крааля, когда он их составлял. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты до сих пор не знаешь, что он намерен сделать? Разве ты не видела, как он на тебя смотрит?

Мороз прошиб ее до мозга костей, слова этого маленького человечка вызвали образ, от которого кровь стыла в жилах.

— Расскажи мне.

— Он испытывал тебя, чтобы понять, являешься ли ты подходящим сосудом для того, чтобы вынашивать его детей. Он хочет спариться с тобой.

Впервые она, действительно, испугалась. Для нее демон был проклятьем. Она считала, что не может быть худшей участи, чем стать матерью его детей, матерью демонят, вынашивающей монстров. Она никогда не задумывалась над такой возможностью. Она никогда не думала, что у Стракена-Владыки были еще какие–то интересы на ее счет, за исключением заключить ее в тюрьму и поддерживать ее живой, пока его существо, Морик, не сможет выполнить в ее собственном мире то, ради чего он был туда послан.

— Именно по этой причине меня доставили сюда? — сумела она спросить, стараясь сохранять спокойствие.

Века Дарт покачал головой, буравя ее своими глазами:

— Нет. Эта идея, должно быть, пришла к нему, когда ты уже стала его пленницей. Его планы гораздо грандиознее.

— Насколько грандиознее?

Болотный улк наклонился поближе:

— Он искал способ послать Морика на какое–то время в твой мир. Но для того, чтобы это произошло, необходимо было найти кое–кого в твоем мире, кто согласился бы помочь. Он нашел таких людей и воспользовался ими, как своим инструментом. Кем бы они ни были, они и понятия не имели о намерениях Стракена-Владыки, их интересовало только, как избавиться от тебя. Твои предатели знали лишь, что с помощью магии ты будешь изгнана в мир Джарка Руус. Только это, и больше ничего. Они ничего не знали об обмене, о том, как на самом деле работала эта магия, о той сделке, которая была необходима, чтобы доставить тебя сюда. Стракен-Владыка был предельно осторожен, чтобы сохранить этот секрет.

Как и следовало поступить, подумала она. Однако, она не была уверена, что осведомленность о необходимости такой сделки остановила бы тех, кто так отчаянно хотел отослать ее в Запрет.

— Но зачем меня перенесли сюда, если не для спаривания с Тэлом Риверайном? — спросила она.

— Ты упускаешь суть, стракен! — сорвался Века Дарт. — Доставить тебя сюда никогда не считалось важным делом! Главное было послать Морика в твой мир!

Она покачала головой:

— Зачем?

— Чтобы он смог разрушить барьер, который держит нас взаперти! Чтобы он смог освободить Джарка Руус!

Вот теперь она поняла. Морик был послан завершить ту задачу, с которой не справился Дагда Мор более пятисот лет назад — разрушить стены тюрьмы, за которыми темные твари Волшебного мира томились задолго до появления Человека.

Ее разум лихорадочно работал. Чтобы это осуществить, ему придется уничтожить Элькрис, рожденное магией эльфийское дерево, которое было создано, чтобы сторожить Запрет. Как он сможет это сделать, когда это дерево всегда очень тщательно охраняют?

Еще важнее то, как она сможет это остановить?

— У Морика есть способ уничтожить этот барьер? — спросила она Веку Дарта.

Он закачал головой:

— Он должен отыскать его, как только окажется в твоем мире. Он очень талантлив и умен. К этому времени он должен это сделать.

Она проигнорировала страх, который обуял ее от мысли, что болотный улк может оказаться прав.

— У тебя есть возможность вытащить меня отсюда? — быстро спросила она.

На лестничной площадке над ними открылась дверь и с грохотом захлопнулась. По каменным ступеням застучали приближающиеся шаги.

— На пол! — прошипел он ей и отскочил прочь.

Она рухнула вниз, скрючившись в том же самом положении, в котором он ее нашел; сердце бешено колотилось, все мышцы были напряжены. Не двигайся, говорила она себе. Ничего не делай.

Шаги приблизились к ее камере и остановились. Наступила тишина как утренний туман.

Замерев и закрыв глаза, она стала ждать.