Тихий домик

Глава XII ПАРТИЗАНСКИЕ ПОДАРКИ

В условленном месте, на кладбище, в тайнике под крестом, была взята записка Фрица Оппенгейма. Партизаны-разведчики немедленно переправили ее в штаб бригады.

Комбриг и комиссар ознакомились с ее содержанием.

Ефрейтор сообщал подробности расправы над Рыжеволовой, тремя мальчиками из детского дома и над семьей партизана Сташенко. Рассказывал и об участии в этом кровавом деле полицая Бугайлы.

— Так вот чего этот изверг боится — расправы! — воскликнул комбриг. — Надеется, что, если выдаст своих господ, мы простим ему его зверства…

— Ошибается, — заметил Глазов.

— Изменнику, прихвостню фашистов — смерть! — подтвердил комбриг. — От расправы ему не уйти. Но мы еще воспользуемся его «услугами»…

— Итак, — сказал Глазов. — Посмотрим по карте?..

— Да.

Они подошли к столу, на котором лежала большая карта. Синими кружками на ней были отмечены вражеские гарнизоны.

— Вокруг расположения нашей бригады много гитлеровских гарнизонов. Это и Друтень, и Верино, и Сычовичи… — продолжал комбриг. — Ударим ли мы сразу на Верино, или изберем для уничтожения какой-либо другой гарнизон, чтобы отвлечь внимание фашистов от детского дома?

— Это подскажет обстановка, — ответил Глазов. — Об этих гарнизонах мы уже знаем многое, но далека не все. А нам надо действовать наверняка.

— Согласен. Но положение в детдоме таково, что требуется быстрая, немедленная операция, чтобы мы могли послать детям все необходимое. Ведь они там в буквальном смысле голые. Гитлеровцы утащили все. Я считаю, что надо сейчас же начать подготовку… Уже действуют несколько десятков наших разведывательно-диверсионных групп. Если отвлечь их от основных заданий, это неминуемо ослабит активность нашей борьбы против оккупантов на разных участках… Мне кажется, надо обдумать, как провести операцию по уничтожению вражеского эшелона с новым оружием, который должен пройти на Полоцк. В этой операции мы сможем собрать какие-то трофеи и переправить их в детский дом… Кроме того, перед нами стоит задача уничтожения бандита Бугайлы, а у него в закромах тоже немало награбленного добра…

Глазов просматривал сводки, поступившие за последнее время от партизан-разведчиков.

— Друтень имеет крупный гарнизон. В нем насчитывается около двух с половиной тысяч солдат. Гарнизон располагает артиллерией. Тут нам пока не под силу!.. Ведь там же расположен и вражеский аэродром. Самолеты постоянно обследуют местность. В Сычовичах тоже крупный гарнизон. Большое количество танков и артиллерии… Если даже удастся их разгромить, мы не успеем отойти. Нас сумеют окружить, — Глазов покачал головой. — Так придется, пожалуй, перебрать все гарнизоны…

— Да, — кивнул комбриг. — Переберем, и не один раз. Хотя ни одного подходящего, так сказать, готовенького для разгрома гарнизона, разумеется, нет. Все они укреплены достаточно хорошо. Надо искать слабое место…

В штаб поступали все новые и новые сведения. В Полоцке партизанам удалось встретиться с подпольщиками, которые сообщили о необычайном оживлении, царящем среди гестаповцев. Оно вызвано, безусловно, ожиданием секретного эшелона и боязнью, что партизаны могут помешать ему прибыть на фронт.

Была получена еще одна записка от Фрица Оппенгейма, который сообщал о совместных действиях полоцкого и веринского гарнизонов, вызванных, видимо, страхом перед партизанами после гибели офицеров в «оппель-капитане».

Командование этих гарнизонов организовало небольшие карательные экспедиции. Фашисты заходили в населенные пункты, расположенные ближе к лесам. Грабили, расстреливали, чтобы запугать население, показать свою «силу» партизанам.

Были получены сведения, что повсеместно продолжается укрепление воинских гарнизонов.

Положение казалось очень сложным.

Комбриг отдал распоряжение оперативной группе во главе с разведчиком Николаевым организовать встречу с Бугайлой.

Николаев и еще двое партизан, как и прошлый раз, пришли к дому Бугайлы ночью. Бугайла узнал голос Николаева и сразу открыл дверь.

— Добро пожаловать! Заждался я вас. Чайку сейчас сообразим, — залебезил он, пропуская партизан в дом..

Партизаны догадались, что где-нибудь за стенами, в других комнатах, сидят дружки Бугайлы и по его сигналу готовы броситься на помощь.

— Присаживайтесь к столу, гостями дорогими будете, — продолжал суетиться Бугайла. — А я только за чаем сбегаю, самогоночкой распоряжусь…

Остановить Бугайлу?.. Отказаться от угощения?..

Нет. Это наведет предателя на сомнения! Пусть идет. Пусть шепчется со своими дружками. Надо только, чтобы остался он в неведении насчет причины их визита.

Бугайла возвратился минут через десять. В одной руке он нес чайник, из которого валил пар, в другой — пузатую бутыль с самогонкой.

На столе мигом появилась закуска. Партизаны еле сдерживались от негодования — отличная ветчина, домашний сыр, сахар…

«А в детском доме голодают!» — подумал Николаев, сжимая под столом кулаки.

— Зачем вы так беспокоитесь? — сказал он, стараясь быть любезным. — Мы бы и по-простому побеседовали…

— А мы и так по-простому! — ответил Бугайла, наливая в граненые стаканы. — Разве мы как-нибудь особенно?.. Что удалось от фашиста проклятого утаить, все для вас, для славных героев, для партизан…

— Детишкам бы в детдом свезли, — посоветовал Николаев. — В прошлый раз про детдом-то говорили? Помните?..

— Детдом-то?.. — Бугайла даже руку с бутылью задержал.

— Помнится, говорили, что где-то в Коровкино или в Верино?

— Ага… Есть. Гестаповцы их замучить думают…

— Ну да? Зачем? Им сейчас не до них…

— Изверги! — воскликнул Бугайла. — Я про них все знаю!.. Да выпьем… Самогонка у меня хорошая…

Партизаны решили выпить, чтобы успокоить Бугайлу. Пусть у него язык развяжется, пусть откровенничает…

Выпили, крякнули, как полагается, и закусили.

— Экспериментируют!.. — продолжал Бугайла. — Вот что значит…

— Как это? — не поняли партизаны.

— Лекарства свои на детях пробуют. Ну, словно на мышах или на этих… как их, свиньях морских…

— Дьяволы! — выругался Николаев.

Бугайла перекрестился.

— Вы в бога веруете?

— Христианин…

— А говорили в партизаны идти хотите?

— Что же, верующим нельзя?

— В бога? Нет. В коммунизм, в Советскую власть, в победу над врагом — можно, — ответил Николаев.

— А я и верую во все это! — согласился Бугайла. — Все вам расскажу, что знаю…

И Бугайла заговорил. То ли его прорвало после выпивки, то ли он действительно решил выговориться, но говорил он без умолку.

И партизаны поняли, что он говорит правду.

Но все то, о чем он говорил, за исключением совсем незначительных деталей, уже было хорошо известно партизанам.

Бугайла перечислял количество войск в фашистских гарнизонах. Но об этом партизаны знали. Он говорил, по каким дорогам движутся гитлеровские эшелоны и войска. И об этом партизаны знали, потому что все дороги ими контролировались.

Николаев подумал: «Неужели Бугайла настолько хитер, что так ловко водит нацистов за нос?.. Или он только рука… рука Коха?… Не от этого ли матерого гестаповца получил он указание искать связи с партизанами, раскрыть секреты, которые, Кох знал, известны партизанам, потому что они наносят удары именно в этих местах?»

Можно было предположить, что Кох, после того как безуспешно пытался что-либо выведать у Сташенко, теперь пробует заманить партизан в новую ловушку…

— Вот вы так подробно о гарнизоне в Сычовичах нам рассказали, — заметил Николаев. — Это хорошо. Спасибо вам. Кстати, как там в ночное время?

— Что — как? — сразу почему-то сделался непонятливым Бугайла.

— Например, какое количество солдат выделяется на охрану в ночное время? Когда сменяется эта охрана?

Бугайла сгорбился, делая вид, что думает или вспоминает.

Потом он поднял голову и развел руками.

— Это мне неведомо… Наверно, это у них большой секрет. Но я ведь вам и так много рассказал! Вы мне должны поверить!..

— Где расположены минные поля на подступах к гарнизону? — невозмутимо продолжал. Николаев.

— Что я, начальник ихний?! — взмолился Бугайла. — Не знаю я, где их поля минные!..

— Конечно, это все секреты… — спокойно продолжал Николаев. — Да вы не расстраивайтесь… Вот нам бы план обороны одного из гарнизонов… Какое там вооружение… наличие артиллерии, бронемашин, танков, самолетов…

— Дорогие товарищи партизаны! Да если бы я чего такое знал, неужто не рассказал бы?.. Я ведь понимаю, что вам надо знать больше данных о гарнизоне, прежде чем его уничтожить…

Эта фраза сразу насторожила Николаева. Она прозвучала как вопрос, как вызов…

— Так, так… — неопределенно произнес он.

— Какой гарнизон вас больше всего интересует? — шепотом спросил Бугайла.

Это уже звучало так: «На какой гарнизон готовится нападение?»

Николаев понял, что не дать ответа на этот вопрос — значит показать Бугайле, что с ним играют в кошки-мышки, что разговор ведется неоткровенно.

А если так, то Бугайла или замолчит, или даст сигнал своим людям…

В обоих случаях партизаны проиграют.

— Мы как раз и собираемся разгромить один из гарнизонов, — сказал Николаев. — Только вот не знаем, какой… В этих местах мы бываем не так уж часто…

— А кто же совершает диверсии? — не удержался Бугайла.

— Какие диверсии?

— Ну, там всякие взрывы на дорогах, мосты рушат, эшелоны под откос валят?..

— Это? Наверное самостийные группы… — махнул рукой Николаев. — Разве мы такими мелочами занимаемся!

Он засмеялся, и партизаны, поняв его, тоже заулыбались, давая тем самым Бугайле понять, что у настоящих, мол, партизан дела куда серьезнее.

Бугайла вдруг сник и поежился… Посмотрел в пустой стакан. Нервным движением, разбрызгивая на стол, налил себе самогонки. Выпил.

— В наши планы входит разгром гарнизона, — повторил Николаев. — Может быть, вы нам поможете?

Бугайла тяжело поднял веки.

— Может быть, вы скажете, какой нам удобнее разгромить? — опять спросил Николаев.

— Это для того, чтоб, значит, напужать? Так штоль? — улыбнулся Бугайла. — Это, значит, как бы «знай, мол, наших!» Это, чтобы у них тут буза-паника началась?.. Па-анимаю…

— Что вы скажете о Сычовичах? — спросил Николаев, назвав первый пришедший на ум гарнизон.

И вдруг снова партизаны удивились.

Бугайла охотно или, вернее, покорно стал рассказывать о гарнизоне в Сычовичах, проявив при этом прекрасное знание всех подробностей, чего раньше не показывал.

И опять Николаев задумался… Все же у партизан не было прямых оснований считать, что Бугайла рассказывает так подробно о гарнизоне с определенной целью — направить партизан по ложному пути или заманить их в ловушку…

Но, может быть, рассказав сегодня о гарнизоне партизанам и заручившись их доверием, Бугайла завтра помчится докладывать об этом гестаповцам. Они переформируют свои силы. И встретят партизан там, где они этого не ожидают.

И Николаев решил продолжать игру, если только это была игра.

— Что ж, — задумчиво произнес он. — А пожалуй, Сычовичи как раз то, что нам нужно… Будем их громить!..

Когда прощались с Бугайлой, тот сказал как-то вяло:

— Меня не берете опять?..

— Вы нам пока тут нужны, — ответил Николаев. — А о вас мы помним. Ни на минуту не забываем. Ждите, придем!..

Обо всем, что удалось узнать от Бугайлы, Николаев доложил комбригу и комиссару.

В штаб бригады вскоре стали поступать и другие сведения от разведчиков и специальных групп.

— Хорошая новость! — воскликнул Глазов, просматривая донесение. — Павел Тишков снова в детском доме. Сообщает, что подозрений ни у кого его возвращение не вызвало. Он налаживает связи. В детдом постоянно поступают продукты, правда, очень ограниченно. Ждет и надеется на решительные действия.

— Ответить надо немедленно, — распорядился комбриг. — В детдом направлено трофейное полотно и несколько швейных машин, которые удалось захватить в одном обозе. Получать будут через известных Павлу Тишкову связных. Быстрого и коренного изменения в ближайшие два-три месяца пусть не ожидает… Однако надо пояснить, что операция по коренному улучшению состояния детдома тщательно готовится.

— Что будем делать с Сычовичами? — внезапно спросил Глазов.

— Но ведь Николаев назвал этот гарнизон наобум…

— А призадуматься стоит…

— Разгромить несколько гарнизонов?.. — спросил комбриг. — Это интересно… Тем самым еще больше замаскировать наши подлинные цели и увести врага от мысли о детском доме… Разгром гарнизона численностью в двести пятьдесят — триста человек равен трем, ну, пяти диверсионным операциям, скажем, по пуску эшелонов под откос… Думаю, важно и то и другое… Мы пускали поезда, а сейчас — разгромим несколько гарнизонов…

— Кстати, — заметил Глазов. — Я еще вот почему подумал о Сычовичах… Есть сведения от Фрица… Двадцать пятого эшелон с новым оружием будет как раз на подступах к Сычовичам… Где-то он будет стоять… Где — точных сведений нет. Затем он должен молниеносно пронестись через Сычовичи, Верино и так далее… Этих сроков мы не знаем…

— Значит, до двадцать пятого мы должны разгромить Сычовичи! — воскликнул комбриг. — Великолепно… Уничтожим гарнизон. Будет много трофеев, продуктов для детского дома, и, кроме того, мы задержим эшелон, взорвав пути…

— А психологический фактор? Они струсят!..

— И никаких подозрений о связи этого разгрома с детдомом… Все будет отнесено на счет секретного эшелона!..

— Значит, уничтожаем гарнизон в Сычовичах? — спросил Глазов.

— По-моему, стоит. Конечно, надо помнить поговорку: «семь раз отмерь, один — отрежь», — ответил комбриг. — Правда, наш повар часто режет буханку хлеба сразу на двадцать человек, и всегда точно…

После долгих раздумий и тактических прикидок командование партизанской бригады пришло к выводу, что сосредоточивать крупные силы вокруг одного гарнизона сейчас нецелесообразно.

— Итак, уничтожить гарнизон в Сычовичах нужно малыми силами. Главное условие — внезапность налета, — говорил комбриг. — Сосредоточить в одном месте все наши семнадцать отрядов, скрыв это от противника, в данных условиях невозможно. Да и не нужно. Будем рассчитывать на внезапность… Можно предположить, что Бугайла спешно сообщил Коху о наших планах насчет Сычовичей… Можно также предположить, что Кох будет исходить из обратного… Он знает, что партизаны хитры и не станут доверяться такому подлецу и предателю, как Бугайла. Поэтому Кох решит, что Сычовичи — это ложный след…

— Вполне возможно! — откликнулся Глазов.

— Вот как их можно запутать, — улыбнулся комбриг. — Мы будем рассчитывать на внезапность и действовать малыми силами. Но основной целью остается спасение детского дома и уничтожение веринского гарнизона, где гнездится Кох с компанией! Тут нам потребуются значительно большие усилия…

— Я полностью согласен с вами, — ответил Глазов.

— Кстати, уничтожение гарнизона Сычовичей даст нам возможность завоевать доверие Бугайлы. Ведь он решит, что мы ему полностью верим! Быть может, он, наконец, выложит все, что ему известно о тайных связях Коха и шпионах в детском доме…

На собрании командиров отрядов бригады Глазов сообщил о новых указаниях ЦК партии по развертыванию и совершенствованию партизанской борьбы.

— Основная мысль директив ЦК партии заключается в том, что решающим условием успешной борьбы партизан является высокая организованность, дисциплинированность и сплоченность. Кроме того, надо укреплять связи с местными жителями и оказывать друг другу взаимную помощь. Кое-что новое есть и о партизанской тактике. Нужно освоить глубокую и непрерывную разведку, добиться внезапности, маневренности действий и неуловимости. — Глазов улыбнулся. — Это, кстати, свойственно нашей бригаде… ЦК партии и Верховное главнокомандование требуют от всех руководящих органов, командиров, политработников и бойцов партизанского движения шире и глубже развернуть борьбу против врага в его тылу. Бить фашистов непрерывно и беспощадно, не давая им передышки!..

Через несколько дней из Москвы были переданы указания ЦК партии белорусским партизанам, в которых говорилось: «Удары партизан Белоруссии должны почувствовать вражеские войска не только в самой Белоруссии, но и те, что окопались под Сталинградом и Воронежем…»

В передовой статье газеты «Правда», пачки номеров которой сбросили советские летчики, говорилось о том, чтобы партизаны не пропускали ни одного вражеского поезда к фронту, подрывали эшелоны и железнодорожные мосты, взрывали различные сооружения, склады с боеприпасами, нарушали водные коммуникации противника. Передовая призывала уничтожать связь между гарнизонами всяческими способами, вносить смятение в ряды гитлеровцев, держать фашистов в постоянном страхе.

Партийные и комсомольские организации бригады, все ее бойцы старались откликнуться на задачи, поставленные ЦК партии, конкретными боевыми делами.

Вместе с подготовкой разгрома вражеского гарнизона в Сычовичах не прекращалась разведывательно-диверсионная работа.

Летели под откос поезда, взрывались склады с боеприпасами, взлетали на воздух машины с вражескими солдатами, разрушались мосты и переправы через реки.

Все эти дела совершали небольшие разведывательно-диверсионные группы.

Каждую такую группу возглавляли, как правило, партизаны из штаба отряда, то есть более опытные и подготовленные бойцы. Группы, проводившие разведку, вели и разъяснительную работу среди местных жителей.

Жителей информировали об обстановке на фронтах, сообщали сводки Информбюро. Через специальных разведчиков-подпольщиков распространяли листовки на немецком языке среди солдат и офицеров в гарнизонах противника.

Но главной оставалась задача по уничтожению гарнизона в Сычовичах, а также доставка продуктов и вещей детям в Коровкино.

Лесник из предместья Сычовичей передал через разведчиков в штаб партизанской бригады интересную новость: гитлеровцы стали внезапно укреплять Сычовичи.

— Леснику можно верить, — докладывал разведчик Николаев. — Ему-то видно, что с лесосклада везут бревна для строительства укреплений. Эти же данные подтвердили и другие люди, которым мы вполне доверяем…

— Гитлеровцы в Сычовичах могли укреплять гарнизон без всякой связи с тем, что известно Бугайле, — заметил Глазов. — Вполне можно предположить, что укрепление гарнизона вызвано тем обстоятельством, что через Сычовичи должен пройти эшелон с секретным оружием… Кроме того, мы давно ведь располагали данными об укреплении других гарнизонов. Так что ничего удивительного тут нет…

— Ничего удивительного нет и в том, — заметил комбриг, — если после доноса Бугайлы гитлеровцы решили несколько укрепить Сычовичи. И посмотрите, войск они туда дополнительных не перебросили. Они делают видимость укрепления. На самом деле строят несколько деревянных укрытий на подступах к вокзалу…

— Значит, нападение на гарнизон остается в силе? — спросил Глазов.

— Конечно.

— Не попали бы мы в засаду!..

— В эти дни за Бугайлой будем усиленно следить. Это следует поручить нашим товарищам-подпольщикам. Думаю, нам появляться в деревне у Бугайлы сейчас незачем и небезопасно.

— Может быть, есть резон поручить Фрицу заняться Бугайлой? — предложил Глазов.

— Пожалуй, стоит. И главное, надо выяснить вопрос о наследниках Отто. Помните, приказчика Казело-Поклевских в Коровкино?

— Да, помню, — ответил Глазов.

— Есть сведения, что какие-то наследники окопались в детском доме в Коровкино…

— Николаев спрашивал об этом Бугайлу?

— Нет. Такого разговора между ними не было…

Когда разрабатывались конкретные планы разгрома гарнизона, в штаб бригады поступило сообщение, взволновавшее всех.

Группа Скоблева, бывшая в специальной разведке в районе Сычовичей, обнаружила концентрационный лагерь.

Скоблеву и его партизанам в буквальном смысле слова удалось выкрасть одного из заключенных, в прошлом бухгалтера советского учреждения Гутмана.

Вот что он рассказал:

— Сотни семей из близлежащих городов, в основном евреи, были согнаны в бараки-землянки. Лагерь был опутан колючей проволокой. И днем и ночью его охраняли часовые с овчарками на поводках. Кто из них был злее и бешенее — это еще вопрос!.. Лагерь располагался в очень удобном для гитлеровцев месте: с одной стороны река, с другой — открытые поля.

Начальник лагеря обер-штурмфюрер Вибер был настоящим садистом.

Так, 7 ноября, когда советский народ отмечал праздник Великого Октября, в лагере четыреста евреев были поставлены на колени с обнаженными головами. Они склонились перед выхоленным обер-штурмфюрером.

Его приказ, зачитанный адъютантом на русском языке, извещал о том, что на протяжении всей истории евреи были носителями вредных идей, и бог так захотел, чтобы сегодняшний день стал последним днем каждого заключенного.

Люди плакали, стоя на коленях, а обер-штурмфюрер покуривал сигарету.

Он был доволен и наслаждался видом несчастных. Наконец, отбросив сигарету, он поднял вверх руку.

Охрана лагеря торопливо защелкала затворами автоматов. Неистово залаяли овчарки.

Люди рыдали. Их крики сотрясали лагерь.

И только когда раздались выстрелы в воздух, это заставило всех замолчать.

Адъютант принес стул.

Обер-штурмфюрер сел, забросил ногу на ногу. Снова закурил.

Затем он стал рассказывать во всех подробностях, как заключенных будут сейчас расстреливать. Он даже попытался обрисовать картину тех мучительных минут, которые испытают заключенные, видя, как рядом падают замертво их родные, близкие.

Потом он вздохнул и произнес:

— Кто из вас был богат, тот делал правильно…

Помолчал и добавил:

— Жизнь каждый может себе продлить, если внесет вклад… Драгоценностями…

Обер-штурмфюрер требовал чистого золота.

Для тех, кто жаждал жизни, начались еще большие мучения. А у кого действительно было кое-что припрятано, для тех начались двойные муки: не обманут ли их? Даруют ли им жизнь взамен драгоценностей?..

Исчезало золото, драгоценности.

Последние дни жизни покупали «зубным» золотом. Люди подзывали своих товарищей и слезно просили их вырвать им зубы, на которых были золотые коронки.

В лагере оказался зубной врач. Он тоже был из заключенных. Желая помочь людям, не отказать в их последней просьбе, он всякими случайными, оказавшимися под руками предметами, даже ржавыми гвоздями, снимал коронки с зубов.

Часто вместе с коронками ломались и зубы. А бывало, что эти «операции» кончались и травмами челюстей.

Но люди терпели все, лишь бы жить…

Мучительные операции сопровождались только отдельными негромкими выкриками пациентов. Люди старались терпеть.

Охрана знала об этих «операциях» и не мешала. Гитлеровцы ожидали очередной дани.

Пленники настолько были подавлены психически, что у большинства наступило безразличие ко всему происходящему. Они ждали часа своей гибели.

Обер-штурмфюрер был пунктуален. Как только у человека не оставалось ни грамма золота, он его расстреливал.

Гутман сообщил, что в лагере смерти несколько сот человек еще живы.

Сам Гутман был выбран заключенными в надсмотрщики. Это было сделано специально. И он, чем мог, помогал заключенным, облегчал их страдания. Он знал, что и его ожидает та же горькая участь.

Теперь Гутман со слезами на глазах просил Скоблена не отправлять его обратно в лагерь. Гитлеровцы еще не догадывались о его исчезновении, а партизаны хотели дать Гутману инструкции и отправить его обратно.

— Не хочу больше находиться в этом зверином логове! — говорил Гутман. — Чем я смогу помочь людям?.. Ведь их всех убьют. И меня тоже… Я готов выполнить любое задание партизан, готов с гранатами пробраться в лагерь, подорвать Вибера и других гитлеровцев…

Гутман плакал, как ребенок.

Партизаны смутились: почему он плачет? Боится за свою жизнь? Ни во что уже не верит?..

Ведь ему ясно сказали, чтобы он готовил побег заключенных к тому числу, когда партизаны совершат налет на гарнизон.

А человек плакал потому, что не хотел уходить от своих, от советских людей. Ведь он не надеялся с ними встретиться. И слишком много ужасов насмотрелся он за Последнее время…

Скоблев думал: «Так как же быть? Какое принять решение?»

И снова партизаны разъясняли Гутману его задачу.

— Это и есть партизанское поручение! — закончил Скоблев.

— Подождите, — попросил Гутман. — Дайте я немного приду в себя…

Партизаны не торопили, хотя времени оставалось в обрез…

— Да. Я согласен!.. — совершенно успокоившись, воскликнул Гутман. — Я готов получить инструкции…

В штабе бригады единогласно решили, что Скоблев поступил правильно.

— Лагерный гарнизон не так велик, и мы его сможем разгромить одним ударом, — сказал комбриг. — Тем более что заключенные будут подготовлены и окажут нам какую-то помощь. И освобождение заключенных из лагеря смерти еще раз дезориентирует фашистов. Они никак не свяжут этот акт с детским домом в Коровкино.

Поступали в штаб бригады и другие важные сведения.

Одна из партизанских групп сообщала, что на железнодорожной станции в Сычовичах у них есть свой человек, который, прикинувшись придурковатым, выменивает у солдат сигареты на куриные яйца.

Он замечал и запоминал, где находились вражеские укрепления, в каких домах размещались нацисты.

Иногда он даже вступал в невинный разговор с солдатами и ловко получал кое-какие данные.

Итак, в штабе бригады располагали всеми необходимыми сведениями, которые позволили разработать в мельчайших подробностях план разгрома фашистского гарнизона и освобождения пленников из гестаповского лагеря смерти.

Было известно, что гитлеровцы в Сычовичах жили вольготно.

Вместе с полицейскими в гарнизоне около четырехсот человек.

Продуктами обеспечены. Офицеры строго соблюдали распорядок дня. Вовремя ложились спать. В одно и то же время поднимались рано утром. Дисциплина была железная. И это, конечно, на руку партизанам.

А фашисты чувствовали себя спокойно и не боялись налета партизан. Они считали, что сама природа позаботилась об их спокойствии и защите.

Ну разве посмеют партизаны напасть на гарнизон, который расположен, с одной стороны, у воды, с другой — у открытого поля? Леса вокруг маленькие и негустые.

Фашисты спали в Сычовичах спокойно!..

Между тем план разгрома гарнизона уже ушел на утверждение в Полоцкий подпольный обком партии и в Москву.

Вскоре был получен положительный ответ с полным одобрением и пожеланиями успешного проведения смелой операции.

Два партизанских отряда были разделены на пять боевых групп. Каждая группа получила определенное задание. Предусматривалось полное окружение гарнизона. Одновременно должны быть подорваны мосты и казармы, склады с боеприпасами и вокзал с железнодорожными путями.

Руководить операцией было поручено Скоблеву.

В одиннадцать часов вечера Скоблев, штаб которого расположился в деревне, находившейся в двух километрах от Сычовичей, в последний раз проверил, готовы ли боевые группы к выступлению.

Ему доложили о полной готовности всех групп.

В двенадцать часов ночи начался внезапный штурм гарнизона.

Тишину спящего города нарушил оглушительный грохот. Такого здесь, наверное, давно уже не слыхали.

Огнем и черным дымом окутались вражеские склады, горели казармы, рушились мосты.

Фашистов, выскочивших в нижнем белье, косили автоматные и пулеметные очереди.

В то же время была снята автоматными очередями охрана лагеря смерти. Фашисты так были перепуганы взрывами, доносящимися из Сычовичей, и заревом пожарищ, что без сопротивления сдались.

Обер-штурмфюрер Вибер предстал перед партизанами в одних трусах.

Он был расстрелян там, где по его указанию уничтожали несчастных заключенных.

Пленники были настолько растеряны, что их почти насильно пришлось выводить из лагеря.

Фашисты нескоро пришли в себя. Бой завязался только тогда, когда партизаны уже приближались к центру города.

Но и тут серьезного сопротивления фашисты оказать не смогли. Они не успели восстановить боевой порядок и стреляли безалаберно, кто куда, раня и убивая своих.

Вскоре гитлеровцы частью были перебиты, частью прекратили сопротивление, бежали, спасались, прятались кто куда. И тут их добивали местные жители, которые приняли активное участие в разгроме гарнизона.

Комендатура была разгромлена, все служащие во главе с комендантом убиты. Партизаны взяли важные документы.

Через час после начала боя Скоблев подал условный сигнал: в воздух взлетела красная ракета.

Нужно было заканчивать операцию и отходить. Партизаны собирали трофеи. Выстроилось пятьдесят подвод! Бойцы и командиры грузили одежду, а также соль, хлеб и другие продукты, взятые со складов.

Теперь это стало опять народным добром. Все это пойдет обездоленным, тем, кто нуждается больше всего.

И в первую очередь — для детского дома в Коровкино.

Через месяц поступило сообщение от Павла Тишкова.

Дети после получения продуктов из гарнизона в Сычовичах стали быстро поправляться. У некоторых даже появился румянец на щеках. Улучшилось их настроение.

Как было установлено из сообщения Павла Тишкова, никого из взрослых теперь из детского дома не отпускали. Никита Степанович наложил на отлучки строгий запрет.

Несколько раз просилась в Верино Лидия Сова, ссылаясь на то, что нет медикаментов.

Но всякий раз ей давали медикаменты, которые оставили партизаны, говоря, что это удалось собрать детям у местных жителей.

Просился в деревню и завхоз Федор Митрофанович Ваненков, но и ему было отказано.

Когда он поинтересовался, откуда продукты, ему ответили, что Люся Соротка со своим отрядом раздобыла.

Павел Тишков сообщал, что в местечке Итки фашисты сосредоточили много награбленного у местных жителей имущества. В его донесении указывалось около двухсот голов одних только коров! Все это было подготовлено для отправки в Германию.

Донесениям можно было верить, потому что разведчиками были сами дети.

Они, например, рассказывали, что, когда фашисты отобрали скот в разных деревнях и погнали его в Итки, местные жители долгие километры шли следом, надеясь, что солдаты все же вернут им коров и овец…

Немедленно штаб бригады выяснил обстановку в районе Итки.

Оказалось, что охрана не такая уж большая. Но вот подходы к этому пункту для партизан очень затруднены, так как по дорогам вокруг непрерывно курсируют колонны фашистских войск, движутся пушки, бронемашины и даже танки.

Было поручено уточнить движение фашистов по дорогам и вырвать из рук врага продовольствие и живой скот.

Учитывая, что гитлеровцы особенно усиленно охраняют заготовительный пункт ночью, операцию решено было провести днем. Проводил ее Скоблев.

В одиннадцать часов утра партизаны внезапно напали на заготовительный пункт.

Ударная группа появилась с трех сторон.

Короткая схватка, и вражеская охрана снята. Двадцать фашистских солдат и офицеров было ранено и убито, остальные удрали на велосипедах. Догонять их не стали. Надо было собирать трофеи.

Утром фашисты надеялись отправить скот и продовольствие в Германию, ожидали машин, но вышло иначе: все попало в руки партизан.

Большая часть скота немедленно была роздана местным жителям, в первую очередь тем, кому он принадлежал. Эти люди шли с партизанами на операцию.

Оставшийся скот разделили на две группы: одну надо было угонять в партизанские тылы, другая предназначалась для детского дома.

С ней-то и помучались партизаны.

Коровы попали в незамерзающее болото. Вытаскивая скот из болота, партизаны промокли сами.

Самое тяжелое было впереди. Как переправить коров через железнодорожное полотно? Ведь дороги теперь, после разгрома гарнизона в Сычовичах, усиленно охраняются.

Пришлось выдержать бой.

И все же часть коров удалось перевести в безопасное место. Теперь надо было выждать. Сразу направлять такой подарок в детский дом очень рискованно.

А ко Дню Советской Армии в детдом была передана часть захваченного продовольствия.

Коровы тоже находились неподалеку от детдома, в лесу, хорошо замаскированные.

Казалось бы, все хорошо. Но на третьи сутки коровы подняли невообразимый рев.

Партизаны растерялись:

— В чем дело?

— Может быть, отравлены они? — сказал кто-то.

— Вот и видно, что вы городские, — возразил один разведчик. — Напрасно такой страх нагоняете. Коров подоить надо…

— А кто доить будет?

— Я и буду, — ответил партизан. — Да позовите девчат из детдома, авось их чему-то научили…

В лес к стаду стали постоянно приходить дети из детдома, чтобы ухаживать за коровами.

Девочки теперь стали доярками. И выходило это у них неплохо.

Так все ребята в детдоме после долгого перерыва получили свежее молоко.