Тихий домик

Глава II ЛЕСАМИ, БОЛОТАМИ…

Тишков приказал дождаться в лесу темноты.

Дети спали на матрацах, которые сняли с телег. Тут все помянули добрым словом заботливого завхоза.

Завхоз и сам был доволен, что не просчитался с матрацами, — уже два раза помогли: еврейских детей укрыли и постелями стали. Но его тревожила мысль о семье, что осталась там, в Коровкино…

Что же решит командир?..

Тишков уединился с директором детдома Виктором Ивановичем. Они присели на сухие рыжие иглы под огромной елью, закурили.

— С этого часа будем соблюдать конспирацию, дорогой Виктор Иванович, — сказал Тишков. — Надеюсь, мне вам не нужно ничего объяснять…

— Вы думаете, что это необходимо — конспирация?

— О наших главных решениях, о наших планах никто не должен знать, кроме меня и вас. Это не значит, что я кому-то не доверяю, не осторожность есть осторожность. И сейчас она нам не повредит…

— И все же вас что-то беспокоит?

Тишков молча курил, глубоко затягиваясь.

— Судьба детей, Виктор Иванович! Прежде всего их дальнейшая судьба.

— У вас готово какое-нибудь решение?

Впрочем, вопрос этот Виктор Иванович задал напрасно. Он хорошо знал секретаря партийной организации и уважал за то, что Тишков никогда не торопился с принятием решений. Он советовался, выслушивал мысли и предложения других. И только затем предлагал что-то очень обдуманное, веское…

— Да, — Тишков в этот раз ответил, не поколебавшись.

— Назад, домой?

— А вы как думаете?

— А если попробовать…

— Вот именно, дорогой Виктор Иванович! Именно попробовать пройти к нашим. Использовать все возможности до последней. Возвращение домой — самое нежелательное. Что грозит детям? В лучшем случае — угон в Германию, а затем страдания, смерть…

— Да, в отчаянное мы попали положение! И главное, не имеем права рисковать. Какой-нибудь десяток врагов, которых можно было бы легко уложить из автомата, — для нас риск. Потому что мы не имеем права рисковать жизнями детей. Ни одной жизнью, хотя бы во имя других.

— Да-да! Ни одной жизнью, хотя бы во имя спасения других! Такие жертвы невозможны… Итак, план действий. С наступлением темноты — в путь. На юго-востоке должна быть большая деревня Оболь. Хотя бы сменим лошадей. Ведь загнали мы их. Еле идут, бедные.

— Ребята сейчас над ними шефство взяли. Моют их, охлаждают. Свежей травы принесли. Молодцы!

— Вы знаете, Виктор Иванович, я задумываюсь теперь над тем, что наступило время проверки, самой строгой, экзамена нашей способности воспитывать, быть педагогами. Сумели мы вырастить детей такими, что не дрогнут они перед трудностями, даже перед лицом смерти? Впереди столько невзгод, так вынесут ли наши дети их с честью? Это и будет нашим экзаменом.

— Пока мы сдаем его на «пятерку»! — улыбнулся директор.

— Да. Пока все дети держатся молодцом… Итак, договорились. Всем сообщить, что будем пробираться обратно, домой…

— Вы считаете, не надо никого ставить в известность?

— Зачем? Будем обнадеживать людей, когда сами не уверены, сумеем ли выбраться… Так будет спокойнее. Я не пессимист, вы знаете, но тоже думаю, что шансов уйти у нас нет. У меня такое представление, что мы глубоко в тылу врага. Но попытаться мы можем. И обязаны…

Докурив, они аккуратно затушили папиросы и направились к лагерю.

Они проходили мимо Зины и Лены, которые лежали на траве и беседовали. Услыхав, что разговор идет о Лидии, Тишков остановился.

— …Она как-то себя хотела выделить. Вот что мне было неприятно, — говорила Зина. — Может быть, это только казалось… из-за Павла… Он так на нее смотрит. Она ему голову вскружила…

— Я тоже не в восторге от нее была, но теперь, после того как она нас всех спасла, — сказала Лена, — я ею восхищаюсь. Может быть, тебе это нерадостно слышать, Зина, но это так…

— Почему же?! Все правильно. И я тоже…

Тишков не стал им мешать, пошел дальше, к лагерю.

Он давно овдовел, один воспитывал сына. И привык ревностно относиться ко всем его интересам и увлечениям. Невеселые мысли у него были теперь о Павле. Нет, не время сейчас для душевных порывов, даже самых лучших, даже таких, объяснимых в его возрасте, не время. Павел должен это понять. И подавить в себе, запрятать поглубже свои симпатии. Чтобы не было лишних разговоров. Они сейчас ни к чему.

Он отыскал Лидию.

— A-а! Командиру привет! — улыбнулась Лидия.

Она жестом пригласила его сесть на матрац, который был расстелен под старой осиной. Никита Степанович присел.

— Я хотел сказать, что ты держалась молодцом! Ты действительно помогла нам…

— Он польстился на золотые часы, что были у меня в сумке… А тут бомбежка…

— Понятно. Кстати, ты хорошо говоришь по-немецки. Почему?

Лидия засмеялась.

— Хорошо? Вы-то знаете немецкий, видите, что я говорю с грехом пополам…

— Нет. Я не знаю немецкого…

Лидия попросила:

— Дайте мне закурить. — Она затянулась папиросой. — Немецкий я учила в школе. Учитель был у меня очень хороший. Отличный был учитель немецкого…

— А мне не пришлось выучить иностранный язык…

— Зачем вы разыграли эту комедию? Зачем полезли на рожон, когда он вызвал коммунистов? Вы понимаете, что они могли всех нас расстрелять?

— Понимаю! Может быть, я действительно был не совсем осторожен. Но в такие мгновения думаешь прежде всего о детях. Я решил, что выйду один. Они меня расстреляют, сорвут, что ли, злость. Зато другие останутся целы. А вышли все.

— Ну ладно, теперь это позади…

Никита Степанович внимательно посмотрел на Лидию.

— А впереди самое трудное, Лида. Самое трудное осталось!

— Домой? Возвращаемся? — спросила Лидия.

— Да, — Тишков кивнул. — Дождемся только вечера. Дадим отдохнуть детям, и в путь…

До сумерек время прошло спокойно. Даже артиллерийских гулов не было слышно. Дети хорошо отдохнули в тишине, поели. С наступлением сумерек обоз стал готовиться в путь. Впрягали лошадей, укладывали на повозки скарб, матрацы, провизию.

И вот по команде Тишкова обоз тронулся в путь по проселочной дороге. Впереди, как и прежде, ехал Тишков, а замыкал обоз на телеге директор Виктор Иванович.

Никита Степанович когда-то бродил в этих местах с охотничьей двустволкой, но совершенно запамятовал, что деревню Оболь от лесовидского леса отделяет река. Забыл он, как и звалась река. И теперь, когда лес вдруг стал редеть, а впереди из сиреневого сумрака вдруг потянуло речной прохладой, он закричал на лошадь:

— Тырр!..

Старая, заросшая травой проселочная дорога, по которой они ехали, уходила в сторону, круто брала к северу… Что там, Тишков не знал. Он проверил по компасу направление — юго-восток. С этой стороны из реденького леса на них накатывалась сиреневая прохлада речного тумана.

— Река! — сказала Лена.

— Да… — Тишков покачал головой. — А я совсем забыл про реку-то…

Прибежал запыхавшийся Виктор Иванович.

— В чем дело?

— Река! — в один голос сказали Тишков и Лена.

— Моста нет?

— Какой тут мост! — невесело усмехнулся Никита Степанович. — Конечно, никаких мостов нет. А если есть, то уж, как пить дать, охраняются гитлеровцами…

Стали собираться взрослые. Пришел, прихрамывая, и Володя Большой. Тишков обнял его за плечи, спросил:

— Как нога?

— Все в порядке, товарищ командир! — бодро отрапортовал Володя.

Он пользовался теперь еще большим уважением со стороны детей. И как это ни странно, именно ранение способствовало его растущему авторитету. Нашлись мальчишки, которые просто позавидовали Володе Большому: ведь он теперь герой, раз у него перевязана нога. И ранение он получил в настоящем бою, от настоящей вражеской пули.

Все это прекрасно понимал Тишков и другие воспитатели. Никита Степанович даже побаивался, как бы «героизм» Володи Большого не навлек на них беду. Ведь появись вдруг фашисты, найдется немало мальчишек, да и девочек, которые захотят также вот «отличиться». Они еще не отдают себе полного отчета в том, что чистая случайность спасла жизнь Володе, что стреляют гитлеровцы метко, хладнокровно. У них не дрогнет рука убить ребенка.

Взрослые и дети собрались вокруг повозки Тишкова, переговариваясь вполголоса о внезапном препятствии, остановившем их движение вперед.

— Никита Степанович! А почему мы должны переправляться через реку? — спросила Лидия. — Не повернуть ли нам оглобли обратно?

— В Лесовидах нас схватят враги…

— Конечно, возвращаться нельзя! — сказала повариха. — Надо идти лесом. Подальше от греха…

— А вдруг мы встретим наши части! Вдруг они здесь где-нибудь есть и помогут нам выбраться! — радостно сказала Зина.

— Конечно! Надо искать наших! А реку переплывем! — это уже говорил Володя Большой. И его тоже все слушали со вниманием.

— Нет, у нас больше никогда не будет таких дискуссий, — строго сказал Тишков. — Все вопросы нашего движения, нашей, так сказать, стратегии будут решать Виктор Иванович, Лена и я. Прошу всех подчиняться этим решениям. А сейчас разойтись по телегам и ждать…

Никто не возражал. Даже Лидия ничего не сказала и молча пошла к своей повозке.

А на телеге Тишкова шло совещание.

— Насколько мне помнится, — говорил Никита Степанович, — за рекой еще километров десять леса, а там и Оболь. Место это глухое, и может статься, что враги его стороной обошли…

— Вязать плоты? — спросил Виктор Иванович.

— А не выслать ли сначала разведку в Оболь? — предложила Лена.

— Разведка нам бы очень помогла, — ответил Никита Степанович. — Но пришлось бы ждать до рассвета… Нет. Обратно нам идти некуда. Видали, что делается в Лесовидах. Я думаю, что самое разумное — вязать плоты. Телеги погрузим, сами вплавь, кроме маленьких, что плавать не умеют. Лошадей тоже вплавь пустим.

— Правильно! — обрадовалась Лена. — Надо идти вперед!

— Два плота и длинные жерди, — решил Виктор Иванович. — Вот и все. Раз десять придется на них туда-сюда переплыть…

— Итак, распределим обязанности. Вы, Виктор Иванович, отвечаете за переправу детей. А ты, Лена, — за плоты и все наше имущество с повозками. Начинайте действовать немедля. Топоры-то у нас есть?

— Заботливый Федор Митрофанович прихватил вместо оружия, — улыбнулся директор.

— Молодец! Что значит — хозяйственник!

Тишков спрыгнул с повозки и пошел разыскивать Федора Митрофановича. И вскоре все уже знали, что «командование» решило вязать плоты.

Детям эта новость пришлась по вкусу. Сильна еще была в них романтика, не настоящая, а та сказочная, сочиненная самими, что присутствовала в играх.

— Во, ребята! — поднял вверх большой палец Володя Маленький, который горазд был на разные выдумки. — Это ведь здорово — на плотах переправляться… Гекльберри Финн на плоту всю Миссисипи проплыл…

— Где это? — спросил Моня.

— В Америке… Я читал. Марк Твен написал об этом. И еще на плоту он прятал негра…

— А почему прятал? — опять спросил Моня.

— А почему мы тебя прячем?

— От фашистов…

— Ну вот. Там свои такие есть, которые негров линчуют…

— Что это — линчуют?

— Вешают, вот что, — Володя положил руку на плечо Моне. — Да ты, брат, не бойся! Мы тебя спрячем. И в обиду не дадим…

Все мужчины, а также ребята постарше получили топоры. Валить деревья оказалось делом не простым. Тем более воспитатели боялись, как бы кто из ребят не подвернулся под дерево, как бы кого не оцарапало ветками. Но ребята оказались послушными. Никто не бежал, пока не было команды.

Женщины и младшие дети плели веревки. Простыни, одеяла — все пошло в ход. Разрезали на ленты и плели. Но материала могло не хватить. И Тишков порекомендовал использовать лозу.

Первый плот соорудили быстро. И стали сталкивать в реку. Придерживали у берега руками, пока ввозили на плот повозку. Потом длинными жердями оттолкнулись, и плот поплыл. Павел Тишков соорудил себе подобие весла, которое вставил между двумя бревнами сзади, и старался при помощи такого «руля» направлять плот.

И вот уже две повозки на другом берегу. Теперь в обратный путь — за оставшимися…

Виктор Иванович построил всех детей в одну шеренгу.

— Ребята! Кто умеет хорошо плавать, сделайте два шага вперед…

Выступили почти все.

— Меня не надо обманывать, — Виктор Иванович покачал головой. — И если кто из вас не умеет хорошо плавать, — сознайтесь сразу…

— Ребята! Не тяните время! — вступил в разговор Володя Большой. — Ведь это не шуточки — переплыть такую реку! Я хоть и мог бы, а вот не поплыву с раненой ногой… Ну, быстро назад все, кто не умеет плавать. А то ведь я могу и по фамилиям назвать!

— Зачем так делать, Володя! Я уверен, ребята прекрасно понимают, что обманывать нельзя…

Многие стали отступать назад.

— Ну вот, — Виктор Иванович улыбнулся. — Теперь по десять человек в группе будем переплывать на тот берег. А те, кто не плавает, поплывут на плотах.

— А можно мне тоже на плотах? — спросил Володя Маленький.

— Почему, Володя? Ведь ты хорошо плаваешь, я знаю, — сказал Виктор Иванович.

— Да мне интереснее было бы… на плотах… Как Гекльберри Финн по Миссисипи!..

«Ах, дети, дети, — грустно подумал Владимир Иванович. — Им бы все играть да играть…»

— На плотах мало места, — сказал он. — И те, кто хорошо плавают, поплывут. И ты, Володя, поплывешь.

Теперь предстояло выяснить, кто из взрослых хорошо плавает, чтобы они сопровождали детей и, если надо, могли их спасти. За это взялись Павел, Зина и Лена. Сам Виктор Иванович тоже решил плыть. А вот Тишков плавал неважно. И он вместе с завхозом решил переправить лошадей.

Но прежде всего поплыли дети. Их одежду погрузили в телегу на плоту. Ребята старались и без всяких осложнений переплыли на другой берег. Так и плыли одна группа за другой.

А когда дети уже были на том берегу, случилась беда.

Испугавшись коряги, стал захлебываться жеребенок. Кони отпрянули в сторону, налетели на плот. С плота скатилась в воду одна повозка, груженная мешками с продовольствием.

Сумерки и туман не позволяли даже хорошо разглядеть, что происходит на середине реки. А когда подоспела подмога, было уже поздно. Тишков не сумел помочь жеребенку. И общий любимец Сокол утонул.

Правда, и Павел, и Зина, и даже Володя Маленький, который неизвестно как очутился здесь с несколькими ребятами, пробовали нырять. Но из этого ничего не вышло. К тому же дети услышали приказ Тишкова немедленно плыть к берегу.

Грустно сидели на другом берегу. Дети жалели жеребенка, взрослые думали о потонувших мешках с продовольствием. Труден и долог путь: что станется с детьми, если кончится вдруг продовольствие?..

— Запрягайте! — распорядился Никита Степанович. — Разве это беда? Нет. Я так думаю, что нам еще везет!..

— Вот бомбежки начнутся! — сказала Лидия. — Если нас заметят на дороге, то могут разбомбить, расстрелять на бреющем полете…

И вдруг в разговор, может быть впервые за весь этот путь, вступила повариха Авдотья Николаевна.

— А вот оно бомбоубежище! — она надела на голову половник. — Ну, кому еще такое нужно? Могу дать! У меня одних кастрюль дюжина… Вам не надобно, а, Лидия?..

И она надела Лидии на голову дуршлаг. И это было очень смешно…

От реки, где погиб жеребенок и потонуло немало продуктов, шли около часа, потом стали в густом молодом березнячке. Где-то в отдалении уже вели перекличку петухи. По небу прошлись утренние зори. Впереди была деревня Оболь. Никита Степанович это знал. И сейчас, слушая, как спокойно, как обыкновенно и мирно поют петухи, он еще надеялся, что Оболь свободна от оккупантов.

— А теперь нам необходима разведка, — прошептал Тишков Лене. — Кого пошлем?

— Пошлите меня!

— Нет, Лена. Мы останемся с детьми. Пойдут Павел, Зина и… — он помедлил, — Лидия…

— Правильно!

Никита Степанович закурил и задумался, потирая рукой лоб…

— Отец, мы здесь, — Павел слегка тронул Никиту Степановича за плечо. — Мы слушаем тебя.

Тишков внимательно глянул в лицо сына, потом Зины, потом Лидии. Все трое были серьезны и смотрели на командира.

— Слышите? — Никита Степанович поднял вверх палец.

— Петухи поют! — сказал Павел.

— Да. Петухи… Совсем как в мирное время, — Тишков улыбнулся и показал рукой: — Тут, за березняком, будут заводи, болота… Когда-то мы с тобой, Паша, тут уток стреляли. Помнишь?..

— Помню, отец…

— А прямо, откуда петухи слышатся, — деревня Оболь. Можно нам через нее пройти или нет? Если там фашисты, мы уйдем в сторону, болотами. Дорогу я знаю. Если в Оболи нет еще врага, мы сможем отдохнуть, сменить лошадей, может быть, и раздобыть провианта…

— Понимаю, отец, — Павел Кивнул. — Нужна разведка!

— Пойдете втроем. Без оружия. Выясните, есть ли в Оболи фашисты, — Никита Степанович помолчал. — Если попадетесь, о нас ни слова. Скажите, что заблудились. Идете из Верино. Кто такие?..

— Да из клуба, — сказала вдруг Зина.

— Мы артисты! — улыбнулась Лидия.

— Просто мы — клубные работники, — поддержала Зина, — умеем петь и плясать. Руководили художественной самодеятельностью… Быть артистами — всегда легче…

— Пожалуй, что так, — согласился Тишков. — Ведь вы с Павлом действительно занимались в клубе. А Лидия вам поможет. Она это умеет. Я теперь знаю… Но лучше не попадаться. Будьте осторожны. Ведь надо выяснить только, есть ли в Оболи войска…

Трое разведчиков стали готовиться в путь. Собственно, никакой особой подготовки не требовалось. Они уже были порядком измучены. И внешний вид их вполне соответствовал людям, пробирающимся лесами не один день…

Они подошли к деревне, когда уже рассвело.

— Теперь сделаем так, — сказал Павел, когда все трое лежали за старым заброшенным колхозным сараем. — Лидия останется здесь, а мы с Зиной пойдем в деревню, проберемся, прячась за дома. Если через час нас не будет обратно — значит что-то случилось. Ты, Лидия, пойдешь к нашим одна. Скажешь, чтоб уходили…

— Пусть останется Зина, я пойду с тобой. Все-таки я знаю немецкий, — возразила Лидия.

Спорить им дальше не пришлось. Они услышали рев мотоциклов. И увидели, как с дороги сворачивает в деревню колонна фашистских самокатчиков. Солдаты остановились у первых домов, слезли с мотоциклов. Вскинув автоматы, они пошли во дворы.

Слышно было, как закудахтали куры. Раздались короткие автоматные очереди. Стало ясно, что фашисты охотятся на кур. В одном доме послышался детский плач и крики женщины. Из ворот показался рослый солдат, уводивший теленка. Женщина цеплялась за теленка, не пускала.

Тогда фашист ей что-то крикнул по-немецки и ударил прикладом. Женщина упала. К ней, плача, бросился босоногий мальчуган:

— Мама! Мама! Мамочка!..

Фашист хладнокровно полоснул из автомата и мать, и сына.

Павел сжал кулаки.

— Гады! Что делают…

— Идем к нашим, — прошептала Зина.

— Да-да, нам лучше уйти, — согласилась и Лидия.

Разведчики стали отходить к лесу…

— В Оболи гитлеровцы, — коротко доложил Павел.

Тишков опустил лицо в ладони.

— Та-ак… Спасибо, что благополучно возвратились. Теперь идите. И позовите ко мне Виктора Ивановича.

С Виктором Ивановичем Тишков отошел в сторону, они сели на траву, закурили.

— Дела наши, Виктор Иванович, совсем плохи, — сказал Тишков. — Теперь стало ясно, что к своим нам не выбраться…

— Есть еще одна надежда, Никита Степанович…

— Какая?

— Поселок Городок… Там железная дорога… Ветка в стороне… Может быть, там еще наши?

Тишков вздохнул.

— И продукты утопили, и столько сил потратили, а все напрасно… Конечно, надежда не должна покидать нас. Вернуться всегда успеем. Сделаем последнее усилие. Если и в Городке фашисты, придется возвращаться… Через Полоцк.

— Так и поступим, Никита Степанович. Даем команду в путь?

— Да. Идемте. Оставаться здесь опасно. Пойдем через болота. Тут они без трясины, нестрашные. Я знаю. А за болотами начнутся проселочные дороги, отыщем, которая на Городок ведет…

Обоз тронулся в путь. Ребятам раздали по маленькому кусочку черствого хлеба. Тишков присаживался на телеги, всматривался в лица ребят. Какие стали худые, землистые лица. Как серьезно смотрели на него глаза. Он почувствовал, что дети начинают понимать, что такое война…

— Продуктов осталось очень мало, — говорил детям Никита Степанович. — Будем экономить. Затянем потуже пояса. Ничего… Я в детстве своем больше голодал, а вырос вон какой здоровый. Главное, чтобы духом не падать!

И директор детдома, и воспитатели старались поддерживать в детях бодрость. Они рассказывали о Пржевальском, Амундсене, Дежневе, о тех великих путешественниках, которые терпели голод и лишения ради достижения большой цели.

И ребята прислушивались к этим рассказам. Они хотели быть такими же мужественными, как великие путешественники.

Болотами прошли спокойно, без каких-либо приключений. Но только вышли на дорогу, белую и выжженную солнцем, как неожиданно, откуда-то сбоку вылетели два фашистских истребителя.

— Разбегайся в канавы! — закричал Тишков.

— Они будут стре-е-лять! — закричала Лидия, соскакивая с повозки.

Повариха надела на голову дуршлаг и улыбнулась.

— Вам не потребуется? — спросила она Лидию.

— Нашли время дурачиться! — Лидия бежала к канаве. — Смотрите, они заходят!..

Самолеты на бреющем полете прошли низко над дорогой и выпустили две очереди из пулеметов. Метнулись в сторону лошади, опрокинулись повозки. Но дети остались невредимы, так как спрятались в канаве.

Лежали молча, выжидая. Самолеты больше не вернулись.

— На первый раз только попугали, — снова улыбалась Авдотья Николаевна, продолжая прикрывать голову дуршлагом.

Она первая поднялась и пошла к повозкам. И ее увидели дети, и не могли сдержать смеха. Вскоре хохотали все — и дети и взрослые. Только Лидия не смеялась.

— Лучше бы нам идти лесом, — сказала она Павлу.

— Лесом можно никуда вообще не выйти, навеки заблудиться. Вот какие тут леса, — заметил Тишков, который оказался рядом.

Он замахал рукой.

— Слушайте меня внимательно! Никакой паники! Видите, гитлеровцы сами нас боятся, раз не возвращаются. Но открытым местом мы, конечно, дальше не пойдем. Здесь невдалеке начнется проселочная дорога. Пойдем ею. Только обязательно замаскируем каждую повозку ветками…

И снова застучали топоры. Рубили пушистые ветки берез, прикрывали ими повозки, сами прятались под ветками и даже лошадей замаскировали.

Одна лошадь была ранена, лежала на земле, из спины сочилась кровь. Дети окружили ее, испуганные, в глазах у многих стояли слезы. Увидев врача, стали просить:

— Тетя Лида! Помогите лошадке…

Лидия растерянно развела руками.

— Я не ветеринар… А потом, видите, она подыхает…

Тишков постоял возле раненой лошади, ласково потрепал ее по шее, потом сказал:

— Идите, ребята, усаживайтесь…

Теперь старались двигаться только лесом, проселками.

Было невыносимо жарко. Кончалась вода. А по дороге не попадалось ни озерца, ни болотца, ни лужицы. Дети изнемогали.

Тишков остановил колонну. Спрятались в тени под большими елями. Он разглядывал ребят. И его впервые так сильно поразил их усталый, истощенный вид. Может быть, он был не в праве и здесь рисковать? Может быть, надо было сдаться «на милость победителю»? Но разве фашисты победили?..

Нет! Не могут сломить они советских людей! — В это Никита Степанович верил безгранично. Не сломить им ни взрослых, ни детей. Ни минуту не сомневался он, что оккупация — явление временное.

И еще знал он — от фашистов пощады не жди. Поэтому любая возможность пробраться к нашим вселяла надежду, уверенность.

— Никита Степанович! А правильно ли мы делаем: не говорим взрослым и детям, что пытаемся пробиться к нашим?.. Это вселило бы хоть какую-то уверенность, придало бы силы… — засомневался Виктор Иванович. — Что вас смущает?..

Тишков достал кисет, свернул цигарку — папиросы у них уже кончились. Закурив, он молчал, что-то мучительно обдумывая.

— А вы верите, что мы выберемся? — наконец спросил он Виктора Ивановича.

— Надеюсь на русское авось, дорогой Никита Степанович!

— Да-да! Этим мы, русские, всегда отличались. На авось… В гражданскую мне пришлось быть в окружении. Кольцо белогвардейцев смыкалось. Нам предлагали сдаться, обещали даровать жизнь… А мы умирали, но, не сдавались… День, другой, третий… И на четвертый пришло подкрепление. Вражеское кольцо было прорвано… Вот какое вышло это авось!.. Это не то, что раньше было у мужика — «авось бог даст»… Нет, уважаемый Виктор Иванович! Крепче мы стали, сознательней. И теперь, если надеемся на что-то, значит чувствуем какую-то реальную возможность, пусть ничтожную, но возможность. Ее-то мы и должны использовать!.. А с детьми я поговорю. Только сначала нужно организовать разведку за водой. Тут должны быть болота, родники.

— Кто пойдет?

— Так у нас же организовалась разведывательная группа: Павел, Лидия, Зина…

Разведчики ушли в лес.

Тишков собрал всех ребят на полянке, предложил им расположиться поудобнее. Ребята легли на траву, молча, сурово смотрели на своего командира.

— Ребята! Я от вас не хочу скрывать ничего. Осталась последняя возможность вырваться к нашим. Это сопряжено с риском. И мы решили рискнуть…

— Так, значит, мы идем к нашим! — воскликнул Володя Большой. — Ура, ребята! Да здравствует наш командир!..

Никита Степанович улыбнулся. Он увидел, как повеселели дети, как оживились их лица.

— Нет, друзья мои, мы не идем… Мы только пытаемся пройти… А сможем ли, — этого никто не знает… Только хочу вам сказать — это последняя попытка. Если пройти не удастся — возвращаемся…

— А давайте все время идти и идти. Когда-нибудь мы ведь выйдем к нашим! — закричал Володя Маленький. — И питаться будем дичью, как Робинзон Крузо…

— Над головой Робинзона Крузо не кружились фашистские стервятники, — заметил Тишков.

— Никита Степанович! — сказал Вася Попов, застенчивый, большой любитель шахмат. — Мы все готовы идти и идти, только бы попасть к нашим. Неужели вы думаете, что мы между собой не совещались?… Да, мы обсудили все и хотели сказать вам. Можно?

— Можно! — сказал Тишков.

— Мы не хотим жить в оккупации, работать на врага. Мы готовы жизнь свою отдать за свободу, за Родину…

Тишков покачал головой, снова закурил.

— Хорошие, громкие, но… слова. У нас нет оружия, нет боеприпасов. Нет даже провианта. В лесах нас ждет голодная смерть. Плохо быть романтиками и фантазерами, лучше — реалистами. А реальная обстановка такова, что у нас нет иной возможности сохранить жизнь, как возвращение…

— Но ведь мы идем к нашим! — закричали ребята.

— Да! Мы переплыли реку, хотя могли сразу повернуть обратно. Мы переплыли ее потому, что я надеялся увидеть Оболь свободной!.. Теперь мы надеемся увидеть свободной железнодорожную станцию Городок. Если и там гитлеровцы — значит, мы отрезаны, значит, мы глубоко в тылу у фашистов…

— А вернувшись домой, — вступил в разговор Виктор Иванович, — все-таки что-то можно придумать… Что-то можно.

Ребята смотрели на него и не очень верили в какую-то возможность жизни при фашистах.

— Я прошу вас всех, ребята, не падать духом. Соблюдать дисциплину. Теперь вы все знаете. Сейчас должна вернуться наша разведка, которую я послал искать воду. Вода будет!

Разведка действительно нашла воду. Совсем невдалеке, в каком-нибудь километре от их стоянки, было чудесное лесное озерцо со спокойной темной водой. Такое мирное озерцо, заросшее у берега кувшинками и водяными лилиями, с совершенно гладкой поверхностью, на которой, как по льду, гоняло из конца в конец множество жуков-долгунцов.

В тишине трещали стрекозы.

И все замерли — и дети и взрослые. Ведь еще не исчез до конца пережитый ужас налета фашистских стервятников, еще слышались в ушах выстрелы, хрипение лошадей, рев моторов. И вдруг — такая удивительно мирная, спокойная тишина!

— Разрешаю всем искупаться! — сказал Тишков.

Ребята закричали, засмеялись, засуетились, но Никита Степанович поднял руку.

— Только без шума!.. В воду тихо, группами…

И дети смело входили в воду, похудевшие, костистые…

— Лида! Почему вы не купаетесь? — спросил Павел.

— Я простужена!

— Я сейчас тебя насильно искупаю! — бросил Павел и обхватил Лидию за плечи. — Или ты плавать не умеешь? Боишься? Так ведь тут по колено…

— Ты меня сейчас же отпустишь или… или я буду кричать, я позову твоего отца…

Лидия не выпускала из рук своей сумочки. И Павел, заметив это, сказал:

— Можно подумать, что у тебя там драгоценности…

— Лекарства, — серьезно сказала Лидия. — Самые ценные…

— Ничего с ними не случится. Пошли купаться?..

— Что я вижу? — удивилась Зина. — Лидия купается! Наконец-то и вы решились… Да вы ведь замечательно плаваете! Чемпионкой могли бы стать…

— Откуда вы знаете, может быть, я и была чемпионкой! — Лидия засмеялась. — А вода — прелесть. Не правда ли?

— Хорошая вода!

— Очень!..

И дети, и взрослые после купания преобразились. И это радовало Тишкова.

— Виктор Иванович! Смотрите, как повеселел наш народ! А это ведь так ценно — сохранить бодрость, жизнерадостность.

Виктор Иванович улыбался.

— Я верю в этих людей, в каждого. Мы обязательно спасем детей…

— Итак, закурим перед решительным «боем»…

— Да-да… Решительным.

Пока они курили, дети одевались. Потом все пошли в лагерь. Дети получили по кусочку хлеба и сахара. Это был обед.

Расселись по телегам и тронулись в путь.

Шли лесом, открытых пространств избегали.

И вдруг лес оборвался. Впереди — поле, засеянное овсом. А там, за полем, угадывались очертания домов и труб. Это и был Городок.

Кое-где поднимался белыми и черными клубами дым. Вот и решай — что там: мирная жизнь, дымят фабрики и паровозы или пожарища войны?.. Кто мог ответить…

— Разведку? — спросил Виктор Иванович у Тишкова.

— А что она даст? Все равно возвращаться нам через Полоцк.

И вдруг тучей вылетели из-за леса самолеты. Они летели высоко, тяжелые бомбардировщики.

Тишков и Виктор Иванович ждали. Нет, они не сбросили бомбы на Городок, полетели дальше…

— Фашисты… — Тишков вздохнул. — Итак, вперед. Поехали.

Он стегнул лошадь, и пошел обоз через овсы навстречу неизвестному… И каждый надеялся, что в Городке свои, что стоит у перрона состав и даже, может быть, есть свободный вагон для них, для детей, которые столько выстрадали за эти несколько дней пути.

Чем ближе подходили, тем больше волновались. Ведь это была их последняя возможность.