Павел Тишков и разведчик Николаев прибыли в штаб бригады.
Комбриг и Глазов, склонившись над картой, разрабатывали план окончательного разгрома гестаповцев Коха и освобождения детского дома.
Комбриг пригласил вошедших партизан сесть и попросил рассказать подробно о «сестрах».
— Ваша задача, — обратился затем он к Павлу Тишкову, — готовить временную эвакуацию детского дома. Она должна проходить этапами, постепенно, без всякого шума. Сообщим вам адреса наших людей, проживающих в окрестных деревнях, для устройства маленьких детей. Дети старше четырнадцати лет, как и все взрослые, уйдут с нами…
— Значит, разгром веринского гарнизона! — воскликнул Павел.
— Да. Это единственно, что может спасти детский дом… Кроме того, в Верино будет стоять известный вам эшелон с секретным оружием, который приказано нам уничтожить…
— А вы знаете, что Кох не однажды уже клялся или разгромить партизан, или пустить себе пулю в лоб? — спросил Павел.
— Придется ему пустить себе пулю в лоб…
— Жаль…
— Да? — удивился Глазов.
— Конечно, товарищ комиссар, — пояснил Николаев. — Такого гада своими руками хотелось бы прикончить…
— Вот я вам это и поручу, — решил комбриг. — Да-да. Вам поручается захват веринского гестапо…
— Таких, как Кох, нам выгоднее взять живьем, — заметил Глазов.
— Едва ли он теперь нам пригодится, — ответил комбриг. — Все его связи оборвались… Во всяком случае, — обратился он к Николаеву, — не рискуйте. Берегите свою жизнь…
Комбриг попросил собрать начальников разведок и командиров отрядов бригады.
— Товарищи! — начал он свое выступление. — До подхода наших войск остается немного времени. Мы можем ускорить разгром фашистов на нашем фронте, нанося мощные удары по врагу в его тылу. Сейчас нам предстоит выполнить одну из самых серьезных боевых задач: разгромить веринский гарнизон и спасти детский дом. Задача сложная. Вернее, тут две задачи. Первая заключается в том, чтобы так же внезапно и умело провести боевую операцию, как это было в Сычовичах. Учитывая, что веринский гарнизон укреплен гораздо лучше и больше по размерам, в операции будут участвовать все отряды бригады. Первый удар будет нанесен по специальному эшелону с секретным оружием. Это послужит сигналом к немедленному общему наступлению со всех сторон. Нам предстоит полностью разгромить гарнизон. Особенно необходимо уничтожить комендатуру и гестапо. Вторая задача — эвакуация детского дома. Подготовительная работа к этому уже ведется. Надо провести подготовку в самом детском доме. Ответственными за это будут воспитатели. Нам же надо обеспечить полную безопасность детей вплоть до прихода наших войск…
— Партизаны отнесутся к детдомовцам, как к своим родным детям, — ответил за всех Скоблев.
…В то же утро, наконец, произошла встреча Фрица Оппенгейма с командиром отряда Скоблевым.
— Очень рад, — по-русски произнес Фриц. — Я — антифашист. Не коммунист, но теперь я хочу быть коммунистом!
— Да, вы достойны быть коммунистом. За ваше мужество, за веру в победу над гитлеризмом вы достойны носить это высокое звание. И я уверен, что в скором будущем ваша мечта осуществится. Вы будете коммунистом в свободной, социалистической Германии!
Глаза Фрица засветились радостью.
— Социалистическая Германия! И это говорите вы, русский партизан, который должен мстить нам, немцам, за все ужасы, которые причинил вашему народу гитлеризм!.. О! Вы величайший гуманист…
— Все русские солдаты думают так, весь наш народ… — ответил Скоблев. — Мы не питаем ненависти к немецкому народу. Мы знаем, что нацизм не поразил весь народ. Лучшая часть немецкой нации всегда оставалась антифашистами. Конечно, будет социалистическая Германия!
— Спасибо, спасибо вам!
— Дорогой товарищ, дорогой Фриц! — сказал Скоблев. — Мы хотели бы поручить вам более серьезное и опасное задание…
— Я готов выполнить любое…
— Вас хорошо знают в отрядах специальных войск, охраняющих станцию?
— Да. Я стал личный писарь Шрейдера… Меня всюду пускают…
— И вы можете подойти даже к секретному эшелону?
— Это трудно… Но можно что-нибудь придумать…
— Задача заключается в следующем. Вы будете с портфелем…
— Это невозможно. Портфель обязательно обыскивают…
— Но как же вы пронесете мину?
— Я часто хожу с пишущей машинкой. К этому уже привыкли…
— Она у вас в специальном чехле?
— Да.
— Это превосходно! Вместо пишущей машинки вы положите в чехол другую… Мину замедленного действия с часовым механизмом. Это магнитная мина. Вам будет легко ее установить.
— Куда я должен ее поставить?
— Сегодня ровно в двенадцать часов дня вы увидите, как на соседний с эшелоном путь подойдет другой эшелон с цистернами, наполненными горючим, с вагонами, набитыми снарядами и другими боеприпасами. Огромный пороховой погреб, способный разнести всю станцию со всеми эшелонами, охранными заставами, войсками и боевой техникой…
— Почему такой эшелон подойдет? Разве это позволит охрана?
— Они и опомниться не успеют… Конечно, этот эшелон с боеприпасами должен был пройти мимо секретного на большом расстоянии… Но сведет их рядом наш стрелочник… Взрыв мины намечен на двенадцать часов тридцать минут. Вам будет время уйти…
— Правильно, — задумчиво произнес Фриц. — Днем лучше. Они никак не ожидают нападения днем. Ночью все охраняется строже. Не проберешься на станцию… Конечно, конечно… Это надо делать днем!..
— Итак, Фриц, в двенадцать часов подойдет эшелон и остановится, так как путь рядом ведет в тупик. Вам надо будет к любой из цистерн, где-нибудь внизу, незаметно прилепить мину. И уходить…
— Хорошо… Я выполню задание.
Фриц спрятал мину в вещевой мешок и ушел.
На шоссе его ждали партизаны с мотоциклами, переодетые в гитлеровскую форму. Они отвезли Фрица к пригороду. Тут он и слез.
Дальше ехать партизанам было опасно.
Фриц направился к комендатуре и сразу прошел в свою комнату.
Из фанерного чехла, обитого кожей, он достал пишущую машинку и спрятал ее под кровать. В чехол положил мину. Затем закрыл чехол и запер на ключ.
Времени оставалось мало. Надо было спешить.
Он пошел в кабинет Шрейдера, на ходу придумывая какую-нибудь причину для поездки на станцию.
Шрейдера в кабинете не оказалось.
Тогда Фриц снял телефонную трубку и позвонил коменданту.
— Господин комендант! — Фриц старался говорить как можно взволнованней. — Только что со мной говорил господин Кох. Он просил нас срочно прибыть на станцию к секретному эшелону…
— Вы где находитесь? — спросил Шрейдер.
— В вашем кабинете. Он просил нас прибыть немедленно…
— К чему такая спешка? — удивился Шрейдер.
— Вы же знаете господина Коха, — ответил Фриц.
Через десять минут они уже ехали в машине. А когда прибыли на станцию, было без пяти двенадцать. Фриц повел Шрейдера к секретному эшелону.
На последнем контрольном пункте их остановили офицеры специальной службы гестапо.
— Что вас здесь интересует господин комендант?
— Не ваше дело, — ответил Шрейдер. — Нам нужно пройти к эшелону…
— Да, но… — начал было офицер.
— Никаких но! — оборвал его Шрейдер. — Меня вызывает сюда господин Кох и не предупреждает вас?.. Странно!
— Прошу, проходите, господин комендант, — поспешил сказать офицер, боясь, что ему почему-либо не сообщили о приказе Коха.
Они медленно пошли вдоль состава.
Стрелки часов показывали пять минут первого, а эшелона с цистернами и боеприпасами все еще не было.
Они прошли в конец состава и повернули обратно. И только когда они дошли до его противоположного конца и снова повернули, появился состав.
Фриц взглянул на часы. Было двенадцать часов пятнадцать минут.
— Почему этот состав идет в тупик? — удивился Шрейдер.
— Наверное, он будет здесь стоять, — ответил Фриц.
— Это же глупо! Ставить такой состав рядом с этим эшелоном!
Шрейдер остановил одного из офицеров охраны.
— Почему состав с боеприпасами и оружием идет на этот путь?
Офицер пожал плечами.
— Это возмутительно! — горячился Шрейдер. — Я немедленно составлю рапорт…
Теперь они находились на узкой полоске между двумя составами. Фриц посмотрел на часы. Было двенадцать часов двадцать минут.
Он уже начал отставать, готовясь быстро открыть чехол, вынуть мину и прилепить ее к цистерне, пока Шрейдер кричал в кругу офицеров охраны.
Но тут вдруг Шрейдер окликнул его.
— Фриц! Мы немедленно возвращаемся!..
Фриц похолодел.
— Не мешкайте, Фриц!
На часах — двенадцать двадцать пять…
— В чем дело, Фриц? — нетерпеливо спрашивал Шрейдер.
— Иду, иду…
— Ну, скорее, Фриц, скорее…
— Одну минуточку…
На часах — двенадцать часов двадцать семь минут…
— У вас дрожат руки, — заметил один из офицеров охраны. — Что с вами?
— Скорее, скорее!.. — торопил Шрейдер.
На часах — двенадцать часов двадцать девять минут.
— Да здравствует социалистическая Германия!.. — крикнул вдруг Фриц и бросил чехол с миной под вагоны.
Оцепеневшие офицеры и комендант так и не успели прийти в себя…
Взрыв колоссальной силы потряс Верино и окрестности. Такого взрыва еще никогда не устраивали партизаны.
Четверть часа не смолкал грохот. Над Верино повисла огромная черная туча. Только и видно было в этой черноте, что языки пламени.
Под шум взрывов партизаны ворвались в город. Они действовали четко, по заранее намеченному и отработанному плану.
Вспыхнули казармы.
Гитлеровские солдаты и офицеры выскакивали из окон домов. Но на улице их косили партизанские пули. Была захвачена комендатура. Группа, возглавляемая Скоблевым, пробивалась к зданию гестапо.
Мелкими группами партизаны перебегали от дома к дому, где находились фашисты, и бросали в окна гранаты. Крики гитлеровцев заглушали выстрелы и взрывы.
Возле здания гестапо фашисты пытались оказать сопротивление. Но вскоре их пулемет умолк и вывалился из окна.
Беспорядочная стрельба эсэсовцев почти не причиняла вреда партизанам. Они ворвались в здание.
Николаев искал кабинет Коха.
Он приставил автомат к груди перепуганного эсэсовца:
— Где Кох?
Эсэсовец кивнул на дверь.
Николаев ворвался как раз вовремя.
Кох сидел в кресле с закрытыми глазами и медленно поднимал к виску дуло пистолета. Партизанская пуля опередила.
Кох открыл глаза, выронил пистолет и медленно сполз на пол.
Комбриг уже пустил красную ракету.
Операция подходила к концу.
Из подвалов гестапо были выпущены узники. Со слезами радости на глазах кидались они к партизанам, обнимали и целовали своих освободителей.
Весь гарнизон уничтожить не удалось. Около двухсот гитлеровских солдат, не принимая боя, ринулись на запад.
По пути их обстреливали партизаны.
В Верино ярко пылали здания комендатуры, гестапо, казарм, а от железнодорожного вокзала подымался в небо густой дым.
Возбужденные, разгоряченные боем партизаны шли по хрустящим под ногами осколкам стекла.
И всюду их радостно встречали местные жители.
…Партизаны уходили.
Комбриг уже поздравил комиссара Глазова:
— Операция прошла удачно…
В тот же день началась эвакуация детей.
В детском доме слышали взрывы и видели зарево пожаров над Верино. И разнеслось по палатам сначала тихое, потом все нарастающее «ура-а!!!»
Конечно, это была большая победа. Тех, кто делал ставку на детский дом, не осталось в живых.
Но вместе с радостью пришла и грусть. Воспитатели должны были уйти в партизанский отряд, временно оставить детей.
— Да разве вы будете одиноки? — воскликнул Никита Степанович, когда зашел об этом разговор. — Никогда на нашей, советской земле дети не будут чувствовать себя одинокими! Если хотите, в этом одна из причин того, почему Советскую власть победить невозможно.
Прощание было трогательным.
Конечно, не обошлось и без слез.
Плакали дети, плакали воспитатели. Слишком много пришлось пережить за эти долгие месяцы жизни на оккупированной врагом территории.
Дети благодарили партизан. Они плотной толпой окружили комбрига и комиссара.
— Вы совершили подвиг! — воскликнул Никита Степанович, обращаясь к комбригу и ко всем партизанам.
— Сама операция — дело нескольких часов, — ответил комбриг. — Но этому предшествовали месяцы подготовки. О них-то нам никогда не забыть!.. С того самого момента, как разведчик Сташенко увидел обоз с детьми, идущий через мост… Да-да, с первого донесения Сташенко и командира отряда Скоблева мы начали подготовку к сегодняшнему дню!..
Комбриг обвел взглядом своих товарищей по оружию.
— Разведчик Сташенко сделал очень многое для спасения детей…
Теперь комбриг посмотрел на ребят.
— Он отдал жизнь не напрасно!.. Мы не забудем и педагога Рыжеволову, по нашему заданию пришедшую в детский дом. Благодаря ее стараниям дети не умерли с голоду в самые трудные месяцы оккупации… Теперь известно, что гитлеровцы расстреляли ее вместе с детьми. С вашими товарищами, которыми вы должны гордиться…
Ребята вспомнили тех, кого больше никогда не увидят. А ведь они были лучшими из лучших: Володя Большой, Володя Маленький, Вася Попов, Саша…
— Стало известно и о том, что директор вашего детского дома Виктор Иванович Шаров стал жертвой коварного врага, агента фашистской разведки, который проник в детский дом под именем Лидии Совы…
Среди детей раздался удивленный шепот.
— Она убила ножом Шарова, она выдала разведчика Сташенко, она проводила опыты над детьми, испытывая на них новые гитлеровские лечебные препараты…
— Гадина! Гадина!.. — вырвалось у Зины.
— Она не ушла от расплаты, — продолжал комбриг. — Так же, как не ушли от расплаты матерый шпион гестаповец Кох, изменник Родины полицай Бугайла…
— Смерть фашистским захватчикам и их прихвостням!.. — глухо произнес Никита Степанович.
Дети и партизаны дружно повторили:
— Смерть… Смерть… Смерть!..
Потом комбриг снял с головы фуражку.
— Вечная память героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!..
Все замерли в минуте молчания.
— А теперь — в дорогу… — решительно сказал комбриг. — Начинается последний этап…
Повариха Авдотья Николаевна, как заботливая бабушка, подбежала к ребятам и каждому что-нибудь совала «на дорожку» — одному хлеб, другому колбасу, третьему сахар… Она никак не могла сжиться с мыслью, что дети останутся одни, попадут в чужие руки…
— Да как же вы там будете жить-то у чужих людей! Да накормят ли вас там? Да позаботятся ли, как мы-то все заботились, — причитала Авдотья Николаевна.
— Товарищи! Минуточку внимания! — попросил слова Никита Степанович. — Наши дети идут не к чужим людям! Нет! Они идут к своим. Да-да, к тем, кто помогал детям… Мы их не видели, мы их не знаем. Но они помнили о нашем существовании. И вот последние мои слова к вам, друзья мои. До скорой победы, до скорой встречи под крышей нашего дома!..
— Когда-нибудь он снова станет «тихим домиком», — заметил комбриг.
— «Тихий домик»?
— Да. Так называли все ваш детский дом. Мирно и спокойно жилось в нем детям. Потому и прозвали его «тихий домик». Разве только горн да звуки барабана нарушали лесную тишину…
— Так и будет!..
— Обязательно!..
С детьми прощались медсестра Зина, комсорг Лена, завхоз Федор Митрофанович Ваненков и воспитатели…
И вот уже тронулись небольшие группки детей к лесу. А взрослые уходили с партизанами.
Тут их дороги расходились. Расходились впервые за время оккупации. Но ненадолго…
Уже дрожала земля. Уже в панике бежали фашистские захватчики из наших городов, сел, деревень.
И теперь по ночам, где-нибудь в деревенском домике каждый детдомовец слышал гул.
И он радовался. Потому что это был гул победы!
Это летели самолеты бомбить Берлин.
Это стреляли наши «катюши», уничтожая врага.
Это звучало громовое «ура» советских воинов, освобождавших шаг за шагом родную землю.
Каждый мальчик и каждая девочка засыпали со светлыми мечтами о будущем.
И мечты их сбылись.