Тиран в шелковых перчатках

5

Она сразу начала писать. Тема ее вдохновила. Опыт написания за Джорджа репортажей тоже пригодился. Ей удавалось излагать кратко и емко, рассказывая о тех впечатлениях, что произвели на нее странные и удивительные личности, составляющие парижский мир моды. В ее тексте чувствовался интерес к человеку. И результат ее усилий после одного-двух дней работы оказался на удивление неплохим. И, что еще лучше, довольно профессиональным.

Ложкой дегтя в этой бочке меда оказались отснятые ею фотографии. Пробные отпечатки, присланные из лаборатории, показали, что все снимки, сделанные в помещении, вышли слишком темными. Если ей придется часто снимать в интерьерах, стоит потратиться на вспышку — а это означало дополнительные расходы. (Джордж так и не озаботился этой покупкой, поскольку фотографировал исключительно на улице при дневном свете.)

На одном из фото хорошо получился Кристиан Диор, но все снимки манекенов были безнадежно испорчены. Ей нужно будет еще несколько раз посетить выставку, как только она приобретет вспышку.

Поход на блошиный рынок, каждый день разворачивающий свои ряды вдоль берега Сены, оказался на редкость удачным. Фотооборудование там попадалось нечасто — многое конфисковали нацисты во время оккупации. Но теперь, когда они ушли, из тайников начали доставать все подряд. Она наткнулась на старика с коллекцией довоенных фотокамер и аксессуаров к ним, разложенных на шатком столе. Среди всего этого отыскалась помятая алюминиевая вспышка, которую можно было присоединить к фотоаппарату — если, конечно, верить выцветшей инструкции на каком-то непонятном языке, похоже, чешском. По крайней мере, в ней были чертежи. Старик заверил Купер, что вспышка находится в рабочем состоянии. Еще большей удачей стало то, что у него нашлась целая коробка магниевых ламп, которые в ней использовались. После долгого и яростного торга Купер приобрела их оптом за какую-то запредельную, по ее представлениям, цену.

— Будьте осторожны с лампами, милая леди, — напутствовал ее старичок, упаковывая объемистую покупку в картонную коробку. — Иногда они могут устроить пожар.

Это отрезвляющее известие немного подпортило удовольствие от того, что ее назвали милой леди. Но утром она отправила письма в Америку, и это показалось ей добрым предзнаменованием.

Вернувшись со своими сокровищами в квартиру, она начала разбираться, как подсоединить вспышку к «Роллейфлексу». Задача оказалась головоломной, и чешская инструкция нисколько не помогла. Что бы Купер ни делала, она никак не могла заставить вспышку сработать. Возможно, старик ее надул и все лампы были сгоревшими.

Пока она чесала в затылке, пытаясь решить эту проблему, кто-то постучал в дверь. Она открыла и обнаружила у себя на пороге молодую женщину. Купер узнала ее мгновенно: пышногрудая брюнетка, с которой Амори улизнул в ту ночь, когда умер Джордж. Они молча уставились друг на друга.

— Его нет, — выпалила Купер и попыталась захлопнуть дверь перед носом женщины, но та успела просунуть в щель ногу. Туфли на ней были не слишком прочными, так что удар оказался весьма болезненным.

— Ай! — закричала брюнетка, запрыгав на одной ноге и сжимая рукой пострадавшую ступню. — Черт возьми! За что? Ты что, с ума сошла?

— Нечего совать ноги в дверь! — огрызнулась Купер. — Он уехал, так что давай, проваливай отсюда, сестрица.

— Я искала не его, — ответила брюнетка, с опаской пробуя наступить на больную ногу. — Уехал — и скатертью дорога, если хочешь знать мое мнение.

— Не хочу, — сердито ответила Купер.

— Он как дурной жребий. Благодари бога, что избавилась от него.

— Тебя я точно не стану благодарить за то, что помогла мне избавиться от мужа.

— Я тебе не помогала, — возразила та; ненавистный акцент кокни в ее речи только усилился. — По-моему, ты сломала мне ногу.

— Надеюсь, злорадно заявила Купер. — Что тебе от меня нужно?

— Мне негде жить, — ответила женщина.

Только теперь Купер заметила стоящий на лестничной клетке чемодан. Она не могла прийти в себя от изумления:

— Ты что, серьезно пришла проситься ко мне жить?! Да ты чокнутая!

Купер с отвращением отшатнулась, когда женщина внезапно расплакалась, прижимая к лицу носовой платок.

— Меня вышвырнули на улицу, — рыдала та. — Мне больше некуда пойти.

— Ты не можешь остаться здесь! — отрезала Купер.

— Я бы не пришла, если бы не очутилась в отчаянном положении, — всхлипнула женщина, вытирая покрасневший нос. — Я бродила по улицам несколько часов. — Она икнула. — Можно мне хотя бы войти и попросить стакан воды? И передохнуть хоть минутку.

Раздражение Купер росло:

Хорошо, получишь стакан воды, и выметайся на все четыре стороны. Видеть тебя не желаю!

Она еще не закончила говорить, как маленькая брюнетка, прихрамывая, проскользнула в квартиру, таща за собой чемодан, облепленный наклейками из дорогих отелей. Она плюхнулась на стул, вытянув стройные ноги.

— А твое гостеприимство выдержит, если я попрошу чашку чая?

— А тебе, я гляжу, наглости не занимать.

— Это тот же стакан воды — только горячей и с чайными листьями, — подольстилась чертовка.

— Я представляю, как выглядит чашка чая. Но я его не пью. Я американка. Мы пьем кофе. — Купер промаршировала на кухню и наполнила стакан водой из-под крана. — И у меня тут не ресторан.

— Благослови тебя бог. — Незваная гостья выпила весь стакан одним махом. — То, что нужно.

При ближайшем рассмотрении она оказалась хорошенькой, как конфетка, с губками в виде розового бутона, бело-розовым, свойственным англичанкам цветом лица и яркими голубыми глазами, все следы влаги из которых каким-то чудом испарились, хотя ресницы от пролитых слез по-прежнему мило слипались стрелочками. Она была не такой юной, как могло показаться на первый взгляд. Заметив, что ее пристально разглядывают, женщина выпрямилась на стуле, раздувая пышную грудь, как голубь на тротуаре.

— Тебя ведь Купер зовут, да? — спросила она. — Забавно, потому что меня зовут Перл.

— И что в этом забавного? — простонала Купер.

Перл в игривой улыбке обнажила свои хорошенькие зубки:

— Ну как же? Медь и жемчуг.

— Не имею представления, о чем ты говоришь.

— Похоже на ювелирное украшение.

— Нет, не похоже. Как ты меня нашла?

— Услышала разговор в «Ля ви паризьен», там обсуждали, что месье Диор отыскал тебе эту квартиру. Послушай, я должна тебе кое-что сказать. — Она перевела дух и выпалила на одном дыхании: — Я сожалею, что сбежала с твоим мужем той ночью. Прости меня. Это было неправильно. Я могла бы соврать, что не знала, что ты его жена, но этот номер не пройдет, ведь так? Ты же сама там присутствовала, в конце концов.

— Да, — сказала Купер с каменным выражением лица. — Я там присутствовала.

— Но он — очень привлекательный мужчина, правда же? И такой обаятельный! Вот лично ты много знаешь мужчин, которые могли бы тебя рассмешить?

— Только одного.

Мрачное выражение лица Купер стерло улыбку с губ Перл.

— Послушай, милочка… — вновь открыла она рот.

— Не называй меня милочкой!

— Он четко дал мне понять, что такое случалось уже не раз. И не два. И что ты ничего не имеешь против.

— Но я была против.

— Теперь-то я это знаю, но не тогда. Ладно. — Оставив бесплодные попытки извиниться, Перл задрала рукава своего жакета. — Вот что мне за это было. — На пухлых белых руках расплылись багрово-фиолетовые следы мужских пальцев.

— Кто это с тобой сделал? — отшатнулась Купер.

— Мой папик. И это, конечно, не все. У меня синяки по всему телу.

— Твой отец сотворил с тобой такое?!

— Нет, милочка. Там, откуда я родом, папиком называют мужа. Впрочем, Петрус, конечно, не совсем мне муж, ты же понимаешь. Своего рода управляющий делами. И бойфренд по совместительству.

— Мне жаль, но это все твои дела, сама и…

— А если он застанет меня у себя в квартире, когда вернется домой вечером, то все это покажется мне цветочками. Вероятнее всего, он просто перережет мне глотку.

Купер сжалась:

— Ты шутишь?

— Нет, милочка. У него вот такущий длинный нож. — Перл развела руки в стороны, — Я знаю, что он зарезал двоих человек. Он убьет меня и глазом не моргнет, а труп бросит в реку.

— Тогда тебе стоит пойти в полицию.

— Ага, и огрести проблем на свою голову. Нет уж, спасибо. А здесь красиво, правда же? — сказала Перл, оглядываясь. — Так мило. У тебя хороший вкус.

— Обстановка досталась мне от прежнего владельца, — отрезала Купер, не желая принимать похвалу на свой счет.

— Правда? Ну ничего себе! Да ты вытянула счастливый билетик с этим своим месье Диором. Забавно, а я-то всегда думала, что он не по женщинам.

— Это не то, что ты думаешь.

Голубые глаза широко распахнулись:

— Ты имеешь в виду, это не он оплачивает тебе квартиру?

— Тебе пора, — оборвала ее Купер.

Перл привычным бездумным жестом потянула вниз вырез платья — видимо, так она поступала, когда хотела добавить себе привлекательности в чьих-то глазах.

— Для одной эта квартира слишком велика. У меня есть деньги. — Она нырнула рукой в корсаж и достала оттуда толстый рулон банкнот. — Видела?

— Заправь свою грудь обратно, пожалуйста.

— Я копила их целую вечность. Я знала, что рано или поздно мне придется сбежать от Петруса, пока он не перерезал мне горло. — Она помахала скрученными банкнотами. — Так что если твой муженек не оставил тебе кучу денег, они тебе понадобятся.

Купер открыла было рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. У нее осталось меньше двух месяцев до того дня, когда придется платить квартплату, а после сегодняшних расходов ее и без того тощая пачка наличных еще уменьшилась. Финансовый аспект, безусловно, стоило принять в расчет.

— От уха до уха, — продолжала нагнетать Перл замогильным голосом. — Он говорил, что обязательно нужно полностью перерезать яремную вену и трахею, чтобы наверняка. Он проделывал такое раньше.

— Прекрати!

— Он говорил, что головы почти отваливаются. А кровь хлещет фонтаном.

— Хватит рассказывать гадости. Я не позволю себя шантажировать.

— А я и не благотворительности прошу, — возразила брюнетка. — Это сугубо деловое соглашение. И у нас с тобой много общего. Вот увидишь, мы подружимся.

— И что же, интересно, у нас общего?

— Нас обеих глубоко ранили мерзавцы-мужчины.

— Да, только ты попользовалась и своим мерзавцем, и моим.

— Можешь воспользоваться моим, но не рекомендую. — Перл встала и принялась рассматривать фото-оборудование, разложенное на столе. — Ты репортер, да? Смотрю, у тебя и все прибамбасы есть.

— Не смей ни к чему прикасаться! — предупредила Купер.

— Я могла бы позировать для тебя, — предложила Перл. — Это как раз то, чем я занимаюсь. Я — фото-модель. Только художественная съемка, конечно. Никакой вульгарщины.

— Да уж я уверена.

— Я так и познакомилась с Петрусом. Благодаря художественным фото. Он издатель.

— Да ладно? А те люди, которых он убил, были его конкурентами в издательском бизнесе, так, что ли?

Перл удивленно взглянула на нее:

— Да, а откуда ты знаешь?

— Угадала.

Перл взбила блестящие кудряшки:

— Я его лучшая модель.

Купер фыркнула, но тут же ее посетила мысль.

— А ты хорошо разбираешься в камерах? — спросила она.

— Конечно. Я и пленку умею проявлять. Ничего сложного.

— А ты можешь подсоединить вспышку так, чтобы она работала?

Перл внимательно изучила оборудование.

— Сюда нужно вставить батарейку. А потом воткнуть вот этот шнур в это гнездо. А кронштейн нужно прикрутить к низу фотокамеры. — С удивительной ловкостью Перл соединила все части в нужном порядке. Помятый алюминиевый корпус вспышки, привинченный к боку фотоаппарата, смотрелся весьма внушительно. Вся конструкция тут же приобрела профессиональный вид.

— Давай, — сказала Перл, протягивая ей фотоаппарат, — опробуй ее. — Она еще больше вывалила из корсажа грудь и приняла соблазнительную позу. Свои губки бутончиком она, оказывается, умела растянуть в улыбку, демонстрирующую все тридцать два зуба, а ее голубые глаза широко распахнулись, как у ребенка при виде именинного пирога.

Купер навела фокус, вращая объектив «Роллейфлек-са». Она помнила о предупреждении старика-торговца, что вспышкой можно устроить пожар. А вдруг ей повезет и удастся, нажав на кнопку, поджечь эту бесцеремонную англичанку? Тогда та сгорит дотла и избавит Купер от своего навязчивого присутствия. Она нажала кнопку затвора.

Раздался громкий хлопок — и Перл вместе со всей комнатой позади нее озарились бриллиантовой вспышкой. Облачко дыма, пахнущего горячим металлом, взвилось к потолку.

— Ну вот, — сказала Перл, оправляя платье и принимая нормальную позу, — все прекрасно работает. Ты в деле. Стой! Не трогай!

Поздно. Купер не терпелось изучить сгоревшую лампочку, и она схватилась за нее рукой, чтобы выкрутить. Раскаленное стекло обожгло пальцы до волдырей — Купер даже взвизгнула. Она побежала на кухню и сунула руку под холодную воду. Пока она пританцовывала на месте от боли, услышала, как Перл восклицает:

— Чтоб мне провалиться! Да эта квартира просто огромна!

Воспользовавшись отсутствием Купер, малютка-кокни взяла на себя смелость ознакомиться с жилищем поближе.

— Что ты делаешь? Убирайся оттуда!

— О, мне нравится эта комнатка. Маленькая, но превосходной формы. Совсем как я. Я выбираю ее.

— А кто, черт возьми, позволил тебе выбирать? — Купер вылетела из кухни. Перл уже закинула чемодан на кровать в комнате по соседству с ее собственной и расстегивала замки. — Пошла вон отсюда!

Перл вздохнула:

— Милочка, будь же благоразумна.

— Хватит называть меня милочкой! И не вынуждай меня применить к тебе физическую силу.

— Ты не посмеешь.

— Я крупнее тебя, — многозначительно заметила Купер. — А еще я выросла с четырьмя братьями. Трое из которых стали пожарными, а один — профсоюзным лидером.

— Чего еще ты от меня хочешь? — плаксиво заканючила Перл. — Я уже извинилась за то, что переспала с твоим мужем, так? Я починила твою камеру. Я выбрала самую маленькую комнату и все равно собираюсь платить половину арендной платы. Так чего тебе еще надо? — Она снова зарыдала, промакивая глаза носовым платком.

— Нечего тут сырость разводить, это тебе не поможет. Вон!

Слезы Перл мгновенно высохли, будто кто-то закрыл кран.

— Хорошо, знаешь, что я для тебя сделаю? — Она снова полезла в корсаж, вытащила деньги и сунула ей в руки. — Вот! Возьми.

— Не нужно.

— Здесь хватит на три месяца арендной платы. Еще и на еду останется. А остаток сохранишь для меня. Держи. Я все равно их растранжирю. И не говори мне, что тебе не нужны деньги, — проницательно добавила она. — Он ведь оставил тебя ни с чем?

Купер в нерешительности уставилась на деньги. Избавиться от этой женщины оказалось так же нелегко, как от приблудной кошки. Но рулончик банкнот так удобно лег в ладонь. Настоящие деньги… Она сжала пальцы.

— Только веди себя прилично, — процедила Купер сквозь зубы. — Никаких дурацких выходок, или, клянусь, я вышвырну тебя из дома. И воспользуюсь окном, а не дверью.

— Благослови тебя Бог! — На секунду Купер показалось, что Перл сейчас бросится ей на шею, но выражение ее лица остановило ту в последний момент. — Вот увидишь, мы станем закадычными подругами.

— Подругами мы точно не станем, — прояснила положение дел Купер. — Это моя квартира, а ты — моя жиличка. На том и порешим. И мое слово — закон.

— Как скажешь, милочка.

— Я тебе не милочка, не утеночек, не солнышко или как там еще вы, британцы, друг к другу обращаетесь.

— Ты права, я буду звать тебя Медный Таз. — Перл раскрыла чемодан и начала доставать из него что-то подозрительно напоминающее нижнее белье, все во фривольных оборочках. — Так как все-таки насчет чашки чаю?

Купер не удостоила ее ответом. Она вернулась на кухню, чтобы заняться своими ожогами, и искренне надеялась, что впоследствии ей не придется дуть на воду, обжегшись на молоке.

Вооружившись вспышкой, Купер возвратилась в Павильон де Марсан, где кипучая деятельность стала прямо-таки лихорадочной. На этот раз она тщательно просчитывала композицию кадра, зная, что каждый снимок будет стоить ей одной из драгоценных ламп, и одному богу известно, когда она сможет приобрести новые, и сможет ли вообще.

Сюрреалиста Жана Кокто, сидевшего на высоком режиссерском табурете, можно было узнать за километр по характерной вздыбленной шевелюре цвета соли с перцем. Рядом с ним сидела его подруга Сюзи Солидор в бледно-аметистовом брючном костюме.

Завидев Купер, Сюзи соскользнула с табурета и быстро направилась к ней. Купер она напомнила выдру или другое гибкое водоплавающее, которое ловко ныряет с берега в воду, завидев вкусную рыбку.

— Cherie! — воскликнула Сюзи и расцеловала Купер в обе щеки. — Какая милая встреча. Я так много о вас думала. У вас все хорошо?

— Да, спасибо, — ответила Купер, пытаясь отступить назад, но проворная рука уже обвилась вокруг талии, поймав ее в ловушку.

— Я подготовила для вас комнатку у себя дома. Самую миленькую и изящную, какую только можно представить. Вы будете в полном восторге.

— О, спасибо! Но я уже…

— Ну не можете же вы вечно оставаться у нашего унылого старины Кристиана, дорогая. — Карие глаза будто пытались затянуть Купер в свои глубокие омуты. — Со мной у вас будет намного больше развлечений, обещаю.

— Вы так добры, — пролепетала Купер, — но я как раз собиралась вам сообщить, что больше не живу у месье Кристиана. Он нашел мне чудесную квартиру на площади Виктора Гюго.

Сюзи нахмурилась:

— Ну так откажитесь.

— Не могу. Я уже в нее переехала.

— Переезжайте снова.

— Я уже нашла жилицу.

— Quel dommage[24], — произнесла Сюзи с видом явного неудовольствия. — Деньги на ветер. Лучше бы поселились у меня. Хотела бы я, чтобы этот дурачок Диор сначала посоветовался со мной.

У Купер было другое мнение на этот счет. Переехать к Сюзи было все равно что предложить мыши поселиться в кошачьем ухе. Но ей она этого, конечно, не сказала.

— Он самый добрый мужчина на всем белом свете! Если бы вы только знали, как он помогал мне в последние несколько недель.

— Он добр, никто и не спорит. Но напрочь лишен харизмы.

— А мне кажется, он чудесный. Добрый и настоящий джентльмен.

Неожиданно сильная рука по-прежнему удерживала Купер в захвате и не давала сбежать. Певица изучала ее лицо пугающе жадным взглядом.

— Mon Dieu\[25] Как вы изысканны! Какая кожа. А волосы! Ирландская кровь, конечно же. Вы словно легендарная кельтская принцесса. У меня тоже кельтские корни, вы знали об этом?

— Э-э… нет.

— Да. Я родом из Сен-Сервена, что в Бретани. От крыльца моего дома можно буквально вплавь добраться до Ирландии. Мы с тобой одной крови — ты и я. — Она улыбнулась, показав ряд ровных зубов. Сюзи Солидор была очаровательна, а ее приемы соблазнения — весьма эффективны. От женщин со схожими склонностями она наверняка могла добиться чего угодно. — Приходите вечером ко мне в клуб. Я буду вас ждать.

— Я постараюсь прийти, но мне нужно писать статью…

— Ecoute-moi, cherie[26], — перебила Сюзи, — я многое могу для вас сделать. Представить нужным людям, подсказать, в каких местах стоит появляться, как правильно одеться. Я могу научить вас всему. Если вы хотите учиться. Приходите сегодня, не пожалеете.

— Хорошо, — не выдержав, сдалась Купер. — Я загляну ненадолго.

Сюзи оттаяла:

— Отлично! Пойдемте, я познакомлю вас с Кокто. — Она подвела Купер к высокому табурету, на котором именитый кинорежиссер сидел, как на насесте. — Жан, познакомься с Купер. Она журналистка.

— Журналистка? — переспросил Кокто. — Я думал, вы жена того красивого молодого американца.

— Я освещаю выставку для «Харперс базар». — храбро соврала Купер.

Худое, горящее одержимостью лицо Кокто просияло:

— Vraiment?[27] — Он спрыгнул с табурета, чтобы пожать ей руку. — «Харперс базар» интересуется нашей выставкой?

— Очень, — подтвердила Купер, не моргнув глазом. — Вы не будете против, если я вас сфотографирую, месье Кокто?

— Думаю, что смогу уделить вам немного времени, — ответил он, откидывая назад сбившиеся, как войлок, волосы.

Название известного модного журнала уже действовало как магическое заклинание. Купер всей душой пожелала, чтобы их ответ был положительным. Кокто чуть заметно вздрогнул, когда сработала чехословацкая вспышка, которая оказалась действительно мощной.

Купер обрадовалась, завидев вошедшего Кристиана, розовощекого и щеголеватого, в красивом пальто.

— Месье Диор!

— Думаю, нам давно пора начать обращаться друг к другу попроще, — торжественно провозгласил он, принимая ее поцелуй. — Друзья зовут меня Тиан. Что это за жуткий аппарат, которым ты ослепляешь всех подряд?

— Да, боюсь, вспышка слишком яркая, — виновато проговорила она.

— Подозреваю, все твои модели будут выглядеть на фото испуганными, — сказал он. — Хотя столь яркому освещению возможно найти подходящее применение. Идем.

Он повел ее по лестнице на помост, возвышающийся над залом. Как он и предсказывал, сияние вспышки залило всю галерею почти целиком, и ей удалось отснять несколько удачных общих планов с занятыми монтажом выставки людьми.

— Это даст читателям более точное представление о ее масштабах, — сказала Купер. — Спасибо, Тиан. Ты так умен.

— Как тебе новая квартира? — поинтересовался он. — Уже устроилась?

— И даже нашла себе компаньонку. — И она рассказала ему о появлении Перл с чемоданом в гостиничных наклейках.

— Ты пустила ее? — Диор вскинул брови. — После всего, что произошло? Дорогая Купер, ты считаешь это мудрым решением?

— Наверное, нет, — признала Купер.

— Никогда о таком не слышал, чтобы жена, которой изменили, приютила у себя любовницу мужа.

— Я тоже, — снова согласилась она. — Сама до сих пор не понимаю, как ей удалось меня уговорить. Ты что-нибудь о ней знаешь? Она сказала, ее бойфренд — издатель.

— Правда? Ну можно и так сказать. Он печатает коллекции фото, которые продают в заклеенных желтых конвертах на всех уличных углах молодые люди, дающие стрекача при виде жандармов.

— Ты шутишь? Только не говори мне, что Перл позирует для этих фотографий.

— Я их никогда, как ты понимаешь, не разглядывал, — осторожно сказал Диор, — но, думаю, дело обстоит именно так.

— О, ради Майка и его любви!

— Кто такой Майк? — с интересом спросил Диор.

— Друг Петра.

— Comment?[28]

— В католической школе в Бруклине, где я училась, за богохульство сразу выгоняли. Поэтому мы выдумывали свои ругательства: вместо «ради святого Петра» говорили «ради Майка и его любви». Но меня все равно выгнали. В общем, не бери в голову. Так ты утверждаешь, что я живу с женщиной, которая позирует для порнографических открыток?

— Всем нужно как-то зарабатывать на жизнь. Воспринимай это как дополнительное образование.

— Я была замужем. Меня не нужно просвещать на тему секса.

— Возможно. Но тебе нужны деньги.

— Видимо, не настолько, — решительно произнесла Купер.

Она вернулась в квартиру с твердым намерением вывести Перл на чистую воду. Как будто ей мало того, что Перл оказалась пресловутой соломинкой, сломавшей хребет ее браку. Связаться с особой, обладающей сомнительной репутацией, было последним, в чем она сейчас нуждалась. А если Перл позирует для непристойных картинок, кто знает, чем еще она занимается? И какого рода публику начнет водить в квартиру?

Купер обнаружила Перл на диване в гостиной под грудой одеял, из глаз и носа у той лило ручьем.

— Что с тобой? — с подозрением спросила она.

— Простудилась, — гнусаво ответила Перл. К завтрашнему дню пройдет.

— Я хотела с тобой поговорить. — Купер была мрачна.

— О, я всегда не прочь поболтать, — радостно улыбнулась Перл, пытаясь сесть прямо.

Купер зашла в ванную и увидела, что в ней происходили, как сказали бы ее братья, «шлюхины постирушки». Наспех протянутые веревки были завешены мокрым разноцветным бельем. В раковину капало с висящих над ней зеленых чулок, и Купер, прежде чем добраться до унитаза, пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой трусы в рюшечках.

Когда она вернулась, Перл еще глубже зарылась в гнездо из одеял. Ее колотила крупная дрожь. Купер сильно подозревала, что та опять разыгрывает представление на публику, лишь бы избежать неприятного разговора.

— Я бы хотела знать, чем именно ты зарабатываешь на жизнь, сказала Купер.

— Какая разница? — вяло спросила Перл, клацая зубами.

Большая. Я хочу убедиться, что ты сможешь платить свою половину арендной платы.

— Я могла бы того же потребовать от тебя, тебе не кажется?

— Ладно. — Купер решила не юлить, а спросить прямо. — До меня дошли слухи о тебе. О том, чем ты занимаешься.

— И ты хочешь знать, насколько они правдивы. — Перл промокнула пот с лица. — Ладно. Полагаю, лучше один раз увидеть. — Она вылезла из-под одеял, зашла к себе в спальню и вернулась оттуда с пачкой фотографий в кожаной папке. — Вот, держи.

Папка была надписана шрифтом с вычурными завитушками: «Перл, королева каннибалов». Фотографии были отсняты в декорациях искусственных джунглей, и на всех фигурировала Перл с крупным чернокожим мужчиной.

Купер заявила Кристиану Диору, что не нуждается в сексуальном просвещении, но эти фото поражали воображение. Округлое, сияющее тело Перл демонстрировалось во время половых актов во всех мыслимых и немыслимых позах.

Перл снова закуталась в свой кокон. По ее лицу градом катился пот.

— Я была вынуждена этим заниматься. Если бы не такая работа, я бы не выжила.

— Да лучше бы ты пошла мыть туалеты!

— А я мыла туалеты. И перемыла немерено, не сомневайся. Но в итоге решила, уж лучше я буду сниматься для пошлых открыток, чем драить отхожие места. Да, я девица такого сорта. Я не создана для мытья сортиров. Зато создана для трехразового питания, и делала все, чтобы есть по три раза в день. А иначе я бы умерла с голоду.

— Не думаю, что мы с тобой поладим. — Купер отбросила папку в сторону.

— Я не горжусь тем, что делала, — еще тише сказала Перл. — Возможно, ты права, и мне стоило продолжить мыть туалеты. Но в то время идея показалась хорошей. Петрус умел придать происходящему налет гламура и веселья. И, по правде говоря, он делал все возможное, чтобы во время съемок я не слишком ясно соображала.

— Как это?

— Джин, гашиш, кокаин, морфин… — продолжи сама.

— Но ты могла бы их не принимать.

— О, ты не знаешь Петруса. Он не тот человек, которому легко отказать. Я должна была сбежать от него, Купер. Он подсадил меня на иглу.

— На иглу?

— Кокаин. Стоит начать колоться — и все, это на всю жизнь. Хорошо, что сейчас холодно, потому что я еще долго не смогу носить открытые туфли. — Она высунула ногу из-под одеяла и показала Купер. — Он колол меня между пальцами, чтобы на фотографиях не было видно следов от инъекций.

Купер тяжело опустилась на ручку кресла.

— Матерь Божия… — Она была потрясена.

Перл продолжала рассматривать свою изящную ступню, изуродованную красными полосами воспалений возле пальцев.

— Неделю меня будет мутить, пока организм не очистится от этой дряни. Но я не собираюсь отступать. Это он на всех фото. «Лица не разглядеть, но о других стратегически важных частях тела ты можешь получить представление. Мне это не казалось таким уж неправильным. Нас всего лишь фотографировали, пока мы развлекались друг с другом. Но после того как он подсадил меня на иглу, он надумал сдавать меня напрокат другим мужчинам. Понимаешь, о чем я? Своим так называемым друзьям. Ты же знаешь, чем все это обычно заканчивается, да?

— Мне нужно выпить. — Купер направилась к бару, в котором после коллаборациониста осталось несколько початых бутылок алкоголя. Она налила им обеим чистого коньяку.

— И раз уж я рассказываю тебе историю своей жизни, — продолжила Перл, — должна признаться: мне нужна работа. Те деньги, что я тебе дала, — все, что у меня есть. Но и мыть туалеты я больше ни за что не стану. Я хочу найти нормальную работу. Сразу, как только поправлюсь. Я собираюсь освоить бухгалтерию. Один раз я уже начинала учиться, но, как дура, бросила. — Одним глотком она опрокинула в себя коньяк. — Как только я услышала, что ты бросила своего гада-мужа, я тут же сказала себе: «Вот эта девчонка мне по душе». Ты была моим вдохновением, Купер. Я знала, что ты пустишь меня пожить. Купер и Перл. Я же говорила, мы с тобой как ювелирное украшение.

— В жизни не слышала об украшениях, которые делали бы из меди с жемчугом, — тяжело вздохнула Купер. — Они совсем не сочетаются. — Она подняла взгляд и увидела, что Перл плачет: не теми фальшивыми слезами, которые лила перед ней в их первую встречу, а тихими, которые незаметно для нее самой текли по щекам.

— Ты считаешь меня грязной. Боишься чем-нибудь заразиться от меня…

— Нет, я считаю, что мы не сойдемся характерами. Ты говоришь, что я такая же, но это не так. Я всегда была респектабельной.

— О, мне известно, что я плохая девчонка, — с горечью отозвалась Перл. — Я никогда не была респектабельной. Но у меня и не было никаких шансов. С самого детства.

Купер стало стыдно, что она употребила это слово.

— Я понимаю…

— Нет, не понимаешь. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни, которую я вела. Ты такая же скорая на суд и расправу, как и все женщины. Нет никого хуже женщин. Они более жестокие, чем мужчины. Думаю, это оттого, что втайне все они сознают, как легко могли бы оказаться на моем месте.

— Я не осуждаю тебя. Просто мы разные.

Перл устало отерла слезы:

— Подожди пару лет, милочка. Увидишь, не такие мы и разные.

— Может, и так. Но сейчас мы не годимся в подружки. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, вспоминаю, что случилось той ночью с Амори. И я бы точно обошлась без подобных напоминаний.

— Значит, ты все-таки меня выставляешь?

— Тебе сначала нужно найти, где жить, но да: как только ты поправишься, я хочу, чтобы ты ушла. Без обид. Просто так оно и есть.

Перл кивнула:

— Хорошо, тогда буду искать другой вариант. Пока, Медный Таз!

Купер слышала, как Перл рвало в туалете, и внезапно ее накрыло чувством стыда оттого, что она без особой нужды говорила с той слишком резко. Она села за печатную машинку и погрузилась в работу над статьей, постаравшись выкинуть из головы Перл с ее бедами.

Купер проработала до позднего вечера, а потом, как и обещала Сюзи, отправилась в «Ля ви паризьен».

Ночной клуб гудел. Заметив Купер, проталкивающуюся сквозь шумную толпу у входа, к ней направился очень красивый блондин с сигарой в руке, одетый в безупречный смокинг. Но пока он не поцеловал ее прямо в губы, до Купер не дошло, что этим «мужчиной» была Сюзи Солидор.

— Вы пришли! Добро пожаловать в мое скромное заведение. Мишель, позаботься о мисс Купер. — Сюзи перепоручила ее метрдотелю, который, улыбаясь, отвел Кулер к столику рядом со сценой и поставил на него бутылку шампанского в ведерке со льдом. Вот что значит обслуживание по высшему разряду!

Диор уже был здесь с томным молодым человеком по имени Морис. Собралась и вся обычная компания художников и писателей, включая мрачного вида незнакомую пару — Диор сообщил, что это Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар. А когда Купер заметила обезьяноподобного мужчину с темным неподвижным взглядом, сидящего за соседним столиком с ослепительно красивой дамой, — она сразу поняла, что это Пабло Пикассо. И, точно стремясь развеять любые сомнения насчет его личности, он быстро рисовал что-то на салфетке, прислушиваясь к болтовне окружающих. Не успел он закончить рисунок, как официант ловко забрал салфетку и с победным видом унес ее, по всей видимости, собираясь продать свой трофей какому-нибудь коллекционеру за кучу долларов.

Сюзи Солидор, словно только и дожидавшаяся появления Купер, теперь ступила в круг света и благосклонно принимала аплодисменты.

Она сразу начала с «Лили Марлен», исполнив ее своим трепетным сопрано. Опершись подбородком на руку и не замечая ничего вокруг, Купер внимательно следила за певицей на протяжении всего выступления. Даже посреди бессолнечной зимы казалось, что Сюзи шагнула в этот зал прямиком с пляжей Лазурного Берега.

— Она очень эффектна, не правда ли? — спросила Купер у Диора. Взгляд ее мечтательно туманился, она выпила несколько бокалов шампанского, и огни бриллиантовой россыпью отражались в ее серых глазах.

— О, она колоссальна! — ответил Диор.

— Жаль, что они решили так с ней поступить, — встрял в их диалог спутник Диора, Морис. Он нежно сжимал пальцы Диора в своей руке. Купер заметила, что его ногти накрашены розовым лаком. — Такая жестокость!

— Вы о чем?

— Ей собираются предъявить обвинения в коллаборационизме и оказании поддержки врагу не в ходе стихийных зачисток, а на официальном судебном процессе.

— Просто за то, что она пела «Лили Марлен»?

— К сожалению, не только за это, — дипломатично заметил Диор. — Она позволила себе некоторые неумные высказывания.

— По крайней мере, ее не смогут обвинить в том, что она спала с немецкими офицерами, — хихикнул Морис.

Купер нахмурилась:

— Я думала, теперь, когда нацистов изгнали, все постараются простить друг друга и забыть о случившемся.

— Даже не надейтесь, — ответил Диор. — Теперь каждый готов ткнуть пальцем в соседа и заявить: «Он сотрудничал с немцами, а я — герой».

— Полагаю, такова человеческая природа, — вздохнула Купер.

— Exactement[29], — подтвердил Диор. — Все мы переписываем собственную историю. — Он наклонился к ней с видом заговорщика. — Ваше платье почти готово, — вполголоса сообщил он.

— О, я так рада!

— Когда будете свободны, приходите на примерку.

— Приду, — пообещала она.

Остальная часть выступления Сюзи Солидор была не менее провокационна. Она исполнила еще несколько номеров, переодетая мужчиной: один из них — в матросском костюме и в сопровождении хора моряков. А для следующего номера она почти полностью обнажилась: ее роскошное тело было прикрыто кусочками золотой материи, по определению Купер, лишь «в стратегических местах». Тембр ее голоса то понижался до грудного регистра, то приобретал оттенок эротических стонов. Иногда сложно было сказать, мужчина поет или женщина; и Купер казалось, что некоторые песни исполнялись исключительно для нее. Изучая окружение, она заметила, что мало кого из присутствующих можно однозначно отнести к мужскому или женскому полу: большая их часть находилась где-то между.

После представления певица обернула великолепные плечи горностаевой накидкой и стала обходить зал, царственно переходя от столика к столику.

Грузная фигура Эрнеста Хемингуэя внезапно нависла над их столом. Он, как обычно, был в своей заляпанной и потертой рубашке защитного цвета.

— Говорят, вы решили открыть журналистскую лавочку? — пробасил он, обращаясь к Купер.

— Да.

— Продажная профессия. — Он выдвинул свободный стул, при этом чуть не сшибив Мориса, и тяжело опустился рядом с Купер. — Милая, я могу научить вас торговать собой. — Он наклонился к ней, обдав дыханием с запахом абсента. — Лучшего учителя вы не найдете.

— Вы пьяны, мистер Хемингуэй.

— Надеюсь. Я пьян и свободен. Номер сто семнадцать в отеле «Риц». Приходите ко мне вечерком.

— Нет, спасибо.

— Боитесь?

— Нисколько.

Сюзи Солидор появилась у их стола одновременно с очередным подносом, на котором стояли бокалы и бутылка шампанского. Там же лежал сверток в папиросной бумаге, перевязанный шелковой ленточкой. Сюзи протянула его Купер:

— Подарок для вас, cherie.

Удивленная, Купер развернула неожиданное подношение. Это оказался томик стихотворений Верлена в богато украшенном переплете.

— Спасибо, Сюзи, — поблагодарила Купер, в восхищении рассматривая роскошную, кожаную с золотым тиснением обложку.

Хемингуэй утробно расхохотался:

— Так вот как обстоят дела? А я-то думал, какая кошка пробежала между вами с Амори. Приходите лучше ко мне в «Риц», дорогая, — снова предложил он. — Стучать три раза. Я вас, конечно, совращу, но не в том смысле, в каком намеревается эта лесбиянка.

— Я не желаю, чтобы меня кто-нибудь совращал, — сердито ответила Купер.

— Она заставит вас обрезать ваши чудесные огненные волосы и носить мальчишеские наряды. И это будет большая потеря.

— Бывает участь и похуже, — заметила Сюзи.

— Знаешь, Сюзи, давай так, — ухмыльнулся Хемингуэй, — я возьму ее сегодня, а ты — завтра. А в понедельник утром мы попросим ее сравнить впечатления и сделать выбор.

Купер не собиралась и дальше терпеть подобное обращение. Она встала:

— Я иду домой.

— Не уходите, — взмолилась Сюзи, но Купер уже поспешно пробиралась к выходу.

— Отель «Риц», номер сто семнадцать! — громко крикнул ей вслед Хемингуэй. — Не забудьте!

Купер вернулась домой в удрученном состоянии. Совместными стараниями Сюзи и Хемингуэя вечер оказался испорчен. Да, она разошлась с мужем, но это не означало, что теперь кому угодно позволено оскорблять ее неприличными авансами. То, как эти два эгоиста ссорились из-за нее, было невыносимо. Она даже странным образом взгрустнула по прошлому уважаемому положению замужней женщины.

— Ты рано, — заметила Перл. Она сидела в домашнем халате, уткнувшись в самоучитель по бухгалтерскому делу, и все еще выглядела бледной, но явно постаралась привести себя в порядок. Волосы были накручены на бигуди (по крайней мере, прояснилось происхождение ее пружинистых кудряшек). — Хорошо повеселилась?

— Не очень.

Ей не слишком хотелось делиться с Перл своими переживаниями, но больше было не с кем. Она кратко пересказала ей события вечера. Перл завладела томиком Верлена и теперь изучала его изумленными глазами.

— Ничего себе! — воскликнула она. — И после этого ты считаешь меня дурной женщиной? Да эти стишки просто отвратительны!

— Я их не читала.

— Ну, если парочка фривольных фотографий показалась тебе злом, то лучше и не читай. Они развратны.

— Не тебе говорить о разврате.

— Чем бы я ни занималась, — с достоинством возразила Перл, — это было нормальным. А секс между двумя женщинами ненормален; Он противоестественен.

— Ты-то у нас, конечно, эксперт в области секса, — сухо процедила Купер.

— В каком-то смысле. — Перл промокнула слезящиеся глаза и высморкалась. — К тому же я знаю Сюзи Солидор. Она опасна.

Купер фыркнула:

— И чем же?

— Если она в тебя вцепится, то уже никогда не отпустит. Стоит попасться ей в когти — и ни один мужчина больше не посмотрит в твою сторону. Эта репутация будет преследовать тебя до конца жизни.

— Конечно, кому как не тебе об этом знать.

— Я сужу по своему опыту, — проговорила Перл. — Я знаю, каково это — совершать поступки, о которых впоследствии горько пожалеешь.

— Прежде чем продолжишь меня просвещать, позволь заметить, что я не попалась Сюзи в когти, как ты выразилась. Ни ей, ни кому другому. Я все еще пытаюсь прийти в себя после разрыва с Амори. — Купер резко оборвала разговор и отправилась в постель, прихватив с собой Верлена.

Прочитав несколько стихотворений, она была поражена подробными описаниями лесбийского секса. Купер считала себя достаточно искушенной, но, видимо, все же была намного невиннее, чем считала.

Она отложила книгу и выключила свет. В темноте перед ее мысленным взором плавал соблазнительный золотистый образ Сюзи Солидор — ни мужской, ни женский. Ночь была холодная, но ее охватил такой жар, что пришлось сбросить одеяло. Она все же попыталась успокоиться и уснуть, несмотря на сильный кашель Перл, доносившийся из соседней комнаты.

Проснулась она внезапно — кто-то изо всех сил колотил в дверь. Подумав, что в здании начался пожар, Купер выскочила из постели, на ходу накидывая халат.

Она побежала к двери, но открыть не успела: Перл догнала ее и остановила, схватив за руку.

— Это Петрус. Не открывай!

— Петрус?

— Мой сожитель. — Лицо Перл побелело. — Я не знаю, как он меня нашел.

Купер уставилась на дверь, содрогающуюся под ударами кулаков разъяренного Петруса.

— Я звоню в полицию.

— Нет! Они меня арестуют.

— И что же нам делать?

Стук на секунду прекратился, и из-за двери раздался хриплый крик на ломаном французском:

— Эй, я тебя слышу! Я слышу, ты там. Открывай!

Перл приложила палец к губам, глаза у нее чуть не выкатились из орбит.

— Молчи, — выдохнула она.

— Не будь дурой, — огрызнулась Купер. — Он знает, что мы здесь.

Грохот и крики возобновились, будто в подтверждение ее слов:

— Откройте! Открывайте, воровки!

— Я открою, — сказала Купер.

Перл схватила ее за руки, удерживая на месте:

— Нет, пожалуйста! Он меня убьет!

— Пусть убивает, наплевать, — мрачно заявила Купер. — Он мне сейчас сломает входную дверь. — Она отцепила от себя руки Перл и открыла.

Ворвавшийся в квартиру мужчина был огромен и страшно зол.

— [де мои деньги? — заорал он на Перл, но та спряталась за спину Купер и только всхлипывала, так что Купер пришлось столкнуться с яростью Петруса лицом к липу. А лицо это, которое невозможно было рассмотреть на фотографиях, было весьма уродливо, к тому же искажено гневом.

— Верни мне мои деньги!

— Нету нее твоих денег, — вмешалась Купер.

— Есть! Она их украла! — Он попытался поднырнуть сбоку, чтобы схватить Перл, но та отпрыгнула в другую сторону.

— Убью, шлюха!

Купер вдруг вспомнила о толстом рулоне банкнот, который ей отдала Перл. Возможно, обвинения Петруса были справедливы. Однако в ту же самую секунду Купер подумала: «Да будь она проклята, если отдаст ему эти деньги!»

— Нет у нее твоих денег, — повторила она. — Они у меня.

Петрус замолчал, уставившись на нее желтыми, как у льва, глазами.

— У тебя?

— Да. И я их тебе не верну. Она отдала их мне в счет уплаты за квартиру, теперь это мои деньги.

— Чокнутая, — выплюнул он. — Отдай!

— И не подумаю. А ты убирайся отсюда немедленно, — и если еще раз здесь появишься, я вызову полицию.

Он опять попытался схватить Перл:

— Зови полицию. Она воровка.

Купер, начиная злиться, снова затолкала Перл себе за спину.

— Ты хуже нее. Ты заставил ее употреблять кокаин!

— Я ее заставил? Да эта шлюха каждый день на коленях вымаливала у меня кокс! Eh, p’tite?[30] Посмотри, что я тебе принес! — Он помахал маленьким бумажным пакетиком. — Хочешь, да? Иди ко мне, я тебе дам.

Купер почувствовала, как Перл судорожно вцепилась в нее сзади.

— Перл не хочет.

— Хочет-хочет. — Он усмехнулся. — Eh, p’tite — Он развернул бумажку, показывая белый порошок. Перл заскулила. — Сейчас она хочет его больше всего на свете, правда же? Ну так подойди и возьми.

— Я все расскажу полиции, — пригрозила Купер, крепкой хваткой удерживая Перл на месте. — Как ты подсадил ее на наркотики. Про фотографии, про побои — всё.

— Думаешь, ты очень храбрая, мамзель? Ты просто меня не знаешь.

— Я знаю, что ты продавец наркотиков и бандит. Я еще не с такими бандюганами сталкивалась, месье. Проваливай!

Он сплюнул ей под ноги:

— Va te faire enculer[31] .

— Вон отсюда! — Она выбила бумажку у него из рук, просыпав кокаин.

Он молниеносно сунул руку в карман и что-то выхватил. Раздался щелчок — из кулака выстрелило длинное узкое лезвие выкидного ножа.

— Теперь убедилась, что я серьезный мужик? Все поняла? Она уходит со мной. Она принадлежит мне.

— Никуда она не пойдет. — Купер неотрывно следила за ножом, сердце у нее учащенно колотилось. Она выросла в Бруклине и насмотрелась на лица со шрамами — а иногда и на похороны после таких размахиваний ножом. Но Перл она ему не отдаст. — Она останется со мной. Убери нож.

— Оui[32], сейчас уберу. Тебе в глотку. — Он сузил глаза и шагнул вперед. — Отойди с дороги!

Купер не двинулась с места.

— Я тебя не боюсь. Катись, придурок! Или я вызываю копов прямо сейчас.

— Ты отдашь мне деньги. И отдашь мою p’tite putain[33].

Она снова собиралась возразить, но он внезапно выкинул вперед руку — не ту, что с ножом, а левую — и ударил ее кулаком в лоб. Купер завалилась навзничь, из глаз посыпались искры. Вокруг все поплыло, но она услышала, как завизжала Перл. Купер попыталась сфокусироваться на том, что происходит, и, словно пребывая в кошмарном сне, увидела, как Петрус схватил Перл за волосы и потащил к двери. Через минуту он исчезнет, и Перл — тоже. Даже страшно представить, что ее ждет.

До этого самого момента Купер не позволяла себе верить в реальность происходящего. Она словно закрывала глаза на синяки Перл, ее шрамы от уколов, озноб и рвоту. Как будто все это было ненастоящим. Но теперь, когда у самой голова раскалывалась после удара, притворяться и дальше стало невозможно. Не думая, она схватила со столика тяжелую хрустальную пепельницу и запустила ею в затылок Петрусу.

Поскольку она все еще чувствовала себя оглушенной, бросок вышел слабым. Пепельница скользнула по его бритому черепу — он дернулся, но устоял на ногах. Рыча от боли и ярости, Петрус развернулся к ней, оскалив зубы. И поднял нож, собираясь полоснуть им по лицу Купер.

Но в голове у нее стремительно прояснялось. Она подобрала пепельницу и снова бросила ее в Петруса, на этот раз с меткостью, отточенной благодаря бейсболу, в который тысячу раз играла в парке с братьями. Удар пришелся как раз между горящих янтарных глаз. Раздался глухой стук, и Петрус рухнул на пол, заливая его кровью, хлынувшей из носа.

— Иисусе, ты его убила! — завизжала Перл, глядя на неподвижное тело у своих ног.

— Не-а, просто вырубила на время. Никому еще не удавалось ударить меня, и чтобы это сошло ему с рук, — мрачно буркнула Купер, наклоняясь над Петру-сом и вынимая нож из разжавшихся пальцев. — Матерь Божия, ты только посмотри на эту штуку! — Она нашла защелку и сложила нож. Петрус застонал и начал приходить в сознание. Он схватился за кровоточащий нос и попытался сесть.

— Лежать, — приказала Купер, снова замахиваясь пепельницей. — Или хочешь еще?

Нет, — прохрипел он, сплевывая кровь и загораживаясь от Купер, выражение лица которой не предвещало ничего хорошего, — больше не надо.

— А теперь слушай сюда, суровый парень. Если я еще раз увижу здесь твою мерзкую рожу, я ее тебе располосую. И после этого вызову полицейских, чтобы они оттащили твою жалкую задницу в обезьянник. Ты понял?

— Oui, — глухо ответил он, не сводя налитых кровью глаз с пепельницы.

— И держись подальше от Перл. Считай, что она исчезла из твоей жизни, так что тоже исчезни. Понял?

— Oui, — простонал он, — понял.

— Хорошо. — Купер сделала шаг назад. — Теперь можешь идти.

К этому времени на лестничной площадке уже собралась небольшая толпа соседей. Они проводили Петруса взглядами: тот спотыкался, держась за разбитый нос.

— Браво, мадам! — выкрикнул кто-то, и кто-то засмеялся.

Купер пожелала всем спокойной ночи и закрыла дверь.

— Он бы точно меня прикончил, — сказала Перл. — Это самый храбрый поступок из всех, что я видела.

— Я выросла в неблагополучном районе. Пойдем уложим тебя в постель.