Тобой расцвеченная жизнь (СИ)

19 глава

Пошивочное ателье Клары маленькое, но очень уютное… На большом витринном окне так и написано: «Мы исполняем мечты» — и мне нравится быть феей этого маленького сказочного королевства.

Мое место последнее в ряду, и оно утопает в ворохе нежно-голубого шармеза, который невеста выбрала для платьев подружек невесты… Капризный материал. Я вожусь с ним четвертые сутки: крою, вырезаю, строчу — и мне нравится, что у меня получается.

Уверена, Клара тоже будет довольна мной — я не хочу ее подвести.

— Ну как ты, заканчиваешь? — интересуется Майя, моя соседка по левую руку. — Пора бы и честь знать. Уже больше пяти… Поторапливайся!

— Еще пару строчек — и я готова, — отзываюсь на ее слова и продолжаю свою работу. Хочу управиться со вторым платьем до завтрашней примерки…

— Ну-ну, не засиживайся.

Входная дверь открывается, пахнув неожиданно морозным воздухом, и я зябко повожу плечами: осень не радует теплой погодой. А так не хочется прощаться с летом…

Из подсобного помещения появляется Клара, миниатюрная, маленькая женщина тридцати пяти-сорока лет, она щелкает замком входной двери и радостно констатирует:

— Все, на сегодня мы закончили. — И в мою сторону: — Как твоя работа, справляешься?

— Думаю, да. Заканчиваю второе платье!

Клара подходит и внимательно осматривает каждый из проделанных мною швов — я почти не дышу от волнения! — а потом удовлетворенно кивает.

— Хорошая работа. Продолжай в том же духе…

— Спасибо, — радостно лепечу я, и Клара похлопывает меня по плечу.

— Как дела дома? — интересуется она. — Старая карга все еще не подпускает тебя к себе?

— Боюсь, она считает меня коварной интриганкой, бессовестно соблазнившей ее сына, — отвечаю с грустной полуулыбкой. — Патрик и думать боится того, что сделает с ней новость о нашей предстоящей женитьбе… Мы тщательно скрываем это от нее. — И покачивая головой: — После прошлого приступа она стала особенно непереносима…

Клара спрашивает не просто так: она искренне мне сопереживает, знаю об этом наверняка. Вот и сейчас у нее такие взгляд, что я враз настораживаюсь: что-то не так… Она о чем-то умалчивает.

— В чем дело? Что-то случилось?

Ее нерешительность лишь усугубляет мое любопытство и… панику.

— Не знаю, стоит ли мне рассказывать, — она выглядит почти несчастной, — только вчера… я видела Патрика…

— И? — продолжаю недоумевать я.

— Он был с женщиной. В кафе на Земмельманнштрассе… Я еще подумала, что откуда-то знаю эту ее… Сразу не вспомнила, а потом, уже прямо перед сном, меня как прошибло: да это же Рената Мельсбах. Мы вместе учились в начальной школе… Да и после нет-нет да пересекались. Слышала, она перебралась в Нюрнберг… а тут, вот… Я удивилась.

— Рената Мельсбах, — это имя ни о чем мне не говорило. Патрик ни разу не упоминал его при мне… — Наверное, просто случайная встреча старых друзей, — произношу как можно более беззаботно. — В этом городе каждый друг друга откуда-то да знает.

Но Клара не выглядит убежденной, наоборот, ее грусть становится еще более явной.

— Он держал ее за руку, Ева, — говорит она мне. — И говорили они явно не о старых временах.

Внезапная вспышка негодования почти готова прорваться отчаянным «вам-то откуда это знать!», когда у меня звонит телефон, и я быстро гляжу на экран: Патрик.

— Мне пора, — произношу лишенным эмоций голосом. — Мы с Патриком собираемся поужинать в городе. До свидания!

Я подхватываю свои вещи — иду к выходу торопливым шагом. На пороге все-таки оборачиваюсь:

— Спасибо, что рассказали.

— Прости, милая.

— Вы не виноваты. — Выхожу на улицу и ощущаю солоноватый вкус слез на губах… И чего, спрашивается, я реву? Это дикая реакция на слова Клары не понятна даже мне самой, и я повторяю, как прежде своим родным:

У меня все хорошо…

Я люблю Патрика, а Патрик любит меня.

Скоро мы поженимся!

Эта мантра лейтмотивом отыгрывается на подкорке моего головного мозга всю дорогу до дома.

У меня все хорошо (?)…

Я люблю Патрика, а Патрик любит меня (?)…

Скоро мы поженимся (?)…

Так, главное не позволить беспочвенным подозрениям отравить наши с ним отношения; я не какая-то там безмозглая дурочка, чтобы поверить первым же наветам пусть даже надежного человека.

Я должна увидеть ЭТО своими глазами — и точка.

Дом встречает меня безмолвием пустых комнат — залажу с ногами в большое, мягкое кресло и принимаюсь ждать Патрика. Свет не включаю — словно в засаде сижу — и вздрагиваю, когда сотовый оживает веселой мелодией.

Патрик.

На часах восемь вечера, а его все нет. О чем он хочет мне сообщить? Что могло заставить его задержаться так долго? Неужели другая женщина… Не могу в это поверить и боюсь этого одновременно.

— Ева, ты дома? — слышу его голос в телефонной трубке. — Тут такое дело… я малость задержусь. Надеюсь, ты не будешь против? Линус все равно решил заночевать у Колей. Прости, что не сообщил раньше…

С трудом отзываюсь обычным:

— Хорошо. — Потом кладу сотовый в карман и спускаю ноги на пол: где, Клара сказала, она видела Патрика с этой самой как ее там, Ренатой Мельсбах… В кафе «Шваб», кажется. Вот сейчас и проверим, так ли он занят, как говорит!

Натягиваю куртку и сажусь на велосипед: двадцать минут — и все встанет на свои места.

Наверное, стоило бы для начала поехать в мастерскую, вот только если Патрика там нет — Коли могут заподозрить неладное. Незачем им волноваться по пустякам… Им и так хватило неприятностей на годы вперед.

Итак, я кручу педали и вскоре уже вижу ярко освященные окна нужного мне заведения; чувствую себя скверно, словно вздорная девчонка, решившая подсмотреть за своим блудливым парнем. Все это абсолютно неправильно… и так больно.

А потом становится еще больнее: я вижу Патрика, сидящего рядом с миловидной женщиной примерно одного с ним возраста, улыбающейся и веселой, — такой, какой я сама в последнее время почти не бываю. Стискиваю руль велосипеда и медленно отступаю в тень, страшась быть замеченной… Почти не дышу.

Патрик и другая женщина.

Патрик, другая женщина и его ложь.

Как справиться с этим? Как теперь быть?

Я почти не помню, как вскакиваю в седло и несусь с такой дикой скоростью, что почти готова перегнать скоростное авто, — хочу выветрить образ этих двоих из своей головы. Однако в какой-то момент велосипед подскакивает подо мной, и проколотая шина заставляет меня сначала сбросить скорость, а потом и вовсе остановиться.

— Вот же ж… — в сердцах кричу я, ударяя ногой по ни в чем неповинному колесу. Слезы стекают по моему носу и капают прямо на асфальт… Только теперь я понимаю, что нахожусь в незнакомой мне части города и понятия не умею, куда мне следует идти.

Да и не хочется никуда идти…

Хочется умереть — вот так взять и умереть от разбитого сердца, как в книжках о том пишут.

Сажусь на бордюр и опускаю голову на сложенные руки.

Что мне теперь делать? Что?

И вот когда лужица из моих слез разрастается до размеров маленького озера, я ощущаю легкое прикосновение к плечу:

— Ева, это ты?

Девушка с глазами цвета корицы с жалостью глядит в мое зареванное лицо, и я узнаю в ней Корину, сестру Килиана.

— Я, — отзываюсь на ее вопрос, и, как бы объясняя свои слезы, присовокупляю: — Шину вот проколола.

Она пару секунд глядит то на меня, то на мой небрежно брошенный велосипед, а потом говорит:

— Вставай. Наш дом недалеко — я попрошу брата помочь тебе с велосипедом.

— Килиана? — почти с ужасом уточняю я, как будто бы и сама не знаю, что другого брата у девушки попросту нет.

И она отвечает вопросом на вопрос:

— Ты имеешь что-то против него? Он как раз дома, готовится к экзаменам.

Килиана я хочу видеть еще меньше, чем Патрика… Особенно в этом зареванном состоянии. С красным носом и синяками под глазами. Нет-нет, следует отговориться от его помощи любым способом, и я заявляю:

— Патрик подъедет с минуты на минуту. Не стоит и волноваться… — Потом вытаскиваю телефон, вроде как проверяя сообщение от него, и повторяю: — Он уже в пути. Спасибо за беспокойство!

Карина, совершенно неубежденная, как мне кажется, моей бездарной игрой, молча удаляется в сторону дома, а я, почти уж было переставшая лить слезы, снова смаргиваю непокорную влагу и, подхватив велосипед, спешу в противоположном направлении.

Через несколько метров я едва не врезаюсь в распахнувшуюся передо мной дверцу калитки и слышу знакомый голос:

— Проходи во двор, сейчас посмотрим, что можно сделать с твоим транспортным средством.

В руках Килиана я вижу телефон, и понимаю, что Карина шла не домой — из дома, и, верно, позвонила ему, рассказав о моем бедственном положении.

Стыд и облегчение настигают меня одновременно: прикрываю глаза и мечтаю оказаться за тридевять земель от этого места.