Тобой расцвеченная жизнь (СИ)

25 глава

В вечер перед отъездом раздается звонок в дверь, и я с удивлением замираю, увидев на пороге Килиана.

— Привет, — мнется он в нерешительности, кутаясь в куртку от кусачего декабрьского ветра. — Я только хотел сказать, что мог бы подхватить тебя завтра по дороге в Штутгард. Незачем ехать поездом… Что скажешь?

Я продолжаю молчать, не зная, что и ответить — мне боязно, что сейчас появится Патрик, и повторится сцена мордобоя на нашей лужайке. Теперь уже присыпанной первым снегом…

— Я не уверена… — только и успеваю произнести, когда за спиной действительно появляется Патрик, который и говорит:

— Почему бы и нет, в самом деле. Так даже лучше: тебе не придется мыкаться на пересадках, а мне волноваться за тебя. Буду знать, что ты в надежных руках!

Они с Килианом глядят друг на друга, не дружески, но без неприязни — ощущаю себя полностью дезориентированной, когда голос-таки возвращается ко мне:

— Я уже купила билет.

— Его легко сдать. Это не проблема…

Неужели Патрик, действительно, готов отпустить меня с Килианом? Никак не могу в это поверить. А потом понимаю: это своего рода жест благодарности за оказанное доверие в его отношениях с Ренатой. Он хочет показать, что доверяет мне не меньше, чем я ему… И тогда я соглашаюсь ехать с Килианом.

— Тогда завтра в семь, — произносит он на прощание, направляясь к калитке.

И я вдруг с ужасом думаю: «Он ведь не собирается везти меня в Штутгард на мотоцикле?»

… Голубая «Ауди-А3» дожидается меня у дверей, когда я в последний раз целую Патрика в губы и выскальзываю за порог, ежась от пронизывающего холода. Со мной небольшой чемодан и чехол с вечерним платьем — я сшила его специально для свадьбы Мии. Килиан помогает уложить и то, и другое в багажник, услужливо распахивая передо мной дверцу автомобиля.

Надеюсь, Патрик этого не видит. Мне неловко принимать знаки внимания от чужого мужчины… Пусть даже он Килиан Нортхофф. Хотя от него, если уж быть совсем откровенной, принимать их еще более неловко.

Мы выезжаем из Виндсбаха в молчании, неуютном, вязнущем на зубах — провести три часа пути в подобной атмосфере я определенно не готова, и потому с трудом, но разжимаю зубы.

— Я боялась, что ты приедешь на своем байке, — произношу первое, что приходит мне в голову, и вижу, как губы парня расплываются в широкой улыбке.

— Привезти в Штутгард ледышку в мои планы не входило, — посмеивается он. — Именно поэтому я одолжил автомобиль сестры… Она была не очень этому рада, однако я сумел ее уболтать.

— Уболтать? — вскидываю бровь.

Килиан качает головой.

— Ну хорошо, не уболтать — подкупить. Только не спрашивай, чем. Тебе лучше об этом не знать!

Мне, конечно, любопытно узнать, чем же таким особенным он смог подкупить Карину, однако я не допытываюсь: гляжу на бесконечную ленту автобана и говорю:

— Тебя тоже пригласили на свадьбу. — Я не спрашиваю, лишь констатирую очевидное… Каролина ничего об этом не говорила, и мне чуточку обидно. Даже не «чуточку» — очень обидно. Не понимаю, почему она умолчала о таком…

— Да, Каролина сказала, что это отличный повод для встречи, — Килиан пожимает плечами. — Вот я и собрался.

— Готов пожертвовать Рождеством в кругу семьи ради сторонней свадьбы? — теперь уже спрашиваю я, и парень отвечает:

— Это всего лишь Рождество — не последнее в моей жизни, полагаю. Родители не были против…

И я не могу сдержаться:

— Так проняло? — спрашиваю я. — Влюбился до самой печенки?

Килиан бросает на меня быстрый взгляд, с секунду как будто бы размышляет над ответом (возможно, высчитывая уровень своей влюбленности: до печенки или все-таки не столь глубоко), а потом утвердительно кивает.

— И даже больше, — говорит при этом.

Наверное, я ничего не понимаю в любви, только все эти эпистолярные сюси-пуси никак не вяжутся у меня с пламенным чувством. Не понимаю, как можно влюбиться, толком друг друга не зная… Может, во мне не хватает правильного винтика для понимания данного механизма. Утерялся и уже не найти…

Наш автомобиль оглушительно «фыркает», и я вцепляюсь пальцами в обшивку сидения.

— Что происходит? — спрашиваю с настороженностью. — Мы ведь не останемся на дороге с какой-нибудь нелепейшей поломкой… Этим вечером я должны быть на девичнике Мии и никак иначе.

Килиан улыбается своей обычной белозубой улыбкой.

— Все хорошо. Расслабься! — произносит он, перегибаясь через меня и нащупывая что-то в бардачке своей сестры. — Вот, так и знал, что у нее должны быть запасы… — он извлекает пакетик «MM‘s и протягивает мне. — Хочешь? Здорово помогает расслабиться.

— Я не напряжена, — возражаю с толикой раздражения. — Просто переживаю.

— Слишком много переживать — вредно для здоровья, — голосом всезнающего оракула вещает мой спутник, закидывая в рот первую конфету. — Иногда стоит просто расслабиться и отпустить… Держи, — он снова протягивает мне пакетик с конфетами, и я нехотя извлекаю… желтую драже.

Она похоже на маленькое солнце…

Кусочек лета, лежащий на моей ладони.

На сочный апельсин…

Так, стоп, апельсины оранжевые, а не желтые — с чего бы мне это думать об апельсинах в обход, скажем, желтых лимонов? Прикрываю глаза, прокручивая мысль на самое начало, и вдруг понимаю, в чем дело.

— Ты сменил одеколон? — спрашиваю Килиана, который даже закашливается для вида.

— Что, прости? — любопытствует он. — Я, кажется, плохо расслышал.

Уверена, он все прекрасно слышал, а вот мне стоило бы быть посдержаннее. Все Каролина со своими обонятельными разговорами…

— Ты сменил одеколон, — повторяю едва слышно. — Я так подумала, потому что… почувствовала сейчас… В общем Каролина говорит, что от тебя пахнет апельсинами и…

— И? — парень явно потешается надо мной.

— И морским бризом. Чепуха полная, я знаю!

Килиан улыбается:

— Так аромат чего ты сейчас не почувствовала, — спрашивает он, — морского бриза или все-таки апельсина?

И тогда я несильно пихаю его в плечо.

— Перестань, — велю полным смущения голосом. — Мне вообще не стоило этого говорить… — Потом прибавляю громкость на радио, и заглушаю тем самым безудержное веселью своего незадачливого шофера.

Чем ближе мы к дому, тем сильнее сжимается мое сердце… Наверное, я впервые по-настоящему понимаю, что небольшой коттедж в Бёблингене был в большей мере моим домом, чем все остальные места до него.

От нетерпения я едва могу усидеть на месте, посекундно взглядывая на часы и сетуя на каждую дорожную заминку, отсрочивающую наше прибытие к месту назначения. И это мы еще не живем в самом Штутгарде — в пригороде. Боюсь, там наша поездка растянулась бы до маленькой бесконечности… А я не готова терять ни минуты.

Килиан продолжает молчать, и вскоре я замечаю знакомый флюгер над крышей нашего дома. Леон смастерил его на уроках труда — Петер сказал тогда, что ему самое место над крышей нашего дома. Маленький наблюдатель, присматривающий за каждым членом нашей семьи…

Нашей семьи…

Я так отчаянно хотела возвратиться в Винсбах для встречи с Патриком, что, должно быть, упустила нечто важное в своей жизни: семью. Семью, которая была у меня до этого… Настоящую, любящую и готовую на все ради меня. Осознаю это с новой силой, когда из-за украшенной венком с белыми лентами двери появляется Петер, отец Каролина… и… мой отец тоже (пора бы уже признать это без дрожи опасения в голосе) и крепко меня обнимает.

— Девочка моя, — глядит он на меня с улыбкой, — наконец-то ты дома. — И тут же пропускает нас в дом: — Проходите, проходите, не стойте на пороге! Луиза, девочки, Ева приехала, — сообщает он громким голосом. — Петер Гартенроут, — протягивает руку Килиану, и тот в свою очередь называет себя.

Через секундную заминку мужчина интересуется:

— А где же Патрик? Разве он не приехал с тобой?

Этого вопроса я страшилась больше всего, однако делать нечего: говорю, как есть.

— Ему пришлось остаться из-за Ренаты и Лукаса. Так было вернее всего…

Петер не выказывает иных эмоций, кроме радости от нашей встречи, однако я знаю, что он недоволен. Им с Патриком стоило бы познакомиться, и его отсутствие не прибавляет тому очков в глазах отца.

В этот момент по лестнице слетает вихрь по имени Каролина и кидается моему спутнику на шею… Почти с ногами.

— Ну-ну, — бурчит Петер недовольным голосом, — не при мне, девочка. — И велит: — Дай парню в себя прийти с дороги. И вообще, не распускай руки!

Каролина, вовсе не устрашенная отцовским нагоняем, начинает стаскивать с Килиана куртку.

— Как хорошо, что ты приехал, — щебечет она радостным голоском, вешая ту на крючок в гардеробе и подталкивая парню домашние тапочки. — Я так волновалась, что у тебя не получится… Что ты передумаешь в последний момент… подобно некоторым. — Она бросает на меня многозначительный взгляд, явно намекая на отсутствие Патрика.

Вот ведь заноза!

А Килиан отвечает:

— Ничто не заставило бы меня пропустить такое событие!

— Какое такое? — вопрошает незаметно спустившаяся Мия, раскинув руки для объятия.

Я утыкаюсь носом в ее густо пахнущие тропическими фруктами волосы и слышу ответ парня:

— Такое свадебно-рождественское. Двойное волшебство, как ни крути!

Мия, полностью довольная, насмешливо хмыкает:

— Значит ты и есть тот самый Килиан Нортхофф, про которого мне все уши прожужжали? — любопытствует она. И протягивает руку: — Приятно познакомиться.

— Взаимно. — Они пару секунд глядят друг другу в глаза, и, кажется, Мия остается довольна увиденным. Она как миниатюрный сканер с лазерным прицелом… Нам с Каролиной ни разу не удалось ее обмануть.

Ее метр шестьдесят пять кажутся сейчас особенно незначительными на фоне нашего гостя, однако она не просто так осталась стоять на нижней ступеньке лестницы, прибавляющей ей несколько дополнительных сантиметров — у Мии всегда все продумано до мелочей. В этом вся она.

После этого Луиза зовет нас на кухню, подкрепиться с дороги, а Каролина идет рядом и заговорщическим шепотом сообщает:

— До девичника осталось три часа. Оторвемся по полной, ребята!

Я не пойму, зачем она говорит об этом Килиану: его-то все равно там не будет… Однако тот улыбается и притискивает Каролину к своему теплому боку.