7 декабря
Антиок встретил рождественской и, в общем-то, душевной атмосферой. Натянутые поперек Мейн-стрит, колебались на легком ветерке нарядные красно-белые флажки, фасады и козырьки домов украшали гирлянды из колокольчиков и хвойных веток. На фонарном столбе возле светофора плескался звездно-полосатый флаг. Вдоль дороги тянулись ряды лотков: с рождественским декором, вышитыми подушками, вязаными шарфами, горячими напитками и сладостями. По тротуарам носились дети с сахарной ватой. Город выглядел прянично-мило. Заподозрить в этом месте наемнический приют можно было в последнюю очередь.
Проехав мимо пансиона, где останавливалась в один из своих неслучившихся визитов, Кира вырулила на Север-Авеню и направила железного коня — арендованную в Чикаго тойоту — к новым домам.
Билборд Уолш-Колман украсили зеленой гирляндой. Представляя, как Гейб или кто другой из той же когорты подтаскивает лестницу и забирается на нее, чтобы привнести во внешний мир немного рождественского настроения, Кира усмехнулась. Гораздо больше его образ, тот, который прятался под внешним слоем, вязался с биноклем и винтовкой. Билборд, впрочем, для удачной огневой позиции не подходил. Слишком низкий, слишком плоский, слишком на виду.
Возле домов наблюдалось оживление. Меньше всего хотелось напомнить о себе местной полиции, наверняка не успевшей забыть оригинальную встречу в Белоснежкой в мужских трусах, или привлечь к себе еще чье-нибудь внимание. Сбавив скорость до минимума, Кира ползла по подъездной аллейке, пытаясь издалека узнать в группе людей кого-то из знакомых.
Полиции, во всяком случае при исполнении, не было. Была вездесущая Грейси, выделявшаяся на фоне мужчин хрупкой, тонкой веточкой с огромным пузом. Рядом с ней суетился паренек-тинейджер. Он вынимал из пикапа картонные коробки и ставил их на почищенный тротуар. У пикапа, опираясь на лопату для снега, стоял плотный, крепкий дядька. Без всякого теста ДНК Кира могла сказать, что все трое родственники. Дядька о чем-то разговаривал с двумя другими, посуше, помоложе и заметно более смуглыми. Подъехав, Кира хорошо разглядела подписи на картонных коробках, ключи в руках одного из них и наотмашь бьющую похожесть двух этих новых лиц на лица в паспортах, найденных ею на складе.
Вокруг паслись местные ветераны и соседи. В переезде, похоже, участвовали все те, кто не был занят на ярмарке. Впрочем, вкус праздника и его настроение обеспечивала Грейси, выдавая всем огромные леденцы. Среди прочих Кира разглядела своего невольного подельника, так и не представившегося, а потому жившего под кодовой кличкой “Енот”. Картина мощно резонировала с тем, что она могла вообразить о жизни параноидального, замкнутого земляка, при первой встрече ее едва не пристрелившего. Кое-как проглотив огромный шар изумления, Кира сделала круг почета, припарковалась, достала из бардачка карту и вышла из машины. Имитировать удивление не пришлось. Добавив к образу «городская девчонка заблудилась в сельской глуши» немного растерянности и смущения Кира подошла к центру бурной деятельности — Грейси. Первым делом поздоровалась и тут же получила леденец в комплекте с улыбкой, ослепляющей добротой и дружелюбием. Енот, срисовавший ее, как только она вышла из машины, сделался хмурым. Прикинув возможное время витка Кира пришла к выводу, что расстались они еще тут, в деревеньке. Судя по его хмурому виду, радости от новой встречи он не испытывал. Кира не удержалась и, вскрывая леденец, типичную тросточку с красно-белыми полосками, облизала его. Жест с трудом балансировал на грани приличий, больше напоминая о стриптизершах в баре, чем о коллективном переезде. Енот слился с ландшафтом, ловко и умело растворившись среди других мужиков, словно его тут и не было. Эта демонстрация нежелания общаться породила в Кире сомнения, а был ли секс или виток захватил и этот эпизод, лишив енота маленькой радости. Для порядка отработав образ девочки-дурочки она позадавала тупые вопросы о маршруте до рекреационного центра в Плезант-Пейри. Получила исчерпывающие пояснения и прекрасную возможность рассмотреть двух новых ветеранов. Оба были людьми — разгар солнечного денька не оставлял в этом ни малейших сомнений — и не имели ярко выраженного акцента. Вели себя простецки, вероятно отрабатывая тот же образ что и она, с поправкой на пол и возраст, оставляя о себе будничное впечатление. Люди, каких миллионы. Убедившись, что у енота все хорошо, а заодно — что вторично вписываться в ее дела он не намерен, Кира отбыла восвояси.
Твин-Лейкс встретил рождественской ярмаркой. Над Мейн Стрит покачивались цветные флажки, на улице царило ярмарочное оживление. Дома соперничали нарядностью с пряничными домиками, продающимися с лотков, выставленных на перекрытой для проезда улице. Продавали домашнюю выпечку в бумажных пакетиках и горячий пунш. Прогуливались парочки, носились дети. Стайки подростков жевали сахарную вату под “Джингл Беллс”. Атмосфера пахла праздником так же сочно, как глинтвейном и хвоей. Кира испытала острый приступ дежа вю. Следом пришла мысль, что этой рождественской открытке не хватает Джона Маклейна, дефилируещего по улице в майке-алкоголичке и с пистолетом в руках.
Припарковав тойоту возле аптеки, она проверила свой пистолет, но с собой брать не стала, решив, что косплей бессмертной роли Брюса Уиллиса в ее сегодняшние планы не входит. Ноющая поутру голова и поясница к полудню разогнались до отчетливо неприятной боли. Кира заскочила в аптеку. Тут тоже ощущалась атмосфера праздничности, миловидная девушка за кассой весело чирикала с покупателями, предлагая “чудесные открыточки от детей из лагеря”. Одновременно отсчитывала лакричные леденцы, по штуке за открытку, и паковала лекарства. Из любопытства Кира посмотрела на стойку с открытками. Разные по теме (котики, белки, цветы, фрукты) и исполнению (от совсем детских рисунков до уверенных подростковых) они все объединялись отличным качеством печати и бумаги. Кто бы не занимался дистрибуцией детского творчества, он не пожалел средств на этот процесс. Вне всяких сомнений убыточный — открытки брали неохотно.
Покрутив стойку, Кира выбрала парочку разных котов, таращивщих на нее гипертрофированные зеленые глаза, сочный букет розовых камелий, лилии в стеклянной вазе, по-настоящему красивые, и рисунок с белками и птичками, судя по красному пятну на снегу, доедающими Белоснежку.
Увидав в ее руках такую стопку, девица за кассой просияла счастливой улыбкой. Кира немедленно заподозрила в ней главного открыточного дилера в этом районе.
— Что-нибудь еще? — спросила она так, словно надеялась, что Кира скупит все открытки.
— От головной боли что-нибудь.
— Панадол подойдет? — Она выложила перед кассой пачку таблеток и горсть леденцов. — Так здорово, что вы их взяли, — сказала доверительно, взглянув на открытки.
— Необычные. — Кира покрутила одну в руках, заметив на задней стороне надпись «Оливия, 16».
— Да. Я считаю они молодцы, что пытаются как-то обустраиваться в новой жизни. Жаль, что не все с этим согласны. Но мы стараемся. — Она снова ярко улыбнулась.
Расплатившись и поблагодарив, Кира вышла из заряженной позитивным мышлением аптеки на свежий воздух. На улице позитива тоже хватало, но, рассеянный в атмосфере, он не так сильно бил в голову, чтобы толкнуть на импульсивные покупки.
Оставив открытки в машине, Кира купила безалкогольный пунш на ближайшем лотке со сладостями, запила таблетку и отправилась через ярмарку в сторону жилых городских домов. Проверить два дома и их обитателей. Собственно, это и была та причина, по которой она явилась в Твин-Лейкс в субботу, вместо того чтобы мирно отсыпаться и выздоравливать.
Дома по 375-й авеню ничем не отличались от сотен других домов. Разве что стояли, как люди, на собрании волонтеров в небольшом сообществе. В одной части улицы сгрудились кучкой подружки, в другой — мамашки, остальные распределились поодаль. Искомые дома были как раз из последних. Оба одноэтажные, с большим гаражом и чистым, неиспорченным клумбами или чем-то таким, газоном. Возле обоих росли синие ели.
На двери одного висел рождественский венок, а окна второго украшала гирлянда с красными шариками. Оба дома были холодны и пусты. Кира обошла их по кругу, оставляя следы на тонком снежном покрытии. Постучалась, подергала за ручки, заглянула в окна, пользуясь тем, что все соседи гуляют на ярмарке. Не обнаружила следов присутствия хозяев и решила не портить себе выходной противоправным деянием на территории штата Висконсин. Уверенности, что цифры в инвойсе значили именно номера домов, у нее не было, а портить себе и людям праздник не хотелось.
Ярмарочное веселье приняло ее в объятия, как будто она и не отлучалась. Сначала в нее по очереди врезалась компания школьников, удирающих друг от друга, потом — старший брат одного из них. Последний скомканно извинился и умчался следом, рассыпая угрозы и мелкие пульки для тира. Кира присела и подняла одну. Огляделась. Тир расположился в пестром красно-белом шатре, вроде тех натяжных палаток, которые в летний сезон усыпали набережную Несебра, завлекая туристов. Подбрасывая пульку на ладони, Кира направилась к нему.
— Хотите попробовать, мисс? — с задором спросил у нее парень, облокотившийся на стойку с наружной стороны.
— Почему бы и нет.
Она окинула взглядом выложенный на стойке арсенал: винтовки и пистолеты.
— Возьмите этот, — предложил парнишка, указывая на копию «Спрингфилд эшелон». — Для новичков самое то.
Одна из винтовок копировала «Винчестер», классику американских вестернов, и Кира не устояла перед искушением примерить на себя роль Джейн, взявшей ружье.
— Десять пулек двадцать баксов.
— Грабеж, — прокомментировала Кира, отдавшая четырнадцать за открытки.
— Ярмарка, — парень пожал плечами.
Он видел в ней доход. Девчонку не из местных, приехавшую, чтобы развлечься и потратить деньги. Наряд не с распродажи в Уолмарт — изумрудная куртка с цветочным принтом, полюбившиеся джинсы от Клэр — словно ставил на ней неприметную галочку «деньги». Во всяком случае, большие, чем у давешних подростков, укравших «пригоршню долларов».
Кира вытащила из кармана полтинник и отдала ему. Плоская крышка от банки, которую до этого парень гонял туда-сюда по стойке, наполнилась пульками с веселым звоном. Парень тоже повеселел, довольный прибылью. Смотрел, как она заряжает, пристреливается и улыбался. Потом, глядя на упавшие жестяные банки, загрустил.
— Меткая, — сказал как-то обиженно, словно она должна была предупредить.
— Просто повезло.
Парень, насупившись, прошел за стойку. Поднимал банки, бормоча под нос что-то о сбитых прицелах и ловких девчонках из большого Техаса. Кира подавила искушение выстрелить ему в задницу, у нее еще оставалось несколько пулек. Хозяин тира тем временем взял двух плюшевых медведей и посадил перед ней на стойку с таким видом, будто это были его почки.
— Какого?
Медведи — белый с вышитым красным сердечком на пузе и серый с красным сердечком в лапах — с укоризной смотрели на взрослую тетю, сбившую дюжину пустых жестяных банок.
— Серого, — выбрала Кира и пожала медведю лапку.
Ссыпала оставшиеся пульки в ладонь и сунула в карман. Поглядела на недовольного парня и склонившись к нему спросила: — Хочешь, повешу его на рюкзак, чтобы все видели, что в твоем тире можно выиграть?
— Не поверят, но спасибо.
— Ну, мне-то удалось.
Хлопнув его по плечу, Кира пошла дальше, довольная собой и медведем, которого убрала в рюкзак, чтобы не испачкать в сутолоке.
— … не понимаю, почему денег на благоустройство маршрутов у округа нет, а на покупку лагеря скаутов нашлось два миллиона! — Голос женщины звучал так возмущенно, словно эти два миллиона она отдала из личной копилки.
— Лагерь скаутов — это неплохо. Будут приезжать дети, а с ними и вожатые, — весело отозвалась собеседница.
— Говорят, его купил вовсе не округ, а какой-то частный предприниматель из этих, — голос первой дамы приобрел презрительный оттенок.
— Ой, Анна, у тебя все из этих, — похоже передразнила вторая, выразительно дернув губой, и Кира догадалась, что имелись в виду вампиры.
— Нам же не предоставили документы, подтверждающие покупку округом, а у этих всегда много денег, — парировала Анна.
— Механик из мастерской Дона едва сводит концы с концами. Спит, бедняга, в машине в рабочем гараже. И да, он вампир. Они разные, Анна. Не вешай ярык на всех из-за одного пройдохи. Мне пора, Сара ждет.
— Сара? — изумилась Анна визгливо и очень противно. — Она замуж за этого собирается.
— Именно. И я обещала ей помочь с выбором цветочных композиций.
— Не пройдет и года как они разойдутся. Зря только потратится на свадьбу. Запомни мои слова.
— Хорошего дня, Анна, — отозвалась вторая женщина, спешно удаляясь.
Кира проводила ее понимающим взглядом и поспешила было скрыться с пути Анны, но та прошла мимо, не обратив на нее внимания. Кира вздохнула с облегчением и уставилась на витрину пекарни, возле которой беседовали женщины. Посмотреть было на что. Лимонные и яблочные паи, шоколадные кексы, вишневый пирог. Пирожные со взбитыми сливками и черничным джемом. Решив, что просто обязана попробовать хоть что-то, Кира оторвалась от созерцания рая сладкоежки и осмотрелась в поисках мусорки. Огромная урна стояла с другой стороны от входа. Кира шагнула к ней, чтобы выкинуть опустевший стаканчик от кофе.
— Ты тоже потерялась? — спросила ее девчушка лет пяти в сером комбинезончике.
Кира вздрогнула от неожиданности. Комбинезон сливался с ландшафтом да так, что заметить ребенка можно было, только намерено заглянув в щель между ступеньками и урной. В руках девочка держала наполовину съеденный леденец и белую ленту, вроде той, которой перевязывают коробки с тортами.
— Нет, — протянула Кира опасливо. — А ты?
Девчушка кивнула. Намотала на ладошку ленточку и распустила. Тихонько шмыгнула носом. Кира подавила мгновенный порыв удрать. Выкинула стакан.
— Ты молодец, — похвалила девочка, быстро-быстро смаргивая слезы. — Не мусоришь. Мама говорит, это плохо. Надо сортировать мусор по разным ведеркам. Это важная игра.
Желание позорно удрать от проблемы возрастом пять или около того лет стало ощутимо плотным. Кира обозвала себя трусихой. Не помогло. Тогда она сказала себе, что Арина бы рассыпалась от умиления, окажись на ее месте, и немедленно взяла бы судьбу ребенка в свои руки. Возможно даже удочерила. Вместе с родителями.
— Давно ты потерялась? — Кира заозиралась в отчаянной надежде обнаружить их поблизости и быстро сдать чадо обратно, не ввязываясь в поисково-спасательную операцию.
— Не знаю.
Губы девочки дрогнули в гримаске плача. Кира едва не взвизгнула.
— Замерзла?
Малявка кивнула, снова шмыгнула носом и деловито стерла слезы.
— Пойдем погреемся и придумаем, как найти твоих родителей, — Кира решительно вытащила ребенка из-за урны. — Как тебя зовут?
— Линн. А тебя?
— Кира.
— Приятно познакомиться, — серьезно сказала Линн, протягивая руку.
Кира пожала холодную ладошку и повела новую знакомую в пекарню, полная надежд что продавец запомнил, с кем она была, и сейчас скажет что-то вроде “О, да это же Линн! Ее семья наши постоянные покупатели!”. Потом назовет имена и фамилии всех родственников и адрес дома или согласится позвонить кому-нибудь из них, чтобы потеряшку забрали.
Плавая в этих фантазиях, Кира вошла в пекарню быстрее, чем следовало. Линн ойкнула, запнулась и чуть не упала. Скуксилась окончательно и принялась тихо всхлипывать.
— Эй, эй Линн! — взмолилась Кира, обшаривая карманы в поисках салфеток. — Не плачь, все будет хорошо. Ты же смелая девочка! Просто замерзла и устала. Мы сейчас что-нибудь придумаем. Только не плачь, пожалуйста. Я не знаю, что делать с плачущими детьми.
— Надо обнять, — шумно шмыгнула носом Линн. — Мама всегда так делает.
Она уткнулась Кире в колени, обхватив руками и расплакалась. Чувствуя, как внимание к ним повышается, Кира присела на корточки, отлепила от себя ревущую девочку и аккуратно, будто Линн могла от этого рассыпаться, обняла. Выходило коряво и неумело. Ужасно неловко. Мучительно долго ей казалось, что сейчас наступит апокалипсис, но он все не наступал, а Линн, к огромному удивлению, начала успокаиваться и вскоре затихла. Кира сняла с нее шапку и неуклюже погладила по темным волосам.
— Сейчас придумаем, как тебе помочь.
— Что у вас случилось, девочки? — поинтересовалась пожилая дама со старомодным ридикюлем в одной руке и коробкой с печеньями в другой. Коробка была перевязана белой лентой, вроде той, что мусолила Линн.
— У нас потерялись родители, — доложила Кира, глядя на даму с надеждой.
— У обеих? — скептически уточнила та.
— Нет, только у Линн, — вымученно улыбнулась Кира. — Я не местная, никого не знаю, кто мог бы помочь.
— Обратитесь к помощнику шерифа Коннорсу, милая, — посоветовала дама, шагая к выходу.
Кира подавила вопль отчаяния от того, что шанс переложить ответственность на кого-то другого уходит вместе с дамой.
— Где его найти?
— На ярмарке, конечно. Помощники шерифа всегда дежурят неподалеку от тира Робертса. Следят за порядком.
Дверь за дамой закрылась. Кира тихо скрипнула зубами. Повернулась к Линн.
— Какие пироги ты любишь?
— Мама говорит, что сладкое можно есть только после основной еды.
— Думаю, сегодня можно сделать исключение, мы же на ярмарке. Так какие?
— С персиком, — застенчиво призналась Линн.
Заметно повеселевшая после пирога Линн, бодро шагала через ярмарку, не отпуская кирину руку ни на минуту. Затормозила она только один раз — у лотков с украшениями. Ее внимание привлекли поделки из ярких бусин и цветных ниток. Обычный плетеные браслетики, какие часто делают дети в лагере. Кира присмотрелась к надписям на лотках, быстро утвердилась в мысли, что и это продукты творческих мастерских из соседнего лагеря.
Здесь были разные подростковые украшения: заколки, бусы и серьги, но Линн накрепко прилипла взглядом к браслетам на резинках из пластиковых бусинок с буквами, и Кира поняла, что девочка знает, как написать свое имя. Браслет стоил пять долларов, но при покупке трех украшений давали скидку. Кира взяла себе белые серьги из перьев и деревянных бусин.
Получив браслет Линн окончительно освоилась, но Кирину руку по-прежнему не выпускала. По пути до тира она успела рассказать про крокодила Крейга из детского сада, который гостит у них с братом на этой неделе. Брата тоже звали Крейг и Линн это очень смешило. По ее словам, брат тоже был маленький и зеленый. Кира предположила, что всему виной детское питание и Линн подтвердила — мама часто кормит Крейга чем-то зеленым из баночек.
Парнишка в тире узнал ее сразу и даже был настолько мил, что помахал рукой. Кира тоже помахала и, показав на Линн, жестами изобразила вопрос. Парень покачал головой и указал куда-то ей за спину. Заозиравшись, Кира обнаружила патрульную полицейскую машину на другой стороне улицы. За ней стояли люди с серьезными лицами и о чем-то беседовали. Кире были видны только головы, и на мгновение показалось, что она смотрит кукольный спектакль. Второй коп стоял в сторонке, прислонившись к столбу, и курил. Когда она подошла и поздоровалась, он выбросил окурок в мусорку. Поздоровался и спросил, чем может помочь, но смотрел так, словно они были знакомы. Кира говорила и хмурилась. Повышенное любопытство к себе со стороны офицера полиции вызывало нервозность. Устав от того, что он рассматривает ее так внимательно, будто сверят с ориентировками, она спросила в чем дело. Офицер, явно свежий выпускник академии, слегка смутился и пояснил, что он Дон Робертс, старший брат Дэна, парня, который работает в тире, и что он, Дон, под большим впечатлением от рассказа Дэна о ней. Мысленно Кира спросила у мироздания, как ей удается попадать в область внимания полиции, забежав в городок на минутку по личному делу. Вслух изобразила смущение и выставила Линн вперед как щит. Осмыслив суть ее запроса помощник шерифа просиял и возрадовался. Как оказалось, родители уже обнаружили пропажу и обратились в полицию. С ними-то и беседовал второй помощник у машины. Пришла очередь Киры возрадоваться, передать руку Линн помощнику и собраться исчезнуть в закате, но тут заартачилась малявка, настаивая, чтобы Кира проводила ее сама и познакомилась с мамой. Пришлось потратить еще какое-то время на социальные пляски, благодарности, попытки компенсировать ей расходы и снова благодарности. Под финал она и сама едва не прослезилась. От мысли, что эта искренняя, но слишком экспрессивная сцена не кончится никогда. С философским равнодушием перенес ее только Крейг. Действительно слегка зеленоватый.
На прощание Линн подарила ей свое маленькое сокровище — белую ленту и обещала вырасти смелой девочкой. Растроганная таким доверием Кира, в свою очередь, пообещала хранить ленту. Вернувшись в машину посадила медведя на пассажирское сиденье и повязала на ухо ленту. До Чикаго ехали в приятном умиротворенном молчании.