Точка контроля

Глава 17. Вдохновение для начинающих

10 декабря, вечер

Улицу, где ее высадил немолодой таксист, нельзя было назвать ни чистой, ни респектабельной. Возле подъезда прели размякшие картонные коробки. Неподалеку копался в куче мусора серый пёс, иногда вскидывая морду и внимательно принюхиваясь. Дальше по улице мелькали синие и черные палатки-одиночки. Молодые художники, кроме прочего, были еще и бездомными. Размышляя, каким чудом никто из этой богемской рапсодии до сих пор не заработал пневмонию, Кира повернулась к забитому пленкой окну первого этажа. Некоторое время с любопытством расшифровывала надпись, которую видела с изнаночной стороны. Выяснив, что пленка некогда принадлежала компании «Вайнер и сыновья», поставила мысленную галочку и дернула фанерную дверь в приют новаторского искусства.

Окна на прокуренной, заплеванной и расписанной граффити лестнице, тоже были забиты пленкой от «Вайнер и сыновья». Решив, что компания щедра на милости для творческих объединений, Кира поискала информацию о них. Запрос в поисковике перекинул на сайт, который на полэкрана сиял логотипом компании — веселенькой буренкой на фоне голубого неба и ромашкового поля. Основатель, Роджер Вайнер, мог похвастаться завидной плодовитостью. Он и его сыновья в количестве семи штук владели молочной фермой и сыроварней, куда с гордостью водили экскурсии. Кира даже посмотрела презентацию и внесла поездку на ферму в список гипотетически возможных поездок. Когда-нибудь сильно потом.

Пока она поднималась по ступенькам, под ногами непрерывно что-то скрипело и это напоминало ей «хруст французской булки», поскольку мероприятие обязывало к возвышенным ассоциациям. Как-то само собой вспомнилось майское открытие художественной галереи современного искусства. Разбираясь в теме весьма посредственно, Кира, тем не менее, большую часть современного относила к китчу, протесту и воплю инфантильных детишек. Ей больше импонировали уличные художники. Безвестные, безыменные, рисующие портреты в парке «Седмият хълм» в старом городе. Летом там собирался стихийный вернисаж и можно было бродить, рассматривая чужие миры. Некоторые миниатюры Кира покупала и вешала на стену в спальне. Коллекция мини-пейзажей пополнялась неспешно, далеко не все, что она видела, нравилось ей настолько, чтобы любоваться каждый день. Представителей из арининой галереи она согласилась бы повесить разве, что в тире. Для мотивации.

На прошлой выставке получить удовольствие от процесса не получилось. Сегодня Кира планировала сполна насладиться работами Союза вампиров-художников, шампанским и светским трепетом об искусстве.

Экспозиция начиналась на втором этаже. Возле распахнутой двери, прислоненное к стене, гостей вернисажа встречало огромное полотно «Сеятель, разбрасывающий облигации государственного займа» в исполнении самого великого комбинатора. Возле картины Эмма мило беседовала с лохматым хиппи, в шапочке с вышитыми по краю листьями каннабиса.

— Кира! Я так рада, что вы пришли!

— Привет, — улыбнулась Кира, с усилием переваривая первый залп новаторского взгляда на искусство. — Спасибо за приглашение.

— Это Ру, — представила Эмма своего собеседника.

— Автор? — осторожно поинтересовалась Кира, кивнув на полотно.

— Не, джан, — тут же отбрехался хиппи. — Я здесь тоже по приглашению ЭмсиКис. Нарядная туса, да? — он широко улыбнулся и выудил откуда-то косяк. — Будете?

— Не сейчас, — мягко отказалась Кира. — Хочу осмотреться на свежую голову.

— Понятно, понятно, — закивал Ру больше своим мыслям, чем ее ответу. — Я найду тебя попозже, Кис, ок?

— Конечно, Ру, — тепло улыбнулась Эмма, чуть пожала смуглые пальцы хиппи и переключила все свое внимание на Киру. — Рассказать вам кто есть кто, или вы хотите поугадывать? — в ее тоне мелькнуло лукавство с очень знакомым французским привкусом.

— Я не то чтобы специалист, помните? — Кира поддержала игру.

— В этом особая прелесть, разве нет? — Эмма копировала Доминиковскую манеру, своей открытой симпатией, начисто вымывая из нее все возможные двусмысленности.

Кира почувствовала себя просто ровесницей, согласной пошутить на интересную тему, и поддалась этому искушению.

— Конечно!

Что шампанского не будет, она поняла, переступив порог. В лучшем случае удастся раздобыть никем не облизанную бутылочку пива, но сейчас и эта задача казалась невыполнимой.

Эмма предложила начать осмотр с «вон тех симпатичных ирисов». Опознать благородный цветок в сизых потеках краски было довольно сложно, хотя Кира никогда не жаловалась на бедную фантазию. Потом были этюды «трогательный оммаж к Кругам на воде». Справедливости ради стоило признать, что круги на них действительно были. Следы от бутылок, стаканов, чашек разного диаметра. Все это охватывал неровный круг странной краски, подсохшей и потрескавшейся.

— Это кровь, — с легким восторгом пояснила Эмма. — Знак того, что автор — вампир. Сейчас формируется новое течение, БладАрт. Это когда творец привносит часть себя в творение. В буквальном смысле. Удивительное явление!

Они остановились напротив большого серого полотна, разделенного тускло-бурой, растрескавшейся чертой на неравные части. Справа была проведена ломаная линия, в верхнем углу читались силуэты людей, остальное пространство картины занимали всплески багрового, разбросанные хаотичными каплями.

Эмма изучала картину, Кира комнату. Зеркальные панели, установленные на стенах, множили пространство и людей, прогуливающихся по нему. Создавалось впечатление, что здесь собралось несколько тысяч гостей, хотя столько в помещение не вместило бы. Яркий свет, усиленный бесконечными отражениями, бил в глаза случайными бликами. Пара хипстеров рядом пялилась на картину с видом людей, узревших пророка.

— Вам нравится? — спросила Эмма.

— Выглядит как брызги крови на сером холсте.

— Вы скептик, — улыбнулась Эмма. — Искусство неоднозначно, особенно новые течения. Попробуйте посмотреть не прямо, а как бы через чувство. Что бы подумали о ней?

— Что ее надо перевесить другой стороной и посмотреть сколько зрителей заметит разницу.

Эмма весело хихикнула.

— Прекрасное оформление, — мурлыкнул томным баритоном Доминик, неслышно появившись позади них.

— Привет, — расцвела Эмма светлой улыбкой. — Спасибо, что выкроил время. — Она потянулась за поцелуем и получила его.

От них обоих веяло ванильной нежностью и романтикой без приторности. Кира с удивлением подумала, что Доминик выглядит искренним и каким-то теплым рядом с невестой.

— Добрый вечер, Кира, — поздоровался он официальным тоном, смазав приятное впечатление.

— Добрый, — она чуть отстранилась, тоже выдерживая вежливую дистанцию.

Эмма посмотрела на них с усмешкой.

— Это не фандрайзинг, Ник, можно просто поздороваться, без расчета получить чек.

— К тому же у меня нет чековой книжки, — улыбнулась Кира глядя на постную физиономию вампира.

— Какое упущение.

— Как тебе? — спросила Эмма, возвращая внимание к картине.

— Смелый эксперимент. В Калифорнии, может, попадает в струю новых веяний. Для местного общества слишком провокационно и вызывающе.

— Зато как открыто! И посмотри, это настоящая кровь. Только представь сколько себя вложил автор в это произведение. Все краски натуральные, чистая душа художника.

Кира сделала шаг ближе, чтобы присмотреться к заднему плану. Темные лики имели густую текстуру и своеобразный цвет. Догадка, посетившая ее, потрясла.

— Реновация проекта “говно художника” вышла на новый уровень, — пробормотала Кира по-русски, отступая от картины подальше.

— Я поздороваюсь с Кэтрин и вернусь, — сказала Эмма помахав кому-то в толпе. — Не съешьте друг друга.

— Полагаю, вы здесь не для того, чтобы обсуждать с ней эти нелепые эксперименты, — спросил Доминик утвердительным тоном, когда Эмма отошла подальше.

— Не нравится? — усмехнулась Кира, увидев на его лице знакомый налет презрения. — Ты же любишь искусство

— Это не искусство

Налет превратился в слой.

— А Эмме нравится.

— Поэтому я здесь, — он вздохнул.

— Надо Арине показать, — Кира отошла на шаг назад и сделала фото.

— Любопытно узнать, что она скажет, — уронил Доминик со светской небрежностью.

— Что-нибудь хорошее.

Он фыркнул. С аристократическим видом поправил безупречные рукава, бросил взгляд на часы. «Брегет», как успела заметить Кира, и докинула к оценке образа Доминика сотню тысяч евро. Идея выгуливать стоимость обучения в отличном колледже на собрание нищенствующей богемы, мнящей себя пионерами и новаторами искусства, казалась ей нелепой и напоминала поведение Софи. Кира по-новому взглянула на француза рядом. На нем был синий костюм того благородного оттенка, который уже не относился к деловому, но еще не переходил в летний стиль. Вне всяких сомнений, сшитый на заказ. Доминик носил его с легкой небрежностью, присущей людям, с младых ногтей вращающихся в высшем свете. Этот стильный корсет, демонстрирующий достаток и статус, ему абсолютно нигде не жал. Кире стало интересно, в каком обществе он рос, пока ещё был человеком.

— Французский шик, щепотка снобизма, — прокомментировала она отражение в зеркале. — Напоминает стиль Софи.

— Вы много общаетесь?

— От случая к случаю, — Кира пожала одним плечом. — Последний раз виделись в мае. Она на открытие скромненькой галереи принесла целое состояние.

— В бриллиантовом эквиваленте, надо полагать, — заметил Доминик странным тоном, который Кира не смогла определить. Вспомнились разом все едкие гадости, сказанные французской представительницей Ассамблеи в его адрес.

— Ага. Произвела фурор. Про картины все напрочь забыли.

Договаривая, Кира вдруг подумала, что в этом и была цель ее визита, неожиданного и необъявленного, случившегося в последнюю минуту. Затмить собою все. И это удалось. Топ местных новостей, разумеется, подыгрывал линии Арины по подделкам, но зарубежная пресса соловьем заливалась исключительно о гостях галереи. Сенсационной новости о продаже фальшивых импрессионистов не случилось. Об аукционе и картинах упоминалось вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся для художественного мероприятия.

— Интересно девки пляшут, — задумчиво пробормотала Кира на русском, складывая мозаику догадок в стройную картину. — Значит, Сонька отвлекающий маневр. Выходит, Арина своё знание о фальшивке скрывала до последнего, потому что подставил кто-то из своих. Вот блядь!

— Pardon?

— Не обращай внимания, — отмахнулась Кира. — Вспомнила кое-что неприятное.

— Понимаю. Когда речь идет об обществе Софи, это в большинстве случаев неприятно.

Кира подумала, что сила их взаимной неприязни куда больше, чем оба хотят показать, но она все равно прорывается наружу, заставляя тускнеть светский лоск и превращая их в двух оскорбленных любовников, расставшихся после феерической ссоры. Вопрос-уточнение почти слетел у нее с языка, когда появилась Эмма в обществе женщины с давно немытыми волосами, тощей и плоской, как камбала. От женщины разило очень ярким и знакомым ароматом, от Эммы — восторженным воодушевлением.

— Хочу вам представить Скай, — быстро-быстро проговорила Эмма. — Ее работы открывают выставку. Производят впечатление, правда?

— Абстрактные зарисовки с приятным реверансом к творчеству Кандинского? — уточнил Доминик, за миг преобразившись в галантного кавалера.

Эмма и камбала синхронно растаяли. Первая от радости, вторая от неприкрытой лести. Кира пыталась вспомнить название так остро пахнущей травы, напрочь вылетевшее из головы. Творчество Кандинского заполнило освободившееся пространство. Его было не так много, и как Кира ни старалась, найти реверанс к нему в аляповатых пятнах побуревшей крови не могла. Деликатность Доминика вызвала восхищение, и она на минуту присоединилась к дуэту девиц, глядящих на него с обожанием. Само собой всплыло в памяти название травы.

— Анис!

— Что?

— Запах, — пояснила Кира. — Не могла название вспомнить.

— А, это напиток, — горячо отозвалась Эмма. — Возле этюдной мастерской небольшой фуршет.

Доминик принюхался. Деликатно, как салонная борзая с родословной в пятьдесят поколений длинной. Нахмурился, но быстро вернулся к облику заинтересованного ценителя.

— Интересные этюды? — уточнил, обращаясь к Скай.

— Это чистые потоки, — откликнулась та. — Просто ловишь это и выплескиваешь. Оно как сила. Надо уметь чувствовать. Сила живая. Это высшее таинство. Я вижу себя в этом. Это расширяет мою оптику.

Кира мгновенно узнала эту манеру говорить. Скай зависала посреди предложений. Изложенные мысли скакали хаотично. Гласные в словах тянулись на зависть любому южному акценту. Художница была под кайфом. И при этом она была вампиром.

— Где фуршет? — уточнила Кира деловито, захваченная идеей выяснить, чем ширяется местное вампирье.

— Там, где космос, — ответила Скай. — Он дышит и открывает.

— Потрясающе, правда? — глаза Эммы лихорадочно блестели.

Взяв Скай за руку, она повернулась к картине, возле которой их застало знакомство. Открыла рот — и на убитую в хлам камбалу вылился поток художественных умозаключений начинающей галеристки. Тоже слегка неровный, но больше отдающий банальным опьянением.

— Доминик, — едва слышно позвала Кира, указывая глазами на невесту.

— Вижу, — так же тихо отозвался он. — Буду вам признателен, если это останется между нами.

Кира кивнула. Внимательно осмотрелась, прицельно выясняя, кто ещё на этой богемной тусовке под действием неизвестного наркотика с ярким запахом аниса. Картины и сами по себе производили достаточно инфернальное впечатление, обрывки разговоров из разряда космических трансляций его усугубляли. С точки зрения Киры, полировать это дурью было лишним. Скай, однако, была отполирована до блеска.

— Милая, давай взглянем на работы Скай ещё раз, — нежно предложил Доминик, отлепив невесту от художницы и увлекая ко входу.

— Но Кира…

— Сеанс связи с космосом, — мгновенно отозвалась Кира, схватив безропотную камбалу за руку. — Я вас догоню.

Ладонь художницы была влажной и липкой, но Кира держалась за нее, ожидая, пока парочка скроется за поворотом в другой зал.

— Ну, показывай, небесный торчок, где у вас тут приобщают к искусству.

Скай моргнула. Очень медленно, словно под мефедроном. Подняла свободную руку, тоже очень медленно, и показала в конец комнаты, на жёлтую дверь.

— Этюды.

Это слово далось ей с огромным трудом. Первый прилив бодрости и креатива сходил на нет, втягивая сознание в тяжёлые слои глухого кайфа. Кира выпустила ее руку, но Скай даже не заметила. Пялилась в никуда пустым взглядом. Потом внезапно запрокинула голову, описалась и села в лужу. Размазывала мочу пальцами по полу так, словно рисовала, и улыбалась. Кира решила, что ей такой дури не надо, но посмотреть все равно пошла.

В этюдной было богемно, вампирно и пахло анисом. На коробках лежал огромный холст, лицевой стороной вверх. Прямо на нем стояли пластиковые стаканчики, бутылки с водой, из-под пива. Валялись кисти, тюбики, использованные и новые презервативы. В стаканах с мутно-красной жидкостью плавали тампоны, по капле роняя крашеную воду с ниточек на холст. Подальше, в темном углу, два обнаженных вампира творили очередное креативное полотно. Кира, привыкшая называть такой процесс онанизмом, с любопытством посмотрела на гостей мероприятия. Если кого-то и удивлял этот неожиданный подход к написанию картины, вслух об этом не говорили. На минуту она представила сей перформанс в галерее у Арины, и сдавленно хихикнула. Подруга смогла бы придать этому виду живописи отчетливую нотку экстремальной эротики. Мимолётно пожалев, что Доминик не добрался до этой комнаты, Кира осмотрелась в поисках источника запаха.

Разило из-под стола, который заменял холст. Кира заглянула под него и увидела в картонных коробках пластиковые бутылки на сто миллилитров, без этикеток. По ее беглому подсчету, их хватало, чтобы осчастливить всех гостей собрания, включая людей. Вампиры подходили, доставали бутылки и лакали питье прямо из горла, не скрываясь и не смущаясь. Люди, добравшиеся до фуршетной зоны, потягивали из стаканчиков. Кира налила себе в один и пригубила. По вкусу содержимое напоминало разбавленную ракию с ярко выраженным ароматом. Она сделала полноценный глоток, разбирая вкус на ленточки нюансов. Алкогольная часть обжигала язык и оставляла жгучий след на горле, но масляная пряность аниса полировала этот горький вкус сладостью. И последующим онемением. Из спортивного любопытства Кира глотнула ещё и через несколько минут почувствовала, как немеют губы. Стало понятно, почему Скай так тяжело дались инструкции по маршруту. Кроме этого эффекта, другого заметного не было. Опьянение не приходило, сознание оставалось ясным. Кира внимательно перебрала свои ощущения, как ребенок — сокровища в шкатулке. Обнаружились любопытство, брезгливость и легкое раздражение от фонящих силой вампиров, продолжающих кончать на черный холст.

— Это называется капельная живопись, — доверительно сообщил молодой вампиреныш, еще не научившийся контролировать глаза.

— Неужели? — она едва управилась с губами, чтобы сказать это.

Слабая сила вампира жужжала, как трансформаторная будка. Это не было болезненно или сколько-нибудь внушительно. Совершенно очевидно вампиреныш сам не осознавал, где заканчиваются границы его силы, вытекающей наружу этим раздражающим жужжанием. Кира второй раз за десять минут пожалела, что Доминик сюда не добрался. Молодым клыкастикам явно требовался опытный клыконосец, способный пресечь такое вытекание и затолкать обратно в носителя.

Благодаря посещениям коррекционного центра Добогёко, куда Кира иной раз лично отвозила нелегалов, она знала, что взрослые вампиры умеют контролировать не только своих симбионтов, но и любой молодняк. С такими спонтанными гейзерами в Добогёко справлялись легко. Доминик определенно был старше и опытнее охранников венгерского вампирского изолятора.

— Показать свой? — вмешался в поток размышлений вампир.

— Член, — ляпнула Кира, не успев подумать о вежливости.

— Холст, — поправил ее художник и улыбнулся, сверкая клыками. — Член тоже, если захочешь.

Кира посмотрела в его глаза, бархатную темноту цвета, где зрачок угадывался скорее интуитивно, и неловкий тычок в сознание заметила сразу.

— Полегче, я ещё не согласилась.

— Прости, крошка, ты очень красивая и я тебя хочу, — кавалер обнял ее одной рукой, а вторую положил себе между ног. — Чувствуешь какой он твердый?

Его сила снова ткнулась ей в сознание как слепой рой мошкары. Кира в третий раз пожалела, что Доминик покинул мероприятие. Разруливать случаи спонтанного внушения среди пьяных вампиров входило в его обязанности, как представителя штата.

— Что это? — она пнула ногой коробку с бутылками.

— Вдохновение! — потянул вампир с придыханием. — Хочешь, я напишу тебя? Назову “Любовь и кровь”.

Он притянул ее к себе и без всяких переговоров о согласии впился в шею, открытую вырезом блузки.

— Твою ж мать! — выругалась Кира, по опыту зная, что дёргаться в таком положении опаснее, чем смирно стоять.

Доминика не хватало катастрофически. Вампиреныш, неловкий, как девственник, изливался вокруг силой, отталкивая собратьев. Край стола, возле которого их застиг приступ вдохновения, как-то сам собой освободился. Богема и ценители с пониманием отводили глаза и перешептывались, но никто не пытался вмешаться. Через пару минут по телу вампира прошла судорога, и Кира поняла, что кавалер кончил. В следующую секунду он оторвался от ее шеи. Внутренняя насмешница потребовала признать, что так молодняк реагировал на нее крайне редко.

— Ты будешь лучшей моей работой, — простонал вампир, размазывая по лицу кровь и слезы.

Запрокинул голову и громко застонал в потолок. На середине этого признания в любви вопль оборвался, кавалер мешком осел на пол. Под ним оформилась подозрительная лужа. Кира подумала, что они со Скай могли бы стать отличным дуэтом писающих художников. Творца накрыло не по-детски. Он икал, скулил и возил окровавленными пальцами по полу. Один из заботливых товарищей подложил ему под руку чистый холст и отошел.

— Хорошо Дарку, — шепнул кто-то за Кириной спиной.

— Ещё бы, такая муза дала, — завистливо ответил другой. — Эй, детка.

Ее потрогали за руку. Кира резко обернулась. Два свежеперелитых вампира смотрели на нее с жадностью и обожанием.

— Брысь! Мое сердце отдано навеки другому вампиру.

— Да я не сердце хотел, — смутился тот, что ее окликнул, но в глаза не посмотрел.

Оторвать взгляд от ее шеи было за пределами его возможностей. Капли ползли по коже, неторопливо, почти нежно. Это ощущалось лаской и одновременно противным чувством сырости. Укус, к чести торчка, аккуратный, ныл. Вокруг него медленно наливался отеком будущий синяк. Кровь продолжала сочиться, гипнотизируя двух новеньких.

— Салфетки есть? — спросила Кира, зажимая проколы рукой.

— А можно сюда? — с надеждой спросил новичок, протягивая ей небольшого размера холст уже чем-то заляпанный.

— Не хочу быть второй, — отказалась Кира с кривоватой улыбкой.

Взяла со стола бутылку вдохновения и решительно направилась к выходу.

— Эй, ты куда? А Дарк?

— Он знает, где меня найти, — на ходу отмахнулась Кира, стремясь поскорее выйти на свежий воздух.

На улице перед зданием царила прохлада и нездоровая суета. Юг- Ада-стрит, куда выходила одна из дверей, была забита машинами. Из них бодро выбирались съемочные группы и решительно направлялись к другой стороне задания. Кира проследила взглядом за одной такой и поправила шарф, скрывая следы общения с богемой. Краем глаза заметила пару вспышек, отступила в тень козырька, но быстро поняла, что фотографируют не ее. Слева остановилась еще одна машина. Из нее выскочили двое высоких мужиков с фотоаппаратами размером с винтовку и принялись фотографировать все, включая мусорные корзины возле забора. Кира обошла здание с другой стороны, чтобы не попасть под шквальную фотосъемку.

С этой стороны художественный центр, вечером производивший на Киру впечатление заброшенного здания с заколоченными фанерой окнами, был залит светом софитов, будто там снимали сериал. Возможно, впрочем, так оно и было. В их резких белых лучах светился сдержанным лоском Доминик, раздающий интервью с нетипично серьезным для себя видом. Он почти не улыбался, отвечал на вопросы коротко, и судя по всему, довольно точно. За общим гомоном Кира не слышала, о чем идет речь, однако оценить подачу могла и с такого расстояния. Доминик продавал образ делового вампира с амбициозными намерениями и умением быть четким, но вежливым с прессой. Прессы было много. Дождавшись, пока в этой стихийной конференции возникнет пауза, она подошла ближе.

— Извините, Кира, у меня нет времени обсуждать живопись, — бросил Доминик, не отвлекаясь от телефона.

Он был сосредоточен, серьезен и как будто даже встревожен. Глазурь обаяния, впрочем, никуда не делась, но сейчас ощущалась неуместно и фальшиво.

— У тебя там обдолбаные переливашки без разрешения кусаются, — сообщила она, подхватив деловой тон. — Я это переживу, а кто-то может и обидеться.

Доминик взглянул на нее и помрачнел.

— Merde. Вас нельзя оставить одну ни на минуту.

Кира хотела оспорить этот неожиданный вывод, согласно которому вина за произошедшее каким-то магическим образом оказывалась на ней, но не успела. Появилась Эмма со стаканами кофе в руках, увидела окровавленный ворот блузки и ахнула.

— Что с вами произошло?

— В меня без памяти влюбился один клыкастый художник.

— Так вы добровольно? — удивилась и расслабилась Эмма.

— Нет, но будем считать, что это моя дань современному искусству и молодым талантам.

— Боже, Кира, мне так жаль, — снова расстроилась Эмма.

— Ерунда. У вас салфеток не найдется?

— Могу я попросить решать эту проблему не под объективами камер? — сухо спросил Доминик.

Кира запоздало оглянулась и заметила не меньше четырех групп, наблюдавших за ними с вежливого расстояния, но с большим интересом.

— Я провожу вас к кофе-пойнту, — предложила Эмма, отдала Доминику кофе и добавила тихо: — Я скоро вернусь. Держись.

Кира последовала за ней, считая количество съемочных групп и других представителей прессы, превративших поле на Юг-Литл-Стрит в медиа-арену.

— Что случилось?

Эмма тяжело вздохнула, растеряв весь свой задорный добродушный шарм. Нахмурилась, видимо, решая, что стоит рассказывать, что нет. Кира мысленно похвалила ее.

— Масс-шутинг в лагере скаутов на севере штата.

По сухому тону и отсутствию эмоциональности Кира поняла, что озвучена версия, согласованная для прессы.

— В Твин-Лейкс? — бросила она пробный шар.

— О, вы знаете, — Эмма снова удивилась и расслабилась. — Нас поймали на выходе. Прямой эфир сразу на несколько каналов. Фотографии, видео. Вопросы. Полиция. Ужасно это все.

— Они же в Висконсине, почему вас?

— Противно это говорить, но…

— Черный пиар.

— Это не пиар! — порывисто воскликнула добрая и пока еще не испорченная медийными скандалами девушка. — Я против, но Ник иногда бывает такой упрямый, а я не могу позволить репортерам запечатлеть наши споры или ссоры. Надеюсь, вы правильно меня понимаете.

— Я понимаю, Эмма, не переживайте еще и из-за этого. — Кира мягко похлопала ее по плечу.

— Иногда я очень сочувствую Диане Спенсер.

В области копчика возник неприятный сквознячок. В груди холодным цветком распустились подозрения. Милая зеленоглазка смотрела на стаю репортеров, окружающую ее жениха, и выглядела при этом такой искренне огорченной, что заподозрить ее в двойной игре казалось невозможным. Кире это прекрасно удавалось прямо сейчас.

— Кому?

— Принцессе Уэльской, — пояснила Эмма, не заметив кириной настороженности. — Внимание прессы ее в итоге убило.

— Говорят, это были английские спецслужбы.

— Может, и так, но началось все с папарацци.

Кира сделала себе мысленную пометку проверить возможные связи дочки губернатора с начальницей Рейфа. Примерная область поисков вырисовывалась как раз через студенческие кампусы, скаутские лагеря и прочие объединения молодых людей, где обычно заводились первые полезные во взрослой жизни знакомства.

— С чего началось в лагере?

— Страшно так говорить, но как обычно. Трудный подросток, отцовская винтовка, ярость, жертвы. Мы с командой проводим там занятия на каникулах. Как представлю, что могла оказаться в их числе…

— Эмма, все обошлось, по крайней мере, для вас.

— Вы не понимаете. Погибли не просто дети, а вампирские подростки, это был смешанный лагерь. “Дети луны” там проводят тренинги, я в числе волонтеров. Мы помогаем им адаптироваться, готовиться к экзаменам, устраиваться в изменившемся мире.

— Подростки вампиры — это вроде бы незаконно, — осторожно напомнила Кира базовый принцип вампирского социума.

— Да, я знаю. Просто Ник вложил в этот лагерь так много сил… Раньше их свозили в коррекционные центры или приюты, где все настолько плохо, что я не знаю, как они там выживали. Я создала объединение студентов в кампусе Чикагского Университета. Мы провели несколько благотворительных собраний, чтобы о “Детях луны” заговорили не только как о матерях тяжелых подростков. Знаете, их ведь постоянно обвиняют в том, что дети сменили статус, а разве это справедливо? Кампания развивалась хорошо, про наши волонтерские программы написали несколько статей в студенческой газете. Были репортажи местных каналов, освещение в Твиттере, личные соцсети участников. И вот теперь эта стрельба, убившая двух вожатых и пятерых подростков. Ужасно.

Кира обрабатывала входящую информацию, начисто забыв о проколах в шее. Скорость обработки, впрочем, запаздывала из-за легкого головокружения, ими же и вызванного.

— Значит, лагерь — это площадка для пиара, — пробормотала она на русском. — Не хило ты отвалил за рекламу невесты, да и невеста не промах. Благотворительность, волонтеры, подростки. Интересно, что ты там на самом деле стряпаешь, хитрый лягушатник.

— Что, простите?

— Ой, — улыбнулась Кира механически. — Я, когда задумываюсь, перехожу на родной язык. А что стрелок?

— Его сейчас допрашивает полиция, но не думаю, что он многое им расскажет. Положение не лучшее. Хорошо будет, если обойдется без исков за неправомерное внушение и нарушение законов штата и международного запрета на внушение несовершеннолетним. Ник направил туда адвокатов. Надеюсь Кэтрин Хейден стоит тех денег, что мы ей платим, — в Эмме неожиданно прорезался снобизм присущий власть имущим.

— Не поняла. Стрелявший вампир?

— Нет, человек. Вампир из числа вожатых. Он был в лагере, убедил парня сложить оружие и сдаться, но…

— Внушением, — закончила за нее Кира. — И теперь вампиров за это полощут на каждом канале. Понятно, почему Доминик сегодня гвоздь программы. А что же представитель Висконсинских вампиров? Отмалчивается?

— Она с семьей в отпуске на Гавайях. Прилетит завтра, я надеюсь. Шумиха не уляжется еще несколько дней.

— СМИ и этика — несовместимые понятия, но с этим ничего не поделаешь. Новости — часть нашей реальности.

— Кстати, об этом, — как черт из табакерки выпрыгнула рыжеволосая остроносая женщина.

Кира вздрогнула и обернулась. От резкого движения проколы снова закровили. Под рукой стало влажно, липко и противно.

— Большая удача пообщаться с вами лично, — тем временем тараторила рыжая.

— Да неужели? — скептически скривилась Кира. — Вам бы стоило топать, чтобы вас было слышно заранее.

— Я хотела застать вас врасплох.

— Извините, мне надо вернуться к Нику, — сказала Эмма, вымученно улыбнулась и ушла, оставив Киру на растерзание репортерше.

— Тереза Вайс, «Фреш Фенгс Ньюс», — представилась рыжая, протянув руку.

Кира сделала вид, что она не осьминог. Обе руки ее были заняты, протянуть можно было только ногу, но этот жест она сочла преждевременным. Такое откровенное нежелание знакомства рыжую не смутило абсолютно.

— Могу я рассчитывать на интервью? — сверкнула она профессиональной улыбкой. — У нас недавно выходил материал о программах европейских партнеров, там упоминалась и ваша служба легального контроля.

— Я читала.

— В самом деле?

— Да. Любопытное представление о моей работе, — хмыкнула Кира, припомнив, как проехалась автор статьи и по службе, и по ней лично.

— О, надеюсь вы не обиделись?

— Нет. Ошибки и несоответствия сделали статью скорее занимательной фантазией, чем аналитическим обзором. Я люблю современные сказки, они точно иллюстрируют движения в обществе.

— Вот как, — лучезарная Тереза потускнела, но не растерялась. — Что вы думаете о движении «Люди первые»?

— Вампиры тоже люди, — отделалась Кира слоганом со стаканчиков.

— А как насчет студенческих объединений? Вы поддерживаете или осуждаете деятельность «Детей луны»?

— Я ещё не согласилась на интервью.

— Пару фраз для заголовка!

— Недальновидно игнорировать ошибки прошлого. В истории США есть ряд примеров, когда деятельность местных объединений наносила ущерб репутации страны.

— Например? — по-бульдожьи вцепилась в тему Тереза.

— Ку-клукс-клан.

— Значит, вы поддерживаете идею репараций потомкам рабов из южных штатов?

— Экономика многих стран столетиями строилась на торговле людьми, и ограничивать число жертв этой порочной практики только южными штатами неправильно.

— Европейских стран, — колюче поправила Тереза. — В число которых входит и ваша родина.

— Болгария добилась независимости в марте 1878 года, до этого пять веков проведя под гнетом Османской империи. Это более пятнадцати поколений. Хотите посчитать объем репараций? Я дам калькулятор.

— Значит, вы поддерживаете тему репараций. В каком объеме…

— Я констатирую исторические факты, — перебила Кира. — На этом все, мисс Вайс, мне пора.

— В госпиталь? — ловко перевела тему Тереза, скользнув взглядом по пятнам на воротнике.

— В частную жизнь, право на которую вы сейчас нарушаете.

— Я нахожусь в общественном месте, в стране, гражданкой которой являюсь, и могу задавать вопросы людям в соответствии с правом на свободу слова и свободу прессы.

Кира замерла на секунду, переваривая юридическую контратаку. Прищурилась, глядя на рыжую стерву, уверенную в себе до такой степени, что где-то в глубине души это вызывало легкую зависть.

— Разбираш ли български? (Понимаешь по-болгарски?) — поинтересовалась Кира с улыбкой.

— Что?

— ¿Hablas español? (Говорите по-испански?) Да ли говорите српски? (по-сербски?).

Тереза моргнула.

— Ciao, kurwa, — нежно попрощалась Кира и покинула зависшую от смены языка репортершу.

Водитель такси всю дорогу косился на ее шею так, словно укус вампира все еще был чем-то вроде алой буквы «А». В конце концов Кира устала от этого внимания и замотала шею шарфом, как при острой ангине, — в три слоя. Короткий кончик щекотал ей ухо, длинный падал на скромную грудь, скрывая следы крови на блузке.

— Вам надо обратиться в полицию, — сказал водитель, продолжая коситься. Теперь на шарф.

— Все в порядке, спасибо.

— Не в порядке! Вас покусали!

— Нелепая случайность.

— Случайность? Вы слышали новости?

— Нет, — наврала Кира, чтобы остановить этот разговор.

— Послушайте, — сказал таксист и ткнул желтоватым пальцем в кнопку радио.

Из динамиков донесся далекий вой полицейских сирен, звуки автомобильных сигналов. На секунду стихло, и в эфир ворвался хорошо поставленный женский голос. Специальный корреспондент Рут Холлис докладывала в студию обстановку прямо от ворот лагеря скаутов в Твин-Лейкс. С педантичностью и занудством акына Рут перечисляла все, что видит вокруг себя, а Кира диву давалась, как хватает дыхалки на такой длинный монолог. В список попали все машины, службы, строения и пикет протестующих против вампиров. Ей вспомнилась постановка “Театра” английской труппы, приехавшей в Пловдив в начале осени. Джулию Ламберт в ней играла слишком молодая женщина, в результате ожидаемо контрастный дуэт стареющей актрисы и юного почитателя таланта выглядел неестественно. Ровно так же, как протест против вампиров сразу после того, как усилиями одного из них стрельба не приобрела совсем уж массовый характер. Ей быстро наскучила та пьеса, и она уткнулась в телефон, почитать новости. Они пестрели цитатами и фотографиями Греты Тунберг, признанной человеком года. Листая ленту Кира невольно задавалась вопросом, знает ли маленькая шведская девочка о существовании в мире театра и пьес Моэма или Карлсон единственное, что удалось прочитать бойкотирующей учебу зеленой активистке, неетественно всплакнувшей на трибуне ООН.

— Hırsızlar! (Воры!) — ругался таксист по-турецки. — Çocuklarımızın hırsızları! (Воры наших детей!) Onların ruhlarını çalıyorlar, onlara sonsuz gençlik, sonsuz yaşam vadediyorlar ve sonra onları mezbahadaki sığırlar gibi öldürüyorlar. (Крадут их души, обещают вечную молодость, вечную жизнь, а потом убивают, как скот на бойне.)

Кира закрыла глаза. Вступать в дискуссию не хотелось, и она испытала настоящее облегчение, когда такси остановилось возле отеля.

Светлое фойе Ритца неожиданно порадовало своим глянцевым пространством, просматривающимся почти из каждого угла. Новогодние декорации у стены вертикального озеленения не показались исусственно-пластиковыми, эмблема — живодерской.

Хотелось смыть липкий вкус аниса и двух последних разговоров, и, сев в розовом баре, Кира заказала черный чай. На столиках из белого мрамора, разумеется, не натурального, разбавляли рождественский декор цветочные композиции. Мелкая лиловая гипсофила и розовые с белыми прожилками тюльпаны. Крупные, пухлые, сочные настолько, что казались даже аппетитными. Они пахли весной и свежестью, напоминая, что зима и снег не вечны. Скоро дни станут длиннее, солнце, беременное летом, увидит замерзший город и разольется на его улицы теплом. Кира потрогала тюльпан. Лепесток упруго пружинил под пальцем, ощущался бархатным и очень-очень живым.

— Голландские? — спросила Кира у подошедшего официанта.

— Не знаю, мэм, извините, — ответил он, едва разжимая губы.

Расставляя заказ, двигался так медленно, что напомнил богему с выставки. Кира взглянула на парня с любопытством, но он быстро отвел глаза и отполз. Понаблюдав за его перемещениями еще некоторое время, она пришла к выводу, что он намеренно ведет себя медленно и неловко. Только теперь она заметила, что сидит в розовой зоне одна. Прочие гости каким-то удивительным образом собрались напротив, в бежевой, где обслуживание вели люди. Напряжение, повисшее среди вампиров, ощущалось как тихий звон. Где-то очень далеко об пустую стекляшку будничности бился молоточек тревоги. Нервозность долетала через лабиринты, выстроенные социальными условностями, правилами приличий, дороговизной отеля. Кире стало жаль смену розового бара, и она повторила заказ.

Неспешно выпила вторую порцию чая, принюхиваясь к весне в букете, и, уже собираясь, заметила, как официант беглым движением показал на шею и столь же неуловимо покачал головой. Кира поправила шарф, скрывая следы знакомства с художником. Поблагодарила официанта щедрыми чаевыми и ушла, погруженная в размышления, есть ли в ее новом гардеробе простенькие водолазки с высоким горлом. Сверкать свежим укусом в свете последних событий было слишком провокационно.

Сквозь сон она чувствовала, как виброрежим телефона сотрясает подушку. Потом телефон подполз к руке и затих. Кира счастливо уплыла обратно в сон, чтобы через некоторое время снова вынырнуть. Телефону явно не давала покоя карьера сатисфаера. Он рассыпался дрожью под пальцами, вызывая пошлые мысли о рукоблудии. Кира открыла один глаз и посмотрела не экран. Звонила Стефка.

— Ты рехнулась? У меня четыре утра.

— Это ты рехнулась, — суровым тоном отчеканила пресс-секретарь болгарских вампиров. — Анкара утром объявила персоной нон-грата нашего атташе по вопросам сохранения исторического наследия при генеральном консульстве.

— Почему рехнулась при этом я?

— По словам амбассадора Ассамблеи, пребывающего в Чикаго с официальным культурным визитом, Болгария намерена в ближайшее время потребовать репараций от Турции за работорговлю и колониализм в размере двух триллионов евро.

Состояние крайнего изумления быстро перетекло в недоверие, а следом в потрясение.

— Я не так сказала! — завопила Кира на весь номер, мигом проснувшись.

— Уже не важно, как ты сказала. Новость разлетелась по всему балканскому сегменту соцсетей именно в таком виде. Смилян интересуется, с какого бодуна такая цифра, и почему только Болгарии.

— Сучка! — зарычала Кира, вскакивая с постели. — Нашла все-таки калькулятор!

— Дмитир и Зорница собирают срочное совещание через полчаса. Звоню предупредить.

— Арины не будет? — Кира металась по номеру, включая свет и кофеварку.

— Будет, конечно, как без нее, — в голосе Стефки звучала легкое злорадство. — Она пока занята бесконечной чередой звонков, но ситуацию со специалисткой по туркам очень хотела бы обсудить лично.

— Как хорошо, что я в другом полушарии.

— Да, видеоконференция спасает тебя от порки. Оденься максимально строго.

— Думаешь, поможет?

— Нет, но хоть выглядеть будешь профессионалом. И почитай статью, тебе придется оправдываться за каждую строчку в ней. Мне пора.

— Благодаря, миличка.

— За нищо. Чао

Статья, опубликованная на сайте «Фреш Фенгс Ньюс», содержала тридцать процентов надменности, тридцать процентов себялюбия и сорок процентов наглой лжи. Кира мрачно признала, что Тереза Вайс ловко жонглирует словами. Используя каждый абзац, чтобы доказать читателям несомненное превосходство толерантных и инклюзивных вампиров Америки, Тереза перефразировала весь их небольшой диалог до неузнаваемости. Из реплики о независимости Болгарии она сделала слоган, чуть ли не прямо призывающий к погромам турецкого населения. Одно единственное слово «Ку-клукс-клан» умело завернула в фантик одобрения их деятельности, из чего развила идею расизма внутри страны и даже приводила некую статистику о дискриминации черных в Болгарии. Кира едва успела выдохнуть — эти проблемы мало интересовали болгарских вампиров, — как дочитала до строчки, в которой проклятая рыжая дрянь уравнивала черных с турками. Прочитав статью, она некоторое время плавала в ощущении сюрреалистичности происходящего. Щелкнула кофеварка. Номер наполнил запах свежего кофе. Кира пришла к выводу, что высылка культурного атташе из Анкары это «дешево отделались».

Причина такой открытой провокации была ей, в целом, понятна. После стрельбы в лагере скаутов Доминику срочно требовался выигрышный фон, оттенить вампиров Ассоциации. Роль фона Кире по большей части нравилась. Она позволяла не привлекать к себе внимания и тихо заниматься делами, изредка кивая в такт и улыбаясь на встречах с прессой. Бурная светская жизнь приковывала слишком много внимательных взглядов и порождала цифровые свидетельства того, что Кира привыкла скрывать столетиями. Ее затянувшаяся юность и так вызывала вопросы.

Увы, в данном случае фон получился слишком кричащим. И Кира находила, что крик этот раздается не в тот матюгальник, в который следовало бы. Желание съездить в офис «DL Corp» и дать в зубы основателю, зудело, как множество комариных укусов, но визит мести пришлось отложить на вечер. Прежде ей предстояла кара за неосторожность.