Точка контроля

Глава 19. Неучтенный фактор

13 декабря

— Добрый вечер, мэм, — поздоровалась девушка за стойкой, удачно попав в секунду тишины между композициями, игравшими в наушниках.

Кира механически кивнула и улыбнулась. Тоже механически. Правила минимальной коммуникации напоминали ей технический скрипт, и каждый раз вызывали ассоциацию с роботом-пылесосом. Пересекая холл, с этими мыслями она не сразу поняла, что девушка окликнула ее дважды и явно ждет какой-то реакции. Кира замедлилась, вынула один наушник и вопросительно поглядела на нее. Девушка улыбнулась. Профессионально вежливо — не слишком ярко, не слишком сухо.

— Добрый вечер, — повторила так, словно без этого магического заклинания скрипт не запускался. — Для вас прислали корзину с цветами. Мы ожидали вашего разрешения, прежде, чем доставить ее в номер.

На лице мелькнула зависть. Кира мысленно похвалила персонал, свято чтящий правило не вламываться в номер клиента, если на двери висит табличка «Не беспокоить». Папки с документами у румсервиса вопросов бы не вызвали, а вот два разобранных ствола, в сочетании с напильником, которым она в минуту душевного порыва спиливала с них номера, выглядели не столь невинно.

— Спасибо.

Кира поправила на плече рюкзак с папками от Карен. Приблизилась к столикам у стойки, где посетители и постояльцы оставляли почту и разные мелочи на хранение. Корзина с букетом смотрелась среди конвертов почти вызывающе. Молочные фрезии, сиреневые и желтые тюльпаны, неяркая зелень. Кира не знала ее названия, но часто видела такие мелкие ниточки-листочки, собранные в веточки в цветочных магазинах Пловдива. Приятный, сочный, по-весеннему яркий букет. Карточки-визитки не было. Кира придвинула к себе корзину и внимательно рассмотрела содержимое, ожидая найти хотя бы след, ведущий к отправителю. Внутренний параноик предложил проследить цветы до магазина и выйти на поставщика. В свете новых открытий тюльпаны могли означать слишком много всего.

— Кто их доставил?

— Курьерская служба, мэм, — с готовностью откликнулась девушка.

— Есть их визитка?

— Нет, мэм. Но я могу посмотреть список доставок за сегодня и сказать вам, какая служба…

— Да, спасибо, — прервала Кира, с трудом подавив ощущение, что беседует с Кешей, который отчитывается о проделанной уборке.

Девчонка отрабатывала шаблон, но при этом хотела задержаться в поле зрения и подчеркнуть свою полезность

— Это была доставка «Time Saving», мэм.

— Они указали магазин?

— Нет, мэм. Правила курьерской службы не предусматривают информирование получателя об отправителе, если не указано обратное.

— Жаль.

— Я могла бы позвонить курьеру и…

— Благодарю не стоит.

Кира добавила ей очков за целеустремленность. Чего бы ни хотела добиться эта молоденькая девочка с юга, она готова была идти к этой цели. Кира постучала пальцами по столику рядом с корзиной. Скептичность поскреблась внутри коготочками подозрений и затихла. Просто цветы. Просто тюльпаны.

— Оставьте их на столике в гостиной, — сказала она, сопроводив это пожелание механической улыбкой.

— Разумеется, мэм, — скрипт из-за стойки ответил ей тем же.

Попрощавшись, Кира вышла на улицу. Здесь было свежо и сумеречно. Вечерний Чикаго пах предвкушением выходных. В воздухе витало легкое взбудораженное ожидание событий, вечеринок, клубов, новых знакомств. Улицы заполнялись людьми, словно где-то вскрыли упаковку с нарядной и бойкой американской молодежью. Несколько раз навстречу ей попадались пестрые компании девушек, одетых, а вернее раздетых, совершенно не по погоде. Яркие, броские платья, тонкие пальтишки поверх. Туфли на выдающихся каблуках. Кира показалась себе нахохлившимся галчонком, в своем темном, спротивном наряде. Разве что зеленая куртка с лиственным принтом могла сойти за нарядную.

Припудренный налетом усталости после рабочей недели, город встряхнулся, как мокрый пес, вспомнил, как был беззаботным щенком. Нашел под креслом забытую игрушку и примеривался к ней. Переступал с лапы на лапу, фыркал неоновыми огнями, рассыпался желтыми веснушками такси.

Из открывающихся дверей баров вылетала на улицу и воспаряла в темное небо музыка. Обрывки разговоров падали в лужицы с тихим плеском свершившегося. Утекали в реку времени, становились прошлым. Тротуары расцветали осколками истории: смятыми стаканчиками, окурками, пустыми бутылками. Не то, чтобы этого не бывало там прежде, но сейчас, на волне предвкушения, эти крапинки пятницы казались скорее признаком удачной гулянки, чем малым успехом Мусорной программы.

Перешагнув через осколки бутылки старины Джека, окончившей свои дни у ног лица без определенного места жительства, Кира подняла взгляд и остановилась. При всей социальной мишуре, распиаренной в медиа как панацея буквально от всего, в городе-миллионнике сохранялась проблема бездомных и как следствие — непроходимости тротуаров. Впереди колыхался синевой палаток стихийный лагерь, образовавшийся здесь с притоком кочевников с севера, да так и оставшийся. Обычно такие группы зимой перебирались на юг, поближе к океану, но недавняя оттепель замедлила миграцию. Возле палаток копошилась жизнь, тоже пятничная. Пили, курили, матерились. Кто-то даже занимался сексом, отчего палатка дергалась в эпилептическом припадке. Развернувшись на пятках, Кира решила пойти до вокзала другой дорогой.

Металлическая пряжка на лямке рюкзака постукивала по спине, отбивая ритм шагов. В наушниках играла классика рока девяностых. В голове крутились мысли, может ли Эмма быть знакома с руководительницей чикагского отделения ФБР. С одной стороны, у них наверняка имелся общий круг, состоящий из верхушки штата, с другой — губернатор вряд ли посвящал дочь-студентку в свои рабочие дела. Насколько Кира успела узнать, взрослых детей у Спенсер нет, а следовательно, никто их них не мог ходить в друзьях у Эммы. Сама по себе она была девочка с импрессионистами в голове, без политического влияния, опыта и цинизма. При общении не производила впечатления интриганки и вряд ли таковой станет в ближайшие годы, хотя Кира допускала, что влияние Доминика рано или поздно нарушит наивно-пуантилистический баланс в ее жизни. Однако пока для Спенсер она была бесполезна, а сама Спенсер — неинтересна девушке из мира картинных галерей.

В кармане задрожал телефон, рассыпаясь мелкой икотой нескольких сообщений, пришедших друг за другом. Кира узнала Аринину привычку начинать диалог. Притормозила возле Christkindlmarket — большого рождественского базара у станции метро Вашингтон. От ближайшей палатки ароматно пахло глинтвейном и булочками с корицей. К приятному новогоднему примешивался запах перегорелого масла и попкорна. Смесь вызывала одновременно желание попробовать и оказаться подальше. Кира поддалась последнему и отшла к соседней палатке. Вынула телефон из кармана. Поглядела на двенадцать сообщений в трее. Десять из них были фотографиями. Кира раскрыла первое сообщение и скрипнула зубами. Со снимка сочно улыбалась кукольно-красивая Уна Ван Пирр. На заднем плане угадывалась выставочная суета, правый край снимка беспощадно резал красную табличку с названием места и мероприятия. По немецким буквам и куску английского перевода в скобках Кира поняла, что фото сделано на Берлинской выставке фламандской живописи, открывшейся в мае этого года. Следующие девять фотографий тоже были с выставки и запечатлели самую разную публику, так или иначе ручкавшуюся с хозяйкой гвоздя экспозиции — малых голландцев. В сообщениях Арина предлагала посмотреть на фото повнимательнее. Вдруг обнаружатся знакомые лица? Через несколько минут пришло еще два десятка фотографий. Кира сунула телефон в карман. Избыток противоречивых впечатлений, замешанных на гневе и страхе за подругу, требовал немедленного выхода. Не придумав ничего лучше, она купила два подсвечник возле палатки, с которыми ее застали сообщения. Один в форме шара, с изображением воробья, пухлого и сурового как Портос. Второй в виде маленькой чашки, раскрашенной в стиле эбру. Ее путь теперь сопровождался тихим поскрипыванием плотной оберточной бумаги, в которую продавец завернул подсвечники. Как-то сами собой ей вспомнились пиалы и этнические серьги, купленные на индейской ярмарке в Миллениум парк. В той линии событий которая теперь не случилась.

Вокзал навалился на восприятие снопом света и шумом множества событий. Кира сделала музыку погромче, отгораживаясь от суетной транспортной жизни. Камеры хранения находились на нижнем этаже, там было малолюдно и гуляло эхо ее шагов. Оплатив ячейку номер сто сорок один до конца следующей недели — она искренне надеялась, что этого ей хватит для завершения дел в Чикаго, — Кира сложила в нее украденные у Карен документы, завернутые в пакет из Костко. Постояла, обдумывая схему дальнейших перемещений. Десяток багажных сервисов Чикаго позволял раскладывать все ценное в разных точках города, меняя расположение раз в сутки. Чем она и занималась с прилежностью трехсотлетнего параноика. Это развлечение вынуждало хвост, следующий за ней на приличной дистанции, совершать длительные прогулки. Вокзал, две кафешки, почта, киоск с газетами возле пожарной станции, музей мороженого, забегаловка с хот-догами. Все эти точки на карте не имели для внешнего наблюдателя никакой связи, кроме самой Киры.

Забрав из ячейки сорок семь паспорта и документы складских трупов, Кира сунула их в рюкзак. Подумав, выложила в ячейку, все равно оплаченную на неделю вперед, два подсвечника и захлопнула дверцу. Ей и унылому хвостику предстояла получасовая прогулка к Университету Иллинойса. В итальянском кафе неподалеку него располагалась еще одна, арендованная через мобильное приложение, ячейка.

В этой части города было потише. Менее суетно, менее людно и почти безвампирно. На Тейлор-стрит не встретилось ни одного прохожего. «Севен-элевен» на углу уже не работал, чем немного удивил. Кира не планировала предаваться безудержному шоппингу, но знала, что эта сеть принимает на работу вампиров, а значит, следует графику «лонг», то есть закрывается магазин в полночь. Притормозив у темной витрины, она убедилась, что ее провожатый отстал на одном скачков маршрута и до сих пор ее не вычислил. Успокоенная этим, свернула в узкий переулочек, выходящий к задней двери ресторана с пафосным названием «Помпеи». С этой стороны чистенького терракотового здания было граффити. В свой первый визит Кира так впечатлилась этой яркой, парящей, как феникс, курицей, что спросила имя автора. Персонал, воодушевленный интересом, рассказал чуть ли не всю биографию студента-художника, показал инстаграм и под алчущими взорами трех официантов, тоже студентов, Кира подписалась на аккаунт. Из опасений что в случае отказа, следующее граффити будет нарисовано ее кровью.

Девушка-официантка из сегодняшней смены узнала ее и приветливо помахала рукой, указывая на свободный столик. Мысленно Кира сделала себе пометочку: больше этой ячейкой не пользоваться. Места, где ее запоминали, наделялись не только приятной дружеской атмосферой, но и точкой контроля для кого-то другого. Не обязательно дружелюбного. Убрав паспорта, она села за столик и заказала чаю. После длительной прогулки хотелось согреться и поразмыслить.

Для изучения фотографий, присланных Ариной, требовалась моральная поддержка. Кира съела порцию тирамису, прежде чем снова открыла снимки и принялась отсматривать в поисках знакомых лиц. К пятой фотографии итальянский десерт иссяк. Кира повторила заказ на него и чай с мятой. Досмотрела фотографии, не найдя в них, впрочем, ничего криминального. Набор персон, частично знакомый ей по другим выставкам и светским мероприятиям, где она бывала вместе с Ариной. Лиц из паспортов, равно как и лиц из дюжины от Карен, на фотографиях не оказалось.

Допивая чай, Кира неожиданно для себя осенилась идеей и, не предаваясь долгим размышлениям, набрала номер. Гудки капали в тишину с минуту, прежде чем адресат принял звонок.

— Алло.

— Привет, Марич, — с задором поздоровалась Кира, переходя на болгарский.

— Любительница чая? — уточнил собеседник с легкой ноткой сомнения.

— Ага.

— Ну здравствуй, здравствуй. Чем порадуешь?

— Фотографиями природы, — хмыкнула Кира в ответ на иронию в словах.

— Природа у меня и своя хороша.

— Я все равно пришлю пару фоток. На минутку.

Марич хохотнул.

— Присылай уж, коли так нетерпится.

Кира отняла телефон от уха и не завершая звонок отправила три фотографии папок из квартиры Карен. Дождалась пока получатель просмотрит их и удалила.

— Как тебе вид? — спросила беспечно, словно они и впрямь обсуждали фотографии природы.

— Интересный, — задумчиво отозвался Марич. — Где нашла такую необычную смотровую площадку?

— У знакомой дома. Забегала цветы полить и сфоткала.

— Хорошие цветы. Видно, удобрения богатые.

— Да, и виды сногсшибательные. Я спросить хотела. Коды зачем еще могут быть, кроме маркировки?

— Это телефоны. Специалист читает объявление и звонит в контору, сказать, что грамотный, — Марич снова хохотнул. — Они обычно для этого используют разовый телефон или симку, но в конторе номер не меняют. Судя по цифрам, у знакомой окна выходят в разные страны.

— По номеру на каждую, — подхватила мысль Кира.

— Верно. Телефонов не было?

— Нет, только это.

— Ищи телефоны, малка чекалка, сами аппараты. Найдешь — получишь конфетку.

— Как бы пулю не получить.

— Может, и пулю, — согласился Марич философски. — Знаешь, я даже тронут, что ты мне так доверяешь.

— Разве ж может заботливый дедушка внучку обидеть? — спросила Кира не без иронии. — Пряник мне к чаю оставь. Вернусь домой — заеду в гости.

Марич рассмеялся.

— Бабуле привет передавай, българска дъщеря.

— Передам, — кивнула Кира своему отражению и повесила трубку.

Бросив смятую салфетку и пару чеков, завалявшийся в кармане, в урну Кира поднялась по трем ступенькам на деревянный подиум и уселась на скамейку. Сытный и вкусный ужин наполнил желудок приятной тяжестью, а настроение — сытой ленцой. Кира потянулась и зевнула. Облачко пара, робкое и легкое, быстро растаяло. Время ползло к полуночи.

В Чикаго эта перемена ощущалась мало. Интенсивность движения снижалась, но не рассасывалась полностью. Увеличивались интервалы межд поездами, но метро продолжало работать. Кафе и рестораны сдвинули время закрытия к двум часам ночи. Бары, и прежде работавшие допоздна, перешли на лонг-режим, закрываясь на несколько часов только ранним утром.

Арриго-парк, впрочем, опустел в пересменку. Люди уже разошлись по домам, вампиры еще не вышли на полуночный ланч. Кира сидела в уютном одиночестве, внутри зимней безветренной оттепели, и смотрела в небо. По краю кружевной рамки из голых веток оно золотилось уличными огнями.

На одной из веток сидела галка и чистила перья, изредка отвлекаясь на то, чтоб поглядеть по сторонам. Ее силуэт резким контрастом выделялся на золотистом фоне неба. Снизу она казалась геометрически правильной. Как будто мир перевернулся вверх тормашками, а галке удалось сохранить приверженность привычной системе координат. Кира несколько минут наблюдала за ней, смутно жалея, что не прихватила булочку, чтобы угостить нечаянную компаньонку по прогулке. Из крыла или с грудки, не разобрать в полумраке парка, выпало и спланировало на снег черное перышко. Кира сползла с лавочки, подняла его и встала, повернувшись к дереву. Оттуда на нее равнодушно смотрело темное дуло глушителя и такие же равнодушные глаза человека, держащего пистолет. Картинка ворвалась в расслабленное сознание вспышкой адреналина. Глухо чавкнул выстрел. Кира отпрянула, уже понимая, что поздно. Полыхнули жаром ладони. Время дрогнуло, будто в спокойное озеро упал камень, и разошлось кругами, смешивая под волной песок событий.

Кира неловко шлепнулась на задницу, пребольно ударившись копчиком. Глухо выругалась. Птица на ветке недоуменно встрепенулась.

В ушах шумело. Вспышка панического страха оседала на нервах тревожным ожиданием. Ладони горели, словно она только что подержала в руках раскаленный камень. Камень. Это слово пустило рябь по сознанию и показалось зловещим, как предсказание смерти.

Кира взглянула на руки. Из тонких порезов на ладонях мелкими капельками сочилась кровь. Галка снова встрепенулась, махнула крыльями и, легко взлетев, скрылась в кружеве темноты. На снег медленно опускалось черное перышко. Зловеще чавкнул выстрел. Кира закатилась под лавочку прежде, чем успела осмыслить это движение. Пуля прошила тонкий слой снега и вонзилась в деревянный настил там, где она лежала секунду назад, но и пространство под лавкой от дерева прекрасно просматривалось. Лишних секунд на размышления не было — Кира скатилась с подиума вниз, ломая невысокие кусты и, вероятно, ребра. Упругая ветка прочертила на лице жгучую линию от подбородка до виска. Бедро мгновенно онемело, приняв на себя всю силу удара от падения. По ноге волнами расходилась тупая боль. Кира вскочила, встречаясь со стрелком лицом к лицу. Оно было незнакомое, сосредоточенное, серьезное. Лицо человека, пришедшего в парк по делу. Кира отметила это за доли секунды, опознав профессионала и поняв всю бесполезность переговоров. Черное дуло глушителя поднималось тягуче, как в замедленной съемке. Ощущение колючего жара под кожей ладоней пришло с опозданием, когда Кира уже схватилась за пистолет. В следующий миг время стремительно ускорилось, будто пыталось догнать две спасительные паузы. Она резко вывернула стрелку руку. Он глухо зашипел, но пальцы не разжал, лишь подкрепляя уверенность в том, что она имеет дело с профи. Беззастенчиво врезал ей под дых, выбив воздух, и на долгую минуту лишив возможности сопротивляться. Пистолет она, впрочем, не выпустила и следующая пуля ушла в землю.

В крови бушевал адреналин и ярость. Сквозь жгучую боль в руках Кира дернула ствол на себя, усиливая рывок своим весом. Утоптанный снежок внезапно решил помочь ей в деле спасения жизни и, став скользким, уронил обоих противников на землю. Озлобленная, молчаливая драка за право оказаться сверху завершилась победой стрелка. Было и поражение: Кире удалось сломать ему три пальца и завладеть оружием. Он как раз поднимал ее за грудки здоровой рукой, чтобы приложить затылком о землю, когда она наконец перевернула направленный на себя ствол в нужную сторону и трижды спустила курок. Мужик не разжал пальцы. Держал крепко и не желал умирать. Кира подняла дуло и выстрелила ему в голову. Пуля прошла под подбородком, выбив из противника жизнь и частично мозги. Хватка исчезла. Кира упала на землю, все же ударившись затылком. Придавившее сверху тело заливало кровью очередную куртку.

Адреналиновый всплеск оседал. Набухала пульсацией боль. Спихнув с себя стрелка, Кира встала на четвереньки и попыталась оттереть снегом кровь с рук и лица. За этим малоприятным занятием ее застала галка, спланировав сверху и усевшись на спинку лавочки. Кира покосилась на птицу, почти сливающуюся с темнотой. Только внимательный обсидиановый глаз мерцал разумом и любопытством.

— Что смотришь? — глухо спросила она. — Помогла бы лучше.

Галка склонила голову на бок, переступила лапками.

— Не знаешь, случайно, кто это?

Галка мигнула. Кира усмехнулась. Напряжение требовало выхода и разговор казался ей даже интересным, несмотря на молчание собеседницы.

— И я не знаю.

Она подползла к телу и обшарила карманы. Нашлись водительские права штата Иллинойс на имя Бена Роджерса и мятая банкнота в пять баксов.

— Не густо, — Кира сунула находки в карман и позволила себе на минуту повалиться на снег рядом с убитым.

По телу разливалась боль, по ладоням онемение. Ныл затылок, горела царапина на лице и почему-то бровь. Кира не помнила, в какой момент она ею ударилась. Вся схватка за жизнь заняла не больше пяти минут, но принесла количество травм, сравнимое с автомобильной аварией. Размышляя о состоянии ребер — дышать было туго и больно, — Кира кое-как поднялась. Ухватила тело за ботинки и, с кряхтением и матом, поволокла к мусорным контейнерам.

— Марго, мы обсуждали это столько раз, что моя память путается в цифрах. Мы не можем снова попробовать что-то вместе, потому что мы не вместе, — голос Доминика звучал устало, но не раздраженно. Судя по тону, разговор действительно повторялся многократно и ответные реплики были доведены до автоматизма. Кира едва разбирала, что говорила собеседница, через плотную ткань гардины долетали только особенно громкие восклицания.

— Мне жаль, что это до сих пор причиняет тебе страдания, — Доминик вздохнул, но эмоционально в разговор не включился, интонации остались ровными и однообразными. — Нет, дорогая, я не ответственен за что бы то ни было в твоей жизни уже больше года, и нет, я не имею желания влиять на Алессандро.

Пискнул электронный замок на двери, звякнули об стеклянный столик у входа ключи. Доминик терпеливо выслушивал вопли, потом тяжело вздохнул.

— Это называется зависимость, дорогая, и нет, она не взаимна. Повторяю еще раз — нам с Алессандро очень жаль, но эта страница истории перевернута и…

Из трубки отчетливо донеслись рыдания. Доминик звонко принюхался. Кира слабо улыбнулась, поняв, что тонкий вампирский нюх уловил запах крови, пусть не сразу, но довольно быстро.

— Мэг… Мэг, послушай меня! Позвони доктору Уэйнрайт. Она прекрасный специалист и поможет справиться с переживаниями, а сейчас извини, у меня важная встреча, — Доминик завершил звонок, не дожидаясь нового витка разговора и еще раз принюхался.

Кира бесшумно выскользнула из-за гардины. В квартире царила темнота, подсвеченная огнями ночного города, проникающими в незакрытые шторами окна. В прихожей виднелся силуэт вампира. Через мгновение он повернулся и шагнул в гостиную. Вид имел чуть более сумрачный, чем обычно и Кира списала это на состоявшийся разговор. Отсутствие света к обширному физиономическому анализу не располагало, и она решила, что если он до сих пор не воспользовался ничем из вампирского арсенала, прямо сейчас второй схватки на выживание не состоится.

— Возможно, до нее доходило бы лучше, если бы ты не использовал слово "дорогая" и личные прозвища, — заметила она в пространство.

— Возможно, — устало и скорее рефлекторно согласился Доминик, с явным усилием шагая из одного диалога в другой. — Вам не кажется, что вы несколько превышаете свои дипломатические полномочия?

— Мне кажется, что ты пытаешься меня убрать.

Доминик тяжело вздохнул, провел рукой по волосам. Осмотрелся как-то растерянно, сделал несколько шагов по гостиной. Застилающий ее сумрак напоминал кота в засаде. Выжидал, прислушивался, принюхивался к двум фигурам, будто выбирал кто из них первым получит удар когтистой лапы. Кира стояла неподвижно, наблюдая за вампиром, который царственно опустился в кресло.

— Вы бредите. Вероятно, от потери крови, — его голос звучал ровно так же, как в предыдущем разговоре: устало, с покровительственными нотками, с какими уговаривают прекратить истерику, не особо рассчитывая на успех увещеваний.

Кира улыбнулась шире. Отошла от окна, очень стараясь не хромать. Потерпела неудачу и с глухим стоном плюхнулась в кресло напротив. Несколько минут вампир молча смотрел на глок в ее руке, найдя его интересным зрелищем, потом взглянул на саму гостью. Помрачнел и быстрым, едва уловимым движением включил торшер. Сумрачную атмосферу разбавил мягкий, теплый свет.

— Merde, — буркнул, оценив ее помятый вид. — Вам нужен доктор?

— Уэйнрайт? Она тебе начисляет комиссионные за рекомендации? — усмехнулась Кира.

— Она психотерапевт. Вам нужен… — его пытливый взгляд ощупал лицо и шею. — Хирург, полагаю?

— Любой сойдет, но, по счастью, ты не учел, что я стреляю лучше, чем одеваюсь.

— Знаете Кира, это даже обидно, — с упреком сказал Доминик. — Я ведь не сделал вам ничего плохого.

— Ну да, просто манипулировал и использовал.

Он пожал плечами, не выказав и тени раскаяния.

— У всех свои методы. Вы предпочитаете оружие, я — обаяние.

— Попытку устранения я расценила как приглашение поменяться ролями, — она демонстративно щелкнула затвором, в душе обругав себя за ребячество.

Доминик остался спокоен, не дрогнув от этой показательной угрозы.

— Вы плохо обо мне думаете, я не имею к этому ни малейшего отношения. Всю ночь работал, устал. Опять позвонила Марго… явились вы. Кстати, как вы сюда попали?

— Через дверь.

— Догадываюсь, что не в окно, как фея, — вернул он подачу сарказма. — Хотелось бы спать спокойно, чувствуя себя в безопасности хотя бы в собственной постели.

— Не претендую на твою постель.

— Лестно слышать.

— Мне вообще-то тоже хотелось поспать спокойно, — огрызнулась Кира. — А не отбиваться от желающих скрасить мой досуг.

— Тем не менее вы сидите напротив. Ваши оппоненты, полагаю… — он подвесил окончание предложения, позволяя ей самой домыслить, что имеется в виду.

— Я сижу напротив и пытаюсь понять, почему стоит мне только появиться в Чикаго, как меня пытаются убить.

— Может потому, что ваши дипломатические навыки, несмотря на все усилия Арины, остались на уровне подворотни? — едко поинтересовался Доминик, впервые проявив свои истинные эмоции.

Кира увидела, что он нервничает, вынужденный поддерживать светскую беседу под дулом пистолета, и с удивлением осознала, что ждала от него хладнокровных реакций Марича. Теперь же стало очевидно, что при всей своей силе, он обычный гражданский мужчина, не привыкший спать со стволом под подушкой или игнорировать тот факт, что сидит под прицелом. На мгновение сделалось стыдно.

— Дипломатия не мой конек, ты знаешь, — буркнула она с досадой.

Поставила пистолет на предохранитель и убрала за ремень.

— Да, знаю, — согласился он, едва уловимо расслабившись. — Вам присуще начинать коммуникацию с угроз и обвинений, не давая собеседнику возможности и слово вставить в свою защиту, не говоря уже о том, чтобы отнестись к нему с достаточным уважением.

Кира набрала воздуха в грудь, чтобы высказать все, что думает по поводу его методов коммуникации и уважения, но поперхнулась и закашлялась. Ребра, подпорченные встречей с кустами и грунтом, застонали от боли. Вместе с ними застонала Кира.

— Вам нужен врач, — серьезно сказал Доминик, и в его тоне слышалось беспокойство, не связанное с оружием.

— Нельзя, — прохрипела Кира сквозь зубы. — Это плохо отразится на ситуации.

— Полагаете, будет лучше, если вы умрете?

— Не умру, — она покачивалась в кресле, справляясь с калейдоскопом болезненных ощущений. — Мои оппоненты промахнулись в расчетах, допустив фатальную ошибку. Ты, кстати, вряд ли бы не учел этот фактор, — добавила она, с удивлением осознав, что Доминик — один из тех, кто точно знал о ее аномальной регенерации и о том, что Арина не имеет к этому ни малейшего отношения.

— И понимая это, вы допускаете мысль, что я могу быть заинтересован в вашей смерти?

— Да в сущности нет, — вздохнула Кира, признавая несостоятельность версии. — Тебе, пожалуй, выгодно, чтобы я в ходе этого визита цвела как майская роза.

— Не считая того, что моя симпатия к вам искренна, да. Куда полезнее оставить о себе самые приятные впечатления, а не марать руки кровью.

— Какой ты чистоплотненький, — саркастично усмехнулась Кира.

— Вампир моего возраста и положения может позволить себе принципы.

— А тебе сколько лет-то? — Кира с удивлением поняла, что не знает точной цифры.

— Наслаждаюсь закатами три с половиной столетия, — с налетом пафоса сообщил Доминик, поглядывая на нее со специфичным выражением лица, какое Кира часто наблюдала у тех, кто мнил себя старше.

— Хорошо сохранился, антиквариат французский, — она улыбнулась.

Напряжение спало. В гостиной сделалось тихо. Прикрыв глаза Кира покачивалась на волнах скупой боли, жестко подавленной горстью таблеток, удачно оказавшихся в рюкзаке. Реакция на ее беспардонный визит не была полна восторга, но оказалась вполне нейтральной. Приняв во внимание обстоятельства, ее даже можно было назвать доброжелательной.

— Кира, не сочтите за грубость, но теперь, когда мы определили мою непричастность к вашим проблемам, не могли бы вы уйти? — испортил впечатление Доминик, задав этот вопрос утвердительно.

Кира открыла глаза. В поле зрения попались его руки, расстегивающие запонки на рубашке, и пиджак, небрежно брошенный на спинку кресла.

— Ты так это спросил, будто отказ не рассматриваешь, — она подняла взгляд к его лицу. — А зря.

— Вам не приходило в голову, что такой поздний визит может быть неуместным? — спросил он закипая.

— Эмма в Спрингфилде, Марго, очевидно, в запое, любая другая подождет за дверью.

— Bordel de merde! Вы слишком много себе позволяете.

— Ну, пожалуйся на меня в Ассамблею, — пожала плечами Кира и болезненно скривилась.

— Отлично! — возмутился он, бросив запонки на столик. Через мгновение в кресло упала рубашка и что-то ещё, тяжелее ткани.

— Чувствуйте себя как дома, — Доминик повернулся к ней голой спиной и стремительно удалился, напоследок хлопнув дверью спальни.

— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, — усмехнулась Кира, зная, что вампир ее услышит.

Тяжело поднялась, стиснув зубы, чтобы не застонать, и присмотрелась к вещам. Поверх голубой рубашки лежали часы. Ремешок у циферблата украшал маленький медальон в форме геральдический лилии. Про себя обозвав Доминика позером, она перебралась на небольшой диванчик возле стены с книжными полками. Свет торшера едва рассеивал густую темноту здесь, при этом три двери из четырех были на виду и неплохо просматривалась часть прихожей. Кира достала из-за ремня глок. Кое-как устроив раненое бедро и подперев спину подушкой, прилегла, касаясь рукой оружия. Это немного успокаивало растревоженную вторым покушением паранойю, и вскоре усталость и боль сменил беспокойный, поверхностный сон…

… — Спорим ты меня не догонишь! — смеялась Арина, шлепая босыми ногами по мокрому песку.

— Я даже пытаться не буду.

— Давай! Тебе надо практиковаться, чтобы ловить нелегалов, когда они пытаются удрать, — Арина неуловимо быстро наклонилась и брызнула на Киру водой.

Соленые капли осыпали лицо, плечи и шею. Майка окончательно намокла и прилипла к телу. Кира сорвалась с места вперед, ни на что особо не надеясь, но испытывая желание поймать подругу за руку и как следует макнуть в воду.

— Так-то лучше!

Арина неслась вперед, все еще заметная человеческому глазу в темноте южной ночи. За ней шлейфом летел веселый смех, плеск воды, брызги и соленый ветер, насыщенный йодом и свободой. Кира мчалась следом, ощущая небывалую легкость. Ветер сквозь свист шептал что-то очень важное. Что-то, что она знала когда-то, очень давно, но с течением жизни забыла. Потеряла где-то на дне памяти, заполненной другими событиями, и вот теперь нашла. Здесь. На пляже Солнечного берега. Догоняя тысячелетнюю вампиршу, умеющую веселиться, как подросток. И чем больше она прислушивалась, тем яснее ей становилось. Это счастье…

… Разбудило тихое звяканье. Кира приоткрыла глаза, из-под ресниц разглядывая сумрачную гавань вампирской квартиры.

Доминик сидел в столовой вполоборота к ней, подсвеченный лампой слева. Кира подумала, что у него красивый профиль. Волосы, ещё влажные после душа, слегка вились. Вид он имел… странный. Внутри своих представлений о нем Кира могла вообразить его без делового костюма только голым, и, согласно этой классификации, пребывать он мог в двух состояниях: лощеного интригана и обольстительного любовника. Сидящий за столом Доминик, в домашнем непритязательном наряде: белая футболка, серые спортивные брюки и — о ужас! — босые ноги, был ей совершенно незнаком. На столе перед ним лежала раскрытая книга в твердом переплете, очевидно занимавшая все его внимание. Он ел, вилкой из тарелки, при этом не отвлекаясь от чтения и не обращая внимания на то, что жует. Кира зажмурилась, ожидая что это невероятное видение растает, но когда открыла глаза картина не изменилась. Через долгую минуту, полную неверия, она заметила, что укрыта мягким, невесомым пледом из козьего пуха, и окончательно уплыла в мир лопнувших шаблонов. Доминик перевернул страницу. Глотнул вина из синего гранёного бокала, потыкал вилкой в тарелку. Кира разглядела в ней брокколи.

— Зачем ты это ешь? Невкусно же, — презрев вежливость спросила она.

Он изящно пожал одним плечом, и не отрываясь от книги, ответил:

— Ваше присутствие лишает меня возможности насладиться нормальным ужином.

Ситуация всё ещё оставалась слишком странной, и Кира попыталась внести в нее толику стабильности.

— А читаешь что?

— Дюхтинга. Биография и творчество Сёра.

Кира закрыла глаза. Картина мира трещала по швам, и на секунду ей захотелось сделать крошечный откат и просто не допустить этого ирреального разговора. Прислушавшись к ощущениям в теле, она решила, что две минуты поворота делу не помогут, а помятое состояние усугубят.

— Как вы себя чувствуете? — негромкий вопрос вернул ее в текущую линию событий.

— Как Алиса в стране чудес. Ты не мог бы быть чуть более… нормальным.

Он фыркнул с внезапным весельем и наконец оторвался от строк. Наградил насмешливым взглядом и ехидно уточнил:

— Это каким?

— Ну… обычным. Двусмысленным скользким говнюком.

Он рассмеялся, уничтожая остатки описанного образа.

— Попробую, — сказал облизываясь, словно смакуя. — Вам не пора меня покинуть?

Кира испытала облегчение и досаду. Такой Доминик был привычен, знаком, и как вести себя с ним, она понимала, но почему-то стало обидно от того, что он пытается избавиться от нее при первой же возможности. Это никак не вязалось с пледом.

— Мне нужно подумать и немного отдохнуть. Не дави на меня, я от этого раздражаюсь и не могу спокойно рассуждать.

— Вы не думали, что меня тоже несколько раздражает это вынужденное соседство? Навязчивым ароматом вашей крови, например, пропитавшим всю квартиру.

Кира удивленно принюхалась. Пахло розмарином, немного жареным сыром и каким-то лёгким свежим ароматом, похожим на классический парфюм Кензо. Она вопросительно приподняла брови и встретила полный насмешки взгляд Доминика. Домашнего, очень человечного вампира, севшего ужинать с книжкой и тарелкой овощного рагу. Ей стало смешно.

— Моя жизнь похожа на полотна Босха, — Кира сдавленно хихикнула, морщась от боли и жмурясь от веселья

— Я не ценитель. Почему бы вам не обратиться за помощью к ФБР? Вы ведь дружны с агентом Камеро.

— На территории заказчика меня грохнуть не попытаются.

— Мне казалось, мы прояснили этот вопрос, — огрызнулся Доминик.

— У тебя как у частного лица меня искать тоже не будут, а к Рейфу нагрянут в первую очередь. Я не могу его подставить под раздачу.

— Меня, очевидно, под раздачу подставить не жаль.

— Ну, если вдруг, то будем квиты.

— Мстительная колючка.

— Пожалуйся на меня в Ассамблею.

— А вы так уверены, что я этого не сделаю? — спросил он вкрадчиво.

— Ты вроде не полный идиот, — пожала Кира плечами и с трудом приняла сидячее положение. — Не можешь не понимать, что тебя в Ассоциации отменят сразу же, как узнают, что ты добровольно улегся под Ассамблею, а протокола пожаловаться лично на меня у них пока нет. Но ты не расстраивайся, ещё пара лет, и Иштван придумает, как его реализовать.

— У вас и в Венгрии есть поклонники? — Доминик лицом выразил эталонное аристократическое высокомерие, и Кира подумала, что лилия на часах не так уж неуместна.

— Центральное крыло движения «нажалуйся на Киру» составляют турецкие нелегалы. Можешь влиться в эту уютную компашку, — она оскалилась. — Только завещание подпиши.

— И вы опять мне угрожаете, — констатировал он устало и скривил губы в некрасивой усмешке. — Я ведь могу подать прошение об отзыве вашей аккредитации представителю генерального собрания.

— Это кому же? Попросишь Софи помочь по старой дружбе? — развеселилась Кира.

На лице Доминика стремительно мелькнули удивление, досада и гнев.

— Разве Людвиг или Виктор отошли от дел?

— О, нет. Но твоя печаль в том, что такие прошения рассматривают очно где-нибудь в Брюсселе, а ты в Европе персона нон-грата. Кроме того, все понимают, что в обход Арины дёрнуть за мой поводок может разве что Киан, и что-то мне подсказывает, что ты не захочешь ему лично поведать про всю глубину фрустрации от испорченного мной ужина.

— La petite saleté! (Маленькая дрянь!) — с негодованием бросил Доминик и отвернулся, демонстративно уткнувшись в книгу.

— Чекалка, — весело поправила Кира. Доминик промолчал, досадливо поджав губы, скользил глазами по строчками, но видно было, что нынче они занимают его меньше, чем до разговора.

Кира подумала, что уязвила его сильнее, чем хотела, и о возможных последствиях этого, но мысли вскоре застряли в путанице бытовых проблем. Кира с тоской уставилась на стену и неожиданно увидела на ней картины. Знакомый триптих — лавандовые поля, речки, лодочки, дамы с ажурными зонтиками — сочные и вместе с тем умеренные цвета, почти живое ощущение теплого ветра и аромат летнего сада. Некоторые время она фантазировала на тему погоды, сезона и моды девятнадцатого века, любви дам к перчаткам и возможной романтической привязанности художника к модели, незаметно для себя уплывая в прошлое.

— Они раньше у тебя в «Монохроме» висели? — спросила просто чтобы нарушить молчание.

— Oui.

Ответ, быстрый и скупой, дал понять, что на беседу хозяин квартиры не настроен. Тяжело вздохнув Кира признала, что кредит гостеприимства исчерпан. Поднялась подавив болезненный стон, и поморщилась. Глок, большой и тяжёлый, неприятно давил на поясницу. Стараясь не шипеть от боли, Кира поправила свитер, скрывая оружие, проверила карманы, убеждаясь что телефон на месте. Выпрямилась и встретила внимательный взгляд Доминика.

— Спасибо за гостеприимство. Увидимся.

— Буду рад новой встрече.

— Не обольщайся, — ухмыльнулась Кира. — Я сумею до нее дожить.