Только в смерти

I

Потребовалось еще четыре часа, чтобы обезопасить Хинцерхаус. Разбросанные горстки Кровавых Пактийцев, которые не смогли уйти вместе с главными силами, залегли в подвалах и темных уголках уединенных галерей, и спускали ад на головы любых поисковых команд, которые обнаруживали их. Никто не умирал без кровавой резни. Это были самые болезненные потери Призраков, думал Роун. Битва закончилась, а его люди все еще умирали.

Его люди. Мысль заставляла его испытывать головокружение. После всего этого времени, они теперь были его людьми.

II

Пока продолжалась ночь, неистовый ветер Яго вопил вокруг дома, спустив с привязи самую худшую пыльную бурю из тех, какие дурная скала уже бросала на них. Пыль проникала сквозь множество разбитых и поврежденных ставен, несмотря на попытки запечатать их. Ветер стонал в коридорах и галереях, очищая их от дыма и заставляя людей дрожать. Он звучал, как горе, как стонущее отчаяние вдовы или сироты.

Где-то в шуме, поздно ночью, начала играть Танитская волынка. Харк слышал ее, горестную и отчетливую. Его койку перенесли в другую комнату, когда полевая станция заполнилась. Боль одолела его, он стоял слишком долго. Плоть на его спине пульсировала.

Когда он услышал волынку, он попытался подняться. Рука мягко прикоснулась к его плечу, и голос настойчиво сказал ему продолжать лежать.

— Я могу слышать музыку, — сказал он.

— Это Каобер, — сказала Анна Керт.

— Каобер не играет, — сказал Харк. — Никто из Танитцев больше не играет на волынке.

— У Каобера есть старая, — сказала она, — и он сейчас играет на ней. — Харк снова прислушался. Он осознал, что это была не та же самая музыка, которая преследовала его. Игра была не очень хорошая. В ней были взрывные ноты и плохие смены тональности. Это была игра того, кто не играл на волынке долгое время.

Он играл старую мелодию, старый Танитский марш, но он играл его так медленно, что он был панихидой, жалобной песнью.

— Они всё знают, — сказал Харк.

— Все знают, — сказала Керт.

III

Роун вошел в комнату, которая была офисом Гаунта. На столе лежали схемы, а вещмешок Гаунта был у стены. Несколько личных вещей валялись вокруг: планшет с данными, щетка для пуговиц, баночка с полиролем, оловянная кружка. Скатка лежала на маленькой койке. Под койкой, у одной из ножек, лежала пара носков, которая отчаянно нуждалась в починке.

Роун положил силовой меч на стол. Затем он тяжело сел. Он поднял оловянную кружку и поставил на стол перед собой. Он вытащил свою флягу, отвернул крышку и наполнил кружку наполовину.

Сейчас у них была вода, маленьких успех, который почти затерялся в плохом дне. Ладд с Белтайном были так горды своим достижением. Роуну не доставило никакого удовольствия стереть их улыбки с лиц и триумф из сердец.

Отряды Призраков потратили три часа на перетаскивание емкостей с водой в дом с внутреннего двора. Много их было утрачено, но все равно было достаточно для полных рационов, достаточно для промывки ран, достаточно, чтобы развести средство для промывки воспаленных и ослепших от пыли глаз.

Роун сделал глоток. Вода на вкус ощущалась, как дезинфицирующее средство, как емкости с водой Муниторума, как совсем ничто.

В дверь постучали.

— Войдите.

Баскевиль заглянул внутрь. — Доклады от рот скоро будут, сэр, — сказал он. — Списки жертв и доклады об обороне.

— Собери их мне, пожалуйста, — сказал Роун. — Собери все, а потом доложись. — Баскевиль кивнул. Они за всю ночь ничего не сказал о Гаунте, как и не прокомментировал повышение Роуна до командующего. При других обстоятельствах у Баскевиля были все права, чтобы обсудить это. Но Роун знал, что Баскевиль понимал, что это должен быть он. Это должен быть Танитец.

— Беренсон хотел бы поговорить, — сказал Баскевиль.

— Попроси его подождать, пожалуйста.

— Сэр. — Баскевиль закрыл за собой дверь.

Роун сделал еще глоток. Он был ошеломлен, и болезненно осознавал, что понятия не имеет, что ему теперь делать. Было тяжело думать.

— Спасибо огромное, — сказал он силовому мечу на столе, говоря с ним, как будто это был Гаунт.

— Спасибо огромное, что покинул меня и заставил самому разгребать это дерьмо. — Роун больше не ожидал счастливого конца. Еще один штурм, как тот, через который они только что прошли, скорее всего, прикончит их. Гаунт информировал Роуна об инструкциях Вон Войтца. Займите их. Это равнялось тому, чтобы остаться здесь и умереть.

В дверь снова постучали.

— Валите! — крикнул Роун.

Лайн Ларкин прохромал в комнату и закрыл за собой дверь.

— Ты глухой? — проворчал Роун.

Ларкин покачал головой. — Только непослушный, — ответил он. Он подошел к столу и сел напротив Роуна. Его протез явно натирал, потому что он вздрагивал при каждом шаге и вздохнул, когда сел.

— Заканчивай с водой, — сказал он.

Роун замешкался, а затем проглотил остатки воды в кружке.

— Есть причина, чтобы ты был здесь? — спросил Роун.

— Причина? Нет. Помогающий ангел? Думаю так. Ты и я, Эли. Нас осталось не слишком много. Все меньше с каждым проходящим днем. Ты помнишь Поля Основания, снаружи Танит Магна?

— Да.

— Кажется, это было так давно, — сказал Ларкин, вытаскивая оловянную кружку из кармана.

— Это и было очень давно, фесов идиот.

Ларкин тихо рассмеялся. — Тот ряд палаток. Там был я и Брагг, и ты, Фейгор, Корбек. Все готовые к жизни в Гвардии. Молодые, глупые и полные энергии. Готовые сжечь галактику.

Роун слегка улыбнулся.

— Готовые сжечь галактику и следовать за фесовым иномирцем по имени Гаунт на войну. Теперь посмотри на нас. Брагг ушел, давно ушел, Фейгор, дорогой старый Колм, который всегда выглядел так, как будто будет жить вечно. Фес это все, даже я не настолько цел, как бы мне хотелось. — Улыбка Роуна стала шире.

— Только тот маленький ряд палаток, — продолжил Ларкин, вытаскивая что-то еще из кармана, — и мы всё, что от этого осталось. Делает ли это нас счастливыми, или самыми несчастными из всех?

— Ставлю на последнее, — сказал Роун.

Ларкин кивнул и открыл старую бутылку, которую вытащил. Он налил немного в обе кружки.

— Что это? — спросил Роун.

— По-настоящему хорошая штука, — ответил Ларкин.

Роун взял свою кружку и нерешительно понюхал. — Это сакра, — сказал он.

— Это не просто сакра, — ответил Ларкин. — Попробуй.

Роун сделал глоток. Призрачная улыбка появилась на его лице. — Старый ублюдок, — сказал он. — Ты держал флягу с рецептом Брагга все это время.

— Нет, — сказал Ларкин, — но если я расскажу, откуда это взялось, ты не поверишь мне. — Он сделал глоток. — Это особенная штука для особенного случая.

— За кого пьем? — спросил Роун, вставая на ноги с кружкой в руке.

Ларкин тоже встал. Традиционный Танитский тост состоял из трех частей.

— За старых Призраков, — сказал Ларкин.

Они чокнулись и выпили.

— За живых, — сказал Роун, и они снова чокнулись. Сакра текла вниз так мягко, как бархат и жидкий лед.

Ларкин с Роуном посмотрели друг на друга.

— За Ибрама Гаунта, — одновременно сказали они.

— Да защитит Император его смертную душу, — добавил Ларкин.

Они снова чокнулись и опустошили кружки.

IV

Роун спал на койке, на которой спал Гаунт. Он не пошевелился, когда Эзра проскользнул в комнату.

Нихтгейнец прошел к столу и сел. Он уставился на силовой меч, лежащий на столе.

Оставалось пару минут до рассвета. Ветер кружился вокруг крепости. Нахум Ладд осторожно объяснил Эзре, что произошло, используя те отрывки древнего языка партизана, который старательно пытался выучить. Глаза Ладда были красными и полными слез.

Эзра просто кивнул и не отреагировал. Он тихо ушел и оставил Ладда своему горю.

Лунатики не выказывали эмоций. Это была часть их пути. Не было слез, причитаний, скорби у Нихтгейнцев Гереона. Такое поведение было тратой времени.

Эзра ап Нихт понял, что провалился. Он провалил последний приказ, который ему отдал отец. Человек, которому его отдал его отец, был мертв, потому что Эзра не выполнил свой долг по его защите.

Это делало Эзру тоже мертвым, позорным изгоем, обесчещенным. Эзра не был уверен, почему любой из Призраков все еще говорил с ним, или признавал его присутствие. По всей видимости, они знали о его позорном состоянии, и понимали, что единственное, что ожидает Эзру, это деада ваег, дорога трупов. Его жизнь больше не имела смысла, за исключением того, что он должен искупить вину за то, чему позволил случиться.

Эзра пробежался пальцами по клинку силового меча. Он знал, что делать: вернуть тело для погребения и отомстить за смерть десятикратно.

Он снял солнечные очки, которые дал ему Варл так много месяцев назад, и положил их на стол. Теперь ему нужно видеть, как охотящемуся коту в темноте. Он поднял свой рейнбоу и, после размышлений, взял силовой меч тоже. Эзра не был мечником, но природа и истинное владение оружием были важны для ритуала. Это должно было быть оружие мертвеца.

Роун фыркнул во сне и перевернулся. Он поднял взгляд, моргая.

В комнате он был один.

V

— Я прошу тебя только об одном, — сказал Далин шепотом. — Не умирай тоже. Пожалуйста, не умирай. — Он сидел у кровати Тоны Крийд, прижимая свою голову к ее. Она не шевелилась.

— Вернись ко мне. Кафф не сможет, я это понимаю, но ты сможешь. Ты сможешь, гак тебя. — Тона просто лежала.

В полевой станции было шумно. Медики все еще работали, разбираясь с последними и наименее поврежденными ранеными. Санитары сновали туда-сюда с пачками свежих бинтов и водой.

— Все будет хорошо, Далин, — произнес человек. — С ней все будет в порядке. — Далин поднял взгляд и увидел Майора Колеа, стоящего рядом.

— Сэр, — сказал Далин и начал вставать.

— Сиди, парень, — сказал Колеа.

Далин знал, что майор был близок с его матерью и Каффом. Колеа странно пугал Далина, не так, как Мерин и другие засранцы, чрезмерно уважительные к памяти о Каффране. Колеа был другим. Он напоминал Далину кого-то, кого он когда-то знал, давным-давно, дядю или друга семьи, возможно, еще до войны на Вергхасте.

— Моя мать знала вас, сэр? — спросил он.

— Что?

— Моя родная мать, не Тона, в Улье Вервун, где я родился. Вы Вергхастец. Вы знали мою семью?

Колеа пожал плечами. — Да.

— Серьезно?

— Я хорошо ее знал.

— Почему вы мне не говорили об этом раньше, сэр? Мои воспоминания о том времени отрывочные, но если вы знали...

— Прошло много времени, Далин, — сказал Колеа твердым голосом. — Тона с тех пор была твоей матерью.

— Я это понимаю, — сказал Далин, — но… кем они были, мои мать и отец? Вы знали их. Какими они были?

Колеа отвернулся. Он замер. — Они любили тебя, — сказал он. — Тебя и Йонси, очень сильно. И они бы гордились тем, что такая женщина, как Тона, спасла тебя.

— Они погибли в войне, так ведь? Мои родители. Они погибли в войне в Улье Вервун? — спросил Далин.

— Они погибли в войне, — сказал Колеа.

VI

Наступил одиннадцатый рассвет. Пыльная буря снаружи была такой яростной, что блокировала солнечный свет и заставляла ночь задержаться. Шум, почти жужжащий стон ветра и пыли, проносился по коридорам и галереям.

— Ну, по крайней мере, они на нападут на нас в этом, — заметил Беренсон, принимая кружку кофеина от Баскевиля.

— Потому что? — спросил Баскевиль.

Беренсон пожал плечами, забыв на мгновение, что у него одна рука перевязана, и вздрогнул. — Нулевая видимость? Они были бы сумасшедшими.

— Вы уже сражались раньше с Кровавым Пактом, майор? — спросил Баскевиль, попивая из своей кружки, пока просматривал донесения, которые доставил ему адъютант.

— Вчера был мой первый раз, — признался Беренсон.

— И вчера вы увидели что-нибудь, что хотя бы отдаленно показывало, что они в своем уме? — спросил Баскевиль.

Беренсон промолчал.

— Они могут прийти в любое время, буря или не буря, пыль или не пыль, — сказал Баскевиль. — Они не позволят ничему остановить их, кроме наших собственных сил.

— И что это должно означать? — спросил Беренсон.

— Это должно означать, что вашим силам нужно быть здесь в следующие два дня, — сказал Роун, когда присоединился к ним в главном зале. — Эта буря замедлит их. — Беренсон нахмурился. Выражение его лица было тревожно похоже на выражение, которое использовал Каффран, когда была затронута его честь.

— Ох, расслабьтесь, — сказал Роун, наливая себе немного кофеина. — Это не был камень в сторону репутации или эффективности вашего полка. Эта пыль замедлит любое продвижение механизированного наступления до медленного. Ни один командующий в Гвардии не будет наступать вслепую. Они должны быть безумными для этого.

— Я ссылаюсь на свое предыдущее замечание, — сказал Баскевиль Беренсону.

Колеа, Макколл, Даур, Тейсс и Колосим прибыли в главный зал, а за ними пришли Сломан, Камори и Мерин. Роун подождал несколько минут, пока все ротные офицеры не собрались.

— Начнем, — сказал он. — Боеприпасы?

— Ничего фантастического, сэр, — сказал Аркуда. — Осталось около сорока восьми процентов запасов. Все в порядке со стандартными ячейками, и мы может прожарить некоторое количество, если потребуется. Но мы вчера потратили патроны, трубчатые заряды и ракеты так, что вы не поверите.

— Для винтовок осталось очень мало стволов, — вставил Ларкин.

— Пошли запрос на доставку, — сказал Роун Белтайну, который делал пометки. — Будь очень точен насчет того, что нам нужно.

— Никакой груз нам не пришлют во всем этом, — мрачно сказал Камори.

— А если и пришлют…, — начал Колеа.

— Если пришлют и что? — спросил Роун.

Колеа состроил мину. — Сбрасывать воду на тот внутренний двор это одно. Сбросить боеприпасы? Взрывчатку и легковоспламеняющееся? Это может обернуться очень фесово плохой идеей.

— Значит будем сидеть здесь без орудий поддержки или тяжелой огневой мощи, — сказал Роун, — и все будет в том же состоянии, когда мы получим удар, как вчерашний. Винтовки и клинки не будут достаточным препятствием для еще одного штурма.

— Может быть, мы сможем найти альтернативную посадочную площадку? — предположил Даур. — Предоставляющую укрытие против бури, конечно.

— Начните прорабатывать альтернативные планы для безопасного получения боеприпасов, — сказал Роун. — Белтайн, в любом случае запроси груз.

— Да, сэр.

— Кстати, как там со связью?

Белтайн покачал головой. — Мы не можем вызвать Эликон или… или кого-нибудь еще сейчас, сэр, атмосферные помехи слишком сильные. Я буду продолжать пробовать.

— Пробуй, — сказал Роун, — и пробуй вызвать механизированный полк Беренсона. Было бы неплохо знать примерное время прибытия.

— Сэр.

Роун сделал еще один глоток кофеина, наслаждаясь новизной чего-то теплого, что можно выпить. Он прочистил глотку. — Защищать и удерживать, вот приказ на этот день. Бдительность первостепенна. Вы все знаете свои места и свои зоны. Я хочу, чтобы все крысиные норы, ставни и подвалы в этом фесовом доме были под присмотром. Любой контакт, любая попытка вторжения должны быть пресечены с нашим фирменным отсутствием терпимости. Еще один штурм будет очень плохим, но у меня предчувствие, что они снова могут тайно пробраться.

Офицеры кивнули.

— Скажите людям, донесите до них, — сказал Роун. — Я знаю, что настроение мрачное, но нам нужно быть вдвойне твердыми сейчас. Я не желаю никаких извинений. Убедитесь, что люди понимают, что любое проникновение сегодня будет означать, что Гаунт погиб ни за что.

Последовала неприятная пауза. Варл с неодобрением втянул воздух сквозь зубы.

— Вы думаете, что это было грубо? — спросил Роун. — Значит никто из вас не знает меня очень хорошо. Я не играю, потому что они не играют. И перед тем, как вы спросите, он бы хотел этого.

Макколл кивнул. — Я ни на секунду в этом не сомневался, — сказал он.

— Хорошо, — сказал Роун. — Кто защищает новую зону?

— Две группы под моим командованием, — сказал Баскевиль.

— Я хочу, чтобы там было чисто и безопасно через три часа, — сказал Роун.

— Конечно, если мы не найдем еще несколько новых зон рядом с новой, — ответил Баскевиль.

— Согласен. Возьми с собой Белтайна. Полный отчет о библиотеке и арсенале, пожалуйста. — Баскевиль кивнул.

— Значит, вперед, — сказал Роун. Офицеры замешкались на мгновение. Роун уставился на них, а затем вздохнул.

— Ох, и Император защищает, и вы будете жить вечно и все такое…, — сказал он, махнув рукой. — Я не поднимаю настроение. Просто идите. — Люди отвернулись, чтобы уйти.

— И последнее, пока не забыл, — добавил Роун, заставив их повернуться назад. — Кто-то взял меч Гаунта в моем офисе прошлой ночью. Охотник до сувениров, я полагаю, или какой-нибудь сентиментальный идиот. Я хочу, чтобы его вернули. Без извинений. И последует суровое наказание, кто бы его не взял.

— Я займусь этим, майор, — сказал Харк. В какой-то момент брифинга, он присоединился в конце группы. Он был полностью одет, с надетым плащом, опираясь своей массой на костыль, сделанный из шеста от носилок. Он выглядел бледным и больным.

— Вам разрешили встать? — спросил Роун.

— Нет, — сказал Харк, — но я встал. Ситуация не собирается ждать, пока я вылечусь. Керт накачала меня достаточным количеством обезболивающих, чтобы вы все выглядели, как милая улыбающаяся толпа людей. Это пройдет, я уверен. Кстати, так же не ждите от меня вдохновляющих речей, тем более, что Майор Роун был предельно точен. Мы должны удерживать это место сегодня, и завтра, и так далее, не чувствуя жалости к себе. Гаунт бы возненавидел это, если бы мы сломались сейчас. Все, на что он потратил свою жизнь, было бы потеряно.

— Всем это понятно? — спросил Роун. — Хорошо. Идите.