Только в смерти

I

К северу от Банзи Алтидс, и от скалы, содержащей в себе Хинцерхаус, пустоши протянулись на миллион квадратных километров. Пустоши были бездорожной пустыней, мозаикой из негостеприимных территорий: пыльных территорий, равнин из обдуваемых ветром валунов и щебня, сухих соляных мест и блестящих бассейнов из отполированных ветром кальцитов, которые сияли белизной на солнце. На открытых территориях пыль собралась в огромные моря из серых дюн, пронизанные каждые несколько сотен километров зазубренными скалами, которые торчали из поверхности пустыни, формируя одинокие горы, окруженные островами из лежащих в беспорядке камней.

Это было место, где можно потеряться. Несмотря на прохождение солнца и поверхность земли, здесь не было верных направлений. Это был пейзаж сухого ада, очищенный постоянным злым ветром, и выбеленный суровым светом.

Макколл проснулся. Два дня в пустоши научили его тому, что середина дня не лучшее время для того, чтобы идти по бесплодным землям, поэтому он выбрал этот период для отдыха, свернувшись калачиком под валуном. Раннее утро, поздний вечер и ночь были лучшим временем для странствия.

Что-то его разбудило. С оружием в руках, он прочесал скалы, боясь, что его обнаружил проходящий патруль или отряд разведчиков. Никого в скалах не было, никаких признаков активности. Дюны за скалой были пусты.

Он посмотрел на юг.

Несмотря на пыльную дымку, Макколл мог видеть зубчатые очертания Банзи Алтидс в дюжине километров позади. Пелена черного дыма поднималась от гор, пламенный шлейф от какого-то катастрофического взрыва.

Макколл отвернулся. Он сделал глоток воды, съел половину порции пайка, и попытался не думать о том, что могло вызвать дым.

Он научился оставаться сфокусированным. Решение, которое он принял, путь, который избрал, это были вещи, с которыми нужно смириться. Макколл был человеком бесконечной и подлинной преданности. Он понимал, что тот момент, когда он начнет думать о своих товарищах, которых он оставил позади, будет тем моментом, когда он развернется и начнет долгий путь назад, чтобы воссоединиться с ними. Поэтому он отбросил эти мысли.

Это было несложно сделать. В пустошах каждый клочок человеческой концентрации уходил на выживание. Нужно было выбирать каждый шаг осторожно, чтобы избежать падения песка и забитых пылью дыр. Местами, поверхностный реголит был таким мелким и порошкообразным, что он мог поглотить человека целиком за секунды. Нужно было высматривать отдельные камни на каменистых полях, чтобы не упасть или не расшибить колено. Нужно было смотреть за ветром, и научиться тому, чтобы можно было добраться до укрытия до того, как он поднимется и унесет вас прочь, как мертвых лист, или сорвет плоть с костей пылевым штормом. Нужно было регулировать потребление воды и избегать чрезмерного нахождения под жестким солнцем. Каждый момент бодрствования был наполнен тщательно спланированными, просчитанными действиями.

Здесь, так же, были и живые опасности. Кровавый Пакт массово присутствовал на пустошах. Макколл залегал, когда моторизированные патрули проносились мимо на отдалении. Дважды он, спрятавшись на вершине небольшого плато, наблюдал, как отряды солдат и бронетехника проезжали мимо. Кровавый Пакт двигался на юг значительными силами.

Не пройдет много времени до того, как Хинцерхаус снова встретит штурм с северной стороны.

Макколл проверил свое снаряжение, убрал с чехол лазерную винтовку и приготовился идти дальше. Он бы хотел остаться еще на пару часов, но на восточном горизонте было слабое дрожащее пятно, расплывчатое, как марево. Это была еще одна пыльная буря, появившаяся в глубоком сердце пустошей.

Макколл прикинул, что у него есть, примерно, девяносто минут до того, как она ударит, и есть девяносто минут, чтобы достигнуть еще одной одинокой скалы прямо в зоне видимости на северо-западе.

Он пошел, выбрав дорогу через отдельностоящие белые валуны у подножия скалы. Его ботинки подняли пыль, когда он перешел линию камней и начал идти по пыльной равнине. Дул легкий ветер, и маленькие пыльные вихри танцевали и носились по волнистым дюнам.

Он бросил взгляд назад и увидел, что отпечатки его шагов уже заполнялись и исчезали.

Это тревожно напомнило ему о том, что тут есть кое-что еще, о чем он старался не думать.

II

Он просчитался. Он был всего в нескольких минутах, но этого было достаточно, чтобы обречь его.

Пыльная буря, темная куча бегущих облаков, начала догонять его, пока он был еще в добрых половине километра от скалы. Несколько первых порывов ветра ударили по нему и заставили зашататься. Сила ветра была огромной. Он начал бежать, но ветер несколько раз сбил его с ног и прокатил по дюнам. Когда шторм немного стихал, он пытался ползти на четвереньках.

Ветер рвал его одежду. Частицы пыли били по его обнаженной коже и царапали ее, пока она не начала кровоточить. Свет померк, когда катящаяся масса пыли, высотой в два километра, закрыла солнце.

Уже не было никакой возможности достичь скалы. Он уже даже не мог видеть скалу. Он едва мог дышать, в его ноздрях и рту было очень много пыли. Она забила его уши, пока не осталось ничего слышимого, кроме глухого, воющего звука.

Макколл с трудом добрался до подветренной стороны большой дюны и начал копать, выкапывая полость, в которую он мог бы забраться. Он использовал свой собственный вес, чтобы вжать камуфляжный плащ в полость, а затем закутался в его свободный конец, как в кокон.

Это избавило от пыли и создало маленькую палатку, в которой все, что он мог слышать, было воем бури и собственное яростное дыхание.

Пойманный здесь, ослепленный и наполовину закопанный, он начал думать о вещах, которые раньше изгнал из разума. Была одна вещь, которая не давала ему покоя.

Оан Макколл, начальник разведчиков, был самым лучшим следопытом в полку. Его навыки в выслеживании были легендарными. Никто не мог следовать по пути или по следам лучше, чем Макколл, и ни у кого не было естественного острого чувства направления. Его таланты в этих сферах, большинство из которых были освоенными самостоятельно техниками, казались почти сверхъестественными большинству его товарищей.

Макколл понятия не имел, как он идет по следам Нихтгейнца. Он знал, что идет, и у него было сильное ощущение, что он приближается к нему, но он понятия не имел, как.

Это пугало его.

Яго был ночным кошмаром следопыта. Комбинация из пыли и ветра стирала все следы проходящего человека. Здесь не было отпечатков ног, старых следов, и здесь не было растительности, чтобы увидеть отметины.

Запах иногда был полезным инструментом, но на Яго ветер от него тоже избавлялся.

Макколл в точности не был уверен, за чем он следует. Он просто знал, каким-то образом, знал это так же, как день отличается от ночи, что он идет в правильном направлении.

Это было так, как будто здесь была дорога, четко определенная дорога, проложенная для него.

Это было так, как будто кто-то вел его.

За два дня с тех пор, как он ушел, он ни на мгновение об этом не задумывался, потому что он не хотел об этом думать. Он слез по северной стороне крепостной скалы и ушел в пустоши, ни секунды не раздумывая о том, куда мог отправиться Эзра.

Оказавшийся в дюне, с пылью, начинающей закапывать его, у него не было выбора, кроме как остаться здесь.

Мысль о том, что что-то невидимое может вести его, пугала Макколла больше, чем перспектива умереть от удушья.

III

Шторм стих через час, исчезнув так же быстро, как появился. Свет вернулся, когда пыль осела и серая дымка исчезла из воздуха. После себя шторм оставил пейзаж из переделанных дюн и болезненную пустую тишину.

На склоне одной из дюн появилась дыра, мягкая пыль посыпалась в полость, как песок в песочных часах. Дыра расширилась.

Рука протянулась в сухой воздух.

Макколл выбрался из своей неглубокой могилы, пыль стекала с него и дымилась на ветру, как дым. Он стряхнул частицы пыли с рукавов и одежды, и похлопал по шапочке. Понадобилось несколько минут, чтобы очистить очки и промыть рот и нос. Его глотка была сухой. Пазухи носа сжались. Его зрение было затуманено, как будто роговицы отшлифовали.

Он сел и опустошил ботинки. Скала, к которой он направлялся, кривой камень с плоским верхом, окруженный островом из валунов, казалась абсурдно близкой. Макколл зашнуровал ботинки и был рад тому, что решил нести свою винтовку зачехленной. Он еще раз посмотрел на юг. Бледный дым, уже меньше по размерам, все еще был отчетливо виден.

Он услышал хлоп.

Он резко обернулся и услышал еще два. Хлоп, хлоп, всего лишь слабые звуки, несомые ветром. Он встал и начал идти в сторону скалы.

До него донеслись еще звуки. Они доносились с другой стороны скалы. Он замедлился и начал расчехлять свою винтовку. Он понюхал воздух. Машинное масло, горячий металл, немытые тела.

Макколл запихнул чехол для винтовки в свой ранец и побежал по щебню, пригнув голову. Он перемещался от валуна к валуну, держась низко, прислушиваясь и принюхиваясь.

Хлоп. Хлоп, хлоп. Хлоп. Хлоп, хлоп, хлоп.

Оружейные выстрелы, приглушенные ветром. Он проверил ячейку винтовки и выскочил из укрытия.

Понадобилось пять осторожных минут, чтобы обойти скалу к ее северной стороне. Солнце больше не было над головой, и у него теперь были тени, жесткие тени, отбрасываемые валунами и скалой.

Он пригнулся при первом признаке движения, спиной к большому камню. Он вынул зеркальце на палке и осторожно направил его под углом, чтобы оно не поймало солнце.

В нем он мельком увидел, как воин Кровавого Пакта пробирается по камням с винтовкой в руках. Скотина тяжело дышала и потела так чрезмерно, что у его грязной куртки были темные следы под подмышками.

Макколл мог чуять его, он был очень близко. Он мог чуять тошнотворный пот и запекшуюся кровь, которой воин покрасил свою куртку.

Сколько их здесь еще? Он продолжал смотреть.

Воин остановился и что-то выкрикнул. В ответ раздался крик. Воин поднял винтовку и выстрелил два раза в нависающую скалу.

Макколл вытащил свой боевой нож.

Воин Кровавого Пакта забрался на большой валун и огляделся. Четверо его товарищей тяжело забирались по каменистому склону широкой линией под ним. Позади них, на дюне, стоял ржавый полугусеничник с заведенным двигателем. Патруль, на плановом обходе.

— Вой шет! К’хег ар раз гфо! — прокричал воин на камне. Еще три воина спрыгнули с полугусеничника, один из них офицер с позолоченным гротеском.

— Борр ко’дах, вой! — прокричал офицер, махая пистолетом. Троица прошла каменистую линию и последовала за остальными солдатами вверх по склону у скалы. Один солдат остался на полугусеничнике вместе с водителем, за установленной пушкой.

Воин поблизости спрыгнул с валуна и огляделся в поисках легкого пути наверх. Рука обхватила его горло сзади, а клинок скользнул ему под лопатку в сердце. Он умер без звука.

Макколл тихо опустил его тело. Он вытер клинок об его куртку и вытащил ячейки из его разгрузки. Он мог слышать, как внизу кричит офицер.

Макколл метнулся между валунов, пригнув голову. Он услышал хруст ботинок поблизости и замер.

Другой воин взбирался наверх всего лишь в нескольких метрах, выкрикивая.

Лазерная винтовка начала стрелять, и Макколл упал, боясь, что его заметили. Но выстрелы летели в скалу, выбивая пыль из голого камня.

Послышался вопль от боли и стрельба внезапно прекратилась. Макколл выглянул и попытался увидеть, что происходит. Отряд воинов Кровавого Пакта, подгоняемый офицером, более настойчиво пробирался через валуны наверх, и все они начали стрелять по скале.

Макколл убрал нож. Больше не было времени для утонченности.

Он положил винтовку на камень и прицелился. Солдат Кровавого Пакта появился в зоне видимости, прыгая с валуна на валун. Он встал, чтобы выстрелить, и Макколл снял его единственным выстрелом. Солдат упал с валуна.

Замешательство овладело вражеским отрядом. Они все слышали выстрел и видели, как их товарищ упал. Они начали кричать друг другу и стрелять в случайных направлениях. Макколл переместился со своей огневой позиции, убежав в щель между двумя большими камнями, и снова прицелился. У него была приличная линия стрельбы по одному из оставшихся вражеских солдат, но человек исчез из поля зрения, когда Макколл выстрелил, и выстрел прошел мимо. Внезапно, лазерный огонь ударил по укрытию Макколла. Он был прижат. Они стреляли по нему с двух сторон.

Он сполз в тень и начал ползти. Выстрелы врезались в камень над его головой. Отраженный лазерный заряд провыл мимо его лица. Макколл включил свой вокс и начал настраивать. Ему понадобилось почти тридцать секунд, чтобы найти частоту, которую использовал Кровавый Пакт.

Хриплое рявканье офицера наполнило его уши. Он медленно переводил. Его свободное владение языком Архиврага несколько ослабло с тех пор, как он провел длительное время на Гереоне. Что-то типа — … больше одного. Найдите обоих, или я…

Последовали какие-то угрозы для внутренностей, которые Макколл был рад не переводить, так как там речь шла о траншейных топорах и пальцах.

— Вой шет д’ха жехина, дуктаз! — воксировал Макколл и поднялся. Офицер и еще три солдата смотрели в другую сторону. Не удивительно, еще считать то, что кто-то только что сказал им — Примите во внимание, что один из них позади вас, невежественные задние проходы! — хотя и гораздо более просторечно.

Макколл выстрелил офицеру в затылок, перевел прицел и, так же, убил одного из солдат до того, как офицер даже упал. Остальные двое обернулись и открыли огонь. Один загадочно упал, как будто поскользнулся. Макколл расстрелял последнего очередью.

Закрепленная пушка начала извергать огонь по камням. Двигатель полугусеничника яростно взревел, а черные выхлопные газы вырвались из задних выхлопных труб, как будто водитель собирался экстренно уехать.

Макколл прицелился. Расстояний было плохим, но он не мешкал. Он нажал на спусковой крючок и держал его, выпустив полдюжины выстрелов в полугусеничник.

Несколько первых поцеловали корпус и погнули маленькую защитную пластину, прикрепленную к кронштейну вокруг пушки. Пятый или шестой заряд попал стрелку в голову и сбил его с машины. Полугусеничник дернулся и начал двигаться, его гусеничная секция подняла облака пыли, когда он разворачивался. Макколл встал и накрыл водительскую дверь и окно выстрелами. Машина дернулась, повернулась, и снова дернулась, пока не остановилась. Ее двигатель дико заработал на повышенных оборотах, как будто мертвый груз давил на газ. Затем машина замерла, а ее двигатель затих с нездоровым стуком.

Тишина. Макколл пробирался мимо валунов, проверяя тела мертвых и забирая их боеприпасы. Он нашел того, кого не убил, хотя смерть воина была совершенно очевидной.

Макколл остановился. Медленно, он поднял руки. Он инстинктивно знал, что кто-то целится ему в спину.

— Эзра? — прошептал он.

— Хват сеязи, сидзе? — спросил голос позади него.

IV

Макколл медленно повернулся. Эзра ап Нихт стоял позади него с нацеленным рейнбоу.

Нихтгейнец был цвета Яго. Его одежда и воуд на лице, каким-то образом, впитали бледный серый цвет дурной скалы. Эзра применил какую-то технику камуфляжа, за то, чтобы узнать какую, Макколл заплатил бы реальные деньги.

— Это я, — сказал Макколл. — Хистью.

Эзра кивнул. — Хистью, сидзе, — подтвердил он. Его прицел все еще не двинулся.

— Ты всегда зовешь меня так, — сказал Макколл. — Я не понимаю твой язык так, как понимал Вен. Что это значит?

— Призрак, — ответил Эзра.

Макколл улыбнулся. — Тебе не нужно направлять на меня эту штуку, соуле, — сказал он.

— Камензи таек Эзра баквей, — ответил Эзра, все еще целясь.

— Нет, — сказал Макколл.

— Камензи сидзе, камензи таек Эзра бай Роун хис вирд.

— Ради Роуна? Ты думаешь, что он приказал мне вернуть тебя? — Макколл покачал головой. — Нет, соуле, нет, нет. Я здесь не поэтому.

— Нет? — отозвал Эзра. — Сеязи нет?

— Я пришел за мечом, — сказал Макколл, осторожно указывая на оружие, привязанное к спине партизана. — Оно не твое, мой друг. Оно принадлежит полку. — Эзра медленно опустил рейн-боу. — Эзра итис.

— Нет.

— Эзра итис, — настаивал Нихтгейнец. — Соуле Гаунт, деада хи. Со волкен зис деада ваег Ю гоу, бладтолл ту мейкен.

— Кровавая дань? Ты имеешь в виду, месть?

Эзра пожал плечами. — Нот кен Ю вирд, соуле.

— Месть? Возмездие? Расплата? Ты собираешься отнять жизни за жизнь Гаунта?

— Лифс фор Гаунт хис лифен, бладтолл со, — кивнул Эзра.

Последовала долгая тишина, нарушаемая только печальной песней пустынного ветра. Макколл почувствовал внезапную, неизмеримую печаль: о партизане, о Гаунте, о себе. Вот как все должно закончиться, печальный, грязный конец. Верность и преданность, долг и любовь, все растянулось и деформировалось до неузнаваемости и потускнения.

— Ты думаешь, что подвел его, так ведь? — тихо спросил Макколл.

— Сеязи тру, сидзе соуле.

Макколл кивнул. — Я понимаю. Я тоже это чувствую. Мне нужно было быть там. Мне нужно было быть там и…, — Его голос затих.

— Фес! — сказал он. — Трон, как бы он над нами смеялся!

Эзра нахмурился. — Гаунт лаффен хи?

— Да, над нами! Два идиота в центре нигде, оба думающих о том, что делают правильную вещь! Он не беспокоится! Не сейчас! Он мертв, а мы из себя сделали дураков! — Эзра все еще хмурился. — Зе деада ваег ит ис зе ласт ваег.

— Что? Что такое деада ваег?

Эзра задумался на мгновение, пытаясь подобрать слова.

— Труп. Дорога, — сказал он.

— И куда она ведет? — спросил Макколл.

Эзра сделал жест в сторону моря дюн вокруг них.

— Туда? — спросил Макколл, осматриваясь. — Всегда?

Партизан покачал головой. — Клозен бай, сидзе соуле. Бладтолл вейтен. — Макколл посмотрел на Эзру. — Ты позволишь мне забрать меч? Ты позволишь мне отнести меч Гаунта назад в дом?

Нихтгейнец покачал головой. — Ит маст…, — начал он, снова сражаясь со словами, — …ит маст быть его меч. Его оружие. Ради бладтолл.

Макколл вздохнул. У него не было никакого желания драться с Эзрой ап Нихтом. Он был совершенно не уверен, что победит.

— Ладно. Тогда, позволишь ли ты мне пройти деада ваег с тобой? Позволишь ли ты мне помочь тебе совершить кровавую дань?

Эзра кивнул.

— Тогда, ладно.

Бок о бок, они спустились вниз через камни на поверхность пустыни.

— Скольких из них мы должны убить? — спросил Макколл. — Чтобы совершить кровавую дань, я имею в виду?

Эзра ухмыльнулся. — Всех них, соуле, — произнес он.